(Не)называй ее по имени

С тех пор, как они узнали о болезни леди де Сарде, что-то неуловимо изменилось. Его занозы стали еще ближе друг к другу, если это вообще возможно — мальчишка постоянно находился рядом с сестрой, готовый обнять, взять за руку, сказать что-то тихое, предназначенное только ей. Они все так же тренировались, наведывались в таверну, но за смехом Курт видел печаль в глазах — и ее, светлых, почти прозрачных, и его, голубых, как небо. Леди де Сарде перестала выходить из своей комнаты, и Курт не мог ее винить — видеть, как красивое лицо покрывается язвами и темными прожилками, должно было быть невыносимо. Или было — пока она не ослепла. — Мама больше не видит, — сказала девчонка, пока они отдыхали от тренировки. Мальчишка, конечно, тут же обнял ее, зарылся лицом в затылок. — Врачи не говорят, сколько ей осталось, — продолжила она. — Но я бы не хотела уехать и оставить ее одну. И стоит ли удивляться, что отъезд назначили совсем скоро, внезапно и без предупреждения? Курт знал, что она провела в кабинете принца какое-то время — возможно, даже пыталась уговорить его отложить отъезд. Она вышла от него печальной и кивнула Курту. — Он хочет с тобой поговорить. За эти несколько недель д’Орсей, кажется, постарел лет на десять. Он поднял на Курта глаза, и впервые он не увидел в них презрения и надменности. А вот тон его голоса не изменился — должно быть, он уже и сам не замечал, что разговаривает так, будто перед ним нищий попрошайка. — Вы будете охранять Катрин. Мой сын станет наместником Новой Серены, и у него будет достаточно охраны, но ей понадобится все ваше внимание. Вы не оставите ее ни на секунду, будете следовать за ней повсюду. С чего бы это? Насколько успел разузнать Курт, на острове было опасно — но не в городах же! — Запомните, ни на шаг от нее не отходите, — повторил принц. — От нее зависит весь успех этой затеи. Только от нее. Курт удивленно приподнял брови, но ничего не сказал — задавать вопросы этому человеку было бессмысленно. — Я понимаю, что вы провели с ними много времени и считаете их детьми. Но помните, что Катрин долго готовилась к этому заданию, пусть и не зная о нем. Это ее работа, и ее решения. Понятно. Скажет прыгать — прыгай. Скажет сжечь город — сжигай. — Я понял. — Вы свободны. Берегите ее. Последние слова долетели до Курта, когда он уже почти вышел из кабинета. Он не остановился, сделал вид, что не услышал, но еще долго думал — переживает ли принц за свою племянницу, или тут скрывается что-то еще? Уж очень непривычно было слышать от него такие слова. Сборы были поспешными, и несколько дней Курт почти не видел ни девчонку, ни ее кузена. Последние распоряжения интенданта, последние наставления начальства, последняя кружка эля в таверне, последний раз — и их будет еще много, самых последних — проверить, все ли оружие упаковано, пересчитать каждую шпагу, меч и пистолет, проверить, не забыли ли отвезти в порт сундуки с их одеждой. Это, конечно, не было его задачей, но Курт слишком уж привык держать все под контролем. К тому же, такая занятость отвлекала его от мыслей о плаванье. С самой высокой точки Серены, где располагался дворец, было видно порт и стоящие в нем корабли. Он уже успел рассмотреть «Морской конек», на котором им предстояло плыть, и даже познакомился кое с кем из команды, правда, капитана так и не увидел. Дел у того явно было по уши, и Курту стало его немного жаль: шутка ли, везти на своем корабле двух таких важных особ. — Капитан, — подошел к нему один из недавних новобранцев. — Вас ждут во дворе. Теперь он был тем, кто отдавал последние распоряжения — солдатам, которые оставались во дворце и должны были отвечать за жизнь принца. Он так увлекся, что, когда во двор вышла девчонка, он и к ней обратился так же, как к своим солдатам. Последняя тренировка — было в этом что-то символичное и почему-то грустное. Такое же грустное, как ее глаза. — Нужно попрощаться с мамой. И найти Константина, он не появлялся со вчерашнего вечера. Ах да, кажется, он что-то слышал — прощальная попойка, что ли? Неужели этот маленький болван думает, что в Новой Серене нет таверны? — Подожду тебя снаружи. Когда она вышла к нему, в ее лице была обреченность. Больше всего Курту хотелось обнять ее, прижать к себе — как тогда, в его комнате, но он ограничился лишь тем, что похлопал ее по плечу. — Знаешь, чего я хочу? Он приподнял брови. — Отлупить кого-нибудь, — горько усмехнулась она. — Надо было устроить эту тренировку после того, как я зайду к маме. — Отлупишь Константина, — сказал он ей. — Совсем свихнулся, пропадать в такой день. Ему было совестно нагружать ее своими делами, но другого выхода не было — он в этом словоблудии ни хрена не понимал, а только оно, кажется, могло спасти какой-то груз, который нужно было доставить на корабль. К его удивлению, девчонка не стала тратить много времени на разговоры — возможно, сказалось ее желание кого-нибудь отлупить. И они отлупили — сначала охрану, потом очередных грабителей, а потом едва не досталось хозяину таверны. — Ты в порядке? — Не переживай, меня не стошнит, — улыбнулась она. — Мы же никого не убили. Но не могу обещать, что не убью Константина, когда его найду. — Я тебе помогу. Она рассмеялась, и Курту на миг показалось, что нет никакого малихора, и ее мать здорова, и все совсем как раньше. А потом он обернулся и увидел заполненную трупами улицу. Так, как раньше, не будет больше никогда. Ни для кого из них. Осталось только выяснить, как с этим жить дальше.