«Уходя на тот свет, не забудь выключить этот»
(Виктор Коваль)
США. Нью-Йорк. 2028 год Чимин чувствовал боль. Она не хотела отпускать ни его мысли, ни его тело, которое скручивало дугой. В голову словно впивались сотни маленьких тонких игл, медленно и издевательски проникая все глубже к самому нутру. Виски сдавливало жесткими тисками так, что хотелось биться головой о ближайшую поверхность, чтобы избавиться от этого ощущения. На глаза навернулись слезы, и Чимин даже не пытался их сдержать. Соленые мокрые дорожки образовались на щеках, стоило Паку представить, как Чонгук стоит перед мольбертом, как увлеченно и долго рисует, а после уничтожает объект своего творчества, разнося в пух и прах свою студию. Он мог представить это как наяву. Пак очень хорошо знал своего мужа. И сейчас ему было намного хуже, чем ему самому. Чимин никогда не считал Чона слабым. Как раз наоборот. Мало кто мог пережить и перенести то, с чем справился Чонгук. Но за столько лет они оба стали зависимы друг от друга настолько, что просто не мыслили своего существования поодиночке. И сейчас поддержка мужа была нужна младшему, как никогда раньше. Пак готов был рвать на себе волосы от безысходности. Он ничем не мог помочь своему мужу, и это осознание убивало его изнутри. Его бессмертная теперь душа билась разъярённым в клетке зверем, умоляя выпустить на свободу. Но он ничего не мог с этим поделать. Он чувствовал Чонгука, как и раньше, это не изменилось. Но сейчас Чимин находился от него так далеко, за гранью возможностей. От этого хотелось умереть сотни, тысячи раз и возродиться снова, лишь бы оказаться рядом с любимым. Чимин бы отдал все на свете, чтобы увидеть Чонгука еще хоть раз. Чимин не заметил, как оказался на берегу реки рядом с домом, и почувствовал тяжесть на своем плече. Все это время Эрик следовал за ним на небольшом расстоянии, чтобы дать возможность прийти в себя после развернувшейся сцены. Но Пак не мог успокоиться. Не мог принять происходящего. Не мог смириться. Его настроение напрямую влияло на все окружающее вокруг. На небе сгустились черные тучи, опасно нависая над поверхностью земли, готовые разразиться проливным дождем. Поднялся ветер, который путал волосы и раздувал одежду, все краски, казалось, в миг померкли, птицы перестали щебетать, животные попрятались, цветы и деревья склонились к земле в безмолвной скорби. Пак был подавлен. И его мир затухал на глазах вместе с ним. Эрик огляделся по сторонам и слегка поежился от окутавшего его холодного потока. Состояние Чимина беспокоило его не на шутку. Все новички, прибывающие сюда, чувствовали что-то похожее. Страх, вина, боль, разочарование, смятение, растерянность — все эти признаки были присущи каждому недавно умершему человеку. Но со временем осознание приходило, смягчая и ослабляя человеческую сущность, позволяя смириться и понять суть происходящего. Но с Чимином дело обстояло иначе. Эрик никогда не встречал родственных душ на своем пути. Такая сильная зависимость могла быть опасна. Она разрывала душу на части, не давала возможности обрести покой и гармонию, постоянно рвалась к тому, что уже недоступно. Чимин выглядел как безумец. Он не хотел принимать реальность, не хотел смириться и отпустить. И его эмоции влияли не только на него самого, но и на окружающий его мир в целом. В таком состоянии он мог разрушить все, что построил. Никогда еще Эрику не приходилось сталкиваться с такими проявлениями человеческой связи. И это пугало его. — Чимин, — чуть сжав руку на чужом плече, Эрик окликнул своего спутника. Но Чимин продолжал молчать. Он смотрел куда-то вперед, без особенного энтузиазма и заинтересованности. Но руки со своего плеча, как ранее, не убрал. Вдруг в гуще деревьев неподалеку Эрик услышал приглушенный смех. Зеленая листва зашуршала, ветви зашевелились, и спустя мгновение оттуда выскочил молодой человек лет тридцати. Его темная челка упала на лоб, чуть завиваясь на самых концах, кожа была неестественно светлой, почти прозрачной, словно он не появлялся на солнце, розовые губы тронула яркая улыбка, тонкая ткань брюк чуть фалдила на ветру, а светлая футболка не скрывала татуировок, огибающих всю поверхность его рук. Чимин обернулся на смех сразу же, и его глаза засветились в предвкушении. — Гук-и! — он выкрикнул знакомое имя и помчался в сторону деревьев с такой скоростью, что Эрик едва успел отскочить в сторону, чтобы молодой человек не снес его с ног. — Чимин, стой! — Эрик понял происходящее почти мгновенно. Чимин не только не мог смириться с потерей своего любимого, но и, осознав свои способности, спроецировал его образ. Он бежал так быстро, что Эрик не стал догонять парня. Паку все равно не удастся поймать вымышленного Чонгука. Такие видения здесь называли «оборотнями». Умершие воспроизводили свое подсознание, материализуя его в реальный образ, который казался им настоящим. На самом же деле все было вовсе не так. Как бы ты не старался, от реальности не скрыться. По крайней мере, здесь. Оборотень никогда не станет материальным в полной мере, никогда не заговорит с тобой, никогда не проявит эмоций, никогда не даст приблизиться к себе просто потому, что не имеет ничего общего с реальным миром. Это всего лишь иллюзия. Мираж. Прекрасный мираж, который никогда не станет настоящим. — Гуки-я! — Чимин продолжал гнаться за мужем. Он был так счастлив видеть его снова. Когда его накрыли эмоции, он попросту не смог этого больше выносить и, оказавшись на берегу, мысленно представил себе Чонгука. Эрик говорил, что Чимин может сделать все, что пожелает. Что стоит ему только захотеть, как любой представленный перед глазами образ воплотится. Если он мог управлять этим чёртовым миром, значит, сможет увидеть в нем все, что захочет. И он хотел видеть Чонгука. Чимин следовал за своим мужем по берегу реки, а тот продолжал убегать, весело смеясь, как делал всегда при жизни Пака. Чонгук оборачивался через плечо, игриво подмигивая мужу. Но стоило Чимину приблизиться на расстояние вытянутой руки, как он вдруг снова оказывался далеко от Чона, будто и не был только что почти рядом. Чонгук бросился в воду и тут же оказался в центре реки, со звонким смехом окунаясь с головой. — Чонгук! — Пак зашел в воду по колено и уже собирался было последовать за Чонгуком, но молодой человек так и не вынырнул обратно. На водной глади осталась только небольшая воронка, круги от которой стремительно расходились в стороны, пока не исчезли вовсе. Вокруг воцарилась тишина. Пак неосознанно уставился на то место, где только что нырнул Чонгук. Он не понимал, что сделал не так. Ведь у него получилось. Получилось воссоздать образ своего мужа. Тогда почему ему не удалось даже приблизиться к нему? — Чимин, брось. Вылезай оттуда, — голос Эрика неприятно разрезал тишину, вырывая Пака из собственных мыслей. Еще никогда Чимин не чувствовал себя таким беспомощным. Даже в тяжелые времена рядом с Чонгуком ему всегда удавалось помочь, сделать хоть что-то, чтобы не ощущать себя таким бесполезным. Сейчас, имея бессмертную душу и безграничные, казалось бы, возможности, Чимин чувствовал полное бессилие. Он мог сделать все, что хотел, но вот вернуть самое дорогое для него был не в состоянии. — Чимин, ты же понимаешь, что это нереально. Так ты его не вернешь. Мертвое — это мертвое. Живому здесь не место, Чимин. — Да! — Пак вдруг резко развернулся в сторону Эрика, чем застал того врасплох, и выкрикнул ответ громче положенного. — Я понимаю. В этом-то и проблема. Чимин вылез из воды, ощущая, как она неприятно хлюпает под его стопами, а потоки стекают по одежде, оставляя после себя мокрые дорожки. — Я хотя бы попытался, — раздраженно выплюнул Чимин и пошел вдоль берега. Эрик покачал головой и последовал за ним. Все тело Чимина напряглось как струна и буквально кричало о его состоянии. Не нужно быть очень проницательным, чтобы понять, что чувствует молодой человек. Чимин злился. И Эрик ничего не мог с этим поделать, как бы не пытался. — Время все залечит, Чимин. — Ох, заткнись, умник! — сорвался Чимин, размахивая руками в очередном приступе эмоций. — Ты хоть понимаешь, что несешь? Посмотри, — Чимин поднял руку и указал на запястье, где предположительно можно было носить наручные часы. — На моих часах нет времени! Для меня теперь оно остановилось. Но это ничего не меняет, — голос Чимина вдруг снова поник, — Чонгук нужен мне, как и раньше. Я нужен ему, как и раньше. — Это пройдет, Чимин. Чувства людей изменчивы. Чимин чуть не задохнулся от такой бравады. Как смел этот мужчина рассуждать о них с Чонгуком так, словно знал хоть крупицу из того, что они пережили? — Ты не знаешь нас! Ты ни черта не знаешь, ясно?! — Пак прошел мимо Эрика, резонируя злостью, в то время как наставник глубоко вздохнул, признавая, что, возможно, сказал лишнего. — А жаль, — прошептал он так, чтобы его спутник не смог услышать. Спустя несколько шагов, Пак вдруг остановился на месте как вкопанный, глаза его распахнулись от удивления, а рот приоткрылся в немом вопросе. Чуть дальше от берега, рядом с корягой лежало небольшое синее покрывало, а на нем… игрушка — маленький тигренок. Чимин бросился в сторону находки и спешно поднял игрушку, тут же принимаясь крутить в руках. — Это тигренок Чонхёна, — задушено произнес молодой человек. Голос вдруг сорвался, стало трудно дышать, грудь сдавило железными тисками, стоило Чимину вспомнить младшего брата Чонгука. Как он мог забыть о нем? Ведь Чонхён умер довольно давно, и была вероятность, что Чимин мог увидеть его теперь, когда оказался по ту сторону сам. Игрушка была слегка грязноватой и мокрой от прибрежных волн, немного потрёпанной и выцветшей от времени, но все такой же, какой Пак ее помнил. Это он подарил ее Чонхёну, когда мальчику исполнилось четырнадцать. Младший был так доволен подарком, что практически не выпускал его из рук. Тигренок сопутствовал ему всегда. Даже когда Чонхён стал старше, он продолжал хранить игрушку, хоть и не признавался в своих привязанности и любви к ней, постоянно пряча, стоило кому-то из взрослых заметить, как трепетно он удерживает вещь в руках. Чонгук частенько дразнил младшего брата, а Чимин только улыбался радостно. Он был счастлив, когда видел, как глаза мальчишки загораются каждый раз, когда он смотрит на плюшевого тигренка. Даже после ссоры с братом, после разговора с Чимином, тигренок не покинул сердце Чонхёна. Когда младший попал в аварию, в его машине на заднем сидении нашли маленькую плюшевую игрушку, заботливо спрятанную среди подушек. Чимин тогда проревел почти всю ночь, обвиняя себя в том, что не смог пробиться сквозь возведенный барьер младшего. Ведь именно он видел его в последний раз перед тем, как Чонхён попал в аварию. Этот случай сильно подкосил Чонгука, намного хуже, чем после смерти его родителей, и Чимину пришлось пройти нелегкий путь, чтобы вытащить своего мужа из того состояния, в которое погрузился Чон. Эрик улыбнулся с какой-то грустью в глазах, когда подошел и прикоснулся к мокрому уху тигренка. Чимин нашел это странным. До сего момента он не замечал подобной реакции Эрика. Будто ему отчего-то стало больно при виде этой незамысловатой на первой взгляд игрушки. — Он здесь, верно? — Чимин посмотрел в лицо Эрика, которое на мгновение озарила непонятная эмоция. Что-то вроде смеси понимания с легким изумлением. Он заглянул в глаза Чимина, и только сейчас, впервые, после того как попал сюда, Чимин почувствовал… что-то странно знакомое в этом взгляде. При жизни Эрик никогда так на него не смотрел. С болью, сожалением, чувством вины. Этот взгляд напомнил Чимину молодого парня, которого он оставил во дворе их с Чонгуком дома перед тем, как того нашли погибшим. Напомнил ему о Чонхёне. Но это было настолько смешно, что Пак отмахнулся от этой мысли, как он назойливой мухи. Его воображение просто играет с ним. Он так сильно сконцентрировался на образе младшего, его эмоциональное «я» потянулось навстречу призрачной надежде, что Пак просто увидел то, что хотел увидеть. — Чонхён… Он здесь, Эрик? Эрик мотнул головой, словно прогоняя наваждение, и прошел вперед, оставляя изумленного от такого действия Чимина стоять на месте, все еще крепко удерживая игрушку в руках. — Я хочу видеть его, Эрик! Это ведь теперь возможно? Где он? Эрик развернулся в сторону Чимина и тихо ответил: — Здесь каждому хватает места, чтобы воссоздать свой собственный мир. Эрик заглянул Чимину в глаза и поджал губы, сокрушительно покачав головой, словно хотел сказать что-то, что говорить непозволительно. Но через секунду старший поднял голову, и взгляд его стал куда более проницательным, чем за все то время, что Чимин пробыл здесь. — Но Чонхёна ты не видишь не поэтому. Верно?.. — Эрик изогнул бровь и снова повернулся к Чимину спиной, направляясь в сторону дома. — Что это значит?! — выкрикнул Чимин, быстрыми шагами догоняя Эрика. Он схватил мужчину за рукав и развернул к себе. — Я хочу видеть Чонхёна, Эрик! Я должен его увидеть! — Чимин не прекращал мучиться чувством вины даже после того, как Чонгук смог смириться с потерей брата. Он никогда не говорил младшему о том, как сильно этот груз давит на него. Чонгуку хватало своих проблем, и Чимин не хотел, чтобы муж взвалил на себя еще и его. Но осознание того, что Чимин снова сможет увидеть младшего, поговорить с ним, попытаться объяснить то, что не смог при жизни, попросить прощения, ударило так сильно и неожиданно, что Пак испугался. Действительно испугался этой возможной встречи. И это противоречивое чувство желания и страха не давало ему сосредоточиться. Губы произносили одну и ту же фразу снова и снова, но внутри все дрожало от страха при мысли о том, что Чимин снова сможет увидеть брата своего мужа. Услышать его голос, посмотреть ему в глаза. Изменить то, что он не смог изменить при их последнем разговоре. Чимин до сих пор помнил те боль и ненависть, с которыми Чонхён смотрел на него, когда узнал о браке своего брата с хёном. Помнил те грубые слова, которые выкрикивал младший каждый раз, когда Чимин пытался заговорить с ним, помнил, как они с Чонгуком подрались, когда Чон-старший не выдержал оскорблений в сторону своего мужа, помнил, какое чувство вины и стыда скользило во взгляде Чонхёна, когда Чимин видел его и говорил в последний раз. Но даже это не позволило младшему примириться с хёном. Его взгляд кричал о том, что он сожалеет, но внешне младший остался непреклонен. — Я проклинаю тот день, когда мой брат познакомился с тобой. Проклинаю тот день, когда ты впервые вошел в наш дом. Проклинаю тот день, когда доверился тебе. Ненавижу тебя! Ненавижу вас обоих! Это были последние слова, которые Чимин услышал перед тем, как уйти и оставить Чонхёна одного во дворе, где они разговаривали. Спустя несколько часов им с Чонгуком сообщили, что Чонхён разбился на машине и погиб на месте. Медики ничего не успели сделать. Когда помощь прибыла на место аварии, младший был уже мертв. Если бы Чимин не оставил его тогда. Если бы не позволил уехать в таком состоянии. Если бы смог проявить больше настойчивости и понимания, Чонхён был бы жив. Чимин не должен был бросать его одного. Не должен был оставлять его. Но он сделал это, решив, что в данном случае это лучший выход — дать младшему остыть и переварить весь разговор. Но тем самым он только ухудшил положение. Чонхён погиб, и Пак винил себя в его смерти. Чонгук никогда даже не думал о том, что Чимин мог быть повинен в гибели своего брата. Как раз наоборот. Но Пака это не успокаивало. Он был твердо уверен в том, что смерть младшего на его совести. — Хочешь, значит, увидишь, — спокойно ответил Эрик, вновь вырывая Пака из болезненных воспоминаний. Чимин удивленно посмотрел на своего старшего, в очередной раз не совсем понимая его загадочной речи. Эрик вдруг улыбнулся так естественно и широко, что где-то в груди появилось странное чувство. Пак поверил словам Эрика, что бы они не значили, и это немного успокоило его метавшуюся душу. Он сможет увидеть Чонхёна, когда будет готов. Всему свое время.***
Несмотря на довольно теплую температуру воды, белые кафельные стены окутывали леденящим холодом, от чего Чонгук поморщился и покрутил красный вентиль крана, погружаясь в ванну по самый подбородок. Молодой человек закрыл глаза и пытался игнорировать приглушенный звук мобильного телефона, который звонил вот уже в третий раз. Чону не нужно было смотреть на экран, чтобы узнать, кто так отчаянно пытался ему дозвониться. Брат Чимина заваливал его сообщениями и звонками вот уже несколько дней после очередного посещения врача. Но младший упорно игнорировал родственника. Хён ничем бы не смог ему помочь, как бы не старался. Терапия, медикаменты, даже творчество — ничто не могло вывести Чонгука из того состояния, в которое он погрузился после смерти своего мужа. Чонгука мучили кошмары. Он почти не спал. Под веками залегли черные круги, а глазные яблоки готовы были провалиться в глазницы, как в каком-то жутком ужастике. Щетина покрывала подбородок. Скулы осунулись. Губы поблекли и потрескались. Кожа стала серой, почти мертвенно бледной. Волосы отрасли и тусклыми прядями ниспадали на лоб и шею. Чонгук выглядел, мягко говоря, ужасно. И чувствовал себя так же. Молодой человек не мог справиться со своими мыслями и ощущениями. Не мог контролировать себя. Каждый день он просыпался и осознавал, что находится в квартире один. Что Чимин больше никогда не войдет в их спальню, никогда не прикоснется к нему. Чонгук больше никогда не услышит его мелодичный голос, не почувствует чужие пальцы на своем теле. И это медленно, но верно убивало его каждый чёртов день. Чон потерял счет времени. Он понятия не имел, какое сегодня число, месяц, год или даже день недели. Он не помнил, когда последний раз ел или нормально спал. Стоило ему закрыть глаза, он видел перед собой лицо мужа. Его темно-синие волосы, идеальные брови, глаза-щелочки, аккуратный нос, пухлые щеки, полные губы, которые трогала самая прекрасная на свете улыбка, когда Чимин смотрел на Чонгука. Этот образ не давал младшему покоя. Чонгук больше не мог этого выносить. А встреча с братом своего мужа только ухудшила бы положение. Поэтому Чонгук упрямо игнорировал своего хёна, закрыв уши и безумно замотав головой так, что вода расплескалась за края ванны. Чон не хотел ничего видеть или слышать. Он просто хотел, чтобы боль ушла. Прекратилась. Оставила его. Сердце молодого человека обливалось кровью, бешено стуча в груди, силясь сломать ребра и вырваться наружу. Сотни лезвий вонзались в мышцу, прокручиваясь на месте, не позволяя расслабиться или успокоиться ни на секунду. В ушах стоял гул, как будто кто-то специально включил высокочастотные волны, которые давили на мозг, грозясь разорвать его на части. Все тело болело и ломило от усталости и недосыпа. Вода лишь немного смягчила положение. Чонгук оторвал руки от головы, когда понял, что не слышит раздражающую трель мобильника. Он вновь прикрыл глаза, в уголках которых навернулись слезы. Он никогда не считал себя сильным. Он говорил об этом Чимину тысячу раз, хоть старший упорно продолжал опровергать слова своего младшего. Чонгук никогда не был бойцом. Его жизнь представляла собой мешанину из такого дерьма и грязи, от которых, как бы ты не старался, просто так не отмоешься, сколько бы не тер себя мочалкой в душе. Уверенность молодого человека всегда поддерживал именно Чимин. Он был лучиком света в жизни младшего. Его опорой и поддержкой. Всегда был рядом. Никогда не уходил. Но сейчас Чонгук остался один. И винил себя во всем, что с ним произошло. Он заслужил это. Такой грязный и испорченный человек, как он, не достоин счастья. Сначала его оставили родители, затем покинул брат, а теперь еще и муж ушел от него. У Чонгука не осталось ничего. Не единого стимула держаться на плаву. И во всем этом виноват только он сам. Он разрушал все, к чему прикасался. Так было всегда. Лезвие для бритья блеснуло в руке, и Чонгук даже усмехнулся. Чимин любил все недостатки своего мужа: и нездоровую бледность его кожи, и растрепанные волосы, и легкую щетину, которая появлялась почти через сутки после того, как младший очистит свою кожу от лишней растительности. Честно говоря, Чонгук делал это по большей части именно из-за Чимина. С возрастом чувствительность его кожи не изменилась, и стоило Чону поцеловать его, как все лицо Пака приобретало слегка красноватый оттенок от раздражения. Именно поэтому Чонгук заставлял себя проделывать далеко не самую приятную манипуляцию почти каждый день. Но сейчас в этом не было необходимости. И все же опасная бритва оказалась в руках младшего. Ему нужно было это сделать. Иначе он просто сойдет с ума от одиночества. Вода окрасилась красным в считанные мгновения. Цвет так красиво расползался по поверхности, что невольно приковывал глаз. Чонгук опустил руки в воду, чтобы не ощущать пульсации в венах. Молодой человек оперся головой о бортик ванны, ощущая внезапную тяжесть в затылке. Холод, окутывающий его некоторое время назад, исчез, сменяясь теплом, которое распространялось по всему телу, принося давно забытое чувство покоя и эйфории. Язык вдруг онемел, что Чон не мог им даже пошевелить. Перед глазами возникла пелена. Все постепенно угасало, словно пустили титры после финального эпизода. Чонгук медленно оседал в ванну, пока не погрузился в нее почти с головой. Он больше не чувствовал боли. Лишь легкое жжение в области рук. Мягкая пелена забвения накрывала его пуховым одеялом, и Чонгуку впервые за долгое время хотелось укутаться в него и уснуть. Уснуть и больше никогда не просыпаться.***
Чимин открыл глаза и привстал на небольшом диване, на котором, по-видимому, уснул какое-то время назад. Он потер глаза и огляделся. Вокруг было все так же, как когда он засыпал: спокойно и тихо. Гроза прекратилась, но животный мир не хотел проявлять себя, словно ощущая, что его создатель буквально недавно был не в самом лучшем расположении духа. Чимин тяжело поднялся, разминая спину. Вот уж не думал, что здесь он будет мучиться от боли в пояснице после неудачной позы во время сна. Чимин прошелся по комнате, бездумно проводя рукой по маленьким вещицам, то тут, то там стоящим на полках и шкафах. Голова была полна противоречивых мыслей. И Чимину не с кем было ими поделиться. Эрик покинул его пару часов назад. — Я должен оставить тебя ненадолго. Ты сможешь справиться сам? Я вернусь, как только смогу. — Что-то случилось? — Чимин заметил легкую обеспокоенность во взгляде своего наставника. Эрик как будто ему что-то недоговаривал. Он был нервным, и это удивило Чимина. Последние несколько часов Эрик вел себя странно. И Пак не мог понять причину. Его глаза вновь излучали такую боль, но теперь с примесью разочарования и вины, что Чимин не мог поверить, тот ли это человек, которого он знал при жизни. Возможно, это место меняет людей. — Ты не один, кому требуется помощь на первых этапах пути сюда, — просто сказал Эрик. Чимин смог только кивнуть в ответ. Он был не готов разбираться со Вселенскими законами и другими мирами, которые имели место быть здесь. Он еще не привык к своему положению, поэтому не станет забивать себе голову тем, чем Эрик с ним делиться не в силах. Но все же внезапных уход старшего заставил Чимина почувствовать себя одиноко и опустошенно. Он был совершенно один в своем воссозданном мире. Ему не с кем было поговорить. Он не имел возможности увидеть тех, кто находились здесь дольше него. Чимин хотел встретиться с Чонхёном, но понял, что пока не готов к этому. Он не знал, что скажет своему младшему, когда увидит его. И не хотел разочаровывать его снова. Чимин вышел из дома, боясь, что стены, казалось бы, спасительной ранее обители раздавят его своей тишиной. Молодой человек поднял голову, разглядывая небо. Спустились сумерки, и небосвод усеяли яркие звезды, свет от которых отражался прямо на поверхности земли. Вода в реке была спокойна. Ветви деревьев слегка покачивались от легкого теплого ветерка. Чимин прикрыл глаза и глубоко вдохнул ночной, чуть влажный воздух. Хотелось бы ему сейчас оказаться рядом с Чонгуком. Младший любил выходить на улицу по вечерам, когда все остальные уже скрывались за дверьми своих домов, и сидеть на скамейке или качелях, болтая ногами как ребенок. Тишина, мягко окутывающая окрестности, приносила Чонгуку умиротворение, а сумерки предвещающей ночи, по его же словам, скрывали его самого от внешнего мира. И только свет звезд освещал прекрасное лицо младшего. Чимин мог смотреть на мужа часами, сидя рядом с ним и держа его за руку. Это были одни из самых счастливых моментов в его жизни. — Чимин. Пак вздрогнул от неожиданности и распахнул глаза, увидев чуть левее от себя Эрика. Тот выглядел неважно. Вся его поза говорила о напряженности и скорби, глаза потухли, лицо осунулось, а руки плетьми повисли вдоль тела. — Чёрт возьми, Эрик, ты напугал меня! — Чимин наигранно положил ладонь в область сердца, слегка улыбнувшись, но заметил, что Эрик его жеста не оценил. — Что-то случилось? — внутри Чимина зашевелилось беспокойство. Он не мог отделаться от этого чувства с того самого момента, как Эрик ушел, но сейчас оно, казалось, приобрело своеобразную форму, грозясь вылиться наружу. Чимин поежился от внезапного холода и обхватил себя руками, подходя ближе к старшему. Пак положил руку на его плечо, но Эрик снова не отреагировал на его действие. Он поднял на младшего взгляд, и Чимин ахнул. Глаза наставника казались пустыми и безжизненными, за исключением небольших проблесков в уголках. Что это? Слезы? Но Эрик сразу же пришел в себя, стоило ему столкнуться с изучающим взглядом своего спутника. Он моргнул несколько раз и отошел на пару шагов, отчего Чимину невольно пришлось убрать руку с чужого плеча. — Тебе предстоит трудное испытание, Чимин, — голос Эрика звучал так сломлено, что Чимину стало не по себе. — О чем ты? — Пак никак не мог понять, что за очередную загадку приготовил ему старший. Разве он недостаточно преодолел? Что может быть хуже собственной смерти и потери любимого человека? — Но я обещаю тебе, — Эрик продолжал так, будто не слышал Чимина, — ты не будешь один, — старший присел на скамейку рядом с домиком на берегу, и Чимин машинально последовал его примеру. Эрик посмотрел на младшего так пристально и сокрушенно, что у Пака защемило в груди. — Чимин… — Эрик сделал паузу, будто не решаясь сказать самого главного. — Чёрт возьми, Эрик, просто скажи, что произошло? Во что я снова вляпался? Старший зажмурился и сделал глубокий вдох, после чего открыл глаза, и следующие слова выбили почву у Чимина под ногами: — Чонгук. Он умер.