(Не)называй ее по имени

Наверное, Сиору им послал какой-нибудь сердобольный святой, втайне не одобряющий зловредности Озаренного. Хрен бы они нашли этого островного целителя без нее, думал Курт. Нет, может, и нашли бы, но когда и какой ценой? А тут — то ли благодаря Сиоре, то ли им, наконец-то, начало везти, но островитяне не стали требовать починить очередные идиотские колокольчики или украсть идиотскую шляпу. Уничтожить взбесившихся зверюг и найти пропавших детишек — Курт считал, что эти дела не только полезные, но и в какой-то мере благородные. Вот только детишки оказались мертвы, а тенланов каким-то образом на островитян натравили телемцы. — Вот что бывает, когда у упрямых заноз нет Курта, — мрачно пошутил он, разглядывая сузившиеся глаза зеленокровной. — Нас телемцы никогда не пытались убить, — процедила она. — Откуда ты знаешь? Недобро на него покосившись, девчонка лишь передернула плечами и пошла разбираться с проповедниками. Церемониться она с ними не стала, и Курт не мог ее в этом винить — погибшую парочку и правда было жаль. Но больше всего зеленокровную разозлило потерянное время: у них его и так не было, а тут еще эти сраные святоши со своими гениальными идеями. Признаться, Курту было даже жаль, что их пришлось отпустить, ограничившись разбитыми носами и неглубокими ранами, но девчонка пообещала рассказать все предстоятельнице — кажется, она была единственной адекватной телемкой на острове. А потом они все-таки забрали этого целителя, Катасаха, и поехали домой. В телеге было теснее, чем обычно, и им пришлось прижиматься друг к другу всю дорогу — хорошо хоть, ехать было не слишком долго. Зеленокровная пыталась объяснить Катасаху, что такое малихор и как он проявляется, и Курт слышал в ее голосе панические нотки. Никто из них не верил, что Константину могут помочь ученые или, тем более, телемцы. Но что, если и целитель окажется бессильным? Курт приказывал себе не думать об этом, и все равно думал. Как и девчонка. — Я помогу тому, за кого ты просишь, — услышал он негромкий голос Катасаха. Он звучал так уверенно, что Курту безумно захотелось ему поверить — он сможет избавить мальчишку от мучений, сможет его вылечить, что бы там не говорила та безумная целительница, Мэв. — Я бы хотел помочь и тебе, — сказал Катасах, и Курт насторожился. Зеленокровная-то здорова, разве что опять вымоталась… или нет? — Но я не умею лечить души. — Главное, чтобы вы вылечили Константина. — Мы все теряем близких, — чуть сдвинувшись, Курт смог увидеть его лицо: Катасах смотрел на зеленокровную с сочувствием и строгостью, как любящий отец, которого у нее никогда не было. — Мы все теряем близких, но мы не можем забывать о себе. Если ты забудешь о своей душе, то станешь такой же, как дикий йорглан, который мечется, не зная покоя. Тебе легче найти гармонию со своей душой, чем другим renaigse — ты on ol menawi, и все, что тебе нужно, это прислушаться к острову, открыть ему свое сердце. — Я не принадлежу вашему острову, — ответила зеленокровная. — Да и тому миру, в котором я выросла, не принадлежу. Как я могу найти покой, если я перестала понимать, кто я? В ее голосе было столько растерянности и печали, что Курт с трудом заставил себя сидеть смирно. Сжав кулаки, чтобы не было искушения ее обнять, он смотрел, как Катасах, по-доброму улыбнувшись, легонько постучал пальцем по ее лбу, а потом положил ладонь на грудь. — Остров всегда готов принять свое дитя. А ты слишком много думаешь, on ol menawi. Не думай, чувствуй. Доверься своему сердцу — оно точно знает, кто ты. — Было бы это так просто… — Самое важное никогда не бывает простым. Именно поэтому оно — самое важное. Катасах мягко улыбнулся и прикрыл глаза, скрестив на груди руки. Курт успел подумать, что, пожалуй, он первый из проклятых островитян, кто ему по-настоящему понравился, а потом почувствовал, как зеленокровная ерзает, пытаясь устроиться поудобнее. Он вздохнул, разжал кулаки и притянул ее к себе — хотя куда уж ближе, и так все сидят едва ли не друг на друге. Девчонка прижалась головой к его щеке, тяжело вздохнула и до самого города не проронила ни слова.