(Не)называй ее по имени

Время действительно было против них. Подкидывая в костер ветки, Курт пытался привести мысли в порядок, но в голове царил настоящий хаос. Тир Доб, Ведрад, Ведрайс, — названия деревень и районов проклятого острова сливались и путались, и он не мог представить, как с этим справляется зеленокровная. Он уже и не знал, что их ждет впереди: проблемы, которые нужно было решать — срочно, еще вчера! , — сплелись в его сознании в одно бесконечное «надо-надо-надо». Им бы разделиться, думал он, но и это не сработает: островитяне не стали бы разговаривать ни с ним, ни с навтом, ни — тем более — со старым святошей. Некоторые из них и с зеленокровной-то не особо хотели говорить, но отвязаться от нее никто так и не смог, и Курту было даже жаль островитян. Они-то ничего не знали об ее ослином упрямстве… Лагерь, где они остановились на ночь, был маленькой победой зеленокровной. Отправляясь из Новой Серены, она составила целый список того, что им нужно взять с собой: видимо, уж очень впечатлилась долгой ездой в телеге и ночевкой на голой земле. Поэтому перед отъездом она на целый день закрылась в своей комнате вместе с Сиорой — та наверняка рассказывала ей об острове, деревнях и дорогах. Курт тогда решил, что она зря теряет время и решил не терять его сам — взял, да и отправился в таверну в компании с Васко и старым святошей. Надо признаться, он не ожидал, что они так здорово проведут эти несколько часов — эль, бренди, жареное мясо, занятные, но не всегда приличные рассказы от его преосвященства епископа Петруса: кто бы мог подумать, что он вел такую насыщенную жизнь! И все же, как оказалось, девчонка не зря сидела над картами. Это она приказывала вознице с телегой, куда ехать: он оставлял их на опушке леса или на въезде в деревню, а сам двигался дальше, чтобы организовать лагерь и дать отдых себе и быкам. Каждый раз зеленокровная с Сиорой рассматривали карты, о чем-то переговаривались и спорили, но место для лагеря находили — и хотя вознице, насколько мог судить Курт, не особенно нравилось их поджидать, он не жаловался. Наверняка деньги, которые ему платит новый наместник, того стоят. Курт потянулся и подумал, что спать в палатках, действительно удобнее. Тем более, он всегда вызывается дежурить первым, а потом будит девчонку, так что находиться рядом им не приходится, хвала всем святым. И никаких тебе комаров, падающих с деревьев листьев, сквозняка и жесткой земли — девчонка позаботилась и о том, чтобы взять с собой толстые одеяла, отлично играющие роль подстилок. — Мне нужна вторая я, — легка на помине: девчонка вышла из палатки и присела рядом с ним, потирая усталое лицо. — Чтобы на острове совсем никому житья не стало? — усмехнулся Курт. Она никак не отреагировала на колкость, невидяще уставившись в огонь. — Чтобы вторая я взяла половину дел. Может быть, тогда мы успели бы хоть что-то. Посуди сам: нам нужно разобраться с этим твоим лагерем, разузнать все, что можно, о первых поселенцах, найти Тысячеликого, чем бы он ни был, а еще Петрус говорит, что нам необходимо заехать в Сан-Матеус, и Сиора… — Тебе нужно отдохнуть. Хотя бы несколько часов. Зеленокровная нехотя замолчала и вздохнула. А потом, словно что-то вспомнив, прищурилась и недобро уставилась на него. Дерьмо. Кто его за язык тянул? Сейчас начнется… — Это тебе нужно отдыхать, а не сидеть здесь с мрачным видом, — заявила она. — У меня всегда такой вид. — И слышать ничего не хочу. Немедленно ложись! Сторожить тебе ничего не нужно — мы совсем недалеко от деревни, нам ничего не угрожает. — Тогда и ты ложись. — Хорошо. Не успел он опомниться от удивления, как девчонка вскочила на ноги и протянула ему руку. Вообще-то он имел в виду, что он ляжет здесь, у костра, а она — в палатке, но, кажется, плевать она на это хотела. Глядя в ее строгое лицо, Курт понял, что от нее не отделаться. Чтоб ему провалиться, а заодно и всему этому проклятому острову вместе с его ядовитыми тварями. Он встал, демонстративно не замечая протянутой руки, и пошел к палатке. Одно хорошо: она вряд ли будет обниматься, главное — лечь к ней раненым боком. Он позволил себе искоса глянуть на девчонку, когда она уже заснула — бледное усталое лицо, царапина на щеке, синяки под глазами. Опять. На сей раз — из-за него. Курт не знал, что и думать о том, что произошло несколько дней назад: его ранили, и сама по себе рана была ерундой, так, царапина на правом боку, правда, довольно глубокая. Только вот мерзкая тварь, которая зацепила его своей немаленькой лапкой — да так, что умудрилась прорвать гамбезон и кожаный нагрудник, — оказалась ядовитой, о чем им сообщила Сиора, заметив кровь. Почему у зверюги, похожей на какого-то костяного ежа, оказались ядовитые когти и хвост, Сиора тоже сообщила. Правда, Курт этого не запомнил: ему было немного не до того — бок начал гореть огнем, закружилась голова, а в глазах замельтешили мушки. Наверное, он даже отключился, потому что когда опять открыл глаза, он лежал на куче листьев голый по пояс, а зеленокровная стояла рядом на коленях. Сперва он решил, что он бредит: женщина, о которой он мечтает, склоняется над ним — раздетым! , — проводит тонкими пальцами по груди, что-то шепчет… А потом она прижала к его боку какое-то дерьмо, и он едва не взвился от резкой боли — кожу словно ошпарило кипятком. Зато дымка, застилающая глаза, пропала, и он наконец смог разглядеть, что у женщины, о которой он мечтает, слишком бледное лицо, огромные перепуганные глаза и искусанные губы. Она провела свободной рукой по его лицу, тревожно вглядываясь в его глаза, и он заметил, что ее пальцы дрожат. Курт помнил все до мельчайших деталей: ее прерывающийся голос, ледяные руки, меняющие припарки, и глаза, кажущиеся в наступающей темноте почти черными. — Не смей умирать, — приказала она ему, когда он в очередной раз дернулся от боли и, кажется, даже застонал. — Я не знаю, что со мной случится, если ты умрешь. В этот момент он хотел плюнуть на все и коснуться ее лица — стереть с него испуг и отчаяние, погладить по щеке: может, заодно она отвлеклась бы и оставила его многострадальный бок в покое. Но не успел он поднять руку, как из-за ее спины выросла Сиора с миской в руках. — Я уже говорила ей, что это не смертельно, — объяснила она Курту, ставя чашку рядом с зеленокровной. — Если вовремя избавиться от яда, то люди обычно не умирают. — Обычно! — прошипела девчонка. Сиора вздохнула, покачала головой и слегка улыбнулась. — Раз мрачный воин пришел в себя, значит он не умрет. On ol menawi очень за тебя испугалась, — добавила она, обращаясь к Курту. Зеленокровная ничего ей не ответила, только нахмурилась и с удвоенной силой прижала обжигающе горячую припарку к его боку. Всю ночь она не отходила от него ни на шаг. Ее пытались сменить и Васко, и святоша — только Сиора, кажется, уже поняла, что это бесполезно: зеленокровная только отмахивалась и бурчала что-то нелицеприятное в адрес «помощников». Курт и сам попытался заставить ее отдохнуть, но… Упрямая ослица просидела с ним всю ночь и половину следующего дня, пока он — при поддержке Сиоры — не убедил ее, что в силах передвигаться и помирать не собирается. Курт терпеть не мог женщин, которые начинают кудахтать над малейшей царапиной. Все эти трясущиеся руки и закушенные губы его только раздражали, и от подобных «сиделок» хотелось избавиться как можно быстрее. Но сейчас, глядя на спящую девчонку, хмурящуюся даже во сне, и вспоминая прошедшие дни, он чувствовал какую-то щемящую нежность — такую же, как и в ту ночь, когда она тревожно переводила взгляд с его лица на раненый бок. Ее хотелось не оттолкнуть, а наоборот, прижать к себе, почувствовать прикосновение волос к обнаженной груди, прижаться губами к поцарапанной щеке — когда только успела пораниться, интересно. И все это было совершенно не вовремя. Его голова должна быть занята совсем другим, и тело должно реагировать на его команды, а не на тепло лежащей рядом с ним зеленокровной и ее запах. Курт закрыл глаза, сосредоточился на своих проблемах — проблемах Стражи, — и сам не заметил, как уснул. В последние дни настроение у Курта было на редкость паршивым. Ему все больше казалось, что в последний раз они были в Новой Серене месяцы, если не годы, назад. С того проклятого момента, как они взялись расследовать демонопоклонничество местных, каждый день был наполнен событиями, и отнюдь не радостными. На них нападали ненормальные местные твари, яростные, как демоны; их отправили на сраные болота, в которых жил сраный надайг — конечно же, ядовитый, как же без этого. Курт до сих пор не мог поверить, что надайги когда-то были людьми: сам он не придал значения болтовне полоумного старика, жившего на болотах, но зеленокровная заинтересовалась и пристала к Сиоре, как репей. Курт не особо-то много и понял из ее путанных объяснений, но то, что эти монстры были когда-то людьми, до него дошло. Как и то, что островитяне считают превращение в этих тварей настоящим благословением местного божка. Может, они и в самом деле поклоняются демонам? Недаром же эти надайги так похожи на исчадия ада — рога, щупальца, когти, яд… И словно мало было всех этих стычек, им пришлось опять тащиться на болота, хорошо хоть, что без надайгов. Зато с такими же психованными, как эти твари, учеными — точнее, ученой, которая едва не пристрелила зеленокровную. Каждый раз, вспоминая их встречу, Курт не мог забыть страх, который сковал его, когда ненормальная баба наставила пистолет на девчонку. Он моментально оценил ситуацию: с того места, где он стоял, сделать было нельзя абсолютно ничего. Только стоять, смотреть и надеяться, что зеленокровная сумеет выкрутиться. Он видел ее глаза — скорее удивленные, чем испуганные. Словно не замечая направленный на нее пистолет, она надменно вскинула брови и в два счета разобралась с этой идиоткой, которую Курт с превеликим удовольствием бы задушил. Кажется, зеленокровная тоже была не в особом восторге от их новой знакомой — ее голос был слишком уж холодным и сухим, пока она втолковывала ненормальной, кто они такие. Даже сейчас, расхаживая по мягкому ковру в гостиной их дома в Хикмете, Курт искоса поглядывал на натуралистку, с безмятежным видом потягивающую вино. Она увязалась с ними, и он никак не мог понять, почему девчонка от нее не отделалась. Эта Афра сразу же сцепилась со старым святошей, поспорила с Сиорой, от нее не досталось лишь Васко, которого она, кажется, и вовсе не замечала. Но хуже всего было то, что она по-настоящему мешала — когда зеленокровная нашла, наконец, какую-то местную целительницу, которая, по слухам, знала рецепт лекарства от малихора, эта Афра не дала ей и слова сказать. И, конечно, после выступления этой… ученой идиотки им пришлось бегать за целительницей и, конечно, воевать с очередным надайгом. Курт никогда раньше не видел и не слышал, чтобы зеленокровная так разговаривала с кем-то из их разношерстной команды. Она была нейтрально-вежлива с проповедником, дружелюбна с навтом и ласкова с Сиорой, что бы они ни говорили и ни делали. Даже когда она ссорилась с ним, Куртом — кажется, целую вечность назад, — ее голос никогда не звучал так ядовито и уничижительно, как в тот миг, когда она объясняла Афре, на ком лежит задача сохранить мир и найти лекарство. Девчонка и правда верила, что ответ на главный вопрос ей даст целительница по имени Мэв, которую местные называли как-то уж совсем сложно. Да что там, все хотели верить, что поиски закончатся, когда им удастся нормально с ней поговорить. Зеленокровная поговорила с ней… и вышла из ее дома с таким лицом, что Курту стоило огромных усилий сдержать себя в руках и не обнять ее на глазах у всей деревни. Лекарства не было. И Мэв, мудрейший целитель, по словам Сиоры, не представляла, что может вылечить малихор. Правда, относительно самой болезни мнения Сиоры и целительницы разошлись: последняя, как сказала зеленокровная, с каким-то мрачным удовольствием сообщила, что малихор может быть местью, проклятием их бога. А вот Сиора была с ней не согласна, считая его защитником, а не карателем. — Может быть, таким образом он вас и защищал, — вспомнил Курт слова зеленокровной. Он поморщился. Где-то наверху, сидя в ванной, зеленокровная наверняка думала о том же, о чем и он: что теперь делать? Их еще ждало разбившееся корыто навтов и хренов лагерь Стражи, но как быть с малихором? Курта терзало подозрение, что девчонка что-то придумала — уж слишком странное у нее было выражение лица, когда они покидали деревню островитян. Зная ее, он мог бы предположить, что она вздумает потягаться даже с богом, но искренне надеялся, что до этого не дойдет. Островитяне говорили об этом Тысячеликом как о реальном существе, а он не хотел бы столкнуться с тем, кто превращает людей в какую-то дикую хрень. И тем более не хотел бы, чтобы с ним столкнулась девчонка.