Я нашел тебя в аду

«Хочешь, чтобы люди сочли тебя психом? Скажи правду» (Дин Винчестер «Сверхъестественное»)

Южная Корея. 2018 год — Хён? — Чонгук стоял около стены, опершись о нее спиной, и с изумлением рассматривал толпу. Народу было столько, что буквально протолкнуться негде. Половину этих людей Чон даже не знал или же не помнил, некоторых видел единожды или всего пару раз, с другими встречался в универе. В итоге виновник торжества знал от силы меньше половины присутствующих здесь. — М? — Хосок приблизился к Чонгуку, чтобы лучше его расслышать. Даже учитывая то, что парни стояли довольно далеко от стереосистемы, звук все равно был громким. — Я убью твоего парня! — выпалил Чонгук, снова обводя взглядом толпу. И какого чёрта Тэ уговорил его отметить его день рождения так… бурно? Ведь друг прекрасно знал, что макнэ ненавидит этот день больше всего в году. Как правило, Чон старался проводить его спокойно и тихо, в уединении с собой, и даже Тэхён не трогал его в этот день, ограничиваясь поздравлениями и глупыми подарками. Но сегодня… сегодня друг превзошел самого себя. Тэхён продолжал скулить в течение всего дня, с самого утра ходил за другом, как потерявшийся щенок, и упрашивал отметить такой знаменательный день хоть раз. — Давай, чувак! Мы же в универе! Твой первый день рождения во взрослой жизни. Чёрт, это нужно отметить. И я не хочу ничего слушать, Чон Чонгук. Просто согласись. Иначе я притащу тебя к себе домой в мешке! — Тэ был серьезен, как никогда прежде. Он даже предоставил свой дом в качестве места празднования, так как его родители были в отъезде, в то время как предки Чонгука, напротив; да и к тому же, если бы Чонгук имел возможность собрать всех этих… приглашенных в своем доме, чего бы он в принципе никогда, ни по какой причине не сделал, присутствие младшего братишки никто не отменял. Чонгук любил своего брата, правда. Это был единственный человек, кроме Тэхёна, который имел для Чона значение. Но все же алкоголь, никотин, кумар, громкая музыка и толпа пьяных снующих туда-сюда студентов не совсем подходили для компании тринадцатилетнему мальчишке. Чонхён последнее время стал довольно раздражительным и характерным. Сказывался переходный возраст. И младшенький постоянно доставал Чонгука, жалуясь, что старший брат не принимает участия в его жизни, не берет с собой на тусовки, не знакомит с друзьями и… девушками. Каждый раз при таких разговорах Чон давился от едва сдерживаемого хохота, но старался как можно доходчивее объяснить младшему, дать понять, что становиться взрослым так скоро вовсе не стоит. Чонгук помнил себя, когда был чуть старше своего брата. Он помнил, как гормоны буквально били в голову струей в несколько атмосфер, заставляя выпрыгивать из штанов от переизбытка эмоций. Это было одной из причин, по которой с ним произошло то, что произошло. Чонгук встретил человека, который взял его под свое крыло, проявил ложную заботу и задавил своим покровительством, рассмотрев в дерзком уже на тот момент мальчишке покорную составляющую, что положило начало их нездоровым отношениям. В силу неопытности и бушующих гормонов молодости Чонгук повелся на красивую внешность, чужой опыт, лестные слова и обещания, совершенно не подозревая, каким на самом деле окажется его партнер: деспотичным, помешанным на контроле, эгоистичным тираном, который делал с мальчиком все, чего бы не захотел. Чонгук не хотел такой участи и для брата тоже. Не хотел, чтобы младший стремился вырасти быстрее. Юность имеет как свои недостатки, так и достоинства. Если бы в свое время Чонгук не пытался быть взрослее, чем в действительности, не пытался доказать, что способен быть не хуже старших, принимать собственные решения и поступать так, как считает лучше, он, возможно, не угодил бы в ловушку коварного хёна. Тот прочел его как раскрытую книгу и использовал это в своих целях. Чонгуку никто не мог помочь и защитить от подобного рода участи. Но теперь, имея такой опыт, он мог защитить своего брата. Чон понимал, что не сможет стоять за его спиной вечно, но от самых распространённых ошибок уберечь вполне способен. И раннее взросление — одна из них.       Учитывая все факты, дом Тэ подошел как нельзя лучше, но проблема в том, что рыжий был слабым на язык, особенно, когда дело касалось подобных вещей, и вместо спокойного празднования дня рождения в кругу самых близких приятелей и бывших школьных одноклассников, которых Чон согласился принять чисто из вежливости, получилась пьяная тусовка с массой народу, шумной музыкой, бесконтрольным количеством алкоголя, наркотиков и всякой другой разной чуши, которую Чон себе даже представлять не хотел. Чонгук не успевал запоминать лица приходящих парней и девушек, которые, казалось, брались из ниоткуда, и спустя примерно час он просто перестал это делать, всего лишь беспристрастно кивая на сухие поздравления и пропуская очередного непрошенного гостя внутрь. Честно говоря, присутствующим было откровенно плевать на причину данной попойки. Главное, что было место и время, остальное уже дело случая. Чонгук видел такое множество раз, еще будучи в старшей школе, когда человек приглашал одного или нескольких одноклассников «по секрету», через пару часов половина школы уже знала о намечающемся событии. Чон никогда не видел смысла в подобных сборищах: ну что хорошего в том, чтобы напиться до беспамятства или обкуриться до потери сознания, что даже имени собственного не вспомнишь, и лежать безвольной куклой в чужом доме где-то в углу в луже собственной мочи и блевотины. Фу! Также Чон не понимал, как в подобном состоянии можно умудриться подцепить себе кого-то и трахаться до потери пульса, совершенно не зная человека даже в лицо. Макнэ не мог сказать, что сам был святым. Как раз наоборот. После того как хён бросил его, он пытался, действительно пытался найти забвение в таких вот вечеринках и сборищах, утопить свою боль в алкоголе, наркотическом дыме, с какой-нибудь размалеванной девкой на коленях. Но уже совсем скоро понял, что это не приносит ему ни малейшего удовлетворения, только раздражает, а иногда даже выводит из себя настолько сильно, что парень был готов побить все имеющиеся стеклянные поверхности в помещении, спустить всю наркоту в унитаз, а еще лучше, затолкать прямо в глотку тому придурку, который вздумал пичкать ею окружающих, при этом не принимая сам, а всех так называемых «девушек», которые в обычной жизни строили из себя порядочных школьниц, не позволяя даже прикоснуться к себе, не говоря уже о том, чтобы поцеловать или трахнуть, но сейчас по собственному желанию скачущих в пьяном танце у него на коленях, буквально сами напрашиваясь в штаны, Чонгуку хотелось схватить за волосы и хорошенько встряхнуть, как шкодливых котят, и отбросить в сторону, чтобы те обливались слезами и, наконец, поняли, что вести себя подобным образом как минимум неприлично для молодой девушки их возраста. Чонгук посещал такие вечеринки очень редко и неохотно только тогда, когда Тэ буквально умолял его составить ему компанию. И сегодняшнее празднование его дня рождения напоминало ему одну из таких вечеринок.       Поэтому Чон буквально сверлил своего друга глазами, который стоял чуть поодаль от него, миленько улыбаясь очередному новоприбывшему, лица которого Чонгук и в помине не видел. Тэхён выглядел таким счастливым и жизнерадостным, еще больше обычного, что, казалось, эта вечеринка предназначалась для него, а не для его друга. — Не суди его строго, — Чонгук дернулся, когда на его плечо легка ладонь Хосока. Старший выбил его из равновесия внезапным прикосновением, выводя из прострации собственных мыслей. — Он хотел устроить для тебя праздник, которого у тебя никогда не было. Честное слово, я пытался его остановить, когда он это планировал, но Тэ так сильно хотел удивить тебя. Он сказал, что ты никогда не отмечаешь свои дни рождения и… — Подожди, — Чонгук вдруг резко повернулся и вперился карими глазами в янтарные глаза хёна. — Так он спланировал это заранее, еще до того, как я дал свое согласие?!       Хосок слегка замялся, поджав губы в легкой улыбке. — Я тебе этого не говорил. — Чёртов ублюдок, Тэ! — Чонгук закатил глаза и снова оперся на стену. — Я точно убью его, — в своей голове Чонгук уже прокрутил множество вариантов убийства своего лучшего друга детства. Чуть правее послышался смешок Хосока, и Чон выдохнул, попытавшись хоть немного расслабиться, хотя получалось с трудом. Духота в помещении не давала вздохнуть полной грудью, запах оседал в носу противной горечью, спускаясь в самую глотку, на лбу выступила испарина, музыка давила на уши, а губы уже болели от того, как сильно Чон кусал их, сдерживая себя самого, чтобы не сорваться с места и не покинуть комнату.       Оторвав взгляд от бесполезного друга, Чон заскользил по толпе, выискивая знакомые черты и изгибы тела. Стоило Чонгуку вспомнить о своем старшем, как по позвоночнику пробежал табун мурашек, а руки вспотели, поэтому пришлось потереть их о джинсы. — Хён, а Чимин-хён… он… — Чонгук чертыхнулся про себя. Казалось бы, их отношения с Чимином постепенно переходили из «Я провалюсь сквозь землю, если ты приблизишься ко мне еще хоть на сантиметр» до «Чёрт возьми, мои щеки горят от смущения, но я же не хочу, чтобы хён это заметил», двигаясь ровно и спокойно к более-менее нормальному поведению Чона в присутствии Пака. Однако образ старшего все еще вызывал в макнэ трепет и легкую опаску. Это был не тот страх, что он почувствовал, когда его зажали под трибунами Брэндон и его компания. Не тот страх, который младший ощутил в туалете клуба после того, как хён отдрочил ему рукой. Это был страх перед силой. Чонгук восхищался своим старшим и до сих пор не мог перебороть в себе эти чувства: смущение и желание одновременно. Он знал, ощущал, что Чимин-хён не отказался от своих намерений добиться его расположения, но действовал теперь иначе. И это только больше выбивало Чонгука из привычного состояния. Он не мог предугадать действия хёна, не мог подготовить свой защитный механизм заранее, не мог сбежать, не мог спрятаться. Хотя какого чёрта? Он никогда этого не мог. За все время их знакомства, как только Чонгук поступил в этот университет, он не мог отделаться от этих чувств. И своих желаний. Грязных, ненормальных, противоестественных желаний, которые теперь для него стали привычными. Чонгук просто постепенно свыкался с мыслью о том, что он давно попал в ловушку своего старшего. Сейчас это не вызывало такого отчаянного страха, как раньше, но это не значило, что Чон мог спокойно думать об этом. Размышления о возможной близости с Паком до сих пор пугали младшего. Хён сказал, что никогда не причинит ему вреда, что всегда придет на помощь, когда бы Чон не попросил, что макнэ не должен его бояться, что он может ему доверять. Умом Чонгук понимал это, он сам прекрасно видел отношение Чимина к себе, но прошлое не отпускало его. Страх к чужим рукам никуда не исчез, паническая атака накрывала его с головой, буквально засасывая в свою темноту, стоило Чонгуку представить, как хён возьмет его. Чон хотел этого, но одновременно боялся до такой степени, что готов был бежать на край света, лишь бы укрыться от Пака подальше. Но самым страшным было другое. Быть отвергнутым. Чон страшился, что, узнай Чимин его настоящего, он просто засмеет его или, что еще хуже, назовет больным, неуравновешенным, нуждающимся в специализированной помощи психом, который просто не знает, чем заняться. Чонгук давно смирился со своей сущностью, и в большей степени помог ему в этом Шуга-хён. Было страшно представить, на что были похожи сеансы со старшим в самом начале. Если сейчас хён беседовал с ним, только когда макнэ вел себя неподобающе правилам, и его состояние выходило за рамки нормы, в самом начале его посещений клуба Шуга буквально подрабатывал психологом, каждый раз успокаивая и выводя из своеобразного транса младшего после очередной сессии. Хён пытался вложить в голову своего донсена, что он не болен и уж тем более не должен сам считать себя таковым. Да, определённые проблемы с психикой у макнэ все же были, но причислить его к ряду психов, которых стоило держать в специализированном заведении, было никак нельзя. Чонгук не представлял угрозы ни для кого, кроме себя. Он буквально разрушал себя, принимая боль как своего рода наказание, но на самом деле для младшего это было освобождением. Освобождением от того, в кого он превратился, освобождением от тех мыслей и чувств, которые пожирали его, освобождением от собственных страхов, освобождением от ответственности, с которой ему неминуемо пришлось столкнуться, когда его бывший оставил его. В случае с младшим телесные пытки были не наказанием, а наградой за то, как Чонгук справляется в реальности, как преодолевает препятствия, встречающиеся у него на пути, как сдерживает себя, не давая гневу и раздражительности обуять его мозг, как учится контролировать себя и свое тело. Чонгук прошел долгий и нелегкий путь до сегодняшнего дня, чтобы полностью взять свои эмоции, чувства и действия под контроль. А Чимин подрывал его устои, ломал все стены, которые выстраивал младший вот уже три года. Чимин стал первым мужчиной за несколько прошедших лет, которому Чонгук хотел отдаться. Но страх быть отвергнутым и непонятым пугал даже больше чужих мужских рук на теле. Если Чимин не примет его таким, каков он есть, Чонгуку придется серьезно потрудиться, чтобы вновь не впасть в то состояние, в котором он попал в руки своего Мастера. — У него возникли дела в университете и задержали его до позднего вечера. Ты же знаешь, какой Чимин ответственный, когда дело касается учебы, — Хосок снова заставил младшего вздрогнуть, приблизившись к его уху. — Не волнуйся, он придет, — игривая улыбка появилась на губах хёна, и Чонгук поежился от волнения. — Чонгук-а~! — Тэхён вынырнул из толпы и повис на шее своего друга. Он был уже довольно хорош по части выпитого: щеки парня раскраснелись, волосы растрепались, а мокрая рыжая челка липла ко лбу. В глазах играл азартный блеск. Происходящее, безусловно, было по вкусу Тэ. — Ты же знаешь, что еще поплатишься за это, маленький говнюк, — с притворной улыбкой зашипел Чонгук в лицо своего друга, от чего тот тут же изменился, озаряясь легкой тенью страха. Тэхён уже привык к выходкам и выражениям своего друга, но порой Чонгук пугал его своей прямолинейностью и жестким взглядом, от которого хотелось свернуться в клубок. Именно поэтому Ким недоумевал, почему же рядом с Чимин-хёном Чонгук полностью менялся, становился неуверенным и нервным, совершенно выпадая из реальности и привычного ему устоя поведения. Поскорее бы этот старший появился и завладел вниманием Чона, иначе Ким рискует быть побитым на праздновании дня рождения своего друга детства. Он, конечно, понимал, что поплатится за свою затею отметить праздник Чона непривычным для него способом, но все же надеялся на лучший исход. Присутствие Чимин-хёна было основным пунктом в плане Тэ. Честно говоря, он пригласил сюда всех этих людей всего лишь для массы, чтобы Чонгуку не было так неловко находиться в компании своего старшего. Как говорится, меньшее из зол. Тэхён прекрасно знал, что друг не в восторге от подобных сборищ и никогда не любил находиться в центре внимания такого большого количества людей, но все же считал, что непринужденная обстановка поможет ему расслабиться и, наконец, прекратить бегать от того, кому он нравится. Неужели он просчитался? Несмотря на довольно подвыпившее состояние, взгляд Тэ все еще оставался ясным и острым и не уловил присутствие Чимин-хёна в своем доме. Хотя старший заверял его, что придет и не пропустит день рождения Чонгука, даже дважды уточнил адрес, где именно живет Тэхён. Но старшего до сих пор не было. И это откровенно нервировало Тэ. Все усилия, приложенные парнем, летели в мусорное ведро. Да еще и прожигающий взгляд друга не добавлял оптимизма. — Я хочу выйти на улицу. Здесь слишком душно, — Чонгук высвободился из объятий своего друга и кивнул в сторону входной двери. — Ты ведь вернешься обратно, да? — неуверенно крикнул Тэ, когда Чонгук уже развернулся к нему спиной. — Конечно, — Чонгук ехидно улыбнулся. — Не думай, что сможешь избежать трёпки за все, что ты тут устроил по мою душу. Это было бы слишком просто, — парень опустил голову набок, и Тэ сглотнул слюну, казалось, так громко, что даже сквозь шумы музыки было слышно. Хосок не удержался и рассмеялся в голос, обнимая своего парня за плечи и утаскивая в толпу танцующих, чтобы прервать уже эти чёртовы гляделки младших. Чон только покачал головой, но все же улыбнулся. Он был действительно рад за своего друга. Хотелось бы и ему так свободно получить то, чего он желал.       Оказавшись на улице, Чонгук вздохнул полной грудью свежий, не наполненный кумаром и духотой помещения воздух. Несмотря на осенний период и позднее время суток, снаружи было тепло. Чон присел на крыльцо и достал пачку ментоловых сигарет из кармана любимых черных джинсов. В последнее время он курил все чаще, и это его порядком раздражало, но парень ничего не мог с собой поделать. Когда раковая палочка оказывалась зажатой между губ, думать и сосредотачиваться становилось легче. Мягкий ментоловый дым, в отличие от тяжелого осадка сигарет его Мастера, приятно оседал легкой прохладой где-то в глубине глотки, после чего остатки выходили через ноздри, образуя легкое облачко, которое тут же рассеивалось на глазах. Чонгук курил медленно, попеременно стряхивая пепел своими длинными аккуратными пальцами. Чимин никак не хотел покидать его мысли. Последнее время даже на сессиях со своим Мастером Чонгук представлял себе на месте Шуги-хёна… Чимин-хёна. Как именно его руки держат девайс и используют его по назначению, как его проницательные глаза осматривают тело младшего после очередного экшена, как короткие пальцы проводят ватным тампоном по вздувшимся от плети полосам на спине, как язык старшего пробегается по влажной от пота шее, собирая соль, а розовые губы шепчут на ухо: — Ты молодец, Чонгук-и. Ты отлично справился.       Все эти образы не давали младшему покоя. Он чувствовал себя извращенцем, когда думал о Чимине во время сессий, проецируя его образ в качестве своего Мастера. Как-то макнэ не выдержал и поделился своими желаниями с Шугой-хёном. Старший с понимаем закивал головой. — Твое желание абсолютно нормально. Твое тело пытается подстроиться под влияние мозга. Ты испытываешь сильное сексуальное влечение к объекту своего внимания, отсюда, как следствие, желание позиционировать его не только мысленно, но и телесно, привычным тобой способом. В этом нет ничего противоестественного. Если ты все же решишься, и твоему партнеру потребуется помощь относительно введения в курс темы, ты можешь обратиться ко мне. Ты знаешь, что на многие встречи, которые мы с тобой посещали ранее, меня приглашали как Наставника, а не только как члена клуба. — Да, знаю, но не думаю, что мне хватит смелости на что-то подобное, — Чонгук покрывался холодным потом только от одной мысли, что Чимин станет учеником его Мастера. Не мог даже подумать о том, чтобы рассказать старшему о своих проблемах, не говоря уже о том, чтобы просить научиться делать что-то подобное. — Мое предложение остается в силе. — Но это не значит, что я хочу заменить тебя, хён. Ты же знаешь, что я никому не позволю коснуться себя так, как это делаешь ты, — макнэ вдруг почувствовал себя виноватым.       Мастер, как и его сабмиссив, был зависим от своего партнера и в случае выхода из темы одного из них, другой мог долго оставаться в одиночестве, довольствуясь лишь разовыми встречами, но это не одно и то же. Доверие партнеров вырабатывается годами и, даже при случае смены партнера, будет довольно сложно выработать такие отношения сразу. Поэтому тематики редко когда поступали подобным образом, придерживаясь своих партнеров, хотя, в отличие от сабмиссива, Мастер мог иметь несколько нижних. Все зависело от предпочтений, которых у Верхнего, как правило, могло быть больше, чем мог дать один нижний. Как в случае с Джеем. Шуга встречался не только с ним, но и с девушкой, которая могла дать ему то, чего младший не мог себе позволить. Секс. Половые отношения были не всегда обязательны при тематической сессии, но все же в большинстве случаев от экшена Мастер, как и его нижний, испытывал сексуальное напряжение, которое нередко сопровождалось половым актом как во время, так и после полноценно проведенного сеанса. Джей Кей был исключительным партнером. Он получал все, что ему нужно, посредством телесных пыток различной конфигурации, при этом не нуждаясь в сексуальном подтексте экшена. И именно это было его главным табу, когда он входил в комнату своего Мастера. Но, несмотря на все это, младший почувствовал, что мог оскорбить своего старшего, который буквально возвращал его к жизни каждый раз, когда Чонгук оказывался под его руками, дав понять, что не прочь заменить его, к тому же, еще и поступиться своими правилами относительно сексуального контекста. — Я знаю, — голос старшего был ровен и спокоен, взгляд таким же проницательным, а на лице не дрогнул ни единый мускул.       Шуга не мог сказать, что не воспринял выпад младшего от слова совсем. Но испытывать примитивное чувство ревности было не в его натуре. Джей Кей не был его парой, они не состояли в отношениях, не клялись в вечной любви и ничего друг другу не обещали. Джей устраивал Шугу как партнер, парень был именно таким, как любил старший: покорным, податливым, чувствительным. Многие члены клуба за его пределами были довольно известными людьми, женатыми мужчинами, замужними женщинами. Тематические встречи редко когда перерастали в полноценные отношения, если, конечно, партнеры заранее не являлись парой, которая вступила в клуб совместно, что тоже имело место. Конечно, случаи налаживания отношений за пределами заведения все-таки были, но, как правило, приходящие сюда люди не искали подобного. Они имели определенные цели и желания, переступая порог клуба, которые в корне отличались от привычных жизненных устоев большинства. Именно поэтому Шуга почти никак не отреагировал на проблеск вины младшего, потому что просто не считал это целесообразным. Он не отказывался от мысли заняться сексом со своим донсеном, завладевая его вниманием еще больше, чем уже есть. Но это было желание другого рода. Желание обладать не только состоянием макнэ на психологическом уровне, но и телесно, чтобы парень принадлежал ему полностью, при этом наблюдая, как младший отдается ему целиком и без остатка, а после просыпается в его руках с благодарностью, которая буквально освещает все еще юношеское лицо. Но, если бы младший попросил его о помощи подобного рода, Шуга бы без колебаний согласился. Мысль о том, что тело макнэ будет использовать новичок, ничего не смыслящий в теме, приводила старшего в замешательство. Это бы подорвало всю ту серьезную и упорную работу, которую проводил Шуга относительно макнэ на протяжении нескольких лет. Уж лучше он своими руками наставит партнёра своего нижнего, убедившись, что тот не причинит младшему вреда, чем отдаст в руки неопытного Топа. Большинство людей в реальной жизни строят из себя доминантов, хотя в действительности понятия не имеют, что это значит. Они любят унижать и причинять боль без причины, вовсе не беспокоясь о желаниях своего партнера, совершенно не думая о его психологическом состоянии, тем самым подрывая все устои темы. Шуга ненавидел таких вот «доминантов» всеми своими фибрами души. Изувеченные, больные, психологически нестабильные, моральные ублюдки, которые только и могут причинять боль другим, ничего не принося тем самым взамен. Шуга был садистом. Он любил причинять боль, мог изувечить тело партнера похуже любого палача, подорвать психическое состояние человека и довести его до точки невозврата. Но для этого были определенные правила: согласие, безопасность, контроль. Старший никогда не возьмется за кнут, если партнер будет против, никогда не станет принуждать к сексу, если нижний к этому не готов, никогда не станет давить на психику, если не уверен, сможет ли сабмиссив справиться с этим. Именно этим он и отличался от тех больных ублюдков, которые всего лишь играли в «доминирование/подчинение», дабы потешить свое раздувшееся эго или же избавиться от собственных комплексов, в которых сами себе признаться боялись, на самом же деле и половины не зная о теме, тем самым подвергая опасности как своего партнера, так и себя самого.       Чонгук зашипел, когда докуренный до самого конца фильтр сигареты обжег пальцы. Парень выругался и бросил окурок в ближайшую урну. Его руки слегка подрагивали то ли от волнения, то ли от напряжения, которое вызвали разбушевавшиеся вдруг воспоминания и, как следствие, размышления, которые стали навязчивой идеей в последнее время. Чон постоянно думал о том, как подпустить к себе старшего еще ближе, чем он уже позволил, потому что, откровенно говоря, несмотря на страх и отвращение, где-то глубоко в себе он безумно этого хотел. Хотел почувствовать тепло чужого тела, мягкость кожи, сильные пальцы, горячие губы… Чонгук хотел близости. Обычной близости, которую запрещал себе вот уже очень давно. Секс с девушками никогда не удовлетворял его. Это было сродни привычки пить кофе по утрам: просто так было нужно, чтобы заставить организм работать и правильно функционировать. Но настоящего удовлетворения от секса с девушкой Чонгук не получал.       Парень коснулся пальцами висков, с силой массируя. У него разболелась голова. Макнэ глубоко вздохнул и решил все же вернуться в дом, иначе Ким начнет бить тревогу и с криками кинется на улицу, силком затаскивая Чона обратно.       Стоило ему войти, как в нос сразу же ударили неприятные запахи, которые рассеялись на улице, а теперь снова противно жгли слизистую. Чонгук прикрыл нос рукой в попытке не задохнуться и направился на второй этаж, где располагались комнаты. Краем глаза он уловил Тэхёна. Тот повис на Хосоке и что-то говорил тому на ухо, от чего старший глупо улыбался. Тэ перехватил взгляд Чонгука и кивнул ему. Чон показал пальцем вверх, а затем обхватил себя рукой за шею, дав понять, что скоро его вывернет наизнанку, если он останется здесь дольше. Ким сначала притворно надул губы, но после все же кивнул. Друг и так пробыл здесь по меньшей мере несколько часов.       Чонгук уверенно поднялся по лестнице, минуя первую дверь, тут же сворачивая в сторону комнаты Тэхёна. Опустив ручку, Чонгук вошел внутрь и закрыл за собой дверь, тут же прикрыв глаза в тишине и покое. Музыка доходила до второго этажа приглушенно, что позволяло создать хоть какую-то иллюзию уединения. Напротив Чона располагалось окно с широким подоконником, на котором они с Тэ вместе частенько сидели в детстве и баловались сигаретами, благополучно стащенными у матери Тэхёна. Сразу под окном двуспальная кровать, на которой они с Тэ засыпали, порой переплетаясь конечностями во сне, толкаясь в борьбе за перетаскивание одеяла. Компьютерный стол, небольшой комод, шкаф, игровая приставка, плазменный телевизор, небольшая стереосистема, в корне отличавшаяся от той, что использовали сейчас на первом этаже — все это Чон знал наизусть еще с детства. Иногда ему казалось, что он проводил в доме Тэхёна времени больше, чем в своем собственном. Родители Кима всегда были добры к нему и принимали в любое время. Мать Тэ была очень красивой и внимательной женщиной, а отец не вызывал дрожи по всему телу, в отличие от Чона-старшего. Тот постоянно сверлил сына недовольным и грозным взглядом, заставляя буквально сжаться до размеров спичечного коробка, грубый и хриплый голос никогда не обращался к Чонгуку, за исключением тех случаев, когда отец был им недоволен, а это происходило чаще, чем Чонгук себя помнил. Мать, как правило, поддерживала отца, так как он был главой семьи в доме и перечить его решениям и суждениям было не принято. Поэтому, как только Чонгуку исполнилось достаточно лет, чтобы иметь наглость не следовать общепринятым семейным понятиям, он попросту сбегал из дома к лучшему другу, чья семья принимала его как своего и никогда не осуждала, в отличие от родителей.       Правда, однажды все же один из неловких разговоров заставил Чонгука на время прекратить посещать комнату своего друга на постоянной основе. Родители Тэ считали, что мальчики проводят очень много времени вместе, в следствие чего сделали неверный вывод. Мать и отец Кима были в курсе ориентации их сына и приняли это довольно толерантно, отчего и последовало неловкое предположение. — Вы с Тэхён-и встречаетесь, верно? — однажды спросила мать лучшего друга. Чонгук тогда чуть кофе не поперхнулся. — Нет! С чего вы взяли? — Чонгук пытался держать себя в руках. Как мать его лучшего друга могла о таком подумать? Чон уже принял свою ориентацию так же, как и сам Тэ, но мысль о том, что они с Кимом будут спать вместе не в том плане, в котором они привыкли, вызывала у младшего ощущение тошноты. Безусловно, Тэхён был привлекательным и очень даже хорошо сложенным, но переспать с ним… Нет! Определённо, нет! У Чонгука никогда не возникало такой мысли, хотя они и проводили все свое свободное время вместе, почти не отлипая друг от друга. Чон никогда бы не стал спать со своим лучшим другом. — Я просто хочу сказать, что не против ваших отношений, только будьте очень осторожны. Не взрослейте слишком быстро. Не совершайте поступков, о которых потом будете жалеть, хорошо? — мать Кима потрепала Чона по голове, и тот только кивнул, потому что пребывал в таком ступоре, что даже не нашел в себе сил отрицать сказанные слова.       После этого инцидента Тэ долго извинялся и упрашивал друга, как и раньше, приходить к нему домой, но на какое-то время Чонгук отдалился от него. Как раз тогда-то он и встретил своего первого…       Чон замотал головой, выныривая из грозящихся прорваться наружу неприятных воспоминаний. Он потратил слишком много времени, чтобы привести свою жизнь в порядок после всего этого дерьма и не собирался возвращаться к нему снова.       Чонгук прилег на постель с правой стороны, с которой обычно спал, когда оставался у Тэхёна. Гулкий звук музыки с первого этажа все еще был слышен, но Чон не обращал на это внимания. Честно говоря, он согласился на это сумасшествие только потому, что рассчитывал на присутствие определённого человека. Но Чимин-хён так и не появился. Младший чувствовал себя уставшим, измотанным и… разочарованным. Поэтому он решил остаться здесь, вдали ото всех, в тишине комнаты. Отправив короткую смску брату с просьбой не ждать его, потому как домой он сегодня не придет, Чон прикрыл глаза и попытался расслабиться и проспать как минимум до утра, чтобы избежать того безумия, что творилось внизу. Он никогда не любил отмечать свой день рождения. Он сделал достаточно, уже просто появившись здесь. Пусть Тэ и Хосок развлекаются остаток ночи без него.

***

      Чимин чертыхнулся в который раз, выходя из дома, попутно вызывая такси. Остаток сегодняшнего дня вообще шел ко всем чертям. Его машина внезапно решила не завестись в самый неподходящий момент, из-за чего парень не смог вовремя добраться до дома после того, как профессор задержал его в университете, чего, кстати, Пак также не планировал. Оказавшись дома и наскоро переодевшись, Чимин еще раз проверил адрес, который дал ему Тэхён. Его дом находился всего в получасе езды, но за неимением автомобиля пришлось дожидаться такси. Старший дергал ногой в нетерпении. Он жутко опаздывал. Вечеринка по случаю дня рождения Чонгука уже давно началась, и Пак нервничал. Только вот никак не мог понять причину. Когда Тэхён пригласил его, старший без раздумий согласился, но сейчас в душном и прокуренном салоне Чимин чувствовал себя не в своей тарелке. Ему нравился Чонгук. Очень нравился. И Пак собирался сблизиться с ним. Но макнэ постоянно ускользал от него, словно вода сквозь пальцы, и старший не понимал причины такого поведения. Ведь он явно видел заинтересованность младшего. Но его страх, хоть и поубавившийся в течение времени, все еще скользил во взгляде, когда Чимин приближался к Чону слишком близко, дразнил парня или флиртовал так, что и дурак бы сходу заметил. Но Чимин ничего не мог с собой поделать. Он дал себе слово продвигаться постепенно, чтобы не отпугнуть Чонгука своей напористостью и довольно сложным характером, но каждый раз, оказываясь в шаговой доступности, не мог держать себя в руках, чтобы не коснуться Чонгука хотя бы немного, мимолетно, или сказать что-то, чтобы смутить макнэ настолько, что его прекрасное юное лицо озарялось румянцем. И чем больше Чимин продвигался вперед, чем больше сближался с таинственным младшим, тем больше понимал, что надолго его терпения не хватит. Именно поэтому он нервничал сейчас, как проштрафившийся подросток, который стащил у отца сигареты, чтобы казаться круче перед друзьями. Именно поэтому его руки потели, ноги дрожали, а в голове творилось чёрт знает что. В доме Тэхёна будет немало народу, но что-то подсказывало Чимину, червячок, упорно грызший его мозг изнутри, что они с Чонгуком обязательно останутся наедине. И, по правде говоря, Пак впервые в жизни не знал, как именно себя повести. Он привык получать все, чего хочет, но в этот раз цель казалась чересчур недоступной. — Он в комнате, видимо, устал от шума и окружающей обстановки. Поднимись наверх, вторая дверь, — прокричал почти на ухо Тэхён, отчего Паку пришлось чуть сморщиться и отстраниться от парня, чтобы избежать риска быть оглушенным. Неудивительно, что Чонгук ушел. Гостиная Тэхёна, мягко говоря, представляла собой полнейший хаос. Ранее Чимин думал, что только Хосок способен сотворить что-то подобное, но, кажется, он ошибся. Его друг нашел себе родственную душу.       Чимин миновал танцующую толпу, обходя особенно отвлекшиеся на самих себя парочки, которые даже не обращали внимания на то, что их могли ненароком толкнуть или же пролить мимо несущий алкоголь. Парни и девушки были настолько поглощены отчаянными поцелуями и развязными танцами, что плевали на окружающих. Чимин покачал головой и усмехнулся, когда краем глаза заметил парочку, уютно утроившуюся на диване, постепенно переходящую от простых поцелуев к более откровенным действиям. Парень без зазрения совести лапал девчонку за задницу, сжимая половинки в своих крупных руках, тогда как сама девушка уже почти залезла ему в штаны. Еще чуть-чуть и они займутся сексом прямо здесь.       Оказавшись на лестнице, Пак перевел дух и вздохнул чуть свободнее. Уши заложило, образуя пробки, и парень старательно напрягся, чтобы «выбить» их. Глаза и слизистую неприятно жгло от плотного слоя никотинового дурмана, и Пак сглотнул слюну, чтобы хоть как-то протолкнуть образовавшийся в глотке комок. Он осторожно открыл дверь, которая, к слову, оказалась не заперта, и вошел внутрь. Его окружил полумрак комнаты, но Чимин сразу же различил заметный крупный силуэт на постели. Чонгук.       Макнэ лежал в расслабленной позе: на спине, одна рука закинута за голову, тогда как другая мирно покоилась на животе. Ноги были раскинуты в разные стороны так, что занимали большую часть кровати. Ровное дыхание Чона было единственным звуком, наполняющим комнату.       Чимин улыбнулся уголком рта и присел на край кровати, рядом с парнем, чуть задев его правую ногу. Чонгук фыркнул во сне и согнул ее, дав возможность Паку сесть удобнее, еще ближе к младшему. Чимин внимательно вглядывался в лицо Чонгука. Свет от фонаря во дворе удачно освещал его профиль. Парень был невероятно красив. Его темные ровные брови расслабились во сне, придавая выражению черт лица Чона мягкость и невинность. Глаза по обыкновению были густо накрашены темной подводкой, которая прорисовывала контур века по его окружности, а пушистые ресницы казались еще более насыщенными из-за слоя черной туши. Ноздри смешно подрагивали, когда Чон вдыхал особенно глубоко. Розовые влажные губы чуть приоткрылись. Маленькая родинка под нижней смотрелась настолько эстетично и одновременно сексуально, что Чимин не знал, чего хочет больше: целовать или любоваться. Волосы Чонгука, обычно уложенные в хаотичную прическу, сейчас разметались по подушке, а челка чуть упала на лоб, прикрыв своими кончиками глаз. Сегодня на Чонгуке были те же черные джинсы с рваными коленями, но белая футболка, которая отлично подчеркивала все нужные изгибы и мышцы его тела. Черные линии татуировок на обеих руках сильно разнились с белой тканью, создавая своеобразный контраст, от которого просто невозможно было отвести взгляд. Чимин не удержался и, словно заворожённый, провел указательным пальцем по одной из темных линий, очерчивая ее от самого края футболки до кисти. Чонгук поморщился во сне, убирая руку, и перевернулся на бок, открывая тем самым Чимину свою широкую мощную спину. Старший тихонько хмыкнул и пересел на другую часть кровати, чтобы снова оказаться лицом к лицу с макнэ. Пребывающий в стране Морфея, Чонгук казался таким беззащитным, что трудно было поверить, будто в жизни этот парень отчужденный и угрюмый. Чимин легко провел по волосам Чонгука, ощущая легкий налет лака, спустился к щеке, нежно касаясь ее тыльной стороной ладони, и остановился взглядом на манящих губах. Парень понимал, что ведет себя неприлично. Мало того, что он нарушает свое собственное обещание, так еще и вторгается в личное пространство человека, который даже не подозревает об этом. Зная Чонгука, тот жутко испугается и, возможно, даже разозлится, если проснется и увидит, как бесцеремонно ведет себя старший. Но Пак не мог себя остановить. Словно, коснувшись единожды, руки действовали сами, без разрешения хозяина, и трогали, трогали, трогали, пока это было возможно. — Тэ… — Чонгук что-то сонно пробормотал, пошевелившись, и Чимин отдернул руку. — Вы, наконец, разошлись? Или… — младший открыл глаза и заморгал, чтобы сбросить сонливость. Он понятия не имел, сколько прошло времени с тех пор, как он пришел сюда. По-видимому, достаточно, если Тэ вернулся в комнату. Где-то на задворках сознания Чонгук понимал, что друг, скорее всего, предпочел бы остаться в компании своего парня, чем прийти и завалиться спать вместе с ним. Но он отмел эту мысль. Кто еще мог войти в эту комнату, кроме ее хозяина, верно? Но, когда Чонгук привык к полумраку помещения, в свете фонаря он отчетливо разглядел лицо Чимина. Чонгук сделал вдох, а вот выдохнуть смог не сразу. Как старший мог оказаться здесь… в комнате Тэхёна, рядом с… ним?! Где-то глубоко внутри начал клубиться страх. Страх перед силой. Страх перед неизведанным. Страх перед чужими мужскими руками, которые, как оказалось, недавно касались его и неизвестно, что могли бы сделать, если бы Чонгук не проснулся.       Младший забился к изголовью кровати, мгновенно подтянув под себя ноги, обхватывая их руками, желая уменьшиться и испариться из этого места. Воздуха вдруг стало катастрофически не хватать, тело окутало жаром, а внутри все сжималось и дрожало. Чонгук чувствовал, как на него давят стены. Он неотрывно смотрел на Чимина, который казался не менее напуганным. — Чонгук… прости. Я не хотел тебя напугать, — Чимин предпринял попытку приблизиться, но младший вжался в спинку кровати еще сильнее, а в его глазах даже в полумраке можно было увидеть разрастающийся ужас. — Что ты… здесь делаешь? — Чонгук сам не узнал своего голоса, который разрезал тишину комнаты. — Пришел поздравить тебя. Тэхён сказал мне, что… — Нет, — Чонгук с силой сжал свои ноги, но продолжал смотреть старшему в глаза, пытаясь разглядеть в них хоть каплю злого умысла. Но не видел ничего, кроме страха и сожаления. — Что ты делаешь здесь. В комнате моего друга. На его постели. Со мной… — Чонгук говорил отрывисто, с трудом, было ясно, что это дается ему нелегко. Его дыхание было таким частым и громким, что Чимин всерьез испугался, как бы парень не задохнулся от нехватки кислорода. — Прости… я просто… — Чимин провел рукой по волосам, взъерошивая их, но шевелюра тут же вернула свой привычный вид. — Я опаздывал. Возникли кое-какие проблемы. Когда я пришел сюда, твой друг сказал, где тебя можно найти. Поэтому я оказался в этой комнате. — Ты мог бы просто позвать меня. Зачем ты меня… касался… Чего ты хочешь? — Чонгук понимал, что Чимин не сделал ему ничего плохого. Если бы старший хотел, то давно взял бы его силой, возможностей к этому было предостаточно. И не только сегодня. Также Чонгук понимал, что физически мог бы противостоять Паку несмотря на то, что старший держал свое тело в очень хорошей форме: мышцы его рук и ног были в меру накаченными и сильными. Чонгук своими глазами видел, как старший занимается в спортзале. Но все же проклятая паранойя не давала покоя. Тот факт, что Пак касался его тогда, когда Чонгук был в самом уязвимом положении, сильно напугал младшего, отчего сработала защитная реакция — страх. Страх и желание оказаться как можно дальше от мужского внимания. — Чонгук… — Чимин вновь придвинулся чуть ближе, поднимая руки вверх, дабы показать, что не имеет дурных намерений. Именно этого он пытался избежать. Чонгуку всегда было слегка некомфортно рядом с ним. Но Чимин не замечал, чтобы младший испытывал страх или же отвращение, когда его касаются другие. Вначале Пака донимала догадка о том, что Чонгук в принципе не выносит чужих прикосновений, но он тут же отмел эту мысль. Тэхён постоянно лапал своего друга, вис на нем, целовал его в щеки, трепал по волосам. Хосок время от времени тоже мог позволить себе положить руку на плечо макнэ или же толкнуть кулаком в знак приветствия. Да и сам Чимин неоднократно касался Чонгука без риска напугать. Кроме одного случая. В клубе. Когда их близость вышла за рамки дозволенного. Догадка закрепилась еще прочнее, когда Чимин вспомнил нападение на Чона под трибунами пару месяцев назад. Конечно, справиться с несколькими противниками одному было бы трудно. Чонгуку бы, определенно, сильно досталось. Но он даже не пытался отбиваться. Все, что видел Чимин, когда застал второкурсников, удерживающих его младшего под трибунами, был страх. Безудержный страх, буквально сочащийся из каждого участка тела макнэ. И сейчас… Чонгук испугался и тут же принял оборонительную позицию, когда понял, что старший без спроса касался его в то время, пока парень спал. — Чонгук, тебя… изнасиловали? — Пак мысленно дал себе затрещину. Ну кто задает такие вопросы вот так, сходу, без подготовки?! Но догадка была так ясна и свежа, что рот ляпнул раньше, чем мозг успел обдумать это. — Что?! — голос Чонгука прозвучал намного громче, чем мгновение назад. Он даже выпрямился на постели, отпустив свои ноги, отчего сейчас казался уже не таким напуганным, но шокированным. — Тебя изнасиловали, поэтому ты так боишься чужой близости, когда дело доходит до интимных отношений? — Чимину следовало бы заткнуться, извиниться и уйти, но он уже не мог остановиться. Мысль о том, что младший подвергся изнасилованию, просто убивала его. Чимин видел, как разный спектр эмоций отражается на лице младшего: удивление, осознание, скептицизм и… злость. Гримаса злости застыла на лице макнэ, и Пака даже слегка передернуло. Таким он видел младшего впервые. — Ты идиот, — слова слетели с губ тихо, но Чимин расслышал, и от этого стало не по себе. — Прости? — Пак понимал, что сейчас Чонгук может сделать все что угодно, лишь бы опровергнуть данную гипотезу старшего. Изнасилование оставляет сильнейшую травму, психика человека может быть неустойчивой. А учитывая возраст Чонгука, Пак мог бы предположить, что это произошло до его совершеннолетия, в период созревания и развития, что оставило бы непоправимый след, который не давал возможности младшему двигаться дальше. — Я сказал, что ты идиот! — Чонгук вдруг вскочил с кровати и навис над старшим, плюясь словами, словно змея ядом. — Как тебе могло вообще такое в голову прийти, ты, самодовольный болван?! — Чонгук, послушай… — Нет! Это ты послушай! — Чонгук оказался около двери, и Чимин подумал, что парень собирается попросту уйти, но тот лишь нажал на выключатель. Яркий свет ослепил глаза на мгновение, но стоило Чимину открыть их, как он увидел перед собой раскрасневшегося, тяжело дышащего Чона. При других обстоятельствах такой вид младшего мог бы возбудить Пака, но сейчас макнэ был далеко не в себе. Поэтому Чимин проигнорировал дерзость и решил не перебивать его и дать возможность высказаться, если младший сам этого хочет. Другой возможности может и не быть. — Думаешь, меня изнасиловали, как неопытную девицу, которая кричала и вырывалась, прося о помощи, да? Думаешь, я маленький брошенный мальчик, который только и ждет, когда его пожалеет такой, как ты? Считаешь меня ничтожеством, которое не может постоять за себя?! Так ты обо мне думаешь? — слова лились безумным потоком. Минуту назад Чонгук трясся от страха перед близостью своего старшего. А сейчас он готов был разорвать его на части от переполняемого гнева. Чонгук чувствовал, что больше не может этого выносить. Он так долго держал это в себе. Так долго боялся партнеров своего пола, что уже и забыл о том, каков он на самом деле. Он мужчина, чёрт возьми, а не беззащитная барышня. Сейчас младший буквально ненавидел весь окружающий мир. Ненавидел своего бывшего, который вытащил из него все это дерьмо наружу, показав, каков макнэ на самом деле: больной ублюдок, который ловит кайф, когда его избивают до полусмерти. Ненавидел своего Мастера, который укрепил в нем уверенность в том, что он вовсе не болен, а его желания — абсолютно нормальная реакция определённых потребностей, которая помогает ему справляться со стрессом в обычной жизни. Ненавидел своих родителей, которые произвели на свет такого выродка, как он. Ненавидел своего друга, с лица которого не сходила дурацкая улыбка, тогда как он понятия не имел, что из себя представляет его друг детства. Ненавидел Хосок-хёна, который пригласил их на ту злосчастную вечеринку, а теперь везде увивался за Тэхёном, чем постоянно обеспечивал присутствие Пака. Ненавидел Чимина за его жалость, заботу и желание помочь. Чонгук ненавидел все это. Единственное, чего он сейчас хотел, — это разбить что-нибудь тяжелое об голову своего старшего, чтобы тот, наконец, прекратил строить из себя грёбаного героя-любовника и оставил его. Оставил его, в конце концов, в покое. — Чонгук, успокойся, я вовсе так не считаю. Ты… — А знаешь, какой я на самом деле, м? — Чонгук приблизился к Чимину, обдав его лицо тяжелым и жарким дыханием. Пак внимательно смотрел в безумные, поблескивающие гневом глаза младшего, но с места не сдвинулся. — Хочешь знать, кого ты так отчаянно пытаешься трахнуть, хён? — Чонгук резко отошел на пару шагов и в мгновение стянул с себя футболку, поворачиваясь спиной к старшему. — Смотри!       Чимин уставился на спину макнэ и не мог поверить своим глазам. Лопатки, часть плеч и ребер были усеяны… шрамами. Разной длины и ширины шрамами, которые красовались на коже, словно резьба, высеченная по дереву опытной рукой. Чимин разглядывал шрамы и не понял, в какой момент оказался почти рядом с младшим, протягивая руку, в попытке коснуться светлой линии. — Это… — Ремень, плеть, кнут и бог знает сколько еще разного рода грёбаных девайсов, которые с радостью пользует на мне мой Мастер, — уверенно, будто с гордостью сказал Чонгук, не поворачиваясь. Он неосознанно поиграл мышцами, отчего линии на спине задвигались, и Чимин так и застыл с протянутой рукой. — Ты делаешь это осознанно? — хрипло, еле слышно задал вопрос Пак. — О да! И знаешь, — Чонгук вдруг резко повернулся, из-за чего рука Пака дернулась и упала плетью к его бедру, — это еще не все, — Чонгук принялся расстегивать ремень своих джинсов, пока Чимин продолжал наблюдать за его действиями, словно в трансе, не двигаясь, не моргая, казалось, даже не дыша. — Вот, — спустив джинсы до колен, Чонгук указал на тазовые кости, чуть приспустив ткань боксеров — это было сделано ножом. Мой бывший партнер… — вдруг голос Чонгука надломился, и он на мгновение закрыл глаза, глубоко вздохнув, но после снова пришел в себя, — посчитал, что это будет забавно, что это разнообразит наши игры.       Чимин смотрел на небольшие поперечные шрамы на тазовых костях младшего и боролся с искушением, чтобы не упасть на колени и не прижаться к ним губами в попытке смести без следа. — Сначала мне казалось это жутким и ненормальным, но, знаешь, в этом есть свое преимущество, — Чонгук чуть расставил ноги, открывая взору внутреннюю сторону бедер, — поэтому иногда я не прочь практиковать подобное самостоятельно, особенно, когда мой Мастер не имеет возможности встретиться со мной, чтобы удовлетворить мои желания, — на обеих сторонах бедер младшего красовались такие же полосы, но уже более глубокие и длинные, нанесенные, определенно, самостоятельно, с силой и упорством. Какие-то были очень светлыми, следовательно, давнишними, но другие слегка розоватыми или же даже красными — свежими, только что зажившими.       Чонгук говорил это с таким сарказмом в голосе, что, казалось, он просто шутит. Вот сейчас все исчезнет, пропадет, каким-то чудесным образом окажется грёбаным розыгрышем. Но шрамы на теле младшего никуда не исчезали, что делало действительность реальной и такой болезненной. — И это всего лишь часть того, что я позволяю с собой делать, — Чонгук снова приблизился к Чимину, шипя ему прямо на ухо, испытывая ненормальное удовольствие от того, в каком ступоре пребывает старший. — И ты все еще думаешь, что изнасилование смогло бы сломать меня? Я чёртов мазохист, хён! Я люблю, когда мне причиняют боль! Мне нравится чувствовать чужую власть. Нравится осознавать, как кто-то другой истязает мое тело, но не только его, — Чонгук отодвинулся так, чтобы Чимин мог видеть его лицо, и показал на свою голову, ткнув пальцем в висок. — Мне нравится осознавать, что мой разум при этом не принадлежит мне самому. Я полностью отключаюсь. Я испытываю такую эйфорию от порки хлыстом, что готов кончить, как любой нормальный человек кончил бы от обычного траха, — Чонгук наклонил голову набок, пытаясь разобрать реакцию хёна. Тот продолжал пялиться на него, ничего не выражая, и это только больше злило Чона. — Ну как, хён? Все еще хочешь меня? — Чонгук развел руками, ухмыляясь, пытаясь вызвать как можно больше отвращения к себе, но старший стоял истуканом, не проявляя ни малейшей реакции. Посчитав это за ответ, Чон натянул штаны и футболку, кивнув. — Так я и думал, — он забрал свой телефон с постели и бросил мимолетный взгляд на хёна. Чимин продолжал внимательно изучать его с нечитаемым выражением лица. Будто ему было все равно. Будто Чонгук ничего такого ему сейчас не сказал. Чёрт возьми, да младший практически оголил свою душу перед этим грёбаным хёном. А тот даже глазом не повел. Новая волна гнева обрушилась на Чонгука лавиной, и он резко подался в сторону старшего, бросая последние едкие слова. — Знаешь, что больше всего меня злит? Что ты такой же, как все… Такой же самодовольный мудак, который просто хочет мое тело, словно кусок мяса. Хочет просто трахнуть меня. Сломать меня. Подчинить себе. Заставить следовать своим желаниям, не взирая на мои. Так вот, иди ты к чёрту, Пак Чимин! Я не стану трахаться с тобой только потому, что ты проявил ко мне мимолетную жалость. Не стану твоим подопытным только потому, что ты, в силу выбранной профессии, привык помогать ненормальным, вроде меня. Потому что мне не нужна твоя помощь. Мне ничья помощь не нужна. Держись от меня подальше! Думаю, я дал тебе достаточно причин для этого, — выговорив тираду почти на одном выдохе, Чонгук спешно покинул комнату, оставляя Пака в таком же шоке, в котором он прибывал все время монолога макнэ.       По дороге написав смс Тэхёну о том, что он решил вернуться к себе, Чонгук буквально выскочил из дома друга на улицу, бросаясь к своему байку, заводя мотор и тут же срываясь с места. Ветер охлаждал разгоряченную кожу и сметал слезы, вдруг откуда-то появившиеся на щеках. Глаза застилало от влаги, Чонгук норовил попасть в аварию, но продолжал гнать на полной скорости, в очередной раз сбегая от источника проблемы.       Прибыв домой, парень кинулся в ванную рядом со своей комнатой и принялся энергично ополаскивать лицо. Слезы продолжали течь, сколько бы Чонгук не смахивал их ладонями. Что же он натворил? Зачем он так сильно набросился на Чимин-хёна? Ведь старший ни в чем не виноват. Он не является источником его проблем, он ничего ему не сделал, наоборот, пытался помочь и поддержать. Спасти Чонгука от него же самого. Чимин не тот безудержный тиран, которым был его бывший. Он не причинит ему вреда. Никогда не сделает ничего, что не понравится младшему. Никогда не оставит его. Но страх перед прошлым продолжал грызть изнутри, не позволяя открыться полностью, довериться незнакомому человеку, посвятить его в истинный источник своей сути. Чонгук обнажил перед Чимином свою грязную, мерзкую, низменную сторону, дабы оттолкнуть старшего от себя. Но, стоило ему оказаться вдали от него, младший тут же пожалел об этом. Собственное поведение вызывало отвращение к себе, шрамы, которые Чонгук показал Паку, казалось, впились намертво, оплетая не только его кожу снаружи, но и душу внутри. Чонгук чувствовал себя сломанным. Ничтожным. Грязным и незаслуживающим помощи. Такой человек, как Чимин, не должен тратить свое время на такое испорченное низменное существо, как Чон. Противоречия разрывали голову на части, и Чонгук подавил в себе желание закричать и схватить себя за волосы, выдирая с корнем, чтобы избавиться от подобной участи. — Блять! — все же не сдержавшись, младший выругался и с силой ударил кулаком прямо в зеркало напротив, от чего то сразу же расползлось множеством трещинок, отражая лицо Чонгука: безумные глаза, мокрая челка, раздувающиеся ноздри, широко раскрытый рот. Чонгук был похож на сбежавшего из больницы психа. И именно так он себя ощущал. Внутри него словно было два человека. Один из них яростно отталкивал Чимина, придерживаясь недавно произнесённым оскорблениям в сторону хёна. Другой был прямо ему противоположен. Он отчаянно хотел вернуться к старшему, объяснить ему все, упасть в его объятия и уповать на спасение. Надеяться на то, что Пак примет его.       Чонгук не помнил, как оказался на полу, но почувствовал боль в области руки. Подняв все еще мутный взгляд, он увидел младшего брата. Глаза его были наполнены страхом, он медленно и осторожно бинтовал руку своего хёна, что-то бормоча. Видимо, Чонгук отключился, а младший нашел его в ванной на полу, с разбитым зеркалом и кровоточащей рукой. Чонхён не смог дозваться старшего и подумал, что тот просто пьян. Младший включил воду и промыл влажной тряпкой рану на руке хёна, после чего принялся неумело и слегка неловко забинтовывать светлой тканью.       Чонгук поморщился, приходя в себя. — Прости, хён. Ты так напугал меня. Я нашел тебя здесь, ты не отвечал, когда я позвал тебя, поэтому мне пришлось…       Чонгук вдруг резко обнял своего брата, крепко прижимая к себе, отчего младший замолчал в удивлении. Чонгук был хорошим старшим братом, но такие проявления… нежности были ему чужды. — Хён, — Чонхён неуверенно погладил хёна по голове, ощущая, как старший дрожит, словно от холода, — все хорошо? Что случилось? — Все нормально, Чонхён-а, — Чонгук подавил следующий поток слез, — все нормально, — но объятий так и не разжал.       Чонгук, определённо, не в порядке. Ему хотелось рвать и метать. Он не знал, что делать и как поступить. Не знал, как теперь появиться в универе и посмотреть в глаза своему хёну.       Чон понимал, что Чимин пытался ему помочь. Но дело в том, что Чонгуку никто помочь не в силах. Даже он сам.

***

      Чонгуку было бы проще, если бы Чимин-хён ненавидел его после того, как младший вылил на него поток оскорбительных слов на собственном дне рождения. Чонгуку было бы проще видеть в глазах хёна презрение и злость. Младший бы даже не удивился, если бы Пак рассказал, что поведал ему Чон, всем в универе. Но Чимин ничего подобного не сделал. Каждый раз, когда они сталкивались в университете, что все равно происходило, как бы макнэ не старался этого избежать, он видел во взгляде Чимина лишь неуверенность и вину. И это только больше злило и сбивало с толку. Чужая жалость, а именно так Чонгук расценивал поведение хёна, раздражала и подавляла. Макнэ сдерживал себя из последних сил, чтобы вновь не сорваться и не оскорбить хёна на глазах у всех. Как старший мог жалеть его и испытывать к нему хоть какие-то маломальские чувства, если Чонгук буквально обнажил перед ним свое уродливое нутро?       Тэхён постоянно донимал друга расспросами, что же произошло тем вечером, почему Чонгук вдруг снова решил сбежать. Но Чон только отмахивался, мямлил что-то неразборчиво, и, в конце концов, Тэхён не выдержал. Он видел, каким подавленным и опустошенным был Чимин-хён. Как он постоянно тушевался, когда приходилось случайно столкнуться с Чоном на одном этаже или во дворе универа. Стоило Паку заметить приближение младшего, как он тут же впадал в оцепенение, а спустя мгновение резко разворачивался и уходил в противоположном направлении, мельком бросив жалостливый взгляд на макнэ. Второй же, в свою очередь, вел себя также странно. Напрягался как струна, когда замечал вдалеке своего старшего, вжимал голову в плечи, словно хотел спрятаться, а после того как хён уходил, злился, покрываясь румянцем, становился раздражительным и нервным, огрызался, когда Тэ пытался узнать хоть что-то, что могло бы помочь ему выведать суть проблемы. Ким уже понял, что отношения этих двоих складывались далеко не так просто, как хотелось бы. Чонгук сам не раз говорил, что сильно запал на своего хёна, но по какой-то причине жутко боялся его, и Тэ никак не мог понять почему. А сейчас, после дня рождения Чонгука, все стало только хуже. Хосок понятия не имел, что происходит с его другом, сколько бы Тэ не пытался выведать у него информацию. Чимин молчал, как рыба, бросая гневные взгляды на лучшего друга, после чего желание Хосока интересоваться чем-либо пропадало в принципе. В гневе Пак был очень убедителен и страшен, и Хосок не хотел, чтобы это качество его друга было направлено на него. Тэхён долго ходил вокруг да около, но все же в один прекрасный день он просто схватил друга за руку и потащил за собой к своей машине, на ходу крикнув Хосоку, что позвонит, чтобы тот не ждал его.       Оказавшись в салоне, Чонгук, наконец, смог освободиться от железной хватки друга, вырвав свою руку с такой силой, что послышался хруст суставов. Тэхён мог казаться взбалмошным и ветреным, абсолютно не способным на насилие в любом его проявлении. Но если он чего-то хотел, то непременно этого добивался, даже таким вандалистским способом. К тому же, Чон просто чувствовал, что уже не способен противостоять своему другу. Он жутко устал. Хотя, по правде говоря, мог запросто послать Тэ подальше, и тот не смог бы его удержать. Но что-то внутри надломилось, когда серьезный взгляд лучшего друга вперился в глаза Чона, заставляя сдаться и последовать за ним до машины, после чего остаться на месте без желания уходить. — Если ты сейчас же не расскажешь мне, что с вами двумя, чёрт возьми, происходит, я свяжу тебя по рукам и ногам и буду пытать до тех пор, пока не добьюсь от тебя признания!       Гневная тирада вызвала у Чонгука смешок. Угрозы друга заставили его чуть развеселиться. Знал бы Тэ, чем в свободное время занимается его друг, понял бы, что такие слова не возымеют на Чона по большому счету ни малейшего эффекта. — Нич… — Если ты посмеешь снова ответить «Ничего», я тебя ударю, — Тэхён смешно сложил ладонь в кулак и подставил к скуле своего друга. Чонгук вздохнул. Он до сих пор не решался поделиться с Тэхёном тем, что осмелился рассказать своему старшему. Тогда это был всплеск эмоций, адреналин, основанный на страхе и гневе. Но сейчас, в маленьком помещении, Чон вновь почувствовал неуверенность. Его увлечения, а скорее, даже склонности к определённым вещам, не могли сойти за обычное хобби, которым увлекается среднестатистический человек. Кто-то мог бы показать на младшего пальцем и откровенно назвать больным, и Чонгук не смог бы винить его за это. Наблюдая издалека за реакцией хёна на протяжении нескольких дней, Чонгук чувствовал себя отвратительно. Он пожалел сотню раз, что открылся Паку с этой своей стороны. И не хотел, чтобы Тэ стал следующим человеком, который также изменит к нему свое отношение, если узнает правду: станет жалеть его, вести себя определённым образом, постоянно пялиться на друга, словно на придурка, а что еще страшнее, отвернется от него, сказав, что и знать его больше не желает. Все эти предположения заставляли Чонгука плотно поджать губы и продолжать молчать, уставившись в окно. — Гук-и, — мягко начал Тэхён, когда увидел, как лучший друг закрылся от него, вжался в сидение и всеми силами пытался держать себя в руках. — Послушай, я вижу, что с тобой что-то происходит. И, по-моему, здесь дело не только в Чимин-хёне, верно?       Чонгук слегка кивнул, но до сих пор продолжал сохранять молчание. — Мне не нравится, что ты скрываешь что-то от меня. Ведь мы лучшие друзья. Я знаю тебя всю свою жизнь. Чёрт, да мы на горшках рядом сидели. Я знаю о тебе все. Нет ничего такого, что смогло бы удивить меня. Поверь. — Ошибаешься, мой друг, — хрипло, с легкой ухмылкой ответил Чонгук. — Ты и половины обо мне не знаешь. И лучше бы тебе оставаться в неведении. Я далеко не общительный, но не хочу потерять единственного друга из-за глупых предрассудков.       Тэ широко раскрыл глаза. Такого ответа он не ожидал. Он знал Чона всю свою жизнь и понятия не имел, что мог чего-то не замечать. Конечно, определённые недосказанности и недомолвки у них были как у любых друзей. У кого их нет, верно? Но такой серьезный и глубокомысленный ответ друга заставил Тэ почувствовать… обиду. — Ты настолько не доверяешь мне, да? — Тэ отсел от Чонгука, сложив руки на груди. — Считаешь, что есть что-то, что может заставить меня отказаться от тебя? Так вот, Чон Чонгук, ни черта ты не понимаешь, ясно?! Нет ничего в мире, что заставит меня изменить к тебе отношение. Я люблю тебя как родного брата. Разве между братьями должны быть секреты?! — голос Тэ прозвучал на несколько тонов выше его собственного. Ким понимал, что это, должно быть, действительно что-то серьезное, если Чонгук не хотел говорить и вообще касаться этой темы. Но парню стало так обидно и больно, что он не смог удержать в себе собственные эмоции. — Дело не в этом, Тэхён-а, — Чонгук вдруг повернулся лицом к своему другу, и в глазах его Тэ увидел страх. — Я не хочу, чтобы ты считал меня… ненормальным. — Я никогда не стану считать тебя ненормальным. Хотя порой ты и ведешь себя как псих, но это обычное твое состояние, — Тэ вдруг усмехнулся, чем вызвал ответный смешок Чонгука. Атмосфера недосказанности и напряженности постепенно сходила на нет, и дышать в, казалось бы, душном ранее салоне стало легче. — А зря, — шепотом сказал Чон, прикрыв глаза, и тут же почувствовал легкое прикосновение к своим волосам. Открыв глаза вновь, младший увидел перед собой серьезное выражение лица лучшего друга, уверенность в его взгляде и почувствовал спокойствие. — Пожалуйста, ты можешь рассказать мне все. Я никогда не оставлю тебя одного, даже если ты убил кого-то. Я даже помогу тебе труп закопать, — очередная шутка слетела с уст Тэхёна, и Чонгук толкнул его в плечо, улыбаясь. Непринужденность Тэ никуда не исчезала, даже когда он заводил разговоры на серьезные темы. — Это долгая история… — Чон по-прежнему пытался оттянуть момент истины. — Мы никуда не торопимся, — пожал плечами Тэ и устроился удобнее на водительском сидении. — Не здесь.       Тэхён кивнул и тут же встрепенулся, заводя двигатель, направляя автомобиль на главную дорогу. Он собирался отвезти Чонгука домой и выслушать все, что тот ему расскажет. Чонгук вообще не был довольно откровенным парнем, поэтому Тэ нужно было ухватиться за момент как можно скорее, пока Чон не передумал и не свел разговор на нет.       По прибытии домой парни поднялись в комнату Тэ. Чонгук мялся на пороге, словно впервые оказался здесь. Стоило ему бросить взгляд на постель Тэхёна, как он тут же вспомнил о том, как проснулся и увидел Чимина, сидящего рядом с ним, как во сне чувствовал его касания, как тяжесть его тела непривычно, но одновременно приятно ощущалась рядом. — Ну, чего встал? Будто не был здесь ни разу, — Тэхён завалился на постель и жестом ладони указал на место рядом. Чонгук неуверенно ступил в комнату и подошел ближе к кровати, но в последний момент передумал и сел на стул рядом. — Тэ… — Чонгук опустил голову, сосредоточенно рассматривая свои ладони, которые тут же вспотели от неуверенности и накатывающих волн страха. — Чон Чонгук, клянусь, если ты сейчас скажешь, что передумал, я точно поколочу тебя!       Чонгук зажмурился так сильно, что перед глазами побежали белые мушки. Он до сих пор был не уверен, правильно ли поступает, решившись все же поделиться со своим другом его грязным прошлым и не менее отвратительным настоящим. Но в который раз младший поймал себя на мысли, что так устал бороться с этим в одиночку. Ведь никто ничего не знал о его настоящем «я». Даже Чимину он рассказал далеко не все, лишь желая вызвать у старшего определённую реакцию на неприятные подробности. Чонгук был совершенно один. Ему не с кем было поделиться своими проблемами, не к кому было обратиться, когда на него накатывала очередная паранойя, никого не было рядом, когда волны панического страха утягивали его в свои глубины.       Последний раз вздохнув поглубже, Чон сказал: — Думаю, нам стоит что-нибудь выпить. Потому что я не гарантирую тебе нормального исхода разговора на трезвую голову.

***

      Прошло несколько недель после того, как Чонгук смог открыться своему другу. Рассказать о своем прошлом и настоящем. Вначале Чон не мог подобрать правильных слов, чтобы выразить все, что хотел сказать. Да и какие слова будут правильными и уместными, чтобы поведать… такое. Но по мере продвижения монолога, опустошения бутылок алкоголя, которые неизменно только прибывали в комнату друга, язык Чонгука развязывался, а на глазах временами наворачивались слезы. Тэ внимательно слушал, не перебивал, порой только распахивая глаза от шока на определённых моментах и потирая руки о штаны, чтобы избавиться от противной липкости и влажности на ладонях. Когда Чонгук расплакался, Тэ не мог поверить своим глазам. Он впервые видел друга в таком подавленном и сломленном состоянии. Даже в детстве, сколько Тэ помнил, Чонгук никогда не плакал, не позволял себе слабости, по крайней мере, в его присутствии. Чонгук жутко боялся, что лучший друг бросит его. Будет стыдиться их дружбы. Проклянет все, что их не́когда связывало. Но все, что сделал Ким… только порывисто обнял Чонгука и сразу же почувствовал, как дрожь забила его тело. Чон разразился следующим потоком слез от облегчения, не мог успокоиться почти до самого вечера. Тэхёну пришлось держать его в своих руках и гладить по волосам, лицу, спине и рукам довольно долго, пока друг не вырубился, в процессе разговора все же переместившись на постель, прямо в университетской форме. Тэ заботливо укрыл его одеялом и, собрав весь мусор в комнате, тихонько вышел наружу.       Тэхён не мог сказать, что рассказ Чонгука не поразил его. Еще как! Ким был просто ошарашен. Он не мог вымолвить ни слова, только слушал, понимая, что любым своим неосторожным вопросом может спровоцировать ненормальную реакцию лучшего друга. Ким до сих пор не знал, как принять тот поток информации, что вылил на него Чонгук, как справиться с ним, что делать и как вести себя в подобной ситуации. Будет непросто спокойно смотреть на Чонгука теперь, когда Тэ знал всю правду о нем. Сейчас для него стало понятным многое. Почему Чонгук никогда не раздевался прилюдно и не пользовался общей душевой в универе, даже с ним ванну они принимали по отдельности, хотя, казалось, чего они там друг у друга не видели. Шрамы, покрывающие бо́льшую часть спины Чонгука, не позволяли оголяться в общественных местах. Тэ понял, почему Чон был таким угрюмым, замкнутым, необщительным. Почему не заводил серьёзных отношений с представителями своего пола, а также не стремился к интрижкам с девушками. И многие похожие вопросы тут же приобрели ясность, стоило Тэ узнать правду. Он соврал бы, если бы сказал, что все это не напугало его. Хотел бы Ким махнуть рукой на все сказанное, забыть и сделать вид, будто ничего не произошло. Но в реальности так не бывает. В реальности Тэхёну придется поработать над собой ничуть не меньше, чем Чонгук стремился работать над собственным «я», чтобы принять ту суть, которая лежала глубоко внутри его лучшего друга. Но в единственном Тэ был уверен на сто процентов — он не собирался похерить дружбу с лучшим другом детства только потому, что какой-то ублюдок сломал его, не собирался бросать его и отказываться от него. Ким даже отчасти винил себя за то, что не смог оказаться рядом в тот злосчастный момент и помочь, уберечь Чонгука от подобной участи. Но что сделано, то сделано. И главная задача Кима на данный момент — поддержка и внимание к лучшему другу. — У Чимин-хёна скоро день рождения, — осторожно сообщил Тэ, в то время как они вдвоём с Чонгуком сидели в столовой в перерыв.       Имя старшего заставило напрячься. Чон подобрался и слегка тряхнул головой, отгоняя давящие мысли. — Ты… собираешься его поздравить? — все также с опаской спросил Тэхён, поглядывая на друга. — Тэ, ты можешь не вести себя так! — Чонгук не выдержал и чуть прикрикнул на друга. Он знал с самого начала, что будет именно так: отношение Тэхёна к нему, определённо, изменится. И это давило на Чона. Ким не плюнул ему в лицо, не выгнал и не оставил, что уже было огромным прогрессом в их ситуации. Но напряжение, возникшее на следующее утро после того самого разговора, присутствовало и сходило не так быстро, как хотелось бы. — Как так? — встрепенулся Тэ. — Так, будто я псих, который только и ждет, чтобы всадить тебе вилку в лоб, — Чонгук опасливо покрутил вилкой рядом с головой Тэ, и тот фыркнул в ответ. — Прости, — выдохнул парень, признавая поражение, — просто я не знал, как подступиться к этой теме после того, что ты рассказал. Ты же ясно дал понять, что не хочешь сближаться с Чимин-хёном. Но Хосок-хён определённо будет на его дне рождения, и мне тоже нужно бы пойти, поэтому я… — Предположил, что я, как обычно, пойду с тобой. Я понял, — Чонгук кивнул. Он принялся размышлять над словами друга. Чон действительно пригрозил старшему держаться от него подальше. Но чувство вины не покидало его с того самого дня. Он хотел бы извиниться за то, что наговорил. Сотни раз за эти недели Чонгук набирал сообщение в чате, чтобы хоть что-то написать старшему. Но все слова казались бессмысленными и глупыми, и в конечном итоге Чонгук просто стирал их, блокировал телефон и оставлял эту безумную затею. Снова оказаться рядом со страшим казалось неправильным после всего, что произошло. Но мазохист внутри Чонгука не позволял отпустить ситуацию просто так. Он постоянно думал о хёне. Интимные картинки преследовали его гораздо чаще, чем ранее. Также постоянно давало о себе знать чувство вины. Чонгук истязал себя этим день за днем, снова и снова. И, кажется, получал от этого своеобразное удовольствие. Любой нормальный человек давно бы извинился или же попросту забыл о том, что не имело для него значения. Но Чонгук с позором осознавал, что хён до сих пор значит для него гораздо больше, чем он сам себе представлял. И содеянное гложело его мозг, съедало чайной ложкой, принося страдания, которыми упивался младший, наказывая себя таким образом за свое поведение с Чимином. Вновь встретиться с ним в неформальной обстановке значило принять какое-то конкретное решение. А Чонгук не был уверен, что готов к этому. — Эй! — громкий голос Тэ вырвал Чонгука из собственных размышлений. Он увидел, как друг энергично машет рукой, подзывая к себе Хосок-хёна. Макнэ распахнул глаза, когда заметил, как за старшим следует Чимин. Стоило ему встретиться с напуганным взглядом Чона, как хён по обыкновению застыл на месте, размышляя, как поступить. Сталкиваясь в коридорах, Пак мог просто сменить направление, чтобы избежать прямого контакта с Чонгуком. Он не хотел снова становиться причиной срыва младшего.       После того вечера Чимин много думал и решил… оставить макнэ, как он того и просил. Не то чтобы ему этого хотелось. Чимин до сих пор чувствовал влечение к этому молодому человеку. Но теперь к данному ощущению добавилось желание защитить и поддержать. Чимин хотел бы стереть все ужасные воспоминания Чонгука, сделать его жизнь более светлой и радостной. Но дело в том, что макнэ ясно дал понять: помощь старшего ему не нужна. Он не хочет иметь с ним ничего общего. И Пак не мог винить младшего в этом. Его страх не позволял доверять постороннему человеку, и Чимин считал, что разумнее будет… отступить. По крайне мере, пока Чон не придет в себя и, возможно, не будет настроен хотя бы на конструктивный разговор. Но за все это время Чонгук никак не дал понять, что готов пойти на это. Поэтому Пак просто следовал его просьбе.       Чимин что-то прошептал на ухо Хосоку и отдал ему свой поднос, взяв с него небольшой сэндвич, после чего направился к выходу из столовой. Хосок только глубоко вздохнул и присел рядом с Тэ. — Почему… хён ушел? — вопрос вырвался раньше, чем Чонгук успел прикусить себе язык. На мгновение он снова поддался страху, когда увидел Чимина, но после все же решил, что, если он присядет вместе с Хосок-хёном к нему и Тэ, у Чонгука будет возможность разрядить обстановку до того, как он решится на действительно активные действия. Но Чимин тут же ушел, стоило ему увидеть младшего. — Тебе лучше знать, — неосознанно рявкнул Хосок, чем вызвал недовольный взгляд своего парня. Чонгук понуро кивнул. Это был глупый вопрос. — Извини, — вдруг извинился Хосок, проводя рукой по волосам, — просто… В последнее время он сам не свой. А то, что он ничего не говорит, порядком раздражает. Я знаю, что ты тому причиной, поэтому повел себя так грубо. Прости. Понимаешь… — Хосок прикрыл глаза, — он мой лучший друг. И мне не нравится, когда он ведет себя… так. — Я понимаю, — Чонгук виновато кивнул и, сжав кулаки, чтобы собрать готовую ускользнуть смелость, поднялся из-за стола. — Я вас оставлю, ребята. Тэ, увидимся на паре. — Э… — Тэхён не успел ничего сделать, а Чон уже выбежал из столовой, прихватив свои вещи. — Не бросайся на него вот так, — осуждено сказал он своему парню. — Я понимаю, что ты переживаешь за Чимин-хёна. Но поверь мне, у Чонгука есть свои причины, чтобы вести себя подобным образом. — Знаешь, — Хосок потер подбородок в задумчивости, — Чимин сказал мне то же самое.       Тэ кивнул и улыбнулся, тут же забывая, что секунду назад разозлился на своего бойфренда. — Ты сказал ему о дне рождения Чимина? — спросил Хосок, потягивая сок через трубочку. — Да, но он пока ничего не ответил. Думаю, нам не стоит лезть в это, — сказал Тэ, пережевывая свой сэндвич, отчего его речь казалась слегка неразборчивой. — Чёрт, чувствую себя как в дешевой мелодраме, — Хосок наигранно прикрыл глаза рукой. — Ты даже представить себе не можешь, — Тэ поддержал его шутку, но в глубине души был обеспокоен. Он был уверен, что Чонгук сорвался вслед за хёном, и один бог знает, что может произойти между ними снова… — Чимин-хён! — Чонгук нагнал Чимина на выходе. Пак собирался выйти на улицу, перекусить, а потом последовать в кабинет, чтобы дождаться Хосока там. Он не ожидал, что макнэ последует за ним. — Ты звал меня? — Чимин обернулся, непринужденно уставившись на младшего, хотя внутри все ликовало и кричало от радости. Чонгук заговорил с ним впервые после случившегося тем самым вечером. — Почему ты ушел? За столом было достаточно места, — Чонгуку хотелось рассмеяться от себя самого. Уж точно не ему следовало бы задавать подобные вопросы. — Не хотел обременять тебя своим присутствием, — как бы Паку не хотелось сейчас быть ближе к младшему, он с усилием сделал пару шагов назад, а слова дались так тяжело, что хотелось выругаться. Возможно, поведение старшего могло показаться неразумным. Ему стоило бы радоваться, что Чонгук заговорил с ним. Но не в этом случае. Чон был особенным и сложным человеком. Он ясно дал понять, чего хочет. И Чимин старался следовать его желанию, дабы не оттолкнуть еще больше. Именно поэтому он выжидал, надеясь. Чонгук проявил попытку к общению самостоятельно. И следующий закрепляющий шаг должен был сделать именно он. — Хён, прости, — слова дались легче, чем Чонгук себе представлял. Он так боялся заговорить с хёном, что демонстративно игнорировал его все это время. — За что? — аккуратные брови Чимина наигранно взметнулись вверх. — Айщ, ты знаешь за что, чёрт возьми! Не надо делать вид, что ничего не произошло! — притворное удивление Чимина разозлило макнэ, и он снова не сдержался от очередного порыва. — Сначала ты просишь прощения, после тут же снова развязываешь ссору. Чонгук-а, подумай хорошенько, чего именно ты хочешь от меня? — Чимин неосознанно приблизился к младшему. Они стояли в коридоре, где любой мог увидеть, но у Чонгука не хватило сил отойти хоть на шаг в сторону. Близость хёна, которую он не ощущал вот уже несколько грёбаных недель, захватила его с новой силой. — Я… — горло вдруг пересохло, а слов не осталось. Чонгук вглядывался в мягкий голубой отблеск глаз Чимина и впервые за все это время не чувствовал угрозы. — Я не могу сделать вид, что между нами ничего не произошло. Не могу забыть то, что ты показал и рассказал мне, Чонгук, — серьезно сказал хён, продолжая стоять рядом с макнэ, но не касаясь его. — Но если ты пытался вызвать у меня отвращение к себе, то твоя затея с треском провалилась. Я держался от тебя подальше все это время только потому, что ты сам просил об этом. Я уже говорил тебе и скажу снова, что никогда не сделаю тебе больно. Только… — хён приблизился еще и прошептал последние слова прямо на ухо, от чего у Чона буквально подогнулись колени, — если ты сам об этом не попросишь.       Сказав это, Чимин отпрянул от макнэ так же неожиданно, как и приблизился. Чонгук наблюдал за удаляющимся старшим и не мог понять, чего хочет больше: догнать его снова и умолять трахнуть себя или же скрыться в ближайшем углу от внезапно накативших смущения и возбуждения.       Как бы ему хотелось принять решение прямо здесь и сейчас, наплевав на все свои страхи, предрассудки и фобии. Но Чонгук не мог изменить себя. Для этого слишком поздно. Он сломался давным-давно. Маловероятно принять и понять такого человека, как он. Но Чимин пытался. Отчаянно пытался прорваться сквозь защиту Чона. И с каждым разом ему удавалось это все больше и больше. Чонгук с позором признавал, что, несмотря на все те слова, которые высказал хёну, свои страх и неопределённость, до сих пор хотел своего старшего, это не изменилось. Наоборот, стало только сильнее. Но проблема, заставляющая Чонгука отталкивать близость Чимина, никуда не делась. Он все еще не мог полностью довериться на милость чужих рук. Для Чона доверие имело слишком сильное значение. И как бы Чимин не старался, как бы Чон не хотел, он не мог доверять хёну. Не настолько. Пока нет. Но Чонгук понимал, что не сдвинется с мертвой точки и загонит себя в еще более дальний угол, если не переборет своих демонов.       Младший достал телефон из кармана брюк и принялся водить пальцем по экрану в поиске определённого контакта. Обнаружив искомое, он напечатал пару строк и быстро нажал на кнопку «Отправить», пока не успел передумать. Он должен. Должен перебороть это. Иначе никогда не сможет освободиться, одолеваемый паникой всякий раз, когда любой мужчина проявит к нему маломальский интерес. Но на данный момент Чимин не мог ему помочь. Был лишь один человек, которому Чон мог доверять.

Джей Кей: Шуга-хён. Мне нужна твоя помощь.

***

      Весь остаток дня Чонгук провел на иголках, настраивая себя на встречу с Шугой-хёном. Он принял решение и не собирался отступать, но это не значило, что парень не боялся и не нервничал. Безудержный страх сковал сразу же, как только Чон увидел входящий вызов от своего хёна после того, как послал ему смс с просьбой о помощи. Чонгук решил, что не станет рассказывать о причине по телефону. Тема была слишком личной и деликатной, поэтому младший не стал обсуждать ее, пока не встретится с хёном лично. В голосе Шуги слышалось легкое беспокойство. Но он моментально взял себя в руки и назвал макнэ адрес, по которому тот должен был явиться вечером. И до назначенного часа Чонгук не знал, куда себя деть от волнения и предвкушения. Остаток пар он ерзал на стуле, чем вызвал поддразнивания со стороны лучшего друга. Тэ считал, что причиной тому Чимин-хён. Отчасти он был прав. Ведь Чонгук собирался сделать задуманное именно для того, чтобы решить свою проблему относительно собственных страхов. Но главная причина все же сильно разнилась с мнением Кима. Чимин не был источником принятия решения младшего, всего лишь отправной точкой. Чон в очередной раз оставил друга в неведении, сообщив, что вечером отправится домой, чтобы… подумать. И это тоже было правдой. Оказавшись в комнате, Чонгук не прекращал размышлять о правильности своего решения. С одной стороны, он чувствовал вину перед Чимином. Следовало поговорить со старшим и дать ему возможность, шанс, который тот, безусловно, заслуживал. Но с другой, Чон не хотел снова обременять старшего, не хотел поддаться панике в самый неподходящий момент и снова оттолкнуть человека, который стремился завоевать его доверие. Поэтому решение, которое он принял еще днем, на данный момент казалось ему самым разумным и правильным. Чонгук должен был преодолеть свои страхи самостоятельно. Хотя бы настолько, чтобы иметь возможность подпустить к себе человека, который, вероятно, сможет принять его.       Оказавшись по нужному адресу в назначенное время, Чонгук глубоко вздохнул и решительно направился ко входной двери. Встречный ветер так и не помог охладить пылающие от смущения и нервозности щеки, пока младший гнал на полной скорости на своем байке, даже не обращая внимания на недовольных водителей, которые сигналили ему вслед, потому как парень совершенно не соблюдал правила дорожного движения. Чонгуку повезло, что его не остановили за превышение скорости и чёрт знает сколько еще нарушенных правил, иначе макнэ рисковал бы провести остаток суток в совершенно другом месте и абсолютно иной обстановке.       Рука зависла рядом со звонком, и Чонгук прикрыл глаза, вновь глубоко вздыхая. Он должен это сделать. Назад пути уже нет. Уверенно нажав на звонок несколько раз, Чон принялся ждать, в нетерпении постукивая тяжелыми ботинками по бетону. Шуга открыл дверь спустя пару минут, но для младшего они показались вечностью.       Хён молча пропустил младшего внутрь, закрывая за ним дверь, лишь слегка кивнув в знак приветствия. Сегодня, вне стен клуба, Чонгук мог наблюдать Шугу-хёна в обычной одомашненной обстановке, и, кажется, старший вовсе этого не стыдился. Чонгук внимательно окинул его с головы до ног. Волосы Шуга перекрасил с момента их последней встречи, и сейчас оттенок напоминал младшему пламя: таким насыщенно-багряным он был. Кончики волос слегка электризовались, смешно поднимаясь торчком то тут, то там. Рваная челка ниспадала на лоб, немного прикрывая глаза, отчего образ старшего казался еще более загадочным. Темные брови чуть нахмурились, а глубокие карие глаза сузились до щелочек, внимательно рассматривая младшего в ответ. Губы слегка поджались. Легкая припухлость на щеках придавала лицу хёна несвойственное ему очарование. В ушах поблескивали серебряные колечки. Старший был одет в растянутую футболку и широкие, немного потертые на коленях штаны в тон верху, а ноги вообще были босыми. Если бы Чонгук не знал, каким может быть хён на самом деле, такой вид заставил бы его умилиться. Чонгук бы даже подумал, что эгьё хёна может превысить любое другое, даже не уступить самому невинному ребенку. Но внешность не определяет человека, верно? Чон сталкивался с подобным не раз и по себе знал: то, каков ты снаружи, может сильно разниться с внутренним миром. — Что случилось, Джей? — Шуга, по-видимому, устал ждать, пока макнэ объяснит причину своего прихода, поэтому решил начать разговор первым. Он прекрасно видел, как младший буквально пялится на него, что заставило старшего улыбнуться уголком рта, чуть обнажив свои белоснежные зубы в легком оскале. Днем Джей был таким взволнованным по телефону, и Шуга подумал, что младший снова нуждается в сессии. Но тот отказался, пояснив, что хочет встретиться в неформальной обстановке, что ему нужна помощь другого рода, которую Шуга не сможет предоставить в стенах клуба. Хён был откровенно заинтригован и, по правде говоря, даже немного взволнован. Назвать причину просьбы по телефону макнэ отказался, в экшене не нуждался, да и Шуга сам бы не стал проводить очередную встречу, учитывая, что последняя была недавно. Так что же могло случиться с Джеем, что он решился на такой шаг: встретиться со старшим наедине, без свидетелей, без страха быть атакованным очередной паникой.       Обычно Шуга не приглашал своих… партнеров к себе домой. Он предпочитал оставить для себя единственное уединенное место. Свое место. Которое никто не мог заполнить чужим присутствием. Но макнэ был таким отчаянным, что Шуга не смог ему отказать. В клубе встречаться Джей отказался, хотя там и были уединенные места именно для бесед. Вариант с отелем старший тут же отмел в сторону. Стоило ему представить маленький, душный, грязный номер, как его выворачивало наизнанку. Он не был таким уж чистюлей, но не любил посещать подобного рода общественные места. Разговор в кафе казался несуразным и неуместным. В конце концов, они не парочка, чтобы мирно беседовать в первой попавшейся забегаловке. К тому же, окружающие люди не поспособствовали бы откровенному разговору. Поэтому, скрепя сердце, Шуга назвал адрес своего дома. — Джей? — Шуга подошел на шаг ближе, потому как младший не отреагировал на его вопрос, продолжая пялиться так, словно впервые видел. Как только рука старшего оказалась на его плече, Джей вздрогнул и поднял на него взволнованный взгляд. В глазах плескался страх. Несмотря на то что Джей все же не сбежал от такой близости своего хёна, он был на грани того, чтобы поддаться очередному приступу паники. Но Шуга слишком хорошо знал своего младшего. Он тут же поднял обе руки вверх, раскрытыми ладонями в сторону макнэ, и сказал: — Успокойся. Дыши. Все хорошо, Джей.       Младший тут же опустил глаза под мощной аурой старшего. У него возникло чувство дэжавю. Именно так говорил с ним Мастер после каждого сеанса. — Нет, — Шуга поднял подбородок макнэ двумя пальцами, заставляя смотреть в глаза, — ты же понимаешь, что сейчас я не твой Мастер. Я твой хён, Джей. Смотри мне в глаза и не опускай взгляд. Слышишь? Тебе ничего не угрожает.       Чонгук смотрел в глубокие карие глаза старшего и ощущал, как страх постепенно уходит, сменяясь чувством доверия и безопасности. Хён никогда не делал с ним ничего, что бы младший не позволял сам. Он всегда следил за состоянием своего донсена, никогда не переходил грань и контролировал ситуацию. Именно по этой причине парень находился здесь. Именно поэтому младший попросил помощи у хёна. Он мог ему доверять, как никому другому. Они слишком многое прошли вместе, Шуга-хён знал его вдоль и поперек: все его страхи, внутренних демонов, заморочки и фобии. Шуга знал абсолютно все. И помогал младшему справиться с этим. Преодолеть это. Напоминал, что макнэ абсолютно нормальный парень, а не безудержный псих, место которому в заведении закрытого типа.       Чонгук вздохнул как можно глубже, отметая последнюю неуверенность внутри себя, и подался вперед, прямо к лицу старшего, касаясь его губ. Разница в росте дала младшему преимущество. Это напоминало, скорее, неопытную попытку подростков, чем настоящий поцелуй взрослых людей. Чонгук не двигал губами, не пытался использовать язык, даже глаза́ не закрыл. Он пробовал. То, что давным-давно позабыл. Страх снова обуял мозг младшего, но он пытался сопротивляться ему изо всех сил, хотя хотелось отпрянуть назад, особенно, когда Чонгук осознал, что Шуга не предпринял никаких действий, чтобы остановить зарвавшегося макнэ. Каждую секунду Чонгук боролся с самим собой, чтобы следовать своему решению и не сбежать позорно так, как он обычно привык поступать. Шуга-хён никогда не сделает ничего, о чем бы Чонгук сам не попросил. Эта мысль набатом стучала в ушах Чона, поддерживая пусть и шаткую, но уверенность в своих движениях.       Шуга был застигнут врасплох выходкой макнэ. Он ожидал чего угодно, только не этого. Джей никогда, никогда не позволял ничего подобного! После каждой сессии он старался свести все прикосновения на нет, если этого можно было избежать. А сейчас он целовал хёна. Сам. И это заставило миллионы петард взорваться внутри, посылая искры по всему телу, от чего ноги напряглись в попытке удержаться на месте, руки свисали неподвижными плетьми вдоль тела, а в голове творилось чёрт знает что. Макнэ не закрыл глаза и Шуга тоже, внимательно изучая реакцию младшего. Хёну казалось, что еще мгновение и Джей оттолкнет его, испугается, и очередная волна параноидального страха накроет его с головой. Шуга внутренне готовил себя к этому, но не стал останавливать младшего, потому что в данный момент его состояние было чересчур шатким и неустойчивым, и любое неосторожное действие со стороны старшего могло вызвать непоправимый отрицательный эффект. Поэтому Шуга напрягся всем своим нутром, готовясь к любой реакции со стороны Джея, чтобы вовремя предотвратить срыв. Но ничего подобного не происходило. Джей Кей продолжал прикасаться к его губам своими, и Шуга мог в полной мере ощутить их мягкость и влажность, от чего хотелось углубить поцелуй, засунуть в рот младшего язык, искусать эти податливые губы в кровь. Но старший сдерживал себя, не предпринимая никаких попыток со своей стороны, чтобы не напугать младшего.       Казалось, спустя вечность Чонгук отстранился от хёна с ошалевшими глазами и сбитым дыханием. Такое невинное проявление близости вызвало бурю эмоций внутри Чона, и он не мог понять, хорошо это или плохо. Все его тело затрясло мелкой дрожью, и он еле удержался на подкошенных ногах, чтобы не повалиться на пол прямо перед старшим. — Зачем ты это сделал, Джей? — спокойно, но не без усилий спросил старший. Он не был подростком и не возбудился от одного лишь легкого касания макнэ. Старший полностью контролировал себя. Но ситуация сама по себе была новой и странной, и это подогревало интерес, заставляя желание постепенно окутывать мозг. — Я… — Чонгук замялся, не зная, как выразить свои мысли. Он так сосредоточился на том, чтобы подавить в себе страхи, что теперь, оказавшись на расстоянии от хёна, не мог объяснить свое поведение. — Мне… — Чон попытался снова, сжав кулаки, чтобы взять эмоции под контроль. — Мне нужна твоя помощь, хён. — Какого рода? — Шуга до сих пор не понимал, чего от него ждет его младший. Казалось, он сам не осознавал, что только что сделал, но, по-видимому, все же какой-то определенный план у Джея был, иначе бы он не пришел сюда.       Чонгук замотал головой, заливаясь краской смущения, и снова потянулся к лицу хёна, зажмурив глаза, чтобы не видеть, как старший наблюдает за ним. — Ты этого не хочешь, Джей, — Шуга отошел на шаг назад, чем вызвал страх макнэ. — На самом деле ты этого не хочешь, поверь мне. — Нет! Хён, нет! Мне это нужно, правда, — Чонгук кинулся в сторону старшего, не без усилий схватив того за руку, и положил ее на свою промежность. Волна жара вперемешку с ужасом накрыла тело, и Чонгук вновь зажмурился, пытаясь свыкнуться с тяжестью чужой руки на своем члене.       Младший не был возбужден. Совсем. Шуга ощутил это даже через плотную ткань джинсов. Но Джей отчаянно пытался. Пытался следовать, казалось бы, известному лишь ему одному плану. Голова старшего готова была взорваться от непонимания, но разрастающегося интереса внутри. — Пожалуйста, хён, помоги мне. Я так устал, — Чонгук уткнулся лбом в плечо старшего, продолжая стискивать его руку и прижимать к своей ширинке. — Я так больше не могу. Я должен… Чёрт! Ты единственный, кому я могу доверять. Прошу тебя, пожалуйста, помоги мне! — голос срывался, и Чонгук готов был разразиться рыданиями от безысходности. Он знал, что хён испытывает к нему сексуальное влечение. И был уверен, что сможет добиться определённой реакции со своей стороны. Но тело предательски подводило его, разум не позволял расслабиться, отчего возбуждение никак не проявлялось, сменяясь напряжением. А подсознание продолжало твердить, что хён не хочет его. Не хочет его без определённых обстоятельств, к которым они оба привыкли.       Шуга мягко высвободил руку из захвата макнэ и поднял его голову, заставляя в который раз посмотреть себе в глаза. Он осторожно положил ладони на плечи младшего, чтобы хоть немного унять дрожь его тела. — Пойдем со мной, — Шуга развернул Джея в сторону комнаты и, не отнимая рук, повел к двери. Он был вовсе не уверен в том, что происходит в данный момент. Младший просил об этом сам. Но Шуга чувствовал, как ответственность и покровительство старшего сверлят его разум, заставляя остановиться. Шуга не ощутил от младшего запаха алкоголя, его глаза были хоть и безумными, но не покрытыми пеленой неосознанности. А рвение и борьба с самим собой говорили громче всех слов. Джей был в сознании, отлично отдавал себе отчет в своих действиях и хотел этого сам. Но старший все же не мог всецело полагаться на мимолётный проблеск уверенности младшего.       Оказавшись в комнате, Шуга кивнул в сторону постели, и Джей неуверенно присел на край, теребя свою футболку в ожидании. Старший присел на колени напротив парня, установив зрительный контакт. — Джей, послушай, — Шуга старался говорить как можно внятнее, — я совсем не тот, кто может помочь тебе в этом. Я никогда не занимался сексом с человеком, который испытывает к этому отвращение или страх. Ты прекрасно знаешь о моих увлечениях, и они не меняются за пределами комнаты клуба. Я не могу позволить себе помочь тебе в этом, пойми. По крайней мере, не так. Я очень ценю твое доверие, но, поверь мне, ты обратился не к тому человеку. Ты пожалеешь о своем решении завтра же, и те отношения, которые связывают нас сейчас, попусту сойдут на нет из-за ошибки, которой мы пока еще можем избежать. Подумай снова. Ты…       Шуга был нагло прерван своим младшим снова, который в мгновение ока оказался на полу, рядом с ним, и снова поцеловал его, теперь уже более настойчиво, чем в первый раз.       Чонгуку так надоела болтовня хёна, что он решился на более конкретные действия. Чон понимал, что старший пытается оградить его от необдуманного поступка, но дело было в том, что он не собирался отступать, как бы сильно не боялся. Если он послушает своего хёна на этот раз, снова замкнется в себе и сбежит, то уже никогда не решится на подобное. Он не сможет контролировать свою жизнь полностью, живя в постоянном страхе, не сможет иметь отношения с кем бы то ни было, не сможет довериться никому, даже себе самому. Это пугало его больше, чем мужчина напротив него, поэтому Чонгук порывисто обхватил шею старшего, продолжая прикасаться к его губам, теперь уже чуть размыкая свои, прихватывая то нижнюю, то верхнюю хёна. — Чёрт, Джей, остановись… — Шуга попытался вырваться, но младший держал его крепко, и удалось лишь выдохнуть ругательства, когда один из них чуть отстранился, чтобы глотнуть хоть немного воздуха. — Я же сказал тебе… — А мне плевать на то, что ты сказал, хён, — чуть громче шепота прервал Чон. — Ты говорил, что всегда поможешь мне. Всегда будешь рядом, если мне потребуется твое покровительство или поддержка. Что ты не только мой Мастер, но и мой старший. Так помоги мне, чёрт возьми! Не бросай меня…       Шуга осторожно протянул руку к шее макнэ так, чтобы тот видел, что делает старший, и обхватил ее ладонью. — Ты понимаешь, что, если останешься здесь сейчас, обратной дороги не будет. Придется идти до конца. Ты уверен, что хочешь именно этого?       Чонгук подался вперед, накрывая руку хёна своей, сжимая чуть сильнее, от чего глухо выдохнул, тем самым заставив глаза хёна блеснуть опасным проблеском. Шуга задышал чуть чаще, чем ранее, сжимая длинные пальцы на нежной коже. — Да, — прошептал Чон, — хочу.       Шуга чуть повел рукой, пережимая гортань, от чего Чон сдавленно вздохнул и поднялся на ноги вслед за старшим. Хён уложил младшего на постель, нависая сверху, ощущая, как горит и дрожит тело Джея даже через одежду. Запустив руку в чуть жестковатые от лака волосы макнэ, Шуга дернул голову набок, вызывая сбитое дыхание. — Шуга-хён… — имя слетело с уст неосознанно, будто в трансе. Чонгук снова почувствовал волну страха, когда хён навис над ним, открывая доступ к шее. — Юнги. — Что?.. — младший моргнул пару раз. Он пытался сосредоточиться на возбуждении, которое, несмотря на панику, где-то глубоко сидело внутри, прорываясь наружу. — Если ты собираешься заниматься со мной сексом, называй меня по имени. Меня зовут Юнги. Не Шуга.       Чонгук замер от подобного откровения. В клубе все использовали псевдонимы. Никто из вступивших членов не знал реальных имен друг друга. Между ним и старшим давно было прочное нерушимое доверие. Но до сего момента они никогда не называли своих имен друг другу. Это казалось таким личным, что Чонгук чуть не задохнулся от подобного проявления доверия со стороны хёна. Если старший смог настолько открыться перед ним, что назвал свое имя, чего в принципе мог и не делать, то Чонгук тоже мог ему довериться. Хён не причинит ему вреда. По крайней мере, больше, чем Чон сможет выдержать.       Чужие руки касались податливого молодого тела, постепенно разжигая тепло, заставляя его подниматься изнутри все выше и выше. Прохладные простыни приятно холодили обнаженную кожу спины и ягодиц, и Чон не прекращал ерзать по постели. Хён, несмотря на свой темперамент и привычки, был довольно неспешен и осторожен. Когда он спросил Чонгука о естественных потребностях посетить ванную комнату, Чон смутился, заливаясь румянцем, но все же твердо ответил, что в этом не нуждается. Все нужные манипуляции он провел дома: очистил кишечник, вымыл каждый участок своего тела, растянул себя пальцами, чего давно уже не делал и потому испытал малоприятные ощущения, а также даже использовал анальную пробку, чтобы быть готовым и растянутым. Игрушка до сих пор причиняла легкую боль и дискомфорт, особенно при резких движениях. Чонгук даже усмехнулся после проведённых процедур. Мало похоже на приятное времяпрепровождение. В любом фильме или книге, которые так любили девушки, даже в самом откровенном порноролике, эти моменты всегда оставались за кадром, дабы не омрачать воцарившуюся атмосферу интима. На самом же деле все это было необходимым, чтобы элементарно не доставить себе и партнеру неудобств во время анального секса, а также не иметь риска быть порванным после давнего воздержания. Секс между мужчинами не всегда так романтичен и приятен, как это привыкли видеть со стороны. Это требует доверия и серьезной подготовки, как моральной, так и физической. Спонтанный перепихон в туалете с первым попавшимся парнем — глупо и нереалистично. Именно поэтому Чон полностью подготовил себя. Да и к тому же, он бы просто умер от стыда, если бы проделывал все перечисленные манипуляции в присутствии своего хёна.       Каждое прикосновение рук и губ хёна оставляло обжигающий след похуже любого девайса, которыми они пользовались ранее. Старший был довольно напорист: с силой целовал и сжимал пальцами кожу, но не оставлял чересчур видимых следов, лишь легкие метки, которые сойдут в течение нескольких дней. Хотя он был бы не прочь увенчать все белоснежное тело макнэ своими засосами и укусами, чтобы по собственнически пометить его, чтобы Джей смотрел на следы собственного падения и вспоминал о том, кто именно был их причиной. Но все же старший не стал этого делать. Макнэ доверился ему, как никогда раньше, и сейчас оказался бы не готов к такому проявлению власти со стороны своего хёна. Поэтому, изучая тело Джея на предмет чувствительных зон, Юнги задерживался там, где младший постанывал громче обычного, подбрасывая себя навстречу жадному мокрому рту старшего. Хён неоднократно возвращался к шее и соскам Джея, вплетая длинные пальцы в его волосы, чуть потираясь своим телом о тело макнэ, медленно и осторожно, имитируя фрикции. Постепенно эрекция младшего дала о себе знать, и Юнги почувствовал, как влажная головка чужого члена потирается о его кожу. Макнэ был неуклюж, не знал, куда деть свои руки, не знал, что делать со своим телом, и это заметно напрягало его. — Все хорошо. Ты можешь касаться меня. Расслабься. И ни о чем не думай. Секс — это просто секс, Джей, — нашептывал Юнги на ухо вспотевшему дрожащему младшему, и тот неуверенно, но все же положил свои ладони на спину хёна, чуть сжимая кожу.       Когда Юнги оказался в паховой зоне младшего, тот вдруг снова задрожал всем телом, спешно вскидывая голову, чтобы иметь возможность смотреть, что же делает старший. Волна очередного страха готова была накрыть разум Чонгука, и он задышал чаще, сжимая руками простыни. — Все хорошо, — Юнги осторожно поглаживал внутреннюю сторону бедра Джея, вглядываясь в его лицо, чтобы распознать эмоции. — Я не причиню тебе вреда, Джей. Ты можешь остановить меня, когда захочешь. Просто скажи мне остановиться, и я сделаю это. Не забывай, сейчас мы занимаемся сексом. Это не сессия. Ты волен делать все, что сам посчитаешь правильным, понимаешь? — Юнги вдруг вспомнил их первую встречу. Именно так, методично и медленно, он объяснял младшему, как будут проходить их встречи. Такие же страх и отчаянность он видел в глазах макнэ, когда тот схватил его за руку. — Да… — на выдохе вырвалось у Чона. Он продолжал смотреть вниз, даже когда голова старшего медленно приблизилась к его паху, а губы обхватили головку его члена. Чонгук не мог позволить себе закрыть глаза, хотя действия старшего просто заставляли сделать это. Внутри рта хёна оказалось так горячо, мокро и приятно, что неосознанный горловой рык вырвался изо рта макнэ. Юнги двигался медленно, вбирая довольно немаленький орган постепенно. Он не был силен по части минета, но хотел расслабить младшего, и оральный секс показался ему неплохой идеей для начала. Юнги заглотил член младшего наполовину, слегка кружа языком внутри, хоть и не без труда, и придержал рукой у основания. Джей запустил ладонь в огненные волосы старшего в попытке толкнуться членом в его рот глубже. И снова Юнги проигнорировал этот выпад со стороны своего партнера. При любых других обстоятельствах он бы давно «наказал» дерзкого мальчишку за проявление вольности, но сейчас случай был иным. Обязанностью Юнги было не сломать, а восстановить макнэ, помочь ему расслабиться и принять ту часть себя, с которой он никак не мог справиться. Поэтому старший поступился своими принципами, чтобы дать возможность младшему чувствовать себя как можно более уверенно и отпустить, наконец, свой безудержный страх, с которым ежедневно приходилось бороться.       Продолжая неспешно двигать головой в умеренном ритме, Юнги коснулся яичек младшего, плавно перекатывая их в ладони. Сверху послышался судорожный вздох, а хватка в волосах стала ощутимее. Старший подавил в себе рвотный рефлекс, когда Джей толкнулся в его рот еще глубже, и спустился пальцами к анусу. Как только он почувствовал инородный предмет, который не заметил ранее, его глаза распахнулись от удивления и одновременной гордости за своего младшего. Вот почему тот отказался от принятия ванны и подготовки к определённым процедурам. Джей был действительно уверен в своем решении, когда пришел сюда. Он подготовился заранее. Юнги мог только представить себе, как младшему было тяжело и страшно. Но он сумел перебороть в себе это. И такой поступок откровенно порадовал хёна.       Мягко потянув за конец пробки, Юнги плавно вытащил ее, тут же касаясь пульсирующего расширенного входа. Пальцы сразу же стали мокрыми от вытекающей изнутри смазки, и Юнги чуть простонал, посылая вибрацию по телу младшего. Тот инстинктивно сжался, когда чужой палец коснулся его ануса, и, ощутив это, Юнги плотнее обхватил член Джея губами, чтобы тот не отвлекался и продолжал получать удовольствие от оральной ласки. Несмотря на растяжку и подготовку, Джей был все еще очень узким даже для одного пальца, поэтому Юнги пришлось выпустить член изо рта и освободиться от хватки макнэ в своих волосах, чтобы на мгновение отстраниться и достать лубрикант из прикроватной тумбочки, нанести его на пальцы и только после пропустить внутрь всего лишь на фалангу. Юнги внимательно уставился на лицо макнэ. Как только их взгляды встретились, младший замер и на мгновение перестал дышать. Он вновь сжался внутри, обхватывая узкими стенками фалангу пальца старшего.       Чонгук был так отвлечен на приятную ласку хёна, что почти расслабился и забылся. Но, стоило ему почувствовать, как пробку в заднице заменил чужой палец, все внутренности скрутило узлом от страха, грудь разрывало от нехватки кислорода, а в ушах загрохотала кровь. — Джей, — Юнги мягко окликнул младшего, возвращая его в действительность из того состояния паники, которое вновь охватило его, — ты отлично справляешься. Все хорошо, успокойся. Дыши глубже.       Чонгук закивал и попытался выровнять дыхание. Он чувствовал давление внутри и старался отвлечь свои мысли от поступательных движений хёна. Палец вошел полностью, и Юнги осторожно принялся вращать им внутри, разрабатывая вход младшего. Но, как бы он не старался, не мог расширить макнэ настолько, чтобы безболезненно запустить второй палец. Джей был слишком узким. Младший охнул от неожиданности, когда хён вдруг освободил его и резко поднял под бедра сильными руками, тем самым раскрывая его вход прямо перед собой.       Чонгук ощутил себя таким беззащитным и открытым, что тут же захотел свести ноги вместе, чтобы избежать пристального взгляда хёна. Но поза, в которой его удерживал старший, не позволяла этого сделать, поэтому оставалось только прикусить губу и зажмуриться. — Джей, помни, ты всегда можешь остановить меня. Просто скажи, если я сделаю что-то, что тебе не понравится.       Младший снова закивал и спустя мгновение ощутил влажный язык, который принялся осторожно кружить по краям сморщенного колечка мышц. Юнги раз за разом проводил языком по расселине широкими мазками, оставляя слюну, что стекала на копчик, капая на простыни. Пошлые чмокающие звуки, издаваемые старшим, и легкие постанывания и поскуливания макнэ смешались в один общий водоворот, и возбуждение, недавно опавшее от страха и напряжения, возвращалось вновь, заставляя член тереться о кожу живота, пачкая смазкой. Язык хёна кружил вокруг, попеременно толкаясь внутрь с каждым разом все глубже, тараня задницу макнэ, смачивая, расслабляя напряженный проход. Юнги попытался войти пальцем снова, предварительно использовав подготовленный лубрикант, и на этот раз попытка удалась более удачно. Облизывая и обсасывая края языком, Юнги двигался внутрь-наружу, от чего собственная слюна вперемешку со смазкой вытекала из уже более-менее разработанного прохода вместе с движением пальца. Запустив следующий, Юнги снова медленно и осторожно вводил его внутрь, отвлекая младшего легкими покусываниями за ягодицу и внутреннюю сторону бедра, придерживая рукой, ощутимо сжимая светлую кожу. За вторым последовал третий палец, несмотря на обильное использование искусственной смазки, снова встречая сопротивление.       Чонгук не знал, куда себя деть от переполняющего чувства жара внутри. Член болезненно пульсировал, руки жили собственной жизнью, не подчиняясь хозяину, то сжимая простыни в кулаках, то с силой хватаясь за волосы, то вплетаясь в уже растрепавшуюся шевелюру хёна. Стоны срывались с губ макнэ помимо его воли. Он и понятия не имел, что это может быть так. Все, что он знал о сексе, — это боль и отсутствие удовольствия. Его главной задачей для бывшего партнера было доставить удовлетворение ему, забывая о себе. С девушками же Чон вообще ничего не чувствовал. Он кончал на автомате, всего лишь от фрикций, но не испытывал освобождения в полной мере. Зная своего старшего, какой он жестокий и властный во время сессий, Чонгук думал, что хён будет таким же грубым и необузданным в постели. Тем более после его собственных слов. Но либо хён все же решил изменить своим привычкам, либо попросту хотел отговорить макнэ, используя все возможные способы. Юнги был настойчив, методичен и не так ласков, как хотелось бы, но все же Чонгук не чувствовал той боли и унижения, а главное, панического страха перед ним, как ощущал себя со своим первым партнером.       Пальцы Юнги скользили внутрь и наружу, иногда задерживаясь, расширяя проход на манер ножниц еще больше, от чего Джей не прекращал стонать и извиваться по постели. Член старшего давно требовал к себе внимания, налитый кровью, с обнажившейся красной головкой, из щели которой стекал предэякулят. Он подавался бедрами вперед, чтобы сымитировать хоть какие-то ощущения, потому как младший был еще не готов принять его. Дыхание хёна сбилось от представшего перед ним раскрытого и жаждущего младшего. Юнги так давно этого хотел, что сейчас не мог насытиться моментом. Поднявшись на уровень шеи макнэ, Юнги не удержался и впился зубами в нежную кожу рядом с ключицами, чем вызвал судорожный горловой стон младшего, и Джей тут же сжался вокруг его пальцев, тем самым загоняя их дальше, ведя бедрами навстречу. Это действие чуть не сорвало предохранители Юнги, и он зарычал в шею своего донсена, толкаясь пальцами, ощутимо задевая простату. Джея подбросило на постели, и следующий стон явно был стоном удовольствия. Голос Джея прозвучал в ушах Юнги сладкой музыкой. Он слышал, как младший стонет, множество раз, но это никогда не было… так. Это было своего рода освобождением во время определённых действий экшена, выпуском пара. Но сейчас это звучало иначе. Неподдельное удовольствие прослеживалось в высоком голосе Джея, что заставило Юнги пойти дальше. Он ощутимо прикусил макнэ за ухо, мазнув припухшими от минета губами по скуле, и прошептал: — Ты точно уверен? Мы можем остановиться, пока не поздно.       Уже было поздно. Тело требовало разрядки, как и разум, затуманенный дымкой похоти. Но Юнги хорошо владел собой, он мог остановить себя прямо сейчас и помочь младшему кончить другим, не менее приятным способом, после чего просто сбросил бы напряжение самостоятельно. Но Джей вдруг схватил его за волосы, от чего старший зашипел и посмотрел в лицо своего младшего. Его глаза так же, как и у Юнги, заволокло пеленой. Щеки были ненормально красными, волосы взмокли и прилипли ко лбу, а стенки продолжали судорожно сжимать фаланги пальцев внутри. — Я готов, готов. Пожалуйста, Юнги-хён… — Скажи мне, чего ты хочешь, Джей, — Юнги не стоило бы смущать младшего в данный момент. Он преодолел такой стресс и переступил через собственное «я», чтобы побороть свой страх, и мог в любой момент поддаться панике снова. Его сознание сейчас слишком хрупкое, но опьяненный ласками, сексуальный и манящий образ не позволил Юнги сдержаться. Младший прикрыл глаза и закусил губу с такой силой, что ощутил привкус крови во рту. — Я должен знать, что ты отдаешь отчет своим действиям. Ты можешь кончить без полного проникновения. Я помогу тебе. Поэтому скажи мне, чего именно ты хочешь? — громким шепотом сказал Юнги, покусывая челюсть младшего, двигая пальцами внутри медленно, но ощутимо, и макнэ впился короткими ногтями в спину старшего, подбрасывая бедра навстречу чужой руке. — Возьми меня, хён. Прошу тебя…       Юнги удержал себя от того, чтобы не протаранить нутро младшего и не порвать его от безудержного желания толкнуться со всей силы по самые яйца. Стоило ему надеть презерватив и проникнуть головкой члена внутрь всего слегка, как он тут же ощутил жар и тесноту Джея. Макнэ зажмурился и вцепился руками в предплечья хёна, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли притянуть ближе к себе. Задница болела адски с каждым миллиметром продвижения чужого члена внутрь, из глаз брызнули слезы, из горла рвался болезненный стон, но младший стиснул зубы и терпел, пока его старший медленно и осторожно входил в него, замирая на каждом новом толчке, давая возможность привыкнуть к размеру и непривычным ощущениям. Прошла целая вечность после того, как Юнги погрузился в младшего целиком, шипя от боли, с которой тугие стенки нутра сжимали его ствол. Он снова замер, наклонившись к лицу Джея. Тот зажмурился и кусал губы безостановочно, вновь сжавшись и никак не желая расслабиться. — Джей, — слова давались с трудом, Юнги обливался потом, капельки которого стекали со лба по линии носа, падая на кожу макнэ, — попытайся расслабиться. Я не могу двигаться, пока ты так напряжен. Ты делаешь больно не только мне, но и себе. Ты должен успокоиться и расслабить мышцы. Давай, помоги мне.       Чонгук открыл глаза, встречаясь с внимательным взглядом хёна. — Давай, дыши со мной, — Юнги сделал глубокий вдох, и макнэ повторил за ним, слегка срываясь на выдохе, — хорошо, еще.       Через какое-то время дыхание пришло в ровный темп, а сердце, хоть и гулко стучавшее внутри, все же перестало рваться наружу, и Юнги попытался повести бедрами, проверяя, насколько свободно может двигаться. Стоило ему произвести малейшее движение, как младший снова напрягся, сжимая его член. — Не зажимайся. Расслабься. Просто дыши, — Юнги снова задышал насколько возможно ровно, побуждая младшего следовать его примеру.       Старший двигался медленно и размеренно, обхватив одно бедро младшего, а свободной рукой лениво водя по члену макнэ. Эрекция Джея снова сошла на нет от неприятных ощущений. Юнги вдруг резко вышел из жаркого, поглощающего нутра и поморщился, потому как прохлада от дуновения ветра из открытого окна куснула его плоть, в отличие от только что покинутого тепла. Обильно смазав член смазкой вновь, после чего выдавив такое же количество на опавший член макнэ, Юнги приблизился к младшему и поцеловал его мокро и развязно, тараня чужой рот настойчивым языком, в то же время резко входя в младшего до самого основания, вырывая громкий стон, тут же тонущий в поцелуе. Рука обхватила чужой член и стала размеренно двигаться, скользя по смазке. Подложив под бедра Джея подушку, чтобы обеспечить правильный угол проникновения, Юнги принялся двигаться, иногда осыпая жесткими поцелуями шею и ключицы макнэ, удерживая его за бедра мертвой хваткой так, что на утро, скорее всего, останутся синяки. Джей стонал и ерзал, то ли подаваясь навстречу теперь уже довольно сильным и мощным толчкам, то ли отстраняясь, отчего старший постоянно подтягивал его на место, недовольно шипя, сбиваясь с установленного ритма.       Чонгук был переполнен эмоциями. Его член вновь налился тяжестью, пульсируя и дергаясь, особенно, когда старший с силой обхватывал его рукой. Он так сильно страшился всего этого и даже представить себе не мог, что это может происходить так хаотично и безудержно. Рваное дыхание старшего опаляло кожу макнэ, тело покрылось потом, стало липким и скользким. Волосы противно приклеились ко лбу, и Чон отмел их назад. Губы высохли от постоянных стонов и криков, сколько бы Чонгук не пробегался по ним языком. Все тело ныло от приятного чувства легкой боли и накатывающей эйфории. Чонгук обхватил свой член, пока старший продолжал вбиваться в него, и принялся дрочить в попытке довести себя до предела.       Юнги, уловив действия макнэ, отпустил одно бедро младшего и обхватил его за шею, ощутимо пережимая чуть ниже кадыка, от чего дышать стало труднее, взгляд помутился, а рука, удерживающая член, ослабла. Юнги продолжал двигаться в быстром и жестком темпе, перекрывая кислород и заменяя ладонь макнэ на свою. Лишившись опоры рук, двигаться стало труднее, пришлось использовать все силы своего довольно поджарого тела, чтобы не сбиться с ритма. Но Юнги хотел, чтобы младший ощутил этот спектр эмоций от асфиксии вперемешку с накатывающими волнами освобождения. И не ошибся. Через пару резких толчков и движений кулаком младший кончил так бурно, что оросил спермой свои живот, грудь, а также тело самого Юнги. Джей закатил глаза и пытался вдохнуть воздуха, сжимая руки на запястьях Юнги, пытаясь остановить или же просто остаться в сознании. Старший тут же отпустил его горло, после чего Джей судорожно задышал, и Юнги кончил следом, изливаясь в презерватив от представшего перед ним вида, сбитого дыхания, похотливого неосознанного взгляда и туго сжимающих его изнутри мышц ануса. Юнги упал на тело младшего, утыкаясь лбом в его плечо, ощущая, как член все еще пульсирует внутри, изливаясь последними каплями спермы.       Скатившись с тела Джея, Юнги сделал пару судорожных вздохов и выдохов, после чего посмотрел в сторону своего партнера. Тот прикрыл глаза и тяжело, отрывисто дышал. — Ты в порядке? — Юнги коснулся плеча младшего, и тот только кивнул, не в силах ответить. Голос пропал, сил подняться не было, конечности не двигались, и Чонгук просто остался на месте, не заботясь своим разрозненным мозгом о том, как выглядит сейчас и каким его видит хён. — Я отойду в ванную за полотенцами и сразу же вернусь, хорошо? Ты не останешься один, слышишь? — Юнги понимал, что они находятся в его комнате, не в клубе, не после очередной сессии. Но это была первая близость для младшего за долгое время именно с мужчиной, и сейчас его сознание было еще более шатким, чем даже тогда, когда он пытался перебороть себя и появился на его пороге. Поэтому Юнги оповестил младшего, что не оставляет его, что сразу же вернется, чтобы Джей не поддался панике при попытке быть брошенным и использованным.       Быстро приведя себя в относительный порядок, Юнги вернулся в комнату с влажным полотенцем, потому как понимал, что дойти до душа у младшего просто не осталось сил. Обтерев тело макнэ, который уже тихонько посапывал, чуть поморщившись от действий старшего, Юнги укрыл его легким одеялом и прилег рядом, поверх него. Старший долго рассматривал привлекательный профиль своего донсена. Он ничуть не жалел о том, что произошло между ними этим вечером. Даже несвойственное ему поведение во время секса не омрачало настроения. Джей доверился ему, позволил взять себя и получил от этого удовольствие. Младший был расслаблен и разморен так, что разрешил себе уснуть в чужой постели. Юнги чуть улыбнулся уголком рта и припал головой на подушку. Ему нужно было хоть немного поспать, несмотря на кружащие разрозненные мысли в голове. Утром, скорее всего, макнэ будет жутко смущен и, возможно, снова напуган тем, что произошло. И первостепенной задачей старшего будет поддержать его. А для этого нужна светлая и ясная голова.