(Не)называй ее по имени

Мальчишка выглядел так себе. Дерьмово он выглядел, откровенно говоря, — это было первое, о чем подумал Курт, когда он встретил их в огромном зале своего дворца. Сияющий улыбкой, радостный, как всегда излишне манерный — и при этом осунувшийся, бледный, с четкими тенями под глазами, которые, казалось, стали еще больше. Он долго обнимал зеленокровную, по-прежнему крепко пожал руку Курту, обменялся приветствиями с остальными и небрежно отмахнулся от расспросов. Курт все никак не мог подсчитать, сколько они уже пробыли на этом острове — неужели его до сих пор мучает несварение? Наскоро поделившись новостями, они отправились домой — точнее, их выгнал мальчишка, как и в прошлый раз заявив, что не желает видеть их такими уставшими и грязными. И все же Курт решил, что сначала ему нужно поговорить с Зиглиндой: он думал об этом всю дорогу, и теперь просто не мог отложить разговор на потом. Стоило ли удивляться, что зеленокровная наотрез отказалась отпускать его одного? Мелкая заноза вцепилась в него, как репей, и с тяжелым вздохом он согласился. А что еще было делать? Он знал Зиглинду, пожалуй, лучше всех в Страже, и потому совсем не удивился, когда она посмотрела ему в глаза — сурово, печально и укоряюще. Конечно-конечно, «Я же говорила». Он уже преотлично выругал себя, пока они тащились до Новой Серены, и она это, скорее всего, поняла, потому что не стала набрасываться на него с упреками. Вместо этого она пожала плечами и сказала, что Торстена в Новой Серене нет, и когда он вернется, никому неизвестно. — За это время мы как следует обдумаем наши дальнейшие шаги, — сказала она, задумчиво глядя на тренирующихся во дворе солдат. — Нельзя забывать, что он пользуется уважением среди солдат. Да вот хоть себя возьми, ты ведь тоже мне не поверил. Она была права — как всегда. Курт внезапно подумал, что его окружают женщины, которые всегда правы: Зиглинда, зеленокровная — все, кто что-то значит в его жизни, упрямые, честные и всегда правые в своих решениях. — Ты достаточно натерпелся, видит Озаренный, — Зиглинда осуждающе покачала головой. — Постарайся расслабиться хотя бы ненадолго, пока его нет. Ты ничего не можешь сделать, только ждать. — И думать. — Позволь и мне немного подумать, — скупо улыбнулась она. — Я обещаю, что буду думать за двоих или за троих, как тебе угодно. Он скептически выгнул бровь, но она уже обернулась к зеленокровной. — Займите его чем-нибудь, ваше превосходительство. Вам ведь не хуже меня известно, какой он упрямый. Девчонка понимающе усмехнулась, а Курт еле сдержал возмущенное ругательство: это он упрямый? Они себя-то видели? Особенно девчонка, вот уж кто даст фору самым упертым ослам в мире. И все же Зиглинда была права. Ему стоило отвлечься, потому что все его мысли сводились к одному: ворваться к Торстену, схватить его за грудки и выбить из него все дерьмо. Большего он придумать не мог — по крайней мере, в его нынешнем состоянии. Поэтому он кивнул старой подруге, махнул знакомым солдатам и покорно отправился за зеленокровной. Домой. Может быть, горячая ванна поможет ему собраться с мыслями. Не помогла. Сидя в гостиной и потягивая чай — нормальный крепкий чай, а не то приторное дерьмо из Хикмета, — Курт рассеянно смотрел на весело потрескивающее в камине пламя. Они все ждали вечера и ужина у мадам Моранж, с которой вознамерилась поговорить зеленокровная. Мягкий диван расслаблял и без того расслабленное после ванны тело: едва погрузившись в воду, Курт чуть было не уснул и был готов поклясться, что услышал на редкость довольный стон из соседней комнаты — комнаты зеленокровной. Живое воображение, нарисовавшее ему картину сидящей в ванне девчонки — обнаженной, с распущенными волосами и блаженным лицом, — мгновенно прогнало сон, однако вылезти из уже начавшей остывать воды все-таки оказалось довольно сложным делом. Все его мышцы требовали одного: рухнуть в постель и забыться сном, в котором к нему наверняка придет зеленокровная. Спать сейчас однозначно не стоило — и не только из-за нее. Время двигалось к закату, и до ужина оставалось совсем недолго, поэтому Курт, ругаясь вполголоса, все-таки натянул на себя одежду и спустился вниз. Он успел прикончить две чашки чая, когда к нему присоединилась девчонка, выглядящая по-особенному хрупко без камзола, в простой рубашке. Она упала на диван рядом с ним, выхватила из его рук чашку, отхлебнула чай и, не обращая внимания на его поднятые брови и красноречивый взгляд, потянулась. — Где все? — Наверное, не могут вылезти из ванны, — хмыкнул он. — И я не могу их винить, — усмехнулась девчонка, отдавая ему опустевшую чашку. Курт вздохнул и поставил ее на столик — захочет еще, нальет. — Думаешь, мадам Моранж действительно что-то знает о первых поселенцах? — Константин говорил, что она что-то ему рассказывала, а господин де Курсийон сказал, что если кто и может что-то знать, то только она, — девчонка пожала плечами и откинулась на спинку дивана, закинув ногу на ногу. Курт обвел взглядом ее длинные ноги, обтянутые тонкой тканью бриджей, и заставил себя отвести глаза. Лучше подумать о… да вот хоть о старом лисе, который весьма недвусмысленно намекнул на то, что ужасно соскучился по их спорам за бокалом-другим вина. — Знаешь, я ужасно по нему скучаю, — вдруг сказала зеленокровная. Курт глянул на нее, не поверив своим ушам. — По де Курсийону? — Да нет же, — рассмеялась она. — По Константину. Я, конечно, знала, что мы не сможем проводить вместе столько времени, как дома, но все же… Мне его очень не хватает. Теперь он единственный родной мне человек, и хотелось бы чаще бывать с ним вместе. — Полагаю, он тоже скучает. — Конечно, — согласилась она. — Там, дома, у меня была мама, а у него была только я. А теперь, здесь, он остался совсем один, и мне это абсолютно не нравится. — А еще говорила, что мы друзья, — ворчливо возмутился Курт. У девчонки явно портилось настроение, и нужно было что-то с этим делать. — У тебя только он, у него только ты… А как же я, ваш старый скучный учитель? Она отреагировала не совсем так, как он рассчитывал: улыбнулась, конечно, но потом придвинулась к нему, обвила его руку своей и положила голову ему на плечо. — Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Естественно, он понимал. Занозы были неразлучны, и если бы он не знал, кто их родители, подумал бы, что они какие-нибудь близнецы или двойняшки. И он представлял, как непросто им быть друг от друга так далеко: он обречен сидеть в своем дворце, выслушивать послов и дипломатов, управлять городом и решать кучу важных (несомненно идиотских) проблем, а она неделями мотается по острову в сомнительной компании. Признаться, и Курту не хватало мальчишки с его нарочито вычурными жестами, бьющим через край жизнелюбием и раздражающей манерой говорить цветистыми фразами. Он представил, как бы Константин отреагировал, например, на встречу с какими-нибудь ядовитыми тварями, и едва не расхохотался. Он бы обязательно лез вперед всех, прикончил бы несколько зверюг, а потом велеречиво расхваливал бы зеленокровную, превознося ее достоинства на все лады. Разговоров было бы на месяцы… — Я боюсь, что с ним что-то не так, — тихий голос девчонки отвлек его от яркого образа восхищенного Константина. — Он не любит врачей, но им просто необходимо его осмотреть, он ужасно выглядит, ты заметил? — Заметил, — кивнул Курт. Щетина на небритых щеках зацепилась за ее волосы, и он машинально пригладил их свободной рукой — девчонка тут же потерлась о его плечо и, кажется, даже замурлыкала, как большая кошка. Так не пойдет, нужно что-то делать. Курт решительно отодвинулся, отобрал у нее свою руку, а потом и вовсе встал, опершись рукой о каминную полку. — Может быть, он не может есть что-то из местной еды, — предположил он. — Или все никак не привыкнет к воде. Так себе объяснение, но лучшего у него нет — кто знает, что за хворь могла одолеть маленького наместника? По крайней мере, на острове нет малихора, а это значит, что болезнь можно вылечить. Наверняка. — Возможно, — вздохнула девчонка. — Наверное, я зря придумываю всякие ужасы, да? Просто все эти дни мы куда-то торопились, что-то постоянно делали, а сейчас… Мне все время кажется, что я что-то забыла, что я не должна вот так вот сидеть и ничего не делать. Вот и лезет в голову всякое… Курт отлично понимал, что она имеет в виду. С ним и самим такое частенько бывало: после ожесточенных боев, возвращаясь во дворец д’Орсеев, он первое время никак не мог привыкнуть к спокойствию и размеренности. Он никак не мог осознать, что уже не нужно никуда бежать, торопиться, быть начеку круглые сутки и даже спать в полном обмундировании. Наверное, девчонке это дается еще тяжелее: все-таки, для нее это совершенно новый опыт. Он хотел поддержать ее, он просто хотел рассказать ей, что помогло ему, он и не думал ни о чем другом, когда присел перед ней на корточки и взял ее за руки. Когда-то давно точно так же перед ним сидела Зиглинда, смотрела ему в глаза и говорила — медленно, чтобы он понял каждое слово. — Постарайся осознать, где ты находишься. Почувствуй пол под ногами, тепло огня на коже; почувствуй, как мои руки сжимают твои, услышь, как стучит твое сердце. Тебе не нужно никуда бежать, ты — здесь, сидишь на диване, смотришь в мои глаза и слушаешь мой голос. Помнится, сам Курт после этого не выдержал — прыснул прямо в лицо Зиглинде, но она, хоть и нахмурилась недовольно, все же заставила его почувствовать землю под ногами, потрогать траву, посмотреть на солнце; она требовала от него этого каждый раз, и постепенно он научился успокаивать взбудораженный мозг и переключаться на отдых. Девчонка даже не улыбнулась — смотрела в глаза, как зачарованная, а потом отняла руки и, взяв в ладони его лицо, прижалась к его губам своими. Будь это не она, а кто-нибудь другой, Курт бы цинично усмехнулся и сказал, что это тоже неплохой способ расслабиться. Но только не с ней — тело сразу же отреагировало на ее теплые пальцы и нежные губы, и Курт обнаружил, что его руки опять решили все за него, плотно обхватив ее талию. Он хотел научить ее переключаться, а вместо этого сидел в неудобной позе, алчно впивался в ее губы и поглаживал по спине. Девчонка и не думала отстраняться — вцепилась в его затылок и, наоборот, попыталась прижаться к нему: чтобы не потерять равновесия, ему пришлось встать перед ней на колени, и она почти сползла с дивана ему навстречу. Слава Озаренному, где-то наверху хлопнула дверь, и он услышал веселый голос Васко, окликающий Сиору, и это заставило его отодвинуться от девчонки и убрать руки с ее спины, стараясь не смотреть в томные глаза и на припухшие губы. Если бы не Васко… одним демонам известно, куда все это могло их завести — касание ее губ и языка заставило Курта забыть и об ужине, и о том, что дом полон народу. А ведь он, чтоб ему провалиться, просто хотел ей помочь.