(Не)называй ее по имени

Время словно замерло. Очертания острова маячили впереди, и Васко сказал, что остается совсем недолго — несколько часов, и они будут на земле. С тех пор прошла, как казалось Курту, сотня лет, а они все стояли на одном месте и смотрели на скалы, вырисовывающиеся в утреннем тумане. На корабле царила суматоха — надо признать, весьма умело организованная. Васко стоял посреди палубы с раздражающе самодовольным видом и время от времени отдавал приказы. Не в силах усидеть в своих каютах, зеленокровная и мальчишка торчали здесь же, словно приклеившись к борту этого корыта, которое надоело Курту так, как он и представить себе не мог. Ловко увернувшись от юнги, с безумным видом тянувшим какой-то канат, он подошел к ним. — Ты тоже чувствуешь это, дорогая? — мальчишка повернул лицо к сестре: его глаза сверкали, а лицо сияло так, что могло осветить и ночь. — Потрясающе, правда? Вот он, наш волшебный остров, и где-то там наш город! Мой город! Мы свободны! Курту было видно лишь профиль девчонки — почему-то застывший и едва ли не скучающий. Она нацепила свою придворную маску, но зачем? Наконец она улыбнулась мальчишке и сжала его плечо, но и улыбка ее была слишком сдержанной. Что-то здесь не так. — Верно, — только и сказала она. Мальчишка, не заметив напряжения, просиял еще одной улыбкой и едва ли не бегом кинулся ближе к носу корабля. Пожалуй, он едва сдерживался, чтобы не двинуться к острову вплавь. Девчонка обернулась к нему, и Курт увидел, как исчезает ее маска. А под ней — что это, вина? Смущение? — Он так рад, — сказала она и вымученно улыбнулась. — А я… чувствую себя очень странно. Курт приподнял одну бровь. Она встретила его удивленный взгляд, хмыкнула и оперлась локтями о борт, опустив голову. — Я чувствую себя виноватой. Я счастлива вырваться из Серены, из дворца, сбежать от этих людей. Я счастлива, что больше не увижу улицы, заполненные больными и мертвыми, что здесь не будет запаха костров, на которых их сжигают. Она подняла голову, и теперь Курт понял, в чем дело. В ее глазах блеснули слезы, но она упрямо дернула головой. — Но как я могу быть счастлива, зная, что бросила мать умирать в этом проклятом городе? Зная, что не смогу найти для нее лекарства? Это меня разрывает, Курт, я совсем запуталась. Как и в прошлый раз, когда она открылась ему, когда сказала, как ей одиноко, ему захотелось обнять ее, но он ограничился тем, что положил свою руку поверх ее. — Ты ведь не на прогулку отправилась, — грубовато сказал он. — Ты найдешь это лекарство, и тогда Серена перестанет быть проклятым городом. — Но… — Твоя мать знала, что ты не успеешь найти лекарство. И ты это знала. Останься ты там — ничего бы не смогла поделать, хоть наизнанку вывернись. Ее взгляд был неуверенным, она закусила губу, словно размышляя, имеет ли право радоваться. Он мог ее понять: в конце концов, она никогда не уезжала от матери даже когда та была здорова. Но ей придется с этим смириться — скорее всего, Ливи де Сарде уже нет в живых, а они даже не добрались до Тир-Фради. — Если хочешь знать, лично я рад убраться оттуда подальше, — сказал он ей и веско добавил: — Просто усраться как рад. И она, наконец-то, улыбнулась — слабо, но вполне искренне. — Смотри, чтобы мэтр де Курсийон не услышал. Подобные слова не предназначены для ушей леди. Он фыркнул, а она, благодарно сжав его руку, неспешно двинулась к носу — туда, где нетерпеливым щенком прыгал мальчишка. Встречу им организовала наместница — бывшая наместница, поправил он себя, — невысокая приятная женщина, чье лицо уже было покрыто сеточкой морщин. И все же, помимо ее любезной улыбки, Курт обратил внимание и на жесткую складку у губ, и на внимательные холодные глаза. Пожалуй, эта дамочка и вправду могла управлять колонией. Невольно Курт сравнил ее с мальчишкой — и, надо признать, сравнение вышло не в пользу последнего: его юношеский задор и пыл могут ему помешать. Мальчишка, конечно, и не думал сдерживаться — не успела бывшая наместница обменяться с ними и парой слов, а он уже тащил ее вперед, в город, осматривать свои новые владения. Она, похоже, удивилась, но, обернувшись и одарив их прощальной, чуть растерянной улыбкой, покорно последовала за ним. — Что это вы пили? — спросил он у девчонки, которая настороженно косилась в сторону Васко, болтающего с каким-то навтом. — И почему это не дали остальным? — Сохрани тебя Озаренный, — рассеянно ответила она, оглядываясь по сторонам. — Радуйся, что ты это не пил. Гадость жуткая, ничего хуже не пила. Какой-то травяной отвар для восстановления сил. — Я для восстановления сил предпочитаю эль. — Я бы тоже предпочла его, — согласилась она. — Тоже гадость, но не настолько. — Почему мы здесь стоим? — поинтересовался он. Даже старый лис де Курсийон, кивнув им, завязал беседу со стражниками и пошел с ними во дворец, осматривать свой новый дом. Девчонка же, нетерпеливым жестом отказавшись от сопровождения, не сошла с места. — Хочу поблагодарить капитана за плаванье, — сказала она. — Константин тоже бы этого хотел, но… — Загорелся. Она усмехнулась, и в этот момент к ним подошел Васко, злой, как демон. — Меня списали! — выплюнул он, едва добравшись до них. В желтых глазах была такая ярость, что Курт, пожалуй, не хотел бы попасть ему под горячую руку. — Адмирал меня уволила! — Что? — с лица девчонки слетела ее привычная маска, и она выглядела растерянной и возмущенной. — Это какое-то недоразумение, мы с Константином довольны плаваньем. Он просил меня поблагодарить вас, поскольку не успел сам. Возможно, мне стоит поговорить с адмиралом? — Нет, — отрезал Васко. — Это ничего не даст. Она не объяснила причины моей отставки, но сказала, что я должен помогать вам в вашей работе. Всем, чем смогу. Последние слова он произнес сквозь зубы, и девчонка недовольно сощурила глаза. На ее месте он бы тоже был недоволен — адмирал не спросила ни ее, ни мальчишку, она просто приставила к ним своего человека. Может, он должен за ней следить? Может, навтов интересуют какие-то тайны д’Орсеев? Он был готов биться об заклад, что девчонка подумала о том же. К тому же ей наверняка не понравилось настроение этого разрисованного гордеца. — Если вы действительно собираетесь мне помочь, то нам нужно прояснить кое-какие детали, — холодно сказала она. Перед Куртом стояла идеальная леди, неприступная и надменная — такая, какой она должна была бы стать по-настоящему, безо всяких масок. Как же хорошо, что ей удалось этого избежать! Он даже поблагодарил бы за это, да кого — демонов? Просветленного? Самого Озаренного? — Я полагаю, что вас не устраивает ваше новое назначение, и не только из-за того, что вас списали с корабля. Вы на меня злитесь? Васко со свистом втянул воздух, и Курт нахмурился. У капитана явно была горячая голова, он был молод, и, в общем-то, даже нравился Курту. Но будь он проклят, если позволит ему выплеснуть свое раздражение на зеленокровную. — Я злюсь не на вас. Он выдохнул, и Курт с удивлением заметил, как его взгляд смягчился, когда он посмотрел на девчонку. — Думаю, я был с вами груб. Я чувствую себя некомфортно в обществе знатных господ. Полагаю, я должен принести вам свои извинения. — Аристократы действительно могут быть невыносимы, — усмехнулась девчонка. Ее лицо тоже смягчилось, а голос приобрел мурлычащие нотки, и Курт невольно сдвинул брови. — Надеюсь, мы с кузеном к таким не относимся. И, конечно, надеюсь, что мне удалось исправить ваше впечатление обо мне. — Вам удалось, — кивнул Васко. Он включался в эту игру так охотно, что Курт чувствовал себя лишним. Уйти бы отсюда куда подальше… — Еще раз прошу прощения за свои манеры. Уверяю вас, я не собираюсь быть вам обузой. Девчонка улыбнулась и кивнула в сторону города. Курт с облегчением вздохнул и собрался было пойти впереди, как почувствовал ее маленькую, но твердую руку на своем плече. — Давайте немного осмотримся, — предложила она. — Признаться, я чувствую себя не очень комфортно. — В чем дело? — он развернулся к ней так резко, что она отпрянула. — У тебя что-то болит? — Нет, — краешек ее губ дернулся в улыбке. — Просто после такого долгого плаванья мне все еще кажется, что под моими ногами — неустойчивый корабль. — Это пройдет, — уверил ее Васко. — Так бывает со всеми, а у моряков и вовсе не проходит. Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась, осторожно ступая по мостовой. Курт и сам чувствовал, что земля под ногами слегка покачивается, но усилием воли запретил себе об этом думать. Вот что может сделать дисциплина! Жаль, что эта парочка так и не сумела этого узнать: как были оболтусами, так и остались. Девчонка подошла к краю пирса и замерла, оглядывая другой берег. Его покрывали деревья — с золотистыми, желтыми, красными листьями, и контраст с ярко-голубым небом был такой, что Курт восхищенно присвистнул. Девчонка глубоко вздохнула и перевела взгляд на него. — Ты чувствуешь? Здесь совсем другой воздух. Такой чистый, свежий, какой-то кристальный. Чувствуешь? Курт молча кивнул. Несмотря на привычные портовые запахи, воздух здесь был действительно другой и ничем не напоминал Серену. Только сейчас до него дошло, что дышать в Серене было тяжело, даже воздух был там… больным. Он встретился взглядом с девчонкой, и за миг до того, как она опять нацепила свою маску, увидел столько эмоций, что сразу понял, что она чувствует. Это — этот воздух, синь неба, живые и здоровые деревья — это было ее новой жизнью. И попасть в нее после стольких лет в Серене, становившейся все более мрачной из года в год, было сродни удару в живот. А если учесть, что там, в Серене, осталась ее мать… Хрен с ним, решил Курт. Сегодня все-таки особенный день, даже для него — он пережил путешествие на навтском корыте и стоит на твердой земле. Сегодня он может притвориться, что они друзья. Поэтому он шагнул к девчонке и приобнял ее за плечи. Кажется, она удивилась, но с готовностью прижалась к нему боком, все так же глядя на противоположный берег. Маленькое, но такое естественное движение, как будто Курт только и делал, что ее обнимал. — Что ж, теперь это наша жизнь. «Наша жизнь». «Наша». Чувствуя, как выбившиеся из ее косы волосы щекочут щеку, Курт подумал, что это звучит очень даже неплохо. Пожалуй, даже слишком хорошо, чтобы в это верить. Она, конечно, имела в виду их всех — себя и мальчишку, Курта, старого лиса и даже Васко, который замер неподалеку и явно ушел в себя. Но сегодня… сегодня такой день, что можно расслабиться и единственный раз принять ее слова так, как ему хочется. Поверить в них и — ненадолго, на долю мгновения — приобнять ее чуть крепче и коснуться щекой ее головы. Потому что завтра она опять станет его работой.