(Не)называй ее по имени

Две недели. Три недели. Когда же кончится это бесконечное плавание? Курту казалось, что он всю жизнь проторчал на этом корабле, что в мире нет ничего, кроме моря и бесконечного неба, куда ни глянь. От солнца болела голова, корабельная еда надоела ему уже неделю назад — Курту хотелось сесть в таверне, взять кусок жареного мяса, налить в кружку эль и сидеть, не опасаясь, что еда уедет от него на другой конец стола. А тут еще и зеленокровная — мальчишке и правда стало полегче, как и обещал Васко, и она стала появляться на палубе куда чаще. Она сидела, слушала байки, которые с охотой травил боцман, пялилась на море, а Курт пялился на нее. Ветер трепал рыжие пряди, выбившиеся из узла на затылке, а солнце делало ее кожу совсем прозрачной — она казалась совершенно неуместной здесь, на поскрипывающем корабле, среди грубых моряков с обветренными разрисованными лицами. Что ему действительно нравилось — пожалуй, единственное, что ему нравилось, — это закаты. Ему нравилось, как садится солнце — сначала медленно, а затем словно ныряет в потемневшую воду. Ему нравилось, что небо и вода становятся на закате медно-золотистыми, почти такого же цвета, как волосы зеленокровной. Ему нравилось, как теплый свет превращает ее фигуру в пылающий костер, а последние лучи нежно касаются ее щек. Проклятье, чтоб его разорвало. Хватит уже вести себя, как подросток! — Ты когда-нибудь чувствовал себя одиноким? Сегодня она была меланхоличной и задумчивой. С чего бы это, интересно. И с чего бы ей задавать ему такие вопросы? — Постоянно. Она фыркнула, но, покосившись на него, поняла, что он не шутит. — Постоянно? — Именно. А что, ты хочешь это исправить? И кто тянул его за язык? Курт постарался исправить положение, криво усмехнувшись и приподняв бровь — видишь, я тебя просто дразню. Ничего другого я в виду и не имел. Правда-правда. Она купилась. В глазах блеснули искорки смеха, и она старательно придала лицу выражение оскорбленной невинности. — А ведь мы с Константином всегда были рядом. Мы были почти неразлучны! — Меня больше заботила ваша безопасность. Времени на дружбу не оставалось. Курт ненавидел ложь и был счастлив, что может не врать. Они были его работой. Они и остаются его работой. — Теперь у нас достаточно времени, — сказала она, изменившись в лице. Повернула лицо к морю, уставилась на него, не видя — Курт заметил и печальный изгиб ее губ, и грусть в задумчивых глазах. — Мне одиноко, — тихо призналась она. — Мама осталась в Серене, и я понимаю, что не успею найти для нее лекарство. Константину плохо, и я тоже ничем не могу ему помочь. Я люблю море, но мне чудится, будто я совсем одна, и вокруг только вода, и я в ней тону. — Не стоит заводить дружбу только для того, чтобы не чувствовать себя одиноко, — сказал он. Более грубо, чем собирался, — возможно, чтобы отвлечься от настойчивого желания обнять ее, зарыться носом в волосы (так, как часто делал мальчишка) и защитить и от одиночества, и, если понадобится, от всего мира. А вот теперь она действительно оскорбилась. Оттолкнулась от борта, посмотрела ему прямо в глаза — сердито и обиженно. — Я всегда хотела, чтобы мы могли дружить. Проходя мимо него, она добавила — так тихо, что он мог списать это на шум ветра: — Больше, чем дружить. Ужин в каюте капитана давно закончился, но они не расходились — сам Васко, Курт, де Курсийон и неугомонная парочка. Старый лис клевал носом, и Курту даже пришлось слегка пихнуть его локтем. Тот сонно моргнул и поднялся из-за стола. — Пожалуй, я пойду, — сказал он. — Время уже позднее, и вам тоже не следует засиживаться, молодые люди. Когда де Курсийон ушел, зеленокровная состроила гримаску. — Я совсем не хочу спать. — Я тоже, — кивнул мальчишка. — Может быть, сыграем в карты? Курт пожал плечами. Спать ему, честно говоря, тоже не хотелось. — Отберем у Курта все его жалованье? — невинно поинтересовалась девчонка. — Я слышал, как Луи оставил его в одних подштанниках, — шепотом, но во всеуслышание заявил мальчишка. Что он себе позволяет? И вовсе не в подштанниках, а только без жалованья! — Константин! — А чего? — усмехнулся тот. — Ты же говорила, что тебе интересно, есть ли у него еще шрамы. Вот если мы оставим его в одних подштанниках, увидишь. — Мне было двенадцать лет! Глядя на отчаянно покрасневшую девчонку, Курт подумал, что последний стакан вина был для мальчишки лишним. Надо как-то спасать зеленокровную, иначе она вспыхнет и рассыплется золой. И он следом за ней. — У меня есть шрамы, — сказал он. — На груди, на спине и на животе. Но вам их никогда не видать, потому что вы — не Луи. — Так ты играешь? — Конечно, — усмехнулся он. — Я не могу упустить шанс подзаработать. — Капитан, не желаете присоединиться? Курт поднял брови. Девчонка обратилась к этому разрисованному гордецу таким тоном, что только идиот не согласился бы. Был в нем и намек, и кокетство, и соблазн — Курт вспомнил, как наигранно она щебетала с поклонниками, и старательно придал лицу скучающее выражение. Она его завлекает, что ли? — С удовольствием, — в тон ей ответил Васко. Снял треуголку, пригладил волосы, расстегнул бушлат и сел напротив девчонки с легкой улыбкой. Какого хрена здесь происходит, интересно? В последнее время Курт предпочитал находиться от нее подальше, чтобы не искушать судьбу, и все же время от времени думал: показалось ли ему это ее «Больше, чем дружить», или она правда это сказала? Может быть, показалось, и она все это время пыталась охмурить навта? Он экзотичен и, надо признать, недурен собой — вон какая мордашка смазливая. — Я раздаю! — услышал он мальчишку. Тот достал из кармана потертые карты и деловито раскидал их на четверых. Потом нагнулся к девчонке, что-то ей прошептал, — она улыбнулась и кивнула. Заметив взгляд Курта, она пожала плечами и улыбнулась еще шире. — Родственные разговоры, ничего особенного. Ну да, конечно. Если он их знал — а он их отлично знал! — они только что договорились работать сообща. Ну-ну, посмотрим, кто кого. Спустя час на столе лежала приличная горка монет. Мальчишка, как ни странно, вылетел первым, и теперь увлеченно следил за сестрой, подсказывая ей что-то на ухо. Курт внимательно за ними наблюдал, но мелкие засранцы ничем себя не выдавали. Наверное, поэтому аристократов учат держать лицо — у них же не физиономии, а застывшие маски! Девчонка подняла на него глаза, и он увидел в них азарт и вызов, неподобающие леди. — Лучше сразу сдавайся, Курт, — предложила она. — Тебе меня не перебить. Вам, капитан, тоже. — Согласен, — неожиданно выдал навт. — Еще вина? — Серьезно? — Да, — он пожал плечами и открыл карты. — С таким набором мне никого не перебить, уверяю вас. В последние минуты карта мне абсолютно не шла. — Что ж, я не откажусь от вина, — улыбнулась девчонка и перевела взгляд на Курта. — Нужно уметь проигрывать, не правда ли? — Правда, — согласился он. — Проигрывай. Ее улыбка стала шире. Курт подумал, что она похожа на какого-то хищника — может быть, на лисицу? Такая же рыжая, хитрая и себе на уме. — Удваиваю, — сказал он, доставая из кармана монеты. Небрежно кинул их в кучку к остальным. Оценивающе глянул на нее. — Боюсь, я поставила все, что у меня было, — сказала она. — Но я поддерживаю, если ты мне поверишь. К тому же, все равно эти деньги заберу я. — Посмотрим. Еще через полчаса Курту стало казаться, что они играют не в карты, а во что-то другое. Во что-то большее. Она разрумянилась, сняла камзол, оставшись в тонкой рубашке, небрежно завязала волосы в узел и наблюдала за ним — внимательным и цепким взглядом. Курт его отлично знал: так она смотрела на него на тренировках, пытаясь предугадать следующее движение. И все же сейчас в ее глазах было что-то еще, какие-то неясные тени, которые он не мог опознать. Мальчишка уткнулся подбородком ей в плечо, навт нависал над ней с таким же заинтересованным лицом, а она смотрела на Курта, и он видел только ее глаза. Серые, почти прозрачные, с вкраплениями золота. — Сдавайся, Курт, — сказала она, выкладывая на стол козырную карту. Он нахмурился и поднял ее. — Тебе не победить. Мне осталось списать одну карту, тебе меня не догнать. Он раздраженно вздохнул и сдался, открыл карты, бросив их на стол. Курт не любил проигрывать. Ненавидел. Но именно ему и нужно было списать еще целую сраную кучу этих сраных карт. Он ожидал, что она будет радоваться: обнимет мальчишку, рассмеется, но, к его удивлению, рассмеялись как раз мальчишка с капитаном. — Превосходная игра, миледи, — уже направляясь к выходу, сказал Васко. — Доброй ночи. — Доброй ночи, капитан, — улыбнулась девчонка и тоже встала из-за стола. Правда, уходить она не спешила: оперлась руками о стол, слегка нагнулась к все еще сидящему Курту и ее голос стал таким приторным, что он понял: что-то здесь не так. — Нужно уметь проигрывать, — пропела она, по одной открывая оставшиеся у нее карты. — Особенно, когда играешь с эмиссаром Содружества. Курт смотрел на ее карты и не верил своим глазам. Если бы он не сдался, она бы проиграла — у нее был только один козырь, с которого она и пошла. Остальное — хлам, мусор, полнейшее дерьмо, чтоб ему провалиться! Как он мог купиться на ее блеф? Проходя мимо Курта, мальчишка похлопал его по плечу. — Думаю, из нее выйдет отличный дипломат, а? Все еще посмеиваясь, он вышел наружу, и Курт понял, что остался наедине с зеленокровной — впервые за много-много дней. Она просто твоя работа. Она твоя работа, за которую тебе платят деньги. Она аристократка и твоя работа. Она просто… — Ты расстроился? Должно быть, на его лице что-то отразилось: девчонка смотрела на него растерянно и озабоченно, куда только подевалось это самодовольное торжествующее выражение. — Нет, — сказал он и тоже встал. — Ты молодец, зеленокровная. Отлично блефуешь. Она просияла улыбкой, и Курт отвел глаза. Девчонка сгребла монеты, ссыпала их в карман камзола и перевесила его через руку. — Спасибо. Он остановился у дверей, чтобы ее пропустить, но она не торопилась выходить из каюты. Развернулась к нему, улыбнулась — слегка, почти одними только глазами, замерла на мгновение. — Жаль, что проигравшим не достается утешительного приза, — сказала она. — Не расстраивайся, в следующий раз ты обязательно выиграешь. А потом она… эта наглая, самоуверенная, избалованная девчонка — взяла и поцеловала его: прижалась к небритой щеке своими невозможно теплыми губами, обожгла дыханием, задержалась на мгновенье и отодвинулась. А потом развернулась и ушла, не оглядываясь. Как будто они были друзьями. Или больше.