Я нашел тебя в аду

«Большая любовь, очевидно, заключается в доверии, в радости друг от друга, в уважении личной жизни друг друга и в уважении профессионального выбора»

(Джонни Депп)

Южная Корея. 2019 год       Прошла пара месяцев с тех пор, как Чонгук позволил Чимину приблизиться к себе достаточно, чтобы вступить со старшим в отношения. И макнэ до сих пор не привык к своей новой роли. Каждый раз, когда хён приближался к нему, касался, улыбался этой своей лучезарной улыбкой, Чона бросало в дрожь, и он не мог понять: от страха или легкого возбуждения. Чонгук вздрагивал каждый раз, когда хён брал его за руку, его сердце лихорадочно билось безвольной птахой в клетке при очередном знаке внимания его… парня. Всех этих, казалось бы, невинных жестов хватало, чтобы заставить колени подгибаться, а щеки краснеть, словно налитое яблоко. Вся спесь и дерзость сходили на нет, когда Чонгук оказывался в шаговой доступности от своего старшего, хотя тот ничего такого и не делал вовсе, только смотрел, смотрел и смотрел на своего младшего, улыбался и подмигивал своими дьявольски-красивыми глазами. Но этим все и ограничивалось. Чимин не давил на младшего, ничего не требовал взамен, не разражался гневной тирадой или возмущением на своем прекрасном лице, когда замечал, как макнэ буквально дрожит под его ладонями. Старший понимал, что согласие Чонгука далось ему очень непросто. Сейчас он проходил через новую стадию преодоления себя самого. И Чимин обязан был поддержать его и проявить выдержку. А в этом ему было не занимать.       Но Чонгук боялся. Жутко боялся того, что хёну надоест терпеть его выходки и странности, что он бросит его, найдет того, кто действительно оценит его заботу и влечение. Но ничего не мог с собой поделать. Он хотел, на самом деле хотел довериться своему старшему еще больше, подпустить к себе еще ближе, но никак не мог решиться. Все, чем они ограничивались, это легкие объятия и детские чмоки, от которых сердце падало в самые пятки. Жар, что распространялся по щекам, оседал в самой глубине грязного нутра Чонгука, и ему было жутко стыдно за себя самого. Он делал то, чего другие и представить себе не могут, занимался такими вещами, что язык не повернется рассказать. Но даже просто поцеловаться с Чимином до сих пор не решался. Стоило ему представить, как язык старшего захватит его губы, как прекрасные глаза прикроются пушистыми ресницами, а нос с силой выпустит горячий воздух ему в лицо, Чонгука колотило мелкой дрожью. Его разрывало на части от желания попробовать то, что ранее неизведанно, и страха, который ледяными глыбами окружал его, словно при осаде, и не позволял и шагу ступить за пределы своей холодной темницы. Но Чимин буквально чувствовал его каждой клеткой своего тела и не заходил дальше, чем это было возможно. Хотя все же единожды старший не удержался.       После того как подвез Чонгука до дома, Пак склонился к лицу младшего, чтобы, как обычно, после предварительного разрешения оставить легкий поцелуй на его щеке. Но что-то пошло не так. Что-то вышло из-под контроля. То ли салон машины вдруг оказался слишком тесным, чем ранее, то ли надвигающиеся сумерки сыграли определенную роль, то ли радиостанция, которую сменил хён, оказалась подходящей. Но губы Чимина каким-то образом спустились по линии чужой челюсти, медленно и осторожно, словно пробуя и исследуя. Чонгук задрожал, будто от холода, хотя в салоне была довольно приемлемая для тела температура, веки затрепетали, а губы неосознанно приоткрылись. Чимин уловил мимолетное изменение в настроении младшего и приблизился к чужому рту, остановившись на минимальном расстоянии. Чонгук мог ощутить чужое дыхание, мог слышать, как бьется сердце где-то в висках. Лицо хёна было так близко, как никогда. Его дыхание стало прерывистым и хаотичным, младший чувствовал жар чужого тела. Рука хёна крепко вцепилась в подголовник Чонгука, от чего кожа сидения издала неприятный звук. Такой напор со стороны Пака был пугающим и возбуждающим одновременно. Молодой человек не вел себя так с Чонгуком, за исключением… тех ранних моментов, когда пытался заполучить его внимание, не зная о последствиях. Но сейчас Чимин был похож на безумца. Чонгук почувствовал, как волна страха пробежала по его позвоночнику, оставляя мокрый и липкий след на спине. Он не мог ни двигаться, ни говорить, даже дышал с трудом. Но Чимин не предпринимал попыток хоть к каким-то действиям. Просто завис и разглядывал губы младшего. Это дико смущало и пугало. — Хён… — Чонгук мысленно засчитал себе очко за смелость. Его голос прозвучал хрипло и невнятно, но ему все же удалось привлечь чужое внимание.       Чимин словно очнулся ото сна. Он моргнул несколько раз, будто испугался самого себя за содеянное, после чего поднял взгляд и посмотрел в карие испуганные глаза.       Чонгук всматривался в черные омуты, которые постепенно рассеивали пелену вожделения, оставляя нормального размера зрачок и огромное чувство испуга с примесью вины. Младший не увидел ничего из того, что помнил с прошлого раза. Когда его бывший смотрел на него пред тем, как… взять. Глаза старшего всегда светились властью, похотью и насмешкой от того, что маленький беззащитный мальчик не может ему противиться. Глаза же хёна выглядели иначе. Это было желание другого рода. Чимин хотел его, бесспорно, но желание это было вызвано не только слепой потребностью удовлетворить свои плотские нужды или властью над чужим телом. Это было восхищение. Чимин восхищался Чонгуком, и это осознание набатом вдарило по ушам, заставляя пальцы на ногах поджиматься от восторга. — Чонгук-и… — имя слетело с губ хёна осторожно и невесомо, касаясь чужих. Чонгук облизал нижнюю, словно пробуя его на вкус. Сейчас ласкательная форма собственного имени звучала приятно, как никогда. — Могу я поцеловать тебя? — Чимин все еще не отстранился от губ своего младшего, осознавая, что допустил огромную ошибку. Он грубо вторгся в личное пространство Чонгука и потерял контроль над собственным телом, потому как разум вообще остался где-то далеко отсюда. Чимин буквально кожей ощутил страх младшего. Как он покрылся мурашками, когда Пак прошелся губами по чужой скуле, как напрягся и съежился на своем месте, готовый вжаться в спинку сидения. Пак мысленно дал себе увесистого пинка под зад. Казалось, его выдержке можно было позавидовать, но почему-то именно сегодня она решила отдохнуть и игриво помахала ручкой издалека, когда Чимин так жутко облажался, мол «Сам выкручивайся»! Но отступать было уже поздно. Если сейчас Чимин пойдет на попятную, это может сильно ударить по Чонгуку, намного сильнее, чем тот страх, который клубился в его глазах. Поэтому, прикусив губу, собирая остатки своего расколовшегося, казалось, на части разума, Чимин решился на конкретные действия. И был застигнут врасплох, когда Чонгук после долгой паузы и невыносимого зрительного контакта все-таки медленно и неуверенно кивнул.       Чимин касался чужих губ легко и непринужденно, словно изучая неизведанную территорию, хотя на самом деле так и было. Он грезил об этом постоянно. Фантазии сменяли одна другую: от самых невинных до откровенно грязных и пошлых. Но сейчас все это вылетело из головы. Остались только чужие близость и тепло, которые дарил рот младшего.       Чонгук весь напрягся и сжал руки в кулаки, а глаза зажмурил до такой степени, что в темноте взрывались белые искры. Он почти не чувствовал того, что делал Чимин. Это был не первый его поцелуй, но первый со старшим, и Чонгук был очень зол на себя за то, что не мог сделать его таким, как понравилось бы Паку. Но как бы не старался, расслабиться и насладиться поцелуем не удавалось. Все нутро яростно выло и тряслось от страха, разум был настроен на защиту от чужого вторжения, тело помнило только боль, что приносили мужские руки. Первые проявления панической атаки накатили бушующей волной, и Чонгук почувствовал, как задыхается. Буквально. Он хотел протянуть руки, чтобы слегка отодвинуть мужчину от себя, но конечности не слушались его. Пот, струившийся по затылку, стекал на спину, по позвоночнику, до самого копчика, пропитывая одежду, заставляя неприятно липнуть к коже. В висках стучало от потока прильнувшей крови, в глазах замелькали белые всполохи, а ноздри раздувались с неимоверной силой, пытаясь втянуть спасательный кислород. — Чонгук! Чонгук-и!       Чонгук открыл глаза и увидел взбалмошно перепуганного Чимина, который отодвинулся от него, но держал за руки, потряхивая, по-видимому, пытаясь привести в чувства. — Чёрт, ты в порядке?! Прости меня, боже! Я не должен был этого делать! Ты так сильно напугал меня, Чонгук-и! — Чимин затараторил без умолку. Если бы Чонгук был в состоянии, он бы не удержался и подшутил над всегда таким собранным и серьезным хёном, который сейчас был похож на кудахтавшую курицу рядом с новорожденным птенцом. Но, к сожалению, младший не мог этого сделать, пытаясь сосредоточить все свои силы на восстановлении собственного дыхания. Он понял, что произошло, через пару мгновений, когда осмелился посмотреть на Чимина снова более осознанным взглядом. У него была паническая атака. И довольно сильная.       Чонгук вытащил руки из хватки хёна, потирая ладони о свои джинсы. — Прости, — его голос был таким слабым и несвойственным ему, что хотелось отвесить себе подзатыльник. Какого чёрта он не мог ответить на обычный поцелуй? Ведь он делал это множество раз. Чёрт возьми, он переспал со своим Мастером! Ответ напрашивался сам собой. Близость с Чимином была иного рода. Более глубокой и оттого трудной и опасной. Кажется, Чонгуку потребуется еще больше времени, чем он думал. Кажется, он не так силен, как считал. — Прости, — уже более четко произнес младший, после чего получил неуверенный взгляд в ответ. — Кажется, я переоценил свои возможности.       Чимин вдруг нахмурился. Он хотел коснуться хотя бы руки Чона, но решил не делать этого, чтобы не спровоцировать новый приступ паники. — Ты не должен и не будешь извиняться, Чонгук, ты слышишь? — последние слова Чимин проговорил более четко и громко, потому что Чон усмехнулся и отвернулся к окну, когда Пак попытался поддержать его. Но каково же было удивление старшего, когда он заметил, как макнэ тут же обернулся на последних словах и внимательно уставился на своего хёна, словно ожидал дальнейших указаний. «Вот чёрт!»       Чимин вздохнул, пытаясь скрыть свою нервозность. Честно говоря, он не нервничал так… да, мать его, никогда, наверное. Он попытался собрать мысли в кучу и сделать свой голос более четким и строгим, но спокойным и размеренным. — Ты не станешь извиняться за то, кто ты есть, Чонгук, ты понимаешь меня? — Пак внимательно вперился глазами в глаза младшего, от чего тот опустил взгляд в смущении или страхе, трудно было сказать наверняка, но медленно кивнул. — Я позволил себе лишнего, прости меня. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя в безопасности со мной. Я не хочу причинить тебе боль. Мы сможем справиться с этим, ты слышишь меня? Вместе мы справимся. Но для начала мы должны научиться слушать друг друга. Ты понимаешь меня?       Чонгук молчал, не поднимая глаза, но кивнул в ответ на слова старшего. По какой-то странной причине голос Чимина… успокаивал и одновременно завораживал младшего. У Чимина был прекрасный голос, как и он сам целиком и полностью, но услышать его в такой тональности, так серьезно и немного повелительно, было… волнительно. Оттого Чонгук даже двинуться с места не мог, впитывая слова старшего буква за буквой, отпечатывая их в своем изощренном больном мозгу, кивая осознанно. Поцелуй вышел неудачным, но Чимин не был разочарован. Он предлагал помощь и решение проблемы. Предлагал бороться. Хотя, по-мнению Чона, проблемой являлся он сам. — Хён… — Чонгук неуверенно поднял взгляд на своего старшего. — Да? — и снова этот спокойный, но повелительный тон заставлял буквально выпадать из реальности, сосредоточившись только на одной точке эмоционального диапазона. — Мы… можем попробовать снова. Чуть позже, — это, кажется, была самая длинная фраза за последние несколько минут. Но Чонгук ощутил прямую потребность сказать об этом хёну, чтобы тот знал, чувствовал, что он тоже готов бороться. Готов попытаться, если старший действительно этого хочет.       Чимин только улыбнулся ярко, что тут же отразилось в его глазах-щелочках. Он медленно поднял ладонь, дав понять, что хочет коснуться Чонгука, и тот, чуть помявшись, кивнул.       Рука старшего осторожно опустилась на чуть жестковатые волосы, беспорядочно взъерошивая их. Такое, казалось бы, простое действие вызвало толпу приятных мурашек по спине младшего. Чон не удержался и прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Паника отступила на второй план, страх шептался где-то вдалеке, но отодвинутый дальше, осталось только чувство. Чувство надвигающегося покоя и легкой усталости. — Хён позаботится о тебе, — прошептал Чимин, напоследок проведя кончиками пальцев по краю ушной раковины младшего. Чонгука обдало приятной дрожью, и он встрепенулся, с легкой улыбкой покидая чужую машину.       От пальцев старшего ухо горело до самой ночи, а кожу головы приятно покалывало. Но больше всего Чонгуку запомнился его голос. Голос, который прокручивался в голове снова, и снова, и снова. У Чимина был прекрасный голос, как и он сам целиком и полностью, но услышать его в такой тональности, так серьезно и немного повелительно, было… волнительно. Чонгук знал это ощущение. Когда хочешь слушать чужие слова внимательно и беспрекословно, когда не боишься последствий, когда готов отдаться на милость чужой воле, не опасаясь ничего, когда готов довериться без промедления. Чонгук знал это ощущение. Он чувствовал себя точно так же… в комнате своего Мастера. — Айщ! Вот же мать твою, чёрт! — Чонгук ударился лбом о дверь собственной комнаты, когда закрыл ее за собой с глухим стуком. Кажется, было очевидно, что он давно попал в лапы дикого голодного зверя по имени Пак Чимин. Но теперь парень четко знал, что влип. Чертовски влип по самые яйца… и понятия не имел, сдаться ли или продолжать бороться. Однако с позором признавал, что с каждым разом сдает позиции все больше и больше, и первый вариант ему кажется куда более привлекательным, а главное, верным, чем второй.       И вот теперь в преддверие Соллаля Чонгук чувствовал себя одиноко, как никогда. Рождество, Новый год и все сопутствующие праздники пролетели быстро и незаметно, несмотря на всеобщую активность. Чонгук не любил Новый год даже больше собственного дня рождения, потому как все родственники собирались в одном месте, чтобы отдать дань уважения и провести праздники одной большой и «дружной» семьей. Чонгук морщился от одного только воспоминания о том, как приходилось растягивать губы в улыбке до боли каждый раз, когда этого требовали приличия. Отец смотрел на него подозрительно, готовый в любой момент пронзить недовольным взглядом, мать с сочувствием, что еще больше раздражало. Единственным утешением был младший братишка, который так радовался, что невозможно было не зарядиться хоть частью его энергии.       В данный момент Чонгук лежал на своей постели, полностью укутанный одеялом, чтобы хоть как-то унять дрожь во всем теле. Погода в этом году принесла довольно суровый ветер и температуру ниже нуля после наступления сумерек, и Чонгук даже прикрыл окно в своей комнате, хотя обычно всегда спал с открытым. Парень закрыл глаза, вслушиваясь в приятные звуки музыки, доносившиеся из наушников. Завтра придется встать очень рано и снова терпеть кишащих вокруг родственников, но он все равно никак не мог уснуть. Все мысли были заняты одним проклятым старшим, который в очередной раз после полугодия и в преддверие новогодних праздников уехал в Штаты к родителям на несколько недель. Чон видел, как Пак не хочет оставлять его. Видел, с каким сожалением старший смотрит ему в глаза, когда провожал его в аэропорту. Чимин снова повторил свое обещание, которое дал ему ранее: — Придет время, и ты поедешь со мной. Я тебе обещаю, Чонгук-и. Ты веришь мне?       Чонгук закивал, улыбаясь, хотя где-то внутри сковывала сердце безудержная тоска. После того неудачного поцелуя моментов близости между ним и Паком не было. Чимин контролировал себя до скрежета зубов, но не позволял лишнего. И Чонгук винил себя за это каждый раз, когда видел, как сдерживается старший.       Ведомый каким-то доселе неизведанным чувством, Чон склонил голову и мягко коснулся губами щеки хёна. Отстранившись, Чонгук заглянул в лицо своего… парня и еле удержался от готового вырваться хохота, хотя внутри сам пылал смущением. Щеки хёна раскраснелись в мгновение ока, в глазах застыло такое удивление, что и представить сложно. — Чонгук, что ты делаешь?! — хён оглянулся по сторонам, подмечая окружающих людей, но никто не обращал на них внимания, занятые своими собственными делами. — Здесь же люди кругом. — Хён, а ты забавный, когда смущаешься, — выдавил сквозь смех Чонгук, на что получил увесистый тычок в бок. — Йа, непослушный мальчишка! Я все еще старше тебя. Ты не можешь дразнить меня!       Чонгук улыбнулся от представшей перед глазами картины лица своего хёна. Его щеки, такие красные и мягкие на ощупь, так и манили потрепать их пальцами; глаза светились ярким и насыщенным натуральным карим, что так нравился Чонгуку; розовые губы, которые обычно сводили Чона с ума одной только своей полуулыбкой, застыли в безмолвном и удивленном «О»; волосы ниспадали на лоб, полностью черные, с вымывшейся уже давно красной краской на кончиках; аккуратный нос, по которому то и дело хотелось щелкнуть; линия подбородка, изящно переходящая в шею, так и просила оставить горячие поцелуи; край татуировки, которую Чонгук еще ни разу не видел целиком, так круто выглядывала из-под футболки, что хотелось провести по ней языком; маленькие пальчики, объятые бесчисленным количеством разнообразных колец, постоянно ерошили волосы, убирая их назад, но те все равно упорно возвращались в прежнее состояние. Фигура хёна приковывала взгляды, хотел ты того или нет. Чуть заостренные, но оттого не менее крепкие плечи; гибкие руки, кожа которых была светлой и нежной; мощная грудь, подтянутый пресс, стройная талия, жилистые подкаченные ноги и упругая округлая задница. Все эти достоинства подкреплялись сильным и волевым характером, ноткой язвительности и крупицей самодовольства. Такой человек просто не мог не привлекать к себе внимание. И Чонгук попался как мальчишка. Когда он исподтишка любовался своим парнем, то с прискорбием чувствовал, как волна приятного жара опускается прямо в пах, после чего мысли разбегаются кто куда, оставляя в голове только неприличные фантазии. И вот теперь произошло то же самое.       Чонгук застонал и зажмурился, ощутив болезненное давление в штанах. Вдруг стало очень жарко, несмотря на мороз снаружи. Чон отодвинул одеяло и уставился на довольно увесистый бугор, который гордо вздымался через легкие пижамные штаны. Он поправил член рукой, на что тот отозвался лишь приятной истомой, посылающей искры вожделения по всему телу, пронзая почти до самого мозга. Чон снова застонал и зашипел в сторону Чона-младшего. — Предатель! Какого чёрта?!       Но что бы он не делал, как бы не пытался отвлечься любимой музыкой, член продолжал упорно тыкаться в ткань брюк, от чего по поверхности расползалось темное пятно выделяющейся смазки. Чонгук проклял себя и снова выругался. Лишь от одного только образа своего хёна он возбудился, как неопытный юнец, а когда дело дошло до обычного поцелуя, испугался, как чёртов трус. — Ладно, хрен с тобой, твоя взяла! — Чонгук снял наушники и отложил на прикроватную тумбочку вместе с телефоном, после чего выдвинул ящик, пошарив рукой в поисках искусственной смазки и влажных салфеток.       Пару раз глубоко вздохнув, Чонгук приспустил штаны, являя взору гордо вздымающийся член, который тут же шлепнулся о низ живота с характерным звуком, на что его хозяин снова зашипел от неприятного чувства давления.       Чонгук вылил смазку на ладонь и опустил ее к нарушителю его вечернего спокойствия, медленно распределяя лубрикант по всей длине. Чон в очередной раз зашипел, когда горячей плоти коснулась прохладная рука, но постепенно кожа ладони нагрелась о собственное естество, медленно и уверенно продвигаясь вверх-вниз, пока ствол не заблестел от смазки. Чонгук закусил губу, когда проехался ногтем по налившейся багровым головке, чуть сжимая ее до легкой боли. Рука прошлась ниже, опуская кожицу, задерживаясь в таком положении чуть дольше, от чего капелька естественной смазки тут же вытекла из отверстия уретры. Чон зажмурился и опустил вторую руку, увесисто сжимая яйца, сначала одно, потом второе, продолжая двигать другой рукой вверх-вниз, снова и снова до боли пережимая головку ствола. Бедра начали двигаться навстречу рукам, и Чонгук почувствовал во рту привкус крови, так сильно он закусил губу, чтобы не застонать в голос.       Воображение подкинуло довольное лицо Чимина, чья рука, вместо младшего, ласкала его налитый кровью, пульсирующий, готовый взорваться член, нашептывая всякую чушь на ухо, от чего мочка горела огнем, губы пересыхали от частых вздохов, язык буквально заваливался к небу, щеки опалило пламенем, шея взмокла, а волосы липли ко лбу. Чимин двигался уверенно и жестко, до боли сжимая чужой член своими маленькими пальчиками, пережимая у основания, не позволяя младшему кончить так быстро, как хотелось бы. Чонгук буквально почувствовал, как стояк старшего трется о его бедро, как Чимин потирается им о Чонгука, дышит рвано, рычит на ухо, прикусывает колечко в губе и тянет на себя, посылая еще один поток легкой боли, которая буквально топит младшего.       Чонгук извивался по постели, пережимая член, не позволяя себе прийти к финалу. Хотел бы он ощутить пухлые, такие греховно блядские губы хёна на своем стволе, чтобы они обняли его, погрузили в жар своего лона, заглотили целиком, прижимая корень языка ко дну полости рта, а сильные пальцы схватили за ягодицы и насадили так глубоко, что из глаз посыпались бы искры. Чонгук нечасто получал оральные ласки, за исключением тех моментов, когда его бывший был в настроении, что случалось довольно редко, или же единичного случая с Юнги-хёном. Обычно инициатором этого действия был сам Чон. Но сейчас он так яростно хотел губы своего парня, что просто не смог сдержать глухого стона, который утонул в подушке, так как Чонгук тут же утопил в ней свое лицо. Рука двигалась быстрее, жар затапливал сильнее, безумие плескалось в распахнутых глазах. Сейчас он…       Чонгука словно окатило холодной водой, когда он услышал звонок своего мобильника. Рука так и замерла на собственном члене, не в силах ни двигаться дальше, ни остановиться полностью. Чон так тяжело дышал, что гул собственного дыхания перекрывал мелодию звонящего.       Схватившись за телефон, даже не протерев руки, Чон почувствовал, как волна безудержного страха охватывает его с ног до головы. Снова стало холодно. Конечности оцепенели, а горло пересохло. — Блять! Пак, мать его, Чимин!       Чонгук не знал, что делать. Если он не возьмет трубку, то Чимин станет волноваться, а что еще хуже, завалит его кучей вопросов после. Если возьмет, то, возможно, не сможет скрыть то, что он вытворял только что, представляя перед глазами такие аппетитные губы своего старшего. Ведь только дурак не догадается по сбивчивому дыханию, по бессвязной речи, что он делал буквально мгновение назад. Но размышлять было некогда, а телефон продолжал упорно звонить, высвечивая знакомое имя на экране, и Чонгук, зажмурившись, снова проклиная свой глупый член, ответил на звонок. — Чонгук! Что-то случилось?       Чонгук молчал. Одного образа хёна хватило, чтобы возбудиться мгновенно и почти кончить, а сейчас младший услышал этот голос, снова такой волнительный и немного строгий, что… просто не мог и слова вымолвить в ответ. Только дышал тяжело. — Чонгук! Что произошло? Ты бежал? Почему ты так тяжело дышишь? — Чимин был явно обеспокоен. Он позвонил Чонгуку, чтобы поздравить его с наступающим праздником, тогда как утром может не представиться такой возможности. И очень удивился, когда молодой человек не ответил ему. Пак ждал на линии довольно долго и уже начал волноваться, потому как время было позднее, и Чонгук вряд ли находился вне дома. Но на звонок упорно не отвечал. Когда же младший поднял трубку, то только тяжело и сбивчиво дышал, но не сказал ни слова. — Хён…       Обращение слетело с губ макнэ так нуждающе и одновременно стыдливо, что Чимин впал в ступор. Его мозг лихорадочно пытался сообразить, что же такое случилось с младшим. Чонгук всегда смущался рядом с ним, но по телефону был достаточно уверенным. Видимо, расстояние давало ему толику собранности. Но сейчас… голос младшего прозвучал неестественно. Чимин слышал подобное, только когда…       Осознание набатом ударило по ушам, и Чимин подавился воздухом. Он почувствовал приятную щекотку где-то в районе живота, мягко оседающую теплом чуть ниже. Чонгук был… возбужден. И Пак решил рискнуть, используя расстояние между ними. — Чонгук-а, — Чимин протянул имя младшего так соблазнительно и тихо, как только возможно, и мог поклясться, что услышал приглушенный, едва заметный стон на другом конце линии. — Чем ты занимался до того, как хён позвонил тебе? — Я… — Чонгук не мог сформулировать связную речь. Собственное имя, сказанное хёном, послало яркую искру прямо в пах, заставляя чуть обмякший от страха и холода член вновь проснуться и расшевелиться. — Что ты делал, Чонгук?       Повелительный и строгий голос старшего заволакивал слух, заставляя померкнуть все звуки. Чонгук покрылся мурашками. Но продолжал молчать. — Ты скажешь хёну, чем ты занимался, пока остался один? Ты ведь сейчас один, верно? — Чимин отпустил до недавнего времени обуявшее его волнение и прилег на диван в расслабленной позе, перехватывая телефон удобнее, чуть разводя ноги шире, ощущая, как напряжение ниже пояса растет. Чёрт возьми, а ведь он еще даже не начал. Но одна только мысль, пронзившая его голову, послала возбуждение по всем клеткам организма. — Ты ответишь своему хёну, Чонгук-а? Что ты делал? — Чимин методично подталкивал младшего, и тот не выдержал. — Я дрочил, ясно?! — голос макнэ прозвучал сбито и возбужденно, с придыханием, но так яростно, будто младший разозлился. Разозлился на себя самого, что не смог удержаться, и на хёна за то, что вынудил его к такому стыдливому признанию. Но рот уже не мог закрыться, продолжая выкрикивать: — Я дрочил на тебя! Мне стоило лишь представить твое лицо, как накатило возбуждение. Я не смог справиться с этим…       На последних словах тон голоса понизился, и Чонгук зажмурился, проклиная себя за беспечность. Он выболтал хёну о том, чем занимался. Сейчас Чимин, должно быть, назовет его извращенцем или же вообще разозлится за то, что младший не позволял прикасаться к себе, тогда как в одиночестве забавлялся самостоятельно. Но Чонгук услышал только легкий издевательский смешок с другого конца, и этот звук, он мог поклясться, послал новую искру возбуждения в пах, от чего Чону хотелось обхватить ладонью собственный орган и продолжить то, что он начал, лишь прислушиваясь к размеренному и тихому дыханию своего старшего. Но он не мог себе этого позволить. Ведь на другом конце Чимин все прекрасно слышал. Поэтому оставалось только дышать тяжело и жмуриться в попытке взять эмоции под контроль. Безуспешно. — Что именно рисовало тебе твое удивительное воображение, Чонгук-а? — Чимин издевался над младшим, задавая провокационные вопросы, произнося имя макнэ так, как, казалось, тому очень нравилось, и откровенно наслаждался тяжелым и хриплым дыханием. Рука уверенно легла на собственных пах, и Чимин прикусил губу, ощутив, как член начинает медленно просыпаться, слегка дергаясь в тугих джинсах. — Тебя… — сдавленно ответил Чонгук, все еще сдерживая желание сжать ствол рукой. — Конкретнее, Чонгук-и. Что ты хотел бы, чтобы я сделал с тобой, м? Что ты видел, когда ласкал себя? — Айщ! Ты отсосал мне! Понятно тебе! Твои блядские губы играли с моим членом так, что я чуть слюной не поперхнулся. Хочу твой рот, сейчас! — Чонгук сам удивлялся своей уверенности. Он никогда не был таким раскованным и дерзким, когда дело доходило до интимной близости с мужчиной. Но ему не с чем было особенно сравнивать. Сейчас расстояние в несколько тысяч километров сыграло свою роль. Чонгук был смущен и возбужден, а отсутствие хёна рядом дало ему фору.       Чимин протяжно и с шумом простонал. Так, чтобы Чонгук отчетливо это услышал, и улыбнулся краешком рта, когда уловил сдавленный стон в ответ. Пак поглаживал уже довольно увесистую выпуклость на своих джинсах, временами надавливая и шипя. — Хён, ты… — Чонгук прикусил губу сильнее, осознавая, что именно сейчас делает его старший. Судя по звуку, это казалось очевидным. — Ты получишь мой рот, Чонгук-а. Когда захочешь. Но у меня есть одна просьба, — снова протяжный выдох, когда пальцы сильнее впились в член через ткань. Чонгук с силой вдохнул через нос, пытаясь собрать мысли воедино. На данный момент не хотелось думать ни о чем, кроме того, что делал старший на другом конце линии. Признаться честно, Чонгук бы отдал сейчас все что угодно, чтобы увидеть, как Чимин ласкает себя. — Какая? — удалось выдавить через тяжелое дыхание. — У меня есть одна идея, — прикрыв глаза, сказал Пак, — но ты должен доверять мне, Чонгук-и. Ты доверяешь мне? Будешь хорошим мальчиком для своего хёна?       Чонгук вдруг почувствовал, как желание угодить поднимается откуда-то из самой глубины и огромным куполом накрывает его. По какой-то причине ему страстно захотелось сделать хёну приятное, показать, что он готов ему доверять, показать, насколько он благодарен старшему за все, что тот для него делает, показать, как сильно на самом деле хочет его, несмотря на собственные страхи. Поэтому воодушевленно сказал: — Да. Я доверяю тебе. Я буду для тебя хорошим, хён. Обещаю.       И почему-то эти слова не принесли ни толики стыда или смущения, только желание подчиниться такому прекрасному голосу на другом конце линии.       Чимин удовлетворенно заурчал и принялся расстегивать свои джинсы свободной рукой, после чего спустил их вниз вместе с боксерами, освобождая налитый кровью член, светлый и аккуратный, с выпуклой сеткой виднеющихся вен, с красной, сочащейся смазкой головкой.       Протяжный стон снова коснулся ушей Чонгука. — Я хочу, чтобы ты закрыл глаза и представил себе все, что видел до того, как я позвонил тебе. Хочу, чтобы ты почувствовал, как мой язык проходится по твоим манящим губам, задевает колечко, спускается ниже по подбородку к шее. Хочу, чтобы ты ощутил, как мои зубы впиваются в твои ключицы, покусывают соски на твоей груди, обходят впадинку пупка, оставляя жаркие поцелуи на твоих тазовых костях, — Чимин на минуту запнулся, вспоминая шрамы на теле макнэ. Ему хотелось поцеловать каждый из них.       Чонгук тяжело дышал, закусив губу, рисуя все возбуждающие картинки, о которых говорил хён, четко и разборчиво. Но к члену упорно не прикасался. А Пак продолжал дразнить его, тяжело дыша и постанывая прямо в телефон так, что хотелось выть от беспомощности и одиночества рядом. — Хочу, чтобы ты почувствовал, как мои губы касаются твоего члена. Обводят головку, проходят по всей длине. Боже, ты не представляешь, как сильно я этого хочу! — Чимин хотел этого с того дня, как зажал макнэ в туалете клуба. Стоило ему увидеть чужой член воочию, как старший готов был пасть перед Чонгуком на колени и отсосать ему так, как никому и никогда. И сейчас, вспомнив об этом, как красиво и одновременно пошло чужой орган показал себя, как громко шлепнулся о низ живота, как истекал смазкой в своем возбуждении, как пульсировал в руке, Чимин застонал громче и сильнее обхватил собственный ствол рукой, двигая ею не быстро, но размеренно и жестко, представляя Чонгука рядом. — Хочу коснуться его. Почувствовать, какой он горячий и мокрый. Хочу заглотить его целиком, чтобы головка протаранила горло. Ты ведь хочешь этого, правда, Чонгук-а? — собственный стон смешался с чужим, и волна приятной истомы накрыла все тело, посылая искры возбуждения, взрываясь яркими вспышками в каждой клеточке тела. — Да, да, да! — выстанывал Чонгук, вслушиваясь в грязный, но такой манящий монолог своего хёна. — Возьми его. Какой он сейчас? Давай, Чонгук-и, расскажи своему хёну, как сильно ты хочешь мой рот на своем члене. Насколько сильно ты хочешь меня сейчас?       Получив разрешение, Чонгук жестко обхватил ствол рукой, тут же безудержно и гортанно простонав, не в силах вымолвить ни слова. — Насколько сильно ты хочешь меня, Чонгук-и? Потому что я очень сильно хочу тебя… — Хён… хён… — Чонгук мог только позорно выстанывать одно единственное слово, двигая рукой сильнее, быстрее, размашистее, совершенно не заботясь о том, что смазка, ранее использованная, давно высохла, и ладонь причиняла весомую боль такой чувствительной сейчас плоти. Боль и возбуждение, переливающиеся, казалось, уже через край, в совокупности с повелительным и возбужденным голосом старшего подталкивали Чонгука к безумию. Из глаз покатились слезы от переизбытка эмоций. Чимин продолжал что-то говорить, но Чон уже не слышал конкретных его слов. Только голос, который держал его на плаву, но одновременно затягивал в пучину своей глубины. Только вздохи и громкие стоны, смешанные со стонами старшего, отдавались приятным эхом в ушах. Чонгук еле удерживал рукой телефон, продолжая дрочить так остервенело и быстро, что почти выбился из сил. И вдруг он услышал слова, которые добили его окончательно: — Кончи, Чонгук-а. Кончи для хёна.       Чонгук излился себе в ладонь, пачкая живот и часть груди. Он был ослеплен пеленой яркого света, возникшего перед глазами. Руки дрожали, ноги разъезжались по постели, кожа покрылась потом, а комната пропахла сексом насквозь, будто Чонгук не дрочил, а как минимум трахался до потери сознания ночь напролет. Отдаленно Чонгук услышал горловой и протяжный стон Чимина и громкое звонкое «Да…», когда старший, по-видимому, кончил вслед за ним. Тяжелое дыхание и разрозненные мысли… — Чонгук-и, ты в порядке?! — спросил Чимин, опасаясь, что младший снова подвергся приступу паники.       Чонгук хмыкнул, пытаясь сформулировать внятный ответ, но, кажется, провалился. — Знаешь, — он все еще тяжело дышал, облизывая губы в попытке смочить собственной слюной, — по-моему, я так никогда не кончал. Ты вынудил меня заняться с тобой сексом по телефону, хён! Айщ! — стоило адреналину и приятным, растекающимся по телу эндорфинам отступить, как младший почувствовал дикое смущение.       Чимин глухо рассмеялся, от чего Чонгук простонал позорно и уткнулся лицом в подушку. — Но тебе ведь понравилось, верно? — смех тут же перешел на более волнительную интонацию, как только Чимин понял, что младший не отвечает. — Чонгук-и?! — Да… — смущенно, но честно ответил Чон, — ты себе представить не можешь… — Вообще-то, могу. Я тут лежу со спущенными штанами в гостиной своих родителей, полностью покрытый спермой. Так что, поверь мне, могу. — Йа, хён, ты ужасен! — Чонгук снова зарылся в подушку, только лишь представив перед собой картину, которую только что описал старший. Это послало очередную искру приятного томления к причинному месту, и Чонгук выругался тихо, шикая на свой предательский член. — Успокойся ты уже, чёрт возьми! — Что ты сказал? — Ничего, ничего! — Чон спохватился, осознавая, что Чимин все еще висит на линии.       Как ни странно, Чонгук смог выдержать недолгий разговор со своим парнем после того, что произошло, и не сгореть со стыда. Хён поздравил его с наступающим праздником, сказал, как сильно скучает и хочет, чтобы он был рядом. Его голос теперь был таким умоляющим и притворно расстроенным, что Чонгук не удержался от смешка. Он даже мог себе представить, как хён надувает свои и без того пухлые губы в расстройстве, и это снова заставило его член попытаться поднять голову, будто бы проверяя, что же там такое происходит. Чонгук мысленно закатил глаза. Да что с ним такое творится, чёрт возьми?!       Попрощавшись с хёном, он привел себя в относительный порядок и, не долго думая, сменил простыни на свежие, сморщив нос. Чонгук терпеть не мог прибирать свою постель, но спать на грязном белье в перепачканной пижаме с лишними, даже приятными запахами был не в силах. Поэтому, потратив около получаса на уборку и легкий душ, завалился в постель и не заметил, как начал погружаться в дрему. На периферии сознания Чонгук даже сейчас слышал голос своего хёна: — Мне понравилось, Чонгук-а. А тебе?..

***

      После возвращения Чимина Чонгук чувствовал себя еще хуже, чем когда они только познакомились. Он сгорал от стыда и смущения, когда замечал, как хён пристально смотрит на него, а сам в это время старался пялиться куда угодно, только не на старшего. Их пикантный разговор по телефону не давал покоя макнэ все время до того, как Пак приехал обратно, и теперь младший не мог найти себе места. Хотя Чимин вел себя так, словно ничего не произошло: улыбался мило этими своими губами, которые Чонгук так отчетливо представлял на своем члене, подмигивал, ерошил волосы, касался плеча или локтя легко и непринужденно, от чего по телу пробегали приятные мурашки. Чон готов был выть волком от разрывающих голову мыслей. — Боже, вы такие милые, что аж тошнит! — выругался Тэ и изобразил приступ рвотного позыва, когда Чимин в очередной раз потрепал макнэ по голове, мило улыбаясь, пока они — Хосок, Тэхён, Пак и Чон — сидели в кафе после приезда Чимина. — Кажется, у меня скоро сахар в крови повысится. Мне даже пить захотелось, — не отставал Хосок, посмеиваясь, когда Пак бросил в его сторону угрожающий взгляд, пока его рука осторожно приобняла Чонгука за талию. — Придурок! — Чонгук выругался и дернул ногой под столом в попытке дать пинка своему другу-идиоту, который при любом удобном случае подкалывал его, теперь уже убедившись, что в их с Чимином отношениях наступил прогресс. — Ауч! — Чимин дернулся, и Чонгук с ужасом понял, что заехал своим тяжелым ботинком по ноге… хёна, тогда как Тэ убрал свои ноги подальше от увесистого удара друга и теперь хохотал так, что даже другие посетители обратили на них внимание. — Идиот! — Чонгук стрельнул испепеляющим взглядом в друга, после чего тут же опустил руку под стол, поглаживая чужое ушибленное место. — Хён, прости меня, больно?       Чимин шипел от боли, но улыбнулся и посмотрел на Чонгука таким взглядом, от которого у младшего чёртовы бабочки в животе закружились. — Немного, но все нормально, Чонгук-и, правда.       Ладонь хёна легла поверх руки макнэ под столом, и Чонгука пронзила искра тепла и легкого возбуждения. Прикосновения старшего всегда вызывали целый спектр эмоций, но каждый раз по-разному. И сейчас это было сродни приятному чувству легкой уверенности в себе. Чонгук улыбнулся, чем вызвал вспышку радости в глазах Чимина. — Спасибо, что подвез, хён, — Чонгук обернулся к Чимину, когда они подъехали к его дому. Последнее время он редко пользовался своим байком, потому что Чимин исправно подвозил его на своей машине. Честно говоря, это немного расстраивало Чонгука. Он любил своего малыша и скучал по нему. Но не хотел обижать старшего и лишать его даже такого мимолетного жеста внимания. Хотя последнее время в его голове крутилась безумная идея: прокатить своего хёна. Вообще-то, он никогда и никому не позволял садиться на его мотоцикл, кроме него самого, но для хёна хотел сделать исключение. Почувствовать, как его руки обвивают талию во время езды, как его тело прижимается к спине, как возглас восторга срывается с прекрасных губ во время крутого поворота, посмотреть на раскрасневшиеся щеки и растрепанные волосы после. Осталось только усмирить свое грёбаное смущение и предложить такую идею Паку. — Всегда пожалуйста, — Чимин улыбнулся, уже надеясь попрощаться с младшим, но следующие слова выбили его из равновесия. — Ты… — Чонгук потупил взгляд, прикусив губу в смущении, но все же продолжил, — не хочешь зайти? — Что?! В смысле, ты уверен? Уже поздно, Чонгук, — Пак ликовал внутри. Ему очень, ну очень хотелось согласиться, посмотреть на комнату Чонгука, познакомиться с его родителями, братом, узнать молодого человека еще лучше. Но он не мог себе этого позволить, не будучи уверенным, что младший действительно этого хочет. — Я уверен, — карие глаза встретились с зелеными, и Чимин не смог сдержать дразнящей улыбки, которую младший с гордостью принял, не отведя взгляд. — Хён! Хён! Хён! Ты дома! — будто из ниоткуда появился Чонхён и бросился на своего брата, тряся его за руки. — Мне было та~к скучно. Родители уехали час назад, я не знал, когда ты вернешься. И я… — младший вдруг замер, заметив постороннего. Красивый парень прошел в дом вместе с его старшим братом, и Чонхён сразу узнал его. — Чимин-щи?! — Чонхён уважительно поклонился старшему в приветствии, и Чимин удивленно, но все же ответил тем же. Откуда этот ребенок знает его имя? Чонгук рядом вдруг напрягся всем телом, стараясь быстрее спровадить брата, но тот даже и не думал его слушать, внимательно разглядывая молодого человека. — Ты знаешь меня? — Чимин не удержался от вопроса. — Не лично. Хён часто о тебе говорит. Буквально рот не затыкается, — Чонхён игриво подмигнул своему старшему брату, на что получил увесистый подзатыльник. — Ай! Что такого я сказал? — Заткнись! — Чонгук выругался, тут же краснея щеками, переводя взгляд на своего старшего, который откровенно сдерживал смех, но внимательно слушал Чонхёна, притворно игнорируя при этом Чонгука.       Чонхён от души забавлялся, потому как нечасто видел, как его всегда уверенный и строгий старший краснеет, как спелый помидор, чем только больше провоцировал бурю. — Он даже нарисо…       И тут Чонгук не выдержал, резко оказался рядом с младшим братом и закрыл ему рот рукой, на что получил очень удивленный взгляд хёна. Чонхён бился в его руках, отчаянно пытаясь выкрутиться из цепкой хватки, но Чонгук приблизился к его уху, разворачиваясь спиной к Чимину, и угрожающе прошептал так, чтобы слышал только младший: — Если ты сейчас же не заткнешься, останешься без игр на целый месяц.       Чонхён тут же замер после такой страшной угрозы. Конечно, он мог бы попытаться оспорить слова брата. Однажды они с Чонгуком даже подрались за право поиграть в любимую игру, по причине чего теперь левую щеку хёна украшал небольшой шрам, полученный в схватке. Но Чонхён знал, что хён намного сильнее и изворотливее, а главное, старше него, поэтому решил не рисковать. — Мне было приятно познакомиться с тобой, Чимин-щи, — Чонхён снова поклонился старшему, когда Чонгук все-таки отпустил его. — Ты можешь звать меня хёном, Чонхён, — Чимин мило улыбнулся и потрепал младшего по голове. Стоило Чонгуку это увидеть, как волна ревности затопила его с ног до головы. К щекам подступил жар злости, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Он не слышал, о чем так мило болтали младший брат и его парень, только чувствовал, как собственник внутри него поднимает голову, рыщет глазами и скалится озлобленно. Чонгук любил подчиняться, всегда играл нижнюю позицию, но даже в его положении инстинкт собственника никто не отменял. И это не на шутку напугало его. Он никогда не испытывал ничего подобного раньше, даже со своим бывшим. Прикрыв глаза и сделав пару глубоких вдохов, макнэ попытался обуздать разбушевавшийся гнев, прийти в себя и услышал обрывок разговора. — Я обязательно поиграю с тобой. Мы можем взять третьим и твоего брата. Думаю, против нас двоих у него не будет шансов, — Чимин заливисто рассмеялся в такт смеху подростка.       Чонгук только фыркнул и принялся лихорадочно перебирать вещи, что висели на вешалке в холле, притворяясь, что занят поиском телефона, хотя тот на самом деле мирно лежал в кармане джинсов. — Чонгук-и.       Чонгук вздрогнул, когда рука хёна мягко легла на его плечо. — Что ты делаешь? — Ищу телефон, — рявкнул Чонгук, сам не ожидая, что получится так грубо и язвительно. — Вот как, — Чимин даже не обратил внимания на выходку макнэ. Он понял происходящее почти сразу. И это сначала удивило его, но теперь слегка позабавило. Чонгук приревновал его! Приревновал к собственному младшему брату в попытке получить внимание. — А это не он разве, — ловкими пальцами Чимин вытащил телефон из кармана младшего, улыбаясь язвительно. — Ага, — Чонгук уткнулся языком в щеку, как, давно уже подметил Пак, всегда делал, когда был чем-то недоволен. — Забыл, наверно. — Конечно, — Чимин приблизился к Чонгуку и почувствовал, как трудно тот дышит. — Тебе незачем ревновать, Чонгук. Твой брат, конечно, очень милый. Но ты меня волнуешь больше, — Чимин подмигнул и отошел от макнэ так же быстро, как и приблизился.       Теперь уже краска смущения поползла по лицу Чонгука, и он отвел глаза, кивая. Он сам не мог объяснить, что сейчас произошло. Но мог сказать с точностью, что ему это не понравилось. Пусть он до сих пор пугался и страшился откровенной близости с хёном, отдавать его внимание в чужие руки не намеревался. Даже своему младшему братишке. — Хочешь отдохнуть? — мирно спросил Чимин, когда почувствовал, как голова макнэ с каждым разом все больше съезжает на его плечо во время просмотра очередного аниме. — Я могу пойти домой. — Нет! — Чонгук тут же вскочил так резко, что почти напугал Чимина. Голос его прозвучал громче положенного, и это смутило макнэ. Он потер рукой шею. — То есть, я хотел сказать, ты можешь остаться здесь… со мной? — Чонгук треснул себе щелбан за неосторожность. Последние несколько часов его рот выдавал первое, что приходило в голову, не обдумывая последствия. Но присутствие старшего рядом странным образом успокаивало. Когда он в расслабленной позе сидел на кровати напротив экрана, раскинув в стороны ноги; когда его рука осторожно обвивала талию Чонгука; когда он передавал младшему снеки, улавливая именно тот момент, в который макнэ действительно хотел их взять; когда он изредка поглаживал Чонгуковы волосы; смеялся на веселых моментах и хмурился на тяжелых. Тепло его тела и сила ауры по какой-то причине действовали умиротворяюще. И Чонгук не хотел оставаться один в холодной комнате на всю ночь.       Чимин замер от слов младшего, от чего Чонгук снова отвесил себе ментального пинка. — Чонгук-и, ты уверен в этом? Я… — Айщ, хватит меня об этом спрашивать! Или ты остаешься, или уходишь. Тебе решать! — Чонгук моментально превратился из смущенного щенка в злобную фурию. Чимин строго посмотрел ему в глаза и чуть сжал руку на чужой талии, от чего Чонгук тут же напрягся. Но не успел он испугаться, как почувствовал щекотку на ребрах. Чонгук не смог выдержать долго и через пару секунд завалился на постель, смеясь от пальцев хёна, которые безудержно щекотали его во всех местах, куда могли дотянуться. — Ах ты маленький негодный мальчишка! Ты смеешь угрожать мне, да? — Чимин сел на Чонгука верхом, продолжая тискать его бока, шею, грудь и щеки, а Чонгук смеялся заливисто так, как Чимин, казалось, ни разу не слышал. Он невольно залюбовался таким младшим: чуть влажные после душа волосы ниспадали на лоб, щеки раскраснелись от смеха, губы лучезарно и неподдельно улыбались только ему одному, пирсинги подчеркивали красоту молодого лица, татуировки, обнимающие бо́льшую часть обеих рук, приковывали взгляд, сильный и мускулистый торс ощущался даже сквозь футболку. — Хён?       Чимин проморгался, когда понял, что буквально завис, разглядывая своего младшего, который лежал под ним, такой красивый и отчего-то смиренный, даже не смея шелохнуться. — Чонгук, прости, я…       Чимин подавился воздухом, когда макнэ поднял голову и прикоснулся своими губами к его в легком поцелуе. Волна тепла пронеслась по всему телу, заставляя прикрыть глаза и забыть обо всем на свете. Были только они двое, даже легкий шум телевизора остался где-то на периферии.       Чонгук касался губ хёна медленно и осторожно, ведомый какой-то несвойственной для него смелостью, трогая сначала верхнюю, потом нижнюю, проверяя свою реакцию. То ли собственная комната придала уверенности, то ли «тот самый» разговор несколько недель назад, но сейчас Чонгук не чувствовал того панического страха, который накрыл его, когда Чимин поцеловал его в своей машине. Лишь легкое волнение обуяло разум младшего. — Чонгук-и… — Чимин выдохнул имя младшего ему же в губы и прикусил собственную, ощущая, как под его бедрами растет чужое возбуждение, — ты играешь с огнем… — Тогда, — младший опустился затылком на простыни, вглядываясь в чужие глаза, подернутые легкой поволокой желания, — сожги меня, хён.       Чимин зарычал, словно изголодавшийся зверь, которого дразнили сочным бифштексом вот уже долгое время, но никак не давали вкусить, дабы продержать на голодном пайке для пущей свирепости. Он впился губами в чужой рот так, будто никогда в своей жизни не целовался, и член болезненно дернулся в штанах, которые ему так любезно одолжил Чонгук, когда он услышал, как младший протяжно стонет и растекается под ним покорной субстанцией.       Целовать Чонгука было выше всяческих его ожиданий. Стоило младшему слегка приоткрыть рот от напора Чимина, как второй тут же воспользовался этим и проник внутрь языком, захватывая в плен чужой.       Чонгук не знал, куда деть свои руки, поэтому цеплялся за простыни, подставляя свой рот под вылизывание языка хёна. Слюна стекала из уголка по подбородку от жадности и вожделения, и почему-то это совсем не пугало младшего. Как раз наоборот. Чон ощутил, как член болезненно трется о ткань брюк и понял, что Чимин тоже это чувствует, потому как старший развязно простонал ему в рот и ощутимо потерся своей задницей о его возбуждение. Чонгук не сумел сдержать стон, неосознанно обхватывая большими руками бедра старшего, на что тот только удовлетворенно промычал, продолжая буквально трахать его языком, ощутимо поигрывая шариком штанги во рту, пошло постанывая в губы. Чонгук сжал ягодицы хёна сильнее и время от времени прихватывал шарик зубами, потягивая на себя, от чего старший только больше стонал и порыкивал, не скрывая своего откровенного желания. Чимин разорвал поцелуй, прижавшись ко лбу младшего своим, облизываясь, тяжело дыша, продолжая двигать бедрами на возбуждении младшего. — Чонгук-и, ты хочешь… — Чимин сглотнул слюну, прочищая горло, и попытался снова, — взять меня сам?       Глаза младшего распахнулись от удивления. Его действия были обоснованными, но он руководствовался больше чувством, нежели мозгом, а слова старшего с силой ударили по его воспаленному сознанию. Чонгук всегда был принимающей стороной и понятия не имел, как доставить удовольствие партнеру иначе. И это предложение хёна… напугало его. — Нет… я… — страх, готовый расползтись и оплести липкой паутиной, клубился совсем рядом, пытаясь окутать своей пеленой и заставить оттолкнуть мужчину от себя, но Чонгук упорно противился ему. Он сам этого хотел. Он мог доверять Чимину. Хён не сделает ему больно, верно? — Я не могу, хён… не могу, — Чонгук задышал чаще, пытаясь справиться с эмоциями. — Шшш, — Чимин тут же принялся поглаживать чужие щеки, мягко и бережно успокаивая напуганного младшего, — все хорошо. Все будет хорошо. Ты не должен делать того, чего не хочешь. Мы можем остановиться прямо сейчас. Ты хочешь остановиться? — член больно упирался в ткань, но Чимин был готов отпустить макнэ сразу же, если тот попросит. — Нет… — младший неуверенно обхватил шею старшего, притягивая чуть ближе, и подался бедрами вперед, показывая, насколько сильно он сейчас возбужден. — Но только не… так. — Хорошо. Тогда… — Чимин слез с бедер макнэ и стянул с себя футболку. Чонгук залюбовался чужим обнаженным телом, наконец, смог разглядеть татуировку, языки пламени которой виртуозно переплетались друг с другом, беря свое начало от шеи и заканчиваясь на локте, буквально обвивая руку хёна черным огнем с ярко-рыжими и красноватыми всполохами, казалось, готовые сжечь без остатка. А когда макнэ встретился глазами со старшим, залился румянцем смущения, потому что Чимин тут же уловил его интерес, ехидно улыбаясь. — Тебе нравится то, что ты видишь? — Пак провел рукой по своей груди медленно и томно, прикрыв глаза на секунду, после чего услышал сдавленный стон. — Да…       Ответ младшего удовлетворил Чимина, и он чуть приблизился, чтобы взять Чонгука за руку. — Все хорошо, — спокойно произнес Чимин, когда заметил, как младший вздохнул рвано, а в глазах вновь скользнул страх. — Я не причиню тебе боль. Пожалуйста, дай мне свою руку.       Чонгук вложил свою крупную ладонь в руку старшего. Глаза распахнулись от внезапно пронзившей вспышки удовольствия, стремительно спустившейся прямо к нижней части тела, когда Чимин медленно взял указательный палец его ладони в рот. Язык старшего тут же окружил подушечку, а губы принялись ритмично посасывать, что заставило неотрывно смотреть на процесс, хотя очень сильно хотелось закрыть глаза. Чимин пялился на младшего не отрываясь, продолжая сосать его палец, постепенно погружая целиком. Рот Чонгука приоткрылся в частом дыхании, а член запульсировал в сладком томлении. Чёртов дьявол играл с ним, затягивая прямо в ад, и Чонгук ничего не мог с этим поделать. Только продолжал сгорать заживо.       Чимин освободил палец макнэ из плена своего рта и провел чужой рукой по своему телу от шеи, спускаясь по груди, чуть задевая собственные соски, приближаясь к прессу. — Ты хочешь… коснуться меня там? — сдавленно и хрипло прозвучал голос старшего, и Чонгук закивал, словно в трансе, не смея отвести глаза от своего искусителя. Чимин опустил его руку себе на пах, и даже через штаны Чонгук ощутил, как старший возбужден. Его член гордо вздымался, оттягивая ткань брюк, пачкая смазкой, посему оставляя мокрое пятнышко на светлой ткани. — Все это, — Чимин чуть простонал, когда рука Чонгука коснулась его возбуждения и слегка неуверенно огладила, после чего повел его в обратном направлении к шее и рту, вновь облизывая чужие пальцы, — твое. Ты сможешь взять это, когда захочешь. Но сейчас я хочу, чтобы ты расслабился. Не думай ни о чем. Просто расслабься и доверься мне, ни о чем не спрашивая. Сможешь сделать это для своего хёна, Чонгук-и?       Чонгуку казалось, что он сейчас задохнется. Духота в комнате, несмотря на приоткрытое окно, давила ужасно, а вид его возбужденного рядом хёна только больше распалял молодое юношеское тело. — Чонгук-и?       Чонгук заморгал, возвращаясь в реальность, и снова кивнул. Чимин удовлетворенно, но беззлобно улыбнулся, после чего приблизился к кромке чужих штанов, намереваясь снять их. — Что ты делаешь?! — Чонгук испугался. Несмотря на то что он всеми силами старался расслабиться и дать себе установку на то, что хён никогда не причинит ему вреда, он все равно испугался, когда хён без предупреждения потянул руки к его брюкам. — Успокойся, — спокойным и ровным тоном сказал Пак, внимательно вглядываясь, казалось, гипнотизируя чужие глаза. — Все будет хорошо, Чонгук-а, я тебе обещаю. Хён позаботится о тебе. Просто дыши.       Чонгук откинулся на постели, прикрыв руками лицо, пока хён медленно спускал с него пижамные брюки, открывая своему взору его стоящий колом член. — Боже…       Чонгук резко опустил голову и с позором понял, что его откровенно разглядывают, не скрывая своего интереса. — Хён, прекрати так пялиться. Это чертовски смущает, знаешь ли… — Чонгук сам удивился, откуда у него были силы выдать столь длинное и связное предложение, да еще и под таким жадным взглядом своего мучителя. — Прости, — грубовато произнес Пак, — ничего не могу с собой поделать. Ты просто прекрасен, Чонгук-и. Ты знаешь, насколько ты красив, да? — Пак провел руками по ногам младшего, начиная от лодыжек, продвигаясь к бедрам, и огладил небольшие поперечные шрамы на тазовых костях. Он шумно выдохнул, зажмурившись от злости. Как кто-то в здравом уме мог причинить такую боль ребенку?! — Не надо… — Чонгук тут же прикрыл шрамы руками, отталкивая ладони хёна. Он почувствовал себя грязным и недостойным Чимина с такими ужасными метками на своем теле. Горло тут же сдавило тисками, стоило вспомнить, как он получил эти шрамы. Нарастающая паника охватывала разум, готовая прорваться наружу. Он грязный, грязный… Он не заслуживает такого восхищения. Все, чего он заслуживает, — это боль и унижение. — Чонгук-и, — голос Чимина мягко и нежно зазвучал где-то в районе уха макнэ, пока старший осторожно убрал его руки с тазовых костей, продолжая гладить шрамы. — Все хорошо. Ты не должен бояться или стыдиться этого. Твое тело прекрасно для меня. Я бы не стал тебе врать. Ты уже показывал мне свои шрамы, верно? Я все видел. Поэтому ты не должен думать, что противен мне. Понимаешь? Меня бы здесь не было, будь это так. Ты самый красивый и желанный для меня, Чонгук-и, — каждое предложение Чимин подкреплял легким, ненавязчивым поцелуем в висок, брови, нос, щеки или подбородок, пока пальцы скользили по шрамам, и Чонгук не мог больше этого выносить. Из глаз пролились слезы, а руки крепко вцепились в плечи хёна. — Хён… хён… ты ведь не стал бы врать мне, правда? — хватка младшего усилилась, и Чимин почувствовал легкую боль, но продолжал внимательно смотреть в чужие глаза, полные слез. Бравада Чонгука трещала по швам. Сейчас перед Чимином открылся уязвимый и сломленный мальчик, а не дерзкий и угрюмый молодой человек. — Я не стал бы врать тебе, Чонгук-а. Ты помнишь, о чем я просил тебя? Доверься мне, хорошо?       Чимин собирал соленые капли губами, прикасаясь к чистой, теперь без макияжа, оттого еще более прекрасной коже макнэ, обводя каждый шрам пальцами, а внутри все билось разъяренным зверем. Он буквально чувствовал боль и страх Чонгука, как свои.       Когда Чимин оказался между ног своего младшего, он медленно развел их шире, открывая себе доступ к желанному. Пак жадно, с огромным удовлетворением рассматривал младшего, не скрывая своего восхищения, облизывая губы, ощущая, как вибрирующий гортанный стон поднимается откуда-то из глубины.       Чонгук снова зажмурился, не в силах смотреть на это безумие. Он весь покрылся мурашками от страха и смущения. Чимин положил обе руки на лодыжки младшего и медленно повел вверх по чужим ногам, огибая колени, легко касаясь бедер, приближаясь к паховой области. Чонгук попытался инстинктивно свести ноги вместе, но Чимин предотвратил его попытку, удерживая. — Чонгук-и, все хорошо. Расслабься. Ты очень красивый. Позволь мне доказать тебе, насколько сильно.       Чонгук задышал чаще, все еще не открывая глаз. Его безволосая грудь вздымалась и опадала с каждым тяжелым вдохом. Волосы намокли и прилипли ко лбу, к спине неприятно пристало одеяло, а руки хватались за все, до чего могли дотянуться.       После неуверенного кивка младшего Пак чуть улыбнулся, опустился к его животу, продолжая удерживать ноги, и припал влажными горячими губами к светлой коже. Чонгук сдавленно вдохнул, после чего с шумом выпустил воздух. Язык хёна кружил вокруг впадинки пупка, проникая внутрь и задевая шариком пирсинга, оставляя мокрый след. — Ты прекрасен, Чонгук-а.       Сердце заходилось в бешеном ритме от похвалы старшего, которая оглушительно била по чувствительному слуху. Чонгуку нравилось быть послушным. Он любил подчиняться. Любил делать своему партнеру приятно. И сейчас Чимин был им весьма доволен, отчего Чон дрожал всем телом от легкого страха и предвкушения. — Ты такой чуткий, Чонгук-а.       Чимин шептал младшему всякие глупости, продвигаясь ниже, слегка коснувшись подбородком головки чужого члена. На коже тут же остался влажный след от естественной смазки. — Открой глаза, — Чимин приподнялся на локтях, устроившись между ног макнэ в ожидании. Чонгук замотал головой, продолжая тяжело дышать и пытаясь свыкнуться с новыми ощущениями. Если сейчас он посмотрит на своего хёна, его точно хватит удар. — Пожалуйста, Чонгук-и, сделай так, как просит тебя хён. Будь хорошим мальчиком для меня, открой свои прекрасные глаза.       Чонгук всхлипнул и почувствовал, как из уголка глаза скатилась слезинка. Чувственный голос неустанно произносил его имя, отпускал комплимент за комплиментом, похвалу за похвалой, и Чонгук не мог этого вынести. Он распахнул глаза и опустил голову, тут же давясь воздухом от представшей картины. Его хён, его старший, его парень лежал между его ног, обхватив сильными руками бедра, пристально смотрел на него своими малахитовыми глазами, в которых плескалось невиданное восхищение, облизывал губы пошло в опасной близости от его колом стоящего ствола. — Пожалуйста, не закрывай глаза. Я хочу, чтобы ты видел, насколько сильно ты желаем мною.       Чонгук сглотнул громко, но глаза не закрыл. И Чимин принялся действовать. Не прерывая зрительного контакта, старший опустился ниже, к самым яйцам и настойчиво провел между ними языком, ощущая, как они перекатываются в мошонке от такого действа, задеваемые пирсингом, после прошелся широким мазком вверх по стволу до самой головки, обвел ее кругом, после чего с силой засосал в рот.       Чонгук не выдержал и простонал почти в голос, когда ощутил мягкие пухлые и настойчивые губы хёна на своем органе и легкую прохладу украшения, при каждом движении проходящегося по поверхности. Чимин перешел на быстрый и уверенный темп почти сразу же, будто вытягивая из младшего душу, отсасывая ему так, что Чонгук видел яркие круги перед глазами, а внутри все плавилось и растекалось, как податливая глина в руках опытного скульптора. Лепи что хочешь. — Чонгук-и…       Чон опомнился, когда сообразил, что снова закрыл глаза. Когда он все же открыл их, перед ним предстал поистине греховный вид дьявола во плоти. Щеки Чимина горели яростным румянцем, губы опухли и покраснели, дыхание сбилось, глаза блестели поволокой безумия, а из уголка рта тянулась нить слюны, часть которой осела на багровой головке члена макнэ. — Ты можешь взять меня за волосы. Все хорошо. Ты можешь двигаться, как захочешь. Трахни мой рот, Чонгук-и. Ты ведь этого хотел, верно?       Чонгук выдохнул жадно и запустил руки в черные как смоль волосы хёна, неуверенно направляя обратно к изнывающей от желания плоти. Чимин успел улыбнуться дерзко до того, как его буквально насадили на немалого размера член, который тут же вошел в его рот почти на всю длину, распирая изнутри, расширяя, заставляя прижать корень языка к нижней полости рта и чуть поперхнуться с непривычки от такого большого размера. Но Чимин быстро взял себя в руки, расслабил горло и заглотил чужой ствол до самого основания, упираясь носом в лобок. Член Чонгука был большим и толстым и буквально таранил Чимина изнутри, но это было такое приятное ощущение наполненности, что Пак простонал гортанно, от чего возбуждающая вибрация пронеслась по всему телу Чонгука, заставляя его сильнее вцепиться в волосы хёна, подаваясь навстречу бедрами, не заботясь о том, что старший может задохнуться. Он был так сильно возбужден эмоционально и физически, что уже просто не мог остановиться, особенно, когда отчетливо ощущал, как головка собственного члена упирается прямо в заднюю стенку глотки его парня. — Хён… хён… хён… — Чонгук не мог сдерживать постыдных гортанных стонов несмотря на то, что внутри все дрожало от возбуждения с примесью легкого страха. Он осознал, что Чимин все же вынудил его… трахнуть себя, пусть и не в прямом смысле этого слова. И все же, несмотря на то что, казалось бы, ведущую позицию занимал Чон, хён оставался главным зачинщиком подобной авантюры. Именно он спровоцировал Чонгука, именно он помог ему расслабиться и отодвинуть свой страх хоть на короткое время, именно он приказал ему смотреть на него, именно он приказал ему взять себя за волосы и руководить процессом. Несмотря на то что, казалось бы, ведущую позицию занимал Чон, Чимин все равно направлял его, даже будучи в данном положении.       Пак продолжал постанывать, привыкнув к тяжести чужого члена у себя во рту. Слюна стекала из уголков губ прямо на простыни, язык обводил ствол изнутри витиеватыми кругами, прослеживая каждую набухшую вену, глаза непроизвольно закатывались и слезились. Маленькие пальчики мяли яйца младшего и неосознанно скользнули ниже к анусу. Чонгук тут же замер и напрягся, почувствовав смену положения действий хёна. Хватка его рук в чужих волосах ослабла. Он распахнул глаза шире. Хён отстранился от него, вытирая покрытые слюной и естественной смазкой младшего губы, сразу же уловив тень зарождающегося страха в глазах макнэ. Кожа его покрылась мурашками несмотря на то, что в комнате стало неимоверно жарко. Он попытался свети бедра вместе снова, дабы прикрыть свою самую интимную и недоступную часть тела. — Чонгук-и, успокойся. Пожалуйста, — Чимин заговорил мягко и спокойно, хотя и с трудом, насколько позволяло сбитое дыхание и саднящие от боли губы. — Я обещал тебе, что не сделаю ничего из того, чего бы ты не захотел. Я не причиню тебе боли, Чонгук-а. Все хорошо, слышишь? Ты не должен меня бояться. Мы доверяем друг другу, верно? — Чимин внимательно смотрел на младшего, мягко поглаживая внешнюю сторону его бедра, и Чон немного расслабился, хотя холод страха все еще протягивал к нему свои костлявые и промерзлые пальцы. — Все хорошо, Чонгук-а. Все хорошо. Просто расслабься, да?       Чонгук выдохнул тяжело, сильно закусив губу, и расслабил бедра, позволяя Чимину скользнуть туда, где вторжение было редким и малоприятным. Чимин облизал свободную руку, щедро смачивая слюной, и принялся надрачивать все еще возбужденный член младшего, пока сам спустился прямо ко входу. Проведя носом рядом со сжатым колечком мышц, Пак почувствовал запах мыла. Обычного мыла для душа и улыбнулся. Чонгук был поистине чистоплотным парнем. — Что ты делаешь?! — Чонгук снова напрягся, когда кончик языка Чимина на пробу лизнул колечко мышц меж его ягодиц. — Хён, нет… не надо! — паника радостно захлопала в ладоши, желая снова проявить себя после таких отчаянных попыток сопротивления. В голове сработал установленный тумблер: боль! Чонгук не хотел боли. Не так. Не снова. Не хотел ощутить в себе настойчивые и жесткие пальцы, не хотел быть использованным и брошенным. Он не был готов к полноценному половому акту с Чимином прямо сейчас. Чонгук не раз думал об этом, фантазировал, грезил, представлял. Но тело его все еще было не готово принять этого мужчину. Нет! — Чонгук-и, я не собираюсь заниматься с тобой анальным сексом. По крайней мере, не сейчас. Успокойся. Я просто хочу сделать тебе так же приятно, как ты только что сделал мне, — Чимин почти забыл про свой болезненно возбужденный член, который с силой упирался в ткань брюк. Он был так увлечен процессом, что вовсе не думал о себе. Казалось, впервые доставлять удовольствие кому-то другому ему было намного приятнее и желаннее, чем получить разрядку самому. — Ты отлично справляешься, Чонгук-а. Ты такой хороший. Такой чуткий. Такой послушный для меня, Чонгук-и. Я так сильно возбужден из-за тебя. Позволь мне позаботиться о тебе, — Чимин буквально скулил, упрашивая Чонгука, словно маленького ребенка. Постепенно мышцы расслабились, и Чонгук позволил хёну коснуться своего самого заветного места языком снова. «Блять!»       Пак был поистине дьяволом во плоти. Все, что бы он не делал, давалось ему просто превосходно. Только что он отсасывал младшему, как чёртов боженька, а сейчас его язык буквально таранил анус младшего, ритмично двигаясь, проникая глубже, щедро смачивая слюной так, что остатки стекали прямо по заднице и чужому подбородку, сопровождаемые отчетливыми чавкающими звуками. Пак действительно наслаждался тем, что делает, и Чонгук мысленно похвалил себя за свою предусмотрительность и привычку приводить свое тело в порядок независимо от причин. Если бы он не принял душ, проводя определенные манипуляции со своим телом скорее по привычке, чем по желанию, сейчас он бы не смог позволить хёну орудовать своим грешным языком в его заднице.       Чимин ввинчивал язык глубже и глубже, двигая рукой на члене быстрее и быстрее, стонал сам от столь ярких и чувственных реакций тела своего парня. — Ты просто прекрасен, Чонгук-а, — отстранившись и облизывая губы, прошептал Пак. — Ты так хорошо принимаешь меня сейчас. Так дрожишь под моими руками. Тебе ведь нравится то, что я делаю, верно? — Чимин не прекратил движений рукой, с силой сжимая Чонов член, натягивая кожу, вслушиваясь в характерный мокрый звук слюны по поверхности и чувственные непрерывные стоны младшего. — Тебе нравится, Чонгук-а? — Да! — Ты хочешь кончить от моего языка? — Да! — Хочешь, чтобы хён позволил тебе излиться в свой рот? — Да, блять! Боже, да, да!       Чимин хмыкнул и снова опустился к анусу младшего, работая языком быстрее и активнее, надрачивая член просто в бешеном ритме, от чего, честно говоря, руку уже сводило судорогами, а собственное возбуждение ныло в тугих теперь штанах. Чимина откровенно вело от такого обладания младшим. Казалось бы, именно Пак сейчас находился между ног макнэ и работал усердно за двоих, в то время как Чонгук только получал и управлял. На самом же деле все было иначе. Чимин буквально чувствовал власть над чужим телом. Как податливо и трепетно отзывается Чон на его ласки, как надрывно стонет, подается навстречу его руке и языку, а ответить или сделать что-то смеет только тогда, когда Чимин… укажет. — Блять, хён! Блять, блять! — Чонгук не сдерживал громкие вскрики, ощущая, как член пульсировал, грозясь взорваться от переизбытка спермы, а в ушах громыхала кровь, казалось, разрывая виски на части.       Чимин уловил пульсацию чужого органа, простонал гортанно, в последний раз проходясь языком по колечку мышц, и стремительно оказался прямо аккурат с головкой Чонова члена, чтобы прихватить ее раскрасневшимися от жадного минета и активного римминга губами, после чего почувствовал, как вязкая, соленая и густая сперма выстреливает прямо в глотку, ударяя в заднюю стенку, от чего глаза закатились, а руки сжались с силой на чужих светлых бедрах. Громкий стон и дрожь в ногах младшего послужили окончательным аккомпанементом к собственному грехопадению, и Чимин излился в свои, а точнее, в Чонгуковы штаны даже не коснувшись себя, словно мальчишка-подросток.       Чонгук весь дрожал и никак не мог прийти в себя. В ушах стоял такой гул, что он не слышал ничего, громе грохота собственной крови. Пальцы болели, так сильно он хватался за первое, что попадалось под руку, ноги дрожали и разъезжались, удерживаемые только чужими подкаченными руками. Он весь провонял сексом и потом. Но ощущения были приятными, как никогда. — Ты был просто великолепен!       Чонгук услышал голос Чимина прямо рядом с ухом, когда слух, казалось, вновь восстановился. Хён урчал ему на ушко, довольно ухмыляясь, легко касаясь его лба пальцами, убирая взмокшую челку.       Щеки загорели еще сильнее, чем возможно, теперь уже от очередного приступа стыда. Когда Чон попытался скрыться от восторженного и блаженного взгляда, Пак удержал его лицо. — Нет. Чонгук-и, не закрывайся от меня. Пожалуйста. Ведь мы решили, что научимся говорить друг с другом. Доверять друг другу, помнишь? Мы партнеры. А партнеры не убегают друг от друга после интимной близости.       Чонгук смущенно посмотрел на хёна. — Ты воняешь сексом, хён, — выдал он на выдохе, понятия не имея, чем разбавить воцарившуюся тишину. — Да что ты?! — Чимин хмыкнул, проведя указательным пальцем дорожку от шеи макнэ к его животу, останавливаясь на шрамах, оглаживая их вновь. — Все хорошо, — успокоил он младшего, когда в очередной раз почувствовал, как чужой пресс напрягается от его прикосновений. — Я уже не раз сказал тебе и готов повторять это. Ты прекрасен, Чонгук-а. Во всем. — Айщ! — Чонгук не выдержал и зарылся лицом в ладони под аккомпанемент заливистого смеха Чимина. — Хочешь принять душ? — О да! — Чонгук закивал безумно. — И белье сменить тоже не помешает. — Я помогу тебе.       Чонгук смущенно прикрылся перепачканной бог знает чем простыней, на что получил очередной смешок старшего, достал сменный комплект белья, после чего прошмыгнул в ванную, пока его хён сосредоточенно менял постель.       Чуть позже на чистых и прохладных простынях Чонгук лежал в расслабленной позе, ожидая, когда Чимин примет душ после него. — Могу я… — Чимин замялся рядом с кроватью, когда вернулся из ванной комнаты, мокрый и обнаженный по пояс, обернутый в одно полотенце вокруг бедер, — спать с тобой? — О нет. Ты будешь спать в гостиной. Как раз разбудишь Чонхёна утром. Потому что мне это никогда толком не удается.       Чимин застыл в откровенном удивлении. Он знал, что их недавняя близость не могла гарантировать ему полноценных прав на Чонгуково внимание сразу же, потому что предстояло еще немало работы, чтобы макнэ смог по-настоящему расслабиться и довериться хёну. Но серьезный ответ Чона выбил его из колеи. — Черт! Видел бы свое лицо сейчас, — Чонгук вдруг рассмеялся заливисто, обнажая зубы и закидывая голову, и Чимин с облегчением выдохнул. — Хён, ты что же, думаешь, что я прогоню тебя из своей комнаты после того, как ты буквально трахнул мой зад своим языком? Конечно, ты можешь спать со мной. — Йа, ты… — Чимин понял, что его нагло обвели вокруг пальца. Но такой макнэ ему нравился даже больше. Дерзкий, уверенный в себе, красивый и такой желанный для него. Не подверженный панической атаке. Не дрожащий от его близости. Без безумства в глазах. Без дрожи в теле. Определенно, такой Чонгук ему нравился куда больше. И если для этого младшему нужно немного поддразнить хёна, то второй совсем не против.       Пак осторожно прилег на свободную половину кровати, отодвинувшись немного дальше от Чонгука, чтобы дать ему возможность решить: обнять его или же спать со своей стороны. Чонгук выключил ночник и придвинулся чуть ближе, не совсем, но достаточно, чтобы можно было дотянуться до его ладони. — Спокойной ночи, Чонгук-и. — Спокойной ночи, хён, — и Чонгук хоть и не пал в объятия своего хёна, но осторожно взял его маленькую ладошку и переплел свои длинные пальцы с чужими, мирно засыпая.

***

      Чимин разглядывал Чонгуково лицо вот уже полчаса, после того как проснулся. Он уже видел младшего спящим, но сейчас мог разглядеть его еще ближе, еще внимательнее. Его парень мирно спал, темные волосы разметались по подушке в хаотичном беспорядке, брови расслабились, а складка меж них исчезла, пушистые ресницы чуть подрагивали, губы приоткрылись, от чего макнэ выглядел еще более милым и юным. Намного младше своих лет. Не было ни напряжения, ни страха, который так часто окутывал разум Чонгука и буквально сочился из карих глаз. Чимин не удержался и провел указательным пальцем правой руки по щеке младшего, и тот забавно поморщился во сне, причмокивая губами, отворачиваясь от настойчивого прикосновения. Чимин прикрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться. В сущности, Чонгук был еще совсем ребенком, которому пришлось очень рано повзрослеть, столкнувшись с ужасными испытаниями и трудностями в прошлом. Никто не должен проходить через подобное, особенно в одиночку! И Чимин не собирался оставлять младшего одного теперь, когда тот доверился ему настолько, что рассказал правду о том, кто он. Дело было даже не в том, что Чонгук, по-видимому, любил играть нижнюю позицию и предпочитал грубый секс стандартной ванили. Чимин не был против «поиграть», будь он снизу или же сверху. Это не важно. Самым главным было то, как сильно все это ударило по Чонгуку, как сильно он наверняка изменился после произошедшего с ним в прошлом, как ему приходилось бороться с самим собой каждый чёртов день, чтобы принять и обуздать те страхи, которые сковывали его разум и тело.       Чимин с силой зажмурился, снова ощущая раздражение. Он сделает все, что потребуется, чтобы Чонгук смог забыть то, что испытал, принять то, что его ждет в будущем, хотя бы частично. Пак готов был отдать этому ребенку все, что у него есть, лишь бы он был счастлив. Потому что такой человек, как Чон Чонгук, бесспорно, заслужил этого.       Чимин еще раз оглядел тело своего парня с ног до головы, чуть прикрытое легким одеялом, и неосознанно облизал губы, прикусив нижнюю. Больше всего на свете ему хотелось сейчас приласкать этого дерзкого мальчишку, разбудить его нежными поцелуями, припасть губами, все еще покалывающими и пощипывающими после прошлой ночи, к плоти макнэ, ласкать, ласкать, ласкать, пока Чонгук не сорвется на отчаянные стоны и не высвободит свое желание прямо Паку на лицо, пребывая в послеоргазменной утренней неге. Но старший решил не делать этого, чтобы не напугать Чонгука. Младший только начал раскрываться для него, подпускать к себе, приподнял завесу доверия и сейчас был бы попросту не готов к такого рода откровенным действиям с самого утра. Поэтому Чимин лишь вымученно вздохнул, ощущая наливающийся возбуждением член в штанах и, потянувшись, встал с постели, направляясь в ванную Чона. Утренний стояк еще никто не отменял.       После водных процедур Чимин вернулся в комнату младшего, подсушивая полотенцем влажные волосы. Теперь он мог разглядеть «обитель» макнэ лучше. Самая простая комната подростка с легким веянием беспорядка: то тут, то там лежали вещи младшего, компьютер, приставка, телевизор и куча дисков и тетрадей, разбросанных на столе. Чимин хмыкнул, поглядывая на все еще мирно посапывающего парня, который лежал на животе, раскинув руки в стороны, а одну из ног высунув из-под одеяла.       Пак обошел комнату, проводя пальчиком по поверхности каждой вещи Чона, и его внимание привлекли полотна, которые стояли в самом дальнем углу. Он подошел ближе и пригляделся: картины. А если быть точнее, пейзажи разного рода и стиля. Некоторые из них были написаны красками, другие сделаны в виде набросков карандашом или грифелем. Чимин с восхищением рассматривал каждую из них, осторожно брав в руки, после чего возвращая назад. Чонгук говорил ему, что любит рисовать и даже хотел поступить на факультет изобразительных искусств, чего сделать по воле отца не представилось возможным. Но Пак и подумать не мог, насколько прекрасными окажутся работы младшего. Они словно оживали на глазах: облака плыли по небу, солнце светило ярче настоящего, сочная зелень искрилась, реки и озера бурлили, земля буквально дышала, а ветер обволакивал с ног до головы. Честно говоря, дух захватывало. Но вдруг взгляд Чимина зацепился за мольберт чуть поодаль, накрытый светлым полотном. Пак обернулся на постель и обнаружил, что Чонгук все еще спит. До безумия хотелось посмотреть, над чем же сейчас работает его младший. Зная темперамент и характер Чонгука, Пак понимал, что он ни за что не позволит ему увидеть свой пейзаж как минимум до тех пор, пока не закончит. Хотя и в этом случае Чимин сомневался. Чонгук был очень самокритичным парнем и никогда не оставался довольным результатом любой своей работы. В случае с картинами, наверняка дело обстояло точно так же.       Чувствуя себя воришкой, Чимин подошел к мольберту и осторожно потянул за уголок ткани. Молодой человек зажмурился, ощущая неправильность своего поступка. «Но так интересно посмотреть, чёрт возьми!»       Вдохнув поглубже, Пак кивнул сам себе и резко сдернул ткань, открывая взору натянутый холст. Глаза распахнулись от шока и удивления, следом сменяясь изумлением и восхищением. Пак замер, пригвожденный к полу, и во все глаза пялился… на себя самого. На светлом холсте было его изображение. Очерченные линии, смазанные местами, напоминали что-то вроде готового наброска. Работа была еще в процессе, но уже отчетливо напоминала объект наблюдения автора. Пропорции, части лица, светотени, углы, линии… все отображалось с точностью и педантичностью так, что Чимин словно смотрел на себя в зеркало, так сильно портрет был похож на него самого, хотя еще и не закончен. Завороженный, Чимин протянул руку и коснулся линии носа своего «двойника», подмечая, с какой точностью тот изображен. Даже мельчайшие подробности в виде его сережек, каждого волоска брови или прядки на голове были старательно отображены. — Хён?       Чимин отшатнулся от портрета как ошпаренный, услышав сонный голос Чонгука. Ему стало неимоверно стыдно, что он вторгся в личное пространство младшего без разрешения. Но отступать назад было поздно. — Хён, что ты… — Чонгук проморгался и попытался сообразить, куда же подевался старший, так яростно и крепко сжимающий его руку в течение всей ночи. Чон не мог уснуть от переполняющих его дум и ощущений почти до самого рассвета, рассматривая прекрасный профиль своего хёна в полумраке комнаты, пока тот уже сладко сопел в подушку. И задремать удалось только под утро. Именно поэтому сейчас он тер глаза и морщился ото сна. Но стоило привыкнуть к дневному свету, и Чонгук увидел своего хёна рядом… с портретом, который он настойчиво и методично рисовал вот уже несколько месяцев. Чон тут же похолодел от страха под аккомпанемент вспыхнувшим щекам. Сон сняло как рукой, и он вскочил с постели, моментально оказываясь рядом с хёном, прикрывая свою недоработу, будто стыдился того, что наделал. Все то, что он вытворял с Чимином накануне, отошло на второй план. В данный момент появилась проблема посущественнее. Хён увидел то, что, мать твою, не должен был видеть! — Хён, нет! Чёрт! Ты не должен был этого видеть! Вот же… — Чонгук продолжал прятать портрет, стоя к тому спиной, руками отталкивая старшего в грудь.       Чимин пытался выглядеть виноватым, правда, но такая забавная реакция макнэ заставила его залиться смехом. — Чего ты ржешь? — Чон сначала возмутился, даже опешив слегка, сложив руки на груди, надыбившись и ощетинившись, будто маленький недовольный котенок. Осознав, как выглядел со стороны, Чонгук зарылся в ладони, простонав, и провел руками по лицу так, что гримаса напоминала восковую маску из ужастика. — Я, наверно, выгляжу как полный кретин, да? — Чон прикусил нижнюю губу, исподлобья поглядывая на старшего. Какой смысл было скрывать то, что хён и так уже рассмотрел. Реакция макнэ была чересчур нервной, по мнению самого Чонгука. И это выдало его с потрохами.       Чимин продолжал посмеиваться, не в силах отвести от макнэ взгляд. Он был таким очаровательным и сексуальным одновременно, что хотелось зацеловать эти его чёртовы губы, коснуться родинки под ними, обвести языком вокруг кадыка, спускаясь ниже, чтобы… — Немного, — Чимин решил слегка подразнить макнэ и заодно отвести от себя внимание. Ведь именно он был виноват в том, что Чонгук сейчас краснеет и смущается перед ним, не зная, куда деть собственные глаза. — Айщ! — Чонгук-и, — Чимин осторожно приблизился к макнэ и развернул его спиной к себе. Чонгук уперся взглядом прямо в портрет своего парня и попытался закрыть лицо руками снова, но Чимин не позволил ему этого сделать, перехватывая и спуская их на живот, положив свои поверх. Подбородок старшего опустился на Чоново плечо, и отчего-то Чонгук ощутил, как все внутри стремится стать к Чимину ближе, тянется к нему, одновременно успокаиваясь и расслабляясь. То, как Чимин обнимал его сзади, его руки поверх рук макнэ, ровное дыхание, щекотавшее шею, — все это дарило неописуемый покой и защиту. Чонгук никогда не чувствовал себя подобным образом. Конечно, он ощущал себя в безопасности рядом с Юнги-хёном, но это другое. Безопасность, дарованная Чимином, была иной. Более близкой, более глубокой, более… родной. — Ты потрясающий! Твои руки просто волшебные. Посмотри, — Чимин взял руку младшего в свою и очертил линии собственного лица, — я никогда еще не видел подобного… Это… у меня слов нет, правда. Ты не можешь поступить так, как говорил мне ранее. Не можешь, слышишь?! Будет просто кощунством бросить все это, — Чимин помнил, как Чон размышлял над тем, чтобы все-таки перестать рисовать и сосредоточиться на учебе. Ведь отец никогда не позволит ему сменить факультет. А каждая новая попытка занять свободное время любимым делом приводила к очередной крупной ссоре, крикам, захлопнувшимся дверям и злости. Но теперь, увидев творения Чонгука вживую, Чимин просто не мог позволить ему взять и бросить все это. Зарыть в землю. Спрятать в темном ящике. Похоронить свой талант.       По телу пробежала легкая волна возбуждения от очередной искренней, Чон чувствовал, похвалы, но все же противоречие и строгость к себе не давали насладиться ею полностью. — Я не знаю… не уверен, что я настолько хорош, — почти шепотом пробормотал Чонгук и почувствовал стаю мурашек, пробежавшую по шее, от вибрации смеха хёна. Его руки мягко поглаживали пальцы Чонгука. — Ты сейчас напрашиваешься на очередной комплимент, Чонгук-а, — Чимин провел носом по коже младшего, и тот склонил голову набок в попытке избежать щекотки. — Почему ты не пишешь портреты? У тебя отлично получается. Я был просто потрясен! Такое чувство, что в зеркало посмотрел, — Чимин сидел напротив Чонгука на широком подоконнике, пока младший курил и допивал свой утренний кофе. — Люди слишком неинтересны и примитивны. В них нет той откровенной и неподдельной красоты, которую ты можешь увидеть, когда наблюдаешь за природой. Мне нравится представлять перед собой то, что я хочу в последствии отобразить на бумаге. Нравится чувствовать, как солнце ласкает кожу, ветер треплет волосы, вода холодит тело, листва щекочет пальцы. Это намного прекраснее. Природа прекрасна в своем воплощении. Будь это гроза или жаркий летний день. Природа никогда не врет, в отличие от людей.       Чимин кивнул в понимании. Чонгук был полностью прав. Природа могла быть как суровой, так и благосклонной. Но, в отличие от людей, она многое могла дать тебе, при этом ничего не попросив взамен. — Но ты же нарисовал меня, — Пак не удержался и поиграл бровями, после чего провел языком по боковине рта. Чон тут же вспыхнул как спичка и потер шею, лихорадочно затягиваясь. — Ты исключение из правил, — улыбнулся смущенно Чонгук, — ты просто не выходил у меня из головы. Я так часто думал о тебе, представляя тебя в своих мечтах и фантазиях, что это сводило меня с ума. Твой образ не давал мне покоя, не оставлял меня даже во сне. Поэтому я решил написать твой потрет в надежде, что это поможет. Но, кажется, стало только хуже, — смешок Чонгука заставил старшего потрепать его по волосам. Такое откровенное признание для младшего значило очень много, и Чимин не мог выразить своего восторга. Но вдруг его глаза распахнулись от удивления. — Так вот что хотел сказать мне Чонхён! — Что? — Чонгук нахмурился, не поспевая за мыслями хёна. — Вчера, он хотел что-то рассказать… Что ты постоянно болтаешь обо мне и что-то еще, но я не успел разобрать, так как ты нагло вклинился в наш разговор, — Чимин укоризненно ткнул младшего в бок, от чего тот ойкнул и потер ушибленное место. — Хён, этот паршивец может тебе такого нарассказывать, что с ума сойдешь. Поверь мне. Я живу с ним уже тринадцать лет, — Чонгук закатил глаза. Он любил своего брата очень сильно, но порой тот просто выводил его из себя своей доставучестью и непослушанием. — Но в этот раз он сказал правду! — еще один тычок вызвал болезненное «Айщ!» со стороны Чонгука, заломанные брови и зажмуренные глаза. — И ты обсуждал меня… с ним?! Чон Чонгук, ты сплетничал обо мне со своим младшим братом! — Чимин начал щекотать Чонгука под ребрами. — Нет! Нет! Хён! Прекрати! Чёрт, не надо! — Чонгук пытался убежать от настойчивых пальцев, но Пак перехватил его попрек живота, стоило младшему спрыгнуть с подоконника, и повалил на постель. Чонгук смеялся, зажмуриваясь, громко и звонко, от чего кромка светлых зубов, два верхних из которых были чуть больше остальных, немного напоминая кроличьи, явила себя, убеждая Пака, что Чонгук смеется действительно искренне и с чувством. — Хён?       Чимин поймал себя на мысли, что снова подвис, как и вчера, разглядывая младшего. Его руки все еще были прижаты к бокам, дабы прикрыть ребра от чужого вторжения. Дыхание сбилось. Щеки и шея снова покраснели. Карие глаза лучились в отблесках яркого солнца, которое светило сегодня ясно, как никогда.       Чимин чуть приблизился к лицу младшего, от чего тот тут же прикрыл глаза. Пак легко коснулся губами век, носа, щек, подбородка. Руки Чона неуверенно, но все же обняли Чимина за спину, и старший ликовал внутри от того, что Чонгук тянется к нему навстречу медленно, но верно, стараясь преодолеть все то, что так пугало его в близости с мужчиной. — Чонгук-и… — Чимин уже прошептал имя младшего ему в губы, готовясь поцеловать мягко и нежно, но вдруг… — Хён!       Чимин отпрыгнул от Чонгука так быстро, что не удержался и повалился на пол, ударяясь задницей. Сдавленно зашипев, Пак потер ушибленное место, и спустя секунду в комнату ворвался Чонхён. — Хён! Ты, чёрт возьми, разбудил меня! Ржал так, что на весь дом слышно было. Чем это таким вы тут занимались? — Чонхён внимательно оглядел сначала одного старшего, потом второго. — Хён, — обратился Чонхён теперь уже к Паку, — а почему ты на полу сидишь? Этот тиран заставил тебя спать на коврике рядом с дверью?!       Чимин еле сдерживал смех, переводя взгляд с язвительного Чонхёна на гневно раздражающегося Чонгука. — Чонхён-и, — Чонгук улыбнулся притворно и продолжил: — Первое, научись, мать твою, стучать, когда входишь сюда. Второе, свали нахер из моей комнаты. Третье, смотри пункт второй, мелкий ты засранец!       Чонгук запустил подушку в своего брата, но та пролетела мимо, и Чонхён, заливисто смеясь, выбежал из комнаты брата, на ходу крича: — Чимин-хён, я хочу поиграть с тобой. Ты обещал мне! Потому как у этого упрямого хёна, которого я называю своим братом, вечно времени не хватает! — Малолетний придурок! — Чонгук выругался и встал с кровати, подавая Паку руку, потому как тот не мог встать, все еще давясь от смеха. — Чего ты ржешь опять? Ты представить себе не можешь, каким маленьким говном может быть этот поганец! Несмотря на то что я люблю его, он все еще придурок!       Чимин закивал, не в силах остановить смех. Утерев слезинку с уголка глаза, он вдохнул поглубже и протянул руку к голове Чонгука, потрепав по волосам, все еще влажным после утреннего душа. — Пойдем. Я действительно пообещал твоему брату поиграть с ним. Не хочу, чтобы его шутки были направлены и на меня тоже.       Чонгук только возмущенно вдохнул носом воздух, притворно обижаясь, и снова ощущая где-то глубоко внутри червячка ревности. Кажется, он начинал понимать, что такое настоящие серьезные отношения.

***

«Жестокость есть видоизмененная и сделавшаяся более духовной чувствительность»

(Ф. Ницше)

      Чимин нервничал. Нервничал так, что поджилки тряслись. Он понятия не имел, как вести себя, несмотря на то что Чонгук полностью проинструктировал его, как и всегда, относительно места проведения встречи, дресс-кода, правил и этики. Он сам предложил Чонгуку посетить тематическую встречу и был более чем доволен реакцией младшего. Чонгук давно хотел побывать на мероприятии, посвященном тематике «knife-play», и Пак решился согласиться в аккурат на день рождения младшего. За тот небольшой период времени, что они с Чонгуком встречались, Пак побывал с младшим на множестве подобных обучающих сессиях, благо проводились они довольно часто. И никогда не испытывал подобного рода неуверенности. Разумеется, впервые попав в закрытый клуб, членом которого являлся Чонгук, а теперь и сам Пак, Чимин был потрясен и не уверен в себе, хотя и держал лицо, насколько это вообще было возможно. Несмотря на то что Чимин изучил баснословное количество информации и заручился рассказами самого младшего, все же представлял себе мрачное помещение в красно-черных тонах, напряженную музыку, полуобнаженных мужчин и женщин, устраивающих оргии друг с другом, как при каком-нибудь древнем обряде. Но все оказалось прямо противоположным. И молодой человек понял это уже при первой же встрече тематиков.       Довольно просторное помещение на первом этаже клуба было оформлено в спокойных и ровных тонах, не напрягающих глаз, люди, посещающие встречи, оказались полностью адекватными и вменяемыми. Никто никого ни к чему не принуждал, все сессии проводились в виде показательных выступлений, заранее подготовленных и обговоренных. Приглашать зрителей из «зала», дабы попробовать свои способности, не приветствовалось, если только это не были завсегдатае клуба, которые ранее принимали участие в подобных экшенах. Также Чимин был приятно удивлен, что как минимум пятьдесят процентов посетителей таких встреч не были вовлечены в тему полностью, а являлись просто интересующимися наблюдателями или такими же новичками, как и он сам, если, конечно, вечеринка не являлась инкогнито, куда могли попасть только члены клуба. При желании можно было найти приятного собеседника как по вопросам практики, так и за ее пределами. В общем и целом такие мероприятия напоминали своего рода встречу разных людей, обменивающихся опытом и приятно проводивших время.       Однако определенные правила все же были. Касаться кого-либо без разрешения было невежливым и даже грубым жестом так же, как и брать в руки девайсы того или иного Мастера. Во время показательной сессии необходимо было соблюдать тишину, дабы не развеять тщательно подготовленную атмосферу, не отвлекать Топа, а самое главное, его нижнего. По обоюдному согласию все вопросы можно было задать после проведения экшена и отдыха его участников. Не рекомендовалось стоять к месту проведения сессии слишком близко, лезть на «сцену» и каким-либо другим образом обозначать свое присутствие, потому как попросту был риск получить повреждения любого девайса, который использовал Мастер. Все, что происходило в пределах клуба, требовало определенной толерантности и стопроцентной конфиденциальности, поэтому выражаться грубо, неконкретно, оскорбительно по отношению к любому участнику мероприятия, а также снимать собственные фотографии и видео строго запрещалось. Алкоголь и любые другие наркотические препараты были также строго запрещены. Разумеется, за один бокал спиртного присутствующего гостя не стали бы вышвыривать вон, но пребывать на такой встрече в невменяемом состоянии было неуместно и попросту опасно. На встречах активно использовалась система «ханки код»*, особенно теми, кто приходил один и только готовился ступить на путь тематика. Но, как правило, жесткого дресс-кода не было, если только встреча не имела заранее подготовленную тему.       Пак все еще был новичком по части БДСМ-тематики, хотя и немного больше, чем те, кто посещали клуб впервые. Но сегодня он нервничал сильнее, чем обычно. Он очень тщательно и обходительно заручался доверием младшего в течение почти целого года. Чонгук открылся ему настолько, как Пак и подумать не мог в самом начале. Конечно, определенные проблемы все же были. Например, вспоминая сейчас их с Чонгуком первый раз, Чимин ощущал тепло и приятную щекотку, пробегающую по всему телу. Уголок его губ приподнимался в улыбке. Легкое ощущение эйфории накрывало его пуховым одеялом. Чимин чувствовал возбуждение каждый раз, когда вспоминал, как ласкал тело Чонгука, медленно и осторожно растягивал его, оставляя влажные поцелуи на бледной коже, входил в него, двигался в нем, кончал на него. Сейчас это было приятным воспоминанием. Но тогда… это было страшно. Чимин понятия не имел, как двигаться, как вести себя, что делать. Он осознал, что не знает своего партнера от слова совсем. А Чонгук лежал на постели под ним, такой открытый и невинный, несмотря на все то, что испытал, и Чимин задыхался от переполняемых его чувств. Их первый секс был неуклюжим, слегка несуразным даже. Они изучали друг друга, проверяли реакции, касались тел в поиске самых приятных зон. Чимин постоянно говорил с Чонгуком, стоило ему заметить, как страх заволакивает карие глаза, как младший дрожит и сжимается под ним, жмурится, чтобы держать себя в руках, дышит тяжело от смеси ужаса и возбуждения. А после смущается, краснеет и плачет от того, что не смог справиться с собой, удовлетворить своего партнера, раскрыться полностью. Чимин гладил его по волосам после тщательно принятого душа, целовал щеки, нос и искусанные в кровь губы, ощущая ее на своем языке, обнимал и покачивал, словно ребенка. Чонгук плакал, роняя слезы прямо на грудь старшего, цепляясь за него, как за спасательных круг. Он сумел перешагнуть через этот рубеж и отдаться хёну. Но все произошло далеко не так, как ему чудилось в его самых откровенных и пошлых фантазиях. На деле все было намного сложнее. Чону предстояло еще немало потрудиться, чтобы привыкнуть к Чимину как к своему сексуальному партнеру и научиться не только делать приятное ему, но и получать удовольствие самому. Также основной проблемой оставалось его пристрастие к мазохизму. Чимин не мог себе позволить делать то, что делал с Чонгуком его Мастер просто в силу неопытности и неосведомленности. Хотя со временем старший все же стал более… тщательно обращать внимание на такие легкие вещи, как обездвиживание Чонгука во время интимной близости, шлепки, легкая асфиксия, проявление жесткости и порой даже грубости в движениях. Но Чимин и сам чувствовал, что этого было мало. Он не был глуп и понимал, что Чонгуку время от времени нужно выпускать пар привычным для него способом, особенно, учитывая глобальные изменения в его жизни. Поэтому Пак нисколько не удивился, когда услышал неуверенный и даже виноватый шепот со стороны Чонгука, когда тот лежал в его объятиях на диване за просмотром какого-то очередного фильма. — Я все еще посещаю своего Мастера.       Чимин не отвел глаз от телевизора. Будто Чонгук сказал ему о погоде. Внутри что-то неприятно защемило, этого Пак не мог отрицать. Во время их небольших «игр» он всегда чувствовал свою принадлежность к Чонгуку. Как не только младший, но и он сам отдается ему. Чимин всегда был уверенным в себе, он знал, что умен и хорош собой, и пользовался этим. Даже с позиции снизу, которую он иногда пробовал в прошлом с другими своими партнерами, Пак никогда не считал себя слабовольным. Он любил быть активным в отношениях, любил брать на себя ответственность, доводить дело до конца, стремиться к своей цели и добиваться ее. Но почувствовать власть над телом Чонгука было сродни чему-то новому. Чимин не просто был сверху: он действительно был Верхом. Чонгук слушал его беспрекословно, будь то похвала, просьба или желание. Чимин буквально овладевал Чонгуком. И с каждым разом понимал, что ему нравится это ощущение. Власть над чужим телом пьянила и распаляла, а контролировать чужой разум было сродни оргазму. Когда Чонгук кончал только после слов своего старшего, когда стонал громче от одного только приказа, послушно принимал его, несмотря на боль, которая, как ни старайся, сопровождала любой половой акт, Чимин буквально ликовал и телом, и душой. И все чаще стал задумываться над тем, каково бы это было: войти в тему более основательно.       Чимин не удивился, когда услышал неуверенный и даже виноватый шепот со стороны Чонгука, но внутренний Доминант, который с каждый разом просыпался в нем, нахмурился и сложил руки на груди, ощущая себя уязвленным. Хотя внешне Чимин не показал этого, чтобы не вызвать у младшего ненужных эмоций. Они с Чонгуком говорили часто и много, благо со временем Чон стал более открыто выражать свои мысли и ощущения, уже не так смущаясь присутствия Пака. И этот разговор не должен был отличаться от сотни предыдущих. Ведь Чимин не имел достаточной квалификации, поэтому не должен был винить младшего в том, что он действует согласно своему внутреннему мировоззрению. Ведь Чимин сам говорил Чонгуку, что тот не должен меняться ради него. — Ты слышал, что я сказал?! — следующий вопрос прозвучал более раздражительно, нежели первый. Чонгук был уязвлен. Он ждал хотя бы какой-то реакции старшего, но тот продолжал сидеть и пялиться в экран телевизора. — Слышал, — выдохнул Чимин, но до сих пор даже не взглянул на младшего, только обнял его крепче за талию то ли от того, что хотел показать свою заинтересованность, то ли от гаденького чувства, что все-таки клубилось где-то на подкорке. — И? — Чонгук слегка расслабился, когда понял, что Чимин не игнорирует его. Он решил признаться ему, потому что уж лучше он скажет это сам, чем старший увидит воочию. Ведь стоит ему повернуться к Паку спиной, его встреча с Мастером станет очевидной. Чонгук был благодарен Чимину за его выдержку и внимательность, но все же привычных ощущений ему не хватало. Чимин был слишком… мягок, слишком мил, слишком… Иногда хотелось вывести его из себя, чтобы разозлить и спровоцировать хоть на какие-то конкретные действия. Потому как его нежность и забота порой давили на Чона так, что тому хотелось в бачке утопиться. Поэтому Чонгук продолжал встречаться с Шугой-хёном, который, к слову, и подтолкнул его к решению рассказать об этом своему партнеру. И Чонгук согласился с ним на этот раз. Они с Чимином все еще шли к тому рубежу доверия, который он имел со своим Мастером, поэтому Чону не хотелось лгать своему партнеру, не хотелось, чтобы чувство вины сжирало его изнутри и не позволяло расслабиться и мыслить здраво. — Что ты хочешь от меня услышать? — Чимин, наконец, повернул голову в сторону Чонгука, и младший покрылся вереницей мурашек с головы до самых пят. В глазах хёна пульсировал гнев. Таким Чонгук его еще не видел, по крайней мере, в отношении себя. Но он уже поднял эту щекотливую тему, поэтому отступать было бессмысленно. Они всегда говорили друг с другом. И сейчас, по мнению Чона, было самое время. — Прости, — Чон все-таки ощутил себя виноватым, потирая шею, чуть сбавляя обороты, — просто я не хочу тебе лгать. Но я не могу по-другому, понимаешь? Ты ведь знаешь, кто я. Знаешь, к чему привыкло мое тело, а главное, это, — Чонгук ткнул пальцем себе в висок. — Но между нами нет близости в прямом смысле этого слова! — Чонгук взял руки хёна в свои, и Чимин выдохнул. Кажется, все это время он не мог даже вздохнуть. В словах Чонгука не было необходимости. Чимин доверял ему безоговорочно и был полностью уверен, что младший просто не смог бы лечь под кого-то, даже если бы и захотел. Злость, обрушившись наковальней буквально только что, исчезла так же быстро, как и появилась. — Знаю, — Чимин осторожно, чтобы не напугать, высвободил одну руку из хватки макнэ и положил тому на голову, как часто делал. Чонгук прикрыл глаза. — И повторю тебе снова, что ты не должен меняться из-за меня. — Но это давит на меня. Я чувствую, словно предаю тебя. Не думаю, что тебе будет приятно встречать меня поздно ночью после очередной сессии с моим Мастером. — А ты хочешь окончательно переселиться сюда? — Чимин обвел взглядом свою комнату и хмыкнул. По большей части Чонгук проводил у него свое свободное время, тогда как Чимин жил один, в отличие от младшего. — Хён, ты не слушаешь меня! — Чонгук ударил старшего в плечо, от чего тот поморщился притворно. Руки макнэ хоть и были большими и сильными, но удар оказался не таким уж увесистым. — Я внимательно слушаю тебя, Чонгук-а. И ты прав. Как бы сильно я не пытался это скрыть, мне неприятно то, что ты посещаешь своего… Мастера. Хотя я понимаю и доверяю тебе. И очень ценю твою искренность. Я не прошу тебя ничего менять в себе и никогда не сделаю этого. Но это не значит, что мы не можем ничего, — теперь уже Чимин схватил Чонгука за руки, когда в глазах младшего скользнула толика страха от его слов. — И что же мы можем? — почти шепотом спросил Чонгук. Он хотел воспользоваться предложением Шуги-хёна, как никогда. Хотел, чтобы Чимин стоял на его месте. Или как минимум делал хоть часть из того, к чему привык Чон, дома. Но он не мог заставить Чимина сделать подобное, хотя и видел, как его глаза загораются похотью и желанием обладать каждый раз, когда Чонгук следует его словам. Когда Чимин полностью берет контроль над его телом. Когда старший владеет ситуацией. Чон не ошибся. Задатки тематика у Пака, определенно, были. И его позиция, как Топа, была также очевидной. Но Чимин не заставлял его меняться ради него, значит, и Чон не имеет права требовать перемен от старшего, как бы сильно не хотел. — Я хочу войти в тему. — Что?! — Чонгук чуть не поперхнулся собственной слюной. Только что он мысленно осуждал себя за то, что хочет этого, а теперь слышал подобное предложение из уст самого старшего. — Ты слышал меня, — Чимин смотрел на младшего не мигая, серьезно и осознанно. Чонгук ждал, пока Пак улыбнется своей игривой улыбкой и подмигнет, обратив все в шутку, но тот оставался серьезным. — Хён, ты не должен… — Я делаю это не ради тебя, не обольщайся, — ну хорошо, возможно, Чимин немого солгал. Главной причиной, естественно, оставался Чонгук. Но Пак не мог отрицать, что его привлекала сама мысль об этом. — Вот как? — Чонгук вдруг расслабился, будто тяжеленный камень только что свалился с его напряженных плеч. — Я не хочу, чтобы ты думал, что я делаю это только ради тебя. Мне действительно это интересно. Если ты до сих пор не заметил, — на этот раз Чимин подмигнул младшему, на что получил укоризненный взгляд из-под каштановой челки. — Хён, — Чонгук убрал выбившуюся прядь черных волос Чимина, — ты уверен? Пойми, это не игра. Я не хочу, чтобы ты стал таким, как я.       Чимин смотрел в глаза Чонгука долго и внимательно, и Чон уже было подумал, что тот передумает. — Я уверен. Но, к сожалению, мне потребуется твоя помощь. Я, конечно, не полный ноль, но все же не обладаю таким опытом.       Чонгук кивнул смущенно и снова привалился головой к плечу старшего. Уже через пару дней после этого разговора состоялось их первое посещение в клуб на одну из сессий для новичков.       А сейчас Чимин снова и снова заламывал пальцы, пытаясь выровнять свое дыхание, потому как жутко нервничал перед началом посещения клуба. Тема, которую выбрал Чонгук, пугала Пака. «Knife-play» не самая опасная игра в БДСМ-практике. По большей части она основана на страхе и психологических реакциях нижнего на действия своего Топа. Но все же осознание того, что острие ножа будет касаться кожи его парня, приводило Пака в оцепенение, и он не мог понять, что больше чувствует: волнение от страха или все же возбуждения. Игры с ножами, по знаниям Чимина, проводились двумя способами: при использовании тупых или острых предметов. И если нож с тупым лезвием не представлял особенного вреда, то вот острый девайс вполне мог нанести серьезные повреждения без определенной сноровки и знаний. Чимин не мог отрицать, что наряду со страхом за Чонгука, он испытывает трепет где-то глубоко внутри. Представляя, как холодный металл будет скользить по нежной коже макнэ, которая тут же покроется мурашками, Пака передергивало от напряжения. Но член по-предательски заинтересованно дергался каждый раз, стоило только старшему подумать об этом. Чимин ходил вокруг да около этой идеи довольно долго, но все же смог решиться. Но это не значило, что он полностью разделял энтузиазм своего младшего. — Мы можем не делать этого, если ты не хочешь, — Чонгук внимательно вглядывался в карие глаза своего хёна, ощутив, как его тело напряглось, когда он оказался в поле его зрения. Чонгук хотел посетить эту встречу. Очень хотел. Но он был готов отказаться от нее, если Чимину это не по душе. Младший не мог выразить той степени восторга, которую ощущал глубоко в своем сердце. И это было связано вовсе не с предвкушением от предстоящего экшена. Чонгук был так благодарен Чимину за его внимательность, чуткость и желание, что просто не мог устоять на одном месте, переминаясь с ноги на ногу, чуть ли не подпрыгивая. В груди словно раздулся огромный воздушный шар, готовый лопнуть от переизбытка гелия. И именно Пак, мать его, Чимин был тому виной. Чон не представлял, как такой человек вообще может быть реальным. Чимин соглашался ради на него на такие вещи, о которых другие даже и не слышали. Чонгук и помыслить не мог, что когда-нибудь встретит такого человека. От переполняющих его ощущений на глаза накатили слезы, а грудь разрывалась. Чонгук чувствовал себя странно. Он не мог объяснить, что это за щемящее чувство, но точно знал, что оно, определенно, ему нравится. — Эй, — Чимин положил руки на плечи макнэ, утыкаясь тому в лоб своим. — Успокойся, слышишь? Все в порядке. Ты ни в чем не виноват. Я, правда, этого хочу. Не буду врать, меня немного это пугает, но я хочу, — Чимин старался говорить медленно и внятно, как обычно делал, когда очередная паническая атака, хоть и теперь более редкая, но накатывала на младшего.       Знакомое помещение погрузило Чимина в атмосферу расслабленности и спокойствия. Как ни странно, стоило ему оказаться здесь, как вся былая неуверенность исчезла, оставляя только интерес к предстоящему представлению. Чимин держался рядом с Чонгуком, придерживая того за руку, приветствовал уже знакомые лица и с уважением кланялся новичкам. Чонгук слегка подрагивал от предвкушения, и Чимин придвинулся к нему плотнее, даря поддержку и внимание, в которых нуждался младший.       Переведя взгляд в центр комнаты, Пак разглядел «сцену», установленную на возвышении, на которой был закреплен крест высотой в человеческий рост, полностью обтянутый мягкой черной кожей. Сверху и снизу на металлических кольцах крепились кандалы, которые предположительно обездвижат нижнего. Рядом с установкой стоял молодой мужчина, среднего роста, с мятного цвета волосами. На нем была своего рода мантия, как ни странно, полностью белого цвета, которая позволяла свободно передвигаться по сцене, не сковывая движения. Мужчина чуть развернулся боком, и Чимин разглядел, как тот тщательно проверяет набор ножей, располагающихся на небольшом столе, установленном рядом. Все инструменты поблескивали сталью в пока еще ярком освещении помещения, лезвия не имели зазубрин, ровные и заточенные под определенным углом. Мужчина внимательно, раз за разом проводил по полотну очередного «девайса» спиртовыми салфетками, дезинфицируя, подготавливая к процессу. Чимин залюбовался тем, как отточено и четко выполняет он свои манипуляции. На профиле мужчины не отражалось ни единой эмоции.       Чонгук напрягся рядом с Чимином, но Пак не предал этому значения, потому как понимал, что происходящее одновременно возбуждает и пьянит младшего, отчего реакции его тела сейчас натянуты до предела. Но чего Чимин не ожидал, так это задушенного возгласа своего парня, а после выпученных глаз, когда мужчина со сцены повернулся в их сторону и стрельнул в младшего взглядом. Опять же, ни единая черта на прекрасном, как успел заметить Чимин, лице не дрогнула. Но вот глаза его уставились прямо на Чонгука, будто сканируя с ног до головы. Чимин повернулся в сторону младшего и заметил, как завороженно, с каким восхищением и уважением смотрит он на этого мужчину. Где-то внутри засвербела ревность из-за незнакомца, хотя Чимин еще даже не выяснил, какого чёрта тут вообще происходит. — Джей, ты в порядке? — Чимин обратился к Чонгуку его вымышленным псевдонимом, как и было принято в стенах этого заведения. Чонгук продолжал пялиться на незнакомца на сцене, и Чимину уже хотелось заехать этому парню в белом по его нечитаемой физиономии. Таким восхищенным и смиренным Чимин еще никогда Чонгука не видел. — Вот дерьмо! — выругался младший, не сводя своего взгляда со сцены. — Это Шуга-хён. — Кто? — Чимин до сих пор хотел знать, что за чёртовы гляделки устроил этот тип с его парнем. — Мой Мастер.       У Чимина все рухнуло внутри. Он снова перевел взгляд на мужчину на сцене и теперь принялся рассматривать его более внимательно. Мятные, буквально цвета инея, волосы разметались в хаотичном беспорядке, что придавало молодому человеку эффект загадочности, брови были четкими и черными, пронзительный лисий взгляд, маленький аккуратный нос, четкая линия губ, слегка острые, но оттого не менее притягательные черты лица, несколько серебряных колец в обеих мочках ушей и такое белое, как бельмо на глазу, одеяние. Честно говоря, Чимин не мог не признать, что старший был… горяч. Настолько горяч и притягателен в этой своей манере держаться и показать себя, что, не будь Чимин уже занят окончательно и бесповоротно, он бы беспрекословно сам встал под руку этого ходячего секса во плоти. Подставился бы как пить дать, даже уговаривать не пришлось бы. Засунул бы свои гордость и язвительность куда подальше, даже не споря о позиции принимающих и подающих, потому как аура у этого парня была просто поглощающе тяжелой. Волей не волей хотелось прогнуться.       Шуга-хён, как назвал его Чонгук, вдруг перевел взгляд своих невозмутимых глаз с младшего на самого Чимина, и Пак почувствовал, что, чёрт возьми, дрожит. Мать его, серьезно, дрожит так, что готов привалиться к любой поверхности, лишь бы не иметь перспективы рухнуть на пол. Неуверенность вернулась с новой силой, Чимин почувствовал себя букашкой под пристальным взглядом этого парня. Хотя он никогда в себе этого не замечал. И это так сильно ударило по самолюбию, что захотелось подняться на сцену и плюнуть этому наглому старшему прямо в морду, потому как позволил себе так пялиться на Чиминова парня, да и к тому же загнал в угол его самого. Но мужчина словно прочел его мысли, и в следующую секунду на его губах мелькнула едва заметная улыбка. Не ехидная, не издевательская. Так улыбается родитель своему ребенку, который в очередной раз не понимает очевидного, словно говоря: «Глупыш, как ты вообще мог до такого додуматься?» И все же ощущение неудовлетворенности самим собой сверлило затылок, и Чимин напрягся как струна, неосознанно сжимая руки в кулаки. — Хён, с тобой все в порядке? — шепотом в самое ухо спросил Чонгук, от чего Пак дернулся, как от пощечины. Он перевел взгляд обратно на своего парня, ощущая, как гнев поднимается из самых глубин его собственнического нутра. Ему хотелось схватить Чонгука за руки и оттрахать самым грубым способом, на который только способен он сам, и который сможет выдержать младший, чтобы закрепить свою позицию. Чонгук его. И только его. Так какого чёрта этот ходячий секс так пялится на него, какого рожна Чонгук дрожит всем телом, стоит ему бросить взгляд на своего бывшего Мастера? — Все хорошо, — Чимин сделал над собой усилие улыбнуться натянуто, хотя и понимал, что это мало что изменит. Все его естество буквально кричало о том, что именно он чувствует.       Чонгук нахмурился, но не стал доставать своего старшего. Сейчас было занятие поважнее. Если сессию будет проводить его уже пусть и бывший Мастер, то он точно не сможет это пропустить. Шуга-хён был поистине хорош в подобного рода практиках. И Чонгук, сначала испытав легкий шок от его присутствия здесь в качестве главной персоны вечера, теперь во все глаза следил за страшим.       После короткого объявления свет слегка приглушили, но достаточно, чтобы можно было без труда разглядеть то, что происходит на сцене, а главное, не оставить Мастера без обзора. Музыку сменили на более подходящую. Все присутствующие обступили пьедестал на предельном расстоянии в полном внимании. На сцену поднялся молодой парень, на вид одного возраста с Чонгуком, и покорно склонил голову, в ожидании действий своего Мастера. Шуга-хён осторожно взял среднего размера цепь, которая тянулась от кожаного черного ошейника, окольцовывающего шею нижнего, и повел его к установленной конструкции. Надежно закрепив руки и ноги сабмиссива в браслеты, а талию обвивая крепким кожаным ремнем, Шуга проверил их на предмет обездвиживания, после чего надел на глаза своего партнера по представлению маску, тем самым закрывая обзор от всего происходящего, обещая более острые ощущения. Чонгук даже издалека мог видеть, как грудь сабмиссива тут же стала рвано вздыматься и опадать после этого действия, хотя Мастер еще ничего даже не сделал. Шуга-хён взял один из ножей со столика и медленно поднес к лицу нижнего, осторожно приложив полотно к коже, ведя вниз до самой линии челюсти. Чонгук вдохнул рвано, когда заметил, как дернулся сабмиссив в предвкушении и ожидании действий своего Мастера. Старший спустился еще ниже, провел линию по шее и груди, обводя острием каждый ореол соска молодого парня, от чего тот дернулся и подался вперед всем телом, но кандалы плотно держали его руки и ноги, а кожаный пояс вокруг талии практически не давал возможности двинуться с места. Острие ножа плясало по всему телу нижнего, то уходя выше, то спускаясь ниже, не повреждая кожный покров, лишь принося острые ощущения. Молодой человек извивался и постанывал, что было отчетливо слышно в наполненной людьми комнате, тогда как Мастер оставался невозмутимым и спокойным, действуя со знанием дела, однако, даже на расстоянии было видно, как у мужчины искрятся глаза, полностью заволоченные чернотой. И вдруг послышался оглушающий, громкий стон сабмиссива, когда лезвие ножа под правильным углом рассекло его смуглую, отливающую золотом кожу в районе ребер. Порез был неглубоким, едва ощутимым, но это настолько сильно будоражило, что нижний не мог оставаться безучастным. Он попробовал двинуться снова, но, как и было задумано, безрезультатно. Следующий порез пришелся на правую часть живота, выше тазовых костей. Тонкие аккуратные линии также не обошли стороной внешнюю сторону плеч и предплечий парня. Мелкие извилинки крови украшали каждый порез, собираясь в одну крупную каплю, готовую сорваться вниз по линии роста волос при малейшем движении сабмиссива. Доминант поистине наслаждался зрелищем, облизывал губы снова и снова, стоило ему заметить, как чутко и чувственно нижний отвечает на его манипуляции, длинные пальцы пианиста ловко и цепко держали рукоять ножа, орудуя им, словно опытный мясник, разрезая кожный покров ощутимо, слегка болезненно, но правильно, так, чтобы не причинить весомого вреда. Нижний заходился в судорожном дыхании, откидывал голову в промежуток меж крестом, сжимал пальцы на ногах и руках. При тщательном рассмотрении можно было увидеть, как ноздри с шумом выпускают воздух, рот приоткрывается в протяжном стоне, юркий язык скользит по кромке зубов снова и снова, а по виску бежит капелька пота.       Чимин пытался следить за манипуляциями Мастера внимательно, но все его сознание сейчас занимал только младший, который стоял к нему так близко, что Пак ощущал его кожей. Взгляд Чонгука был полностью сосредоточен на его бывшем Верхнем, глаза пылали таким уважением и неприкрытым восхищением, каждый раз расширяясь от очередного действия руки старшего. Ладонь Чонгука сжималась на запястье Чимина снова и снова. Дыхание макнэ участилось в такт дыханию нижнего на сцене, и Пак невольно размышлял, хотел бы Чонгук оказаться сейчас на его месте под руками этого, как его там… Шуги-хёна? От этой мысли злость и жуткая неприязнь засверлили мозг, заставляя прикусить губу так сильно, что кровь ощущалась на кончике языка. Пак сжал в кулак свободную руку, впиваясь аккуратными ногтями во внутреннюю сторону ладони, чтобы обуздать свой вновь нахлынувший гнев. Когда же это безумие закончится? Духота, скопление народу, разрезающая слух музыка, самоуверенный Мастер, его покорный сабмиссив, вид крови, смешавшийся с каплями пота, протяжные и томные стоны, а главное, реакции Чонгука — все это вызывало в Чимине агрессию такого рода, что молодой человек не знал, куда высвободить свои негативные эмоции. Он доверял Чонгуку, бесспорно. Он знал, что Чонгук уже несколько месяцев кряду не посещает своего Мастера. Он знал, что Чонгук зависим от всего этого. Он знал, на что идет, когда согласился посетить сегодняшнюю встречу. Он знал, на что идет, когда вообще решил сблизиться с Чонгуком. И не жалел об этом нисколько. Но вот чего Чимин не мог предугадать, так это собственной реакции на поведение Чонгука при встрече с его бывшим Мастером. Чего Чимин не мог предугадать, так это встречи с этим самовлюбленным и напыщенным придурком, что стоял сейчас на сцене и продолжал искусно наносить порез за порезом молодому парнишке, который откровенно этим наслаждался. Чимин не мог предугадать, что воспылает ревностью ко всему тому, что некогда связывало Чонгука и его Мастера. И, похоже, до сих пор связывает! Ведь Чимин только сейчас в полной мере осознал, что этот старший знает его парня куда лучше, чем он сам. А Чонгук доверял и, возможно, все еще доверяет ему многим больше, чем Чимину.       Представление окончилось спокойно и без лишних оваций, за необходимостью не провоцировать ненужные эмоции для Топа и его нижнего. Чимин даже не понял, в какой именно момент сцена опустела. Он будто прикрыл глаза на секунду, после чего открыл их уже в противоположном углу комнаты, нервно сжимая бокал вина в правой руке, пока Чонгук воодушевленно подпрыгивал на месте, не в силах обуздать тот адреналин, который разбушевался в его восприимчивой натуре. Чонгук что-то говорил Чимину, изредка касаясь его руки ненавязчиво и легко, но Пак не слышал его. Он поймал себя на том, что вот уже около двадцати минут вглядывается в толпу, выискивая своими зоркими, теперь уже хищными глазами того самого, кто вызвал в нем такой сильный приток крови к вискам. — Мне нужно отойти. Ты сможешь побыть здесь без меня какое-то время? — взволнованный голос Чонгука все-таки привлек внимание Чимина, и тот безвольно кивнул, натянув на губы лучезарную, оттого более неестественную улыбку.       Чонгук сразу же уловил смену настроения хёна. Он вообще вел себя странно с того самого момента, как начался экшен. И Чон не мог не спросить хёна об этом. Но на каждый похожий вопрос Чимин отвечал одно и то же: «Я в порядке». Чонгуку не нравилось подобное поведение Пака. Младший чувствовал, нутром чувствовал, что что-то не так. Чимин всегда был открыт с ним и просил макнэ о том же. Но сейчас старший был сам не свой. Конечно, можно было списать все на неуверенность или легкое забытье после представшей перед глазами картины. Ведь Чон сразу понял, что идея с сегодняшней встречей Чимину не совсем по вкусу. Но старший твердо решил опробовать и это, тем более, в качестве подарка младшему. Но Чонгук все же был обеспокоен реакцией старшего. Он был так напряжен, что воздушное пространство, окружающее его, можно было ножом резать, как буквально полчаса назад это делал Шуга-хён. Но Чимин снова улыбнулся, повернувшись к младшему всем корпусом, и вдруг взял Чона за запястья, сжимая сильнее, чем того требовали обстоятельства. В определенном контексте Чонгуку бы это даже понравилось. Ему вообще нравилось, когда хён срывался с цепи, хотя это происходило и не часто, потому как Чимин был все еще не уверен в себе по части того, что может позволить себе рядом с Чонгуком. Но сейчас его хватка ощущалась сталью на нежной коже запястий, а глаза полностью заволокло чернотой, и макнэ не мог понять, радоваться ему или же начинать бояться. — Я в порядке, — прозвучала дежурная фраза. — Я буду ждать тебя здесь. Я помню правила. Не беспокойся за меня.       Чонгук кивнул, словно в прострации, но понял, что Чимин все еще держит его за руки, не расслабляя хватки, а чернота его глаз постепенно проникает в самую душу, оплетая плотными нематериальными цепями. — Хён, ты все еще держишь меня за руки, — прошептал Чонгук.       Чимин отпустил запястья макнэ так же неожиданно, как и схватился за них, и Чонгук вдруг почувствовал дикое желание потереть эти места пальцами, дабы избавиться от той боли, что причинили чужие цепкие руки.       Когда Чонгук ускользнул в толпу, Чимин прикрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Он так сильно зациклился на своих ревности и неуверенности, что это грозило пролиться на ничего непонимающего младшего. Пак отвесил себе мысленного пинка. Ему бы хотелось покинуть это место, как никогда раньше, чтобы вдохнуть хоть толику спасательного кислорода и привести мысли в порядок. — Здравствуй.       Чимин вздрогнул от чужого приветствия. Этот спокойный голос с нотками хрипотцы, чуть присвистывающий на шипящих, заставил его покрыться мурашками с головы до ног. Чимин повернулся к источнику звука, готовясь поклониться в знак уважения и приветствия, но застыл на месте, словно статуя, когда увидел лисий взгляд глаз цвета горького шоколада. Мятная челка ниспадала на лоб, чуть прикрывая бровь, лицо было светлым, почти белым. Теперь на мужчине была повседневная одежда: джинсы с чуть потертыми коленями, светлая футболка и ветровка стиля кэжуал, что делало молодого человека более похожим на приверженца европейской культуры. Шуга, чтоб тебя, хён!       Старший склонил голову набок, чуть прищурившись, и Чимин тут же одернул себя, отвесив поклон, чуть задержавшись в таком положении, после чего увидел сдержанный ответ. — Сонбэ-ним… — Чимин не мог обратиться к этому старшему по имени, хотя и знал его, потому как было бы неправильно выставлять Чонгука болтуном. Шуга-хён прекрасно видел, что Чимин пришел именно с ним, но, даже несмотря на это, Пак не стал рисковать. — Как тебя зовут? — старший опустил голову на другой бок, беззлобно, но внимательно изучая лицо Чимина, будто проверяя на эмоции. И, по правде говоря, Пака это жутко раздражало. — ДжейМи, — Чимин вовремя спохватился, называя свой установленный псевдоним, вместо настоящего имени. — Я Шуга, — вдруг старший протянул Паку руку, и Чимину не оставалось ничего, кроме как пожать ее в ответ несмотря на то, что ему вовсе не хотелось этого делать. — Я могу Вам чем-то помочь, сонбэ-ним? — Ты можешь звать меня хён, — Шуга сложил руки на груди и улыбнулся уголком рта, — думаю, у нас гораздо больше общего, чем ты считаешь. — Я Вас не понимаю, — Чимин не знал, куда деть свои руки, поэтому засунул их в карманы собственных кожаных брюк. — Джей Кей. Ты ведь пришел с ним, верно? — голос старшего не изменился. В нем не было ни угрозы, ни желания унизить или оскорбить. Самый обычный вопрос. — Верно, — Чимин почувствовал укол ревности, снова зашевелившейся где-то внутри. Этот старший раздражал его несмотря на то, что теперь, вблизи Чимин смог разглядеть его еще лучше и буквально ощутить мощь и силу этого человека. Где-то на задворках он понимал, почему Чонгук испытывал такие трепет и восхищение при взгляде на этого мужчину. Даже Пак, не привыкший подчиняться в полной мере, дерзкий, самоуверенный говнюк, хотел опустить глаза под этим настойчивым шоколадным взглядом, хотя внешний вид старшего не совсем соответствовал его властной натуре. — Ты ведь понимаешь, что этого мало? — Шуга обвел рукой помещение. — Ты должен не только приходить сюда, но и научиться тому, что ты видишь здесь. — Вы не… — Я очень хорошо знаю своего сабмиссива. — Он больше не Ваш сабмиссив! — Чимин хотел было сказать «мой», но сдержался. Во-первых, это прозвучало бы чертовски глупо и банально. Во-вторых, это действительно не было правдой. Несмотря на интерес к теме, изучение практики, легких попыток войти в систему, Пак был ох как далек от того, что делал сегодня Шуга. — Прости, я выразился не совсем корректно, — Шуга кивнул головой, выражая крайнюю степень извинений. — Но ты должен понять, ДжейМи, что не сможешь сдерживать его порывы вечно. Джей Кей прошел через очень многое, чтобы преодолеть то самое состояние полнейшего хаоса, в котором пребывал, когда я познакомился с ним. Если ты действительно дорожишь им, если твои намерения на самом деле серьезны, если ты, и правда, хочешь помочь ему, тогда… — Шуга вытащил из кармана маленькую карточку и передал Чимину, — сделай то, чего не смог сделать Джей. Прими мою помощь. — Какого рода? — Чимин все еще держал руки в карманах. Он понимал, что тем самым выказывает крайнее неуважение к этому мужчине, но почему-то сейчас его это не волновало. Хотя ничего оскорбительного старший ему не сказал. Напротив, в его глазах виднелось желание помочь. И это удивило Чимина. — Я предлагал Джею взять наставничество над его партнером. То есть, над тобой, как теперь выяснилось. Но он отказался. Причина мне не известна. Он может сказать тебе то же, что сказал мне. Может сказать тебе, что это его не волнует. Но ты и сам знаешь, что это не так. Джей Кей не больной ублюдок, коим сам себя считает. Он просто человек с определенными потребностями. Он прекратил наши встречи, как ты, наверно, сам уже знаешь, но это не значит, что он не нуждается в них. И именно ты должен принять это решение за него. Иначе последствия могут оказаться разрушительными как для него, так и для тебя самого. Возьми, — Шуга медленно протянул руку, чтобы дать понять, что собирается приблизиться к младшему. Чимина передернуло от его близости, но он остался стоять на месте. Старший вложил визитку в нагрудный карман его рубашки. — Просто позвони мне, если почувствуешь, что тебе все-таки нужна моя помощь. Все сталкиваются с этим впервые. Когда-то и я был на твоем месте. Поэтому прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. — Вряд ли, — Чимин процедил слова почти сквозь зубы. Несмотря на то что старший действительно искренне предлагал свою помощь, одна мысль о том, что он будет учеником этого типа, выбивала почву из-под ног, заставляла голову разрываться от боли, а злость набатом стучать по вискам. — Возможно, — Шуга понимающе кивнул. — Я делал это для себя в свое время. Ты же делаешь это ради своего партнера. Именно поэтому твои цели намного благороднее моих.       Чимин удивленно вскинул брови. Как ни прискорбно, но этот старший был весьма проницательным и буквально улавливал каждую его мысль, еще непроизнесенную вслух. — Я хорошо распознаю людей. В тебе есть задатки того, что нужно Джею. Но требуется практика, которую ты не сможешь получить ни на одном сайте, ни в одной статье, ни в одном глупом фильме. Даже здесь, — Шуга снова обвел взглядом помещение. — Этого все еще недостаточно. — Зачем Вам это? — Чимин скопировал действия Шуги, склонив голову набок, что откровенно позабавило старшего. Пак с удивлением рассматривал, как губы этого мужчины растянулись в беззлобной естественной улыбке, демонстрируя ряд белых зубов и верхнюю десну. Первое впечатление от этого сонбэ не позволяло и помыслить о том, что он может так искренне и неприкрыто выразить свои эмоции. Но в тот же момент лицо старшего стало серьезным, а улыбка сошла на нет. — Потому что я знаю, каково это — быть не таким, как все. Знаю, как мучился в свое время Джей Кей. Через что проходил. Чем жертвовал. Что испытал. Я не хочу, чтобы это вернулось снова. И ты можешь в этом помочь. Если, конечно, действительно, хочешь.       Шуга склонил голову в жесте прощания и ушел так же незаметно, как и появился, даже не дождавшись ответной реакции младшего.       Чимин стоял на месте и не мог понять, что чувствует. С одной стороны, внутренний голос подсказывал, что обратиться за помощью к старшему будет благоразумно и правильно, учитывая его мотивы. С другой, проклятая ревность и чувство бессилия вперемешку с неудовлетворенностью от собственной некомпетентности злили так сильно, что хотелось биться головой об стену. Амбициозная натура Пака была уязвлена предложенным покровительством старшего, и от этого хотелось сорвать свой гнев хоть на чем-то, чтобы не ощущать себя таким беспомощным и слабым. Вся былая уверенность испарилась, и Чимин почувствовал себя неопытной малолеткой, заламывающей пальчики и прикусывая губу от стыда, в кругу опытных аджосси, которые то и дело поправляли его неуверенные и неверные действия.       Чонгук появился спустя еще десять минут, за которые Пак успел съесть себе мозг чайной ложкой. Обратив внимание на все еще взбудораженного и, определенно, довольного младшего, Чимин ощутил внутри лавину злости, которая с новой силой накрывала его, не позволяя выбраться на поверхность и вдохнуть спасительный кислород. Глаза макнэ светились, от чего привычный карий цвет стал почти оливковым, улыбка не сходила с прекрасных влажных губ. Жестикуляция стала более частой и непроизвольной, чего в обычных условиях Пак не замечал. Вид такого младшего мог бы, без сомнений, вызвать умиление у Чимина или даже желание. Но сейчас по какой-то причине такая взволнованность макнэ жутко раздражала.       Всю дорогу до дома Чимин молчал, сжимая руль до побелевших костяшек. Чонгук ощущал напряжение старшего, но не мог уловить причину подобного поведения. Чимин был сам не свой. Не разговаривал с ним, лишь изредка отвечая на комментарии младшего, упирался языком в щеку раздражительно, как иногда Чонгук делал сам, глаза его были пустыми, смотрели только на дрогу перед собой, руки, перехватывающие руль снова и снова, напрягались, дыхание стало тяжелым и протяжным, губы поджались в тонкую линию, несвойственную их привычной пухлости. Вся поза Чимина говорила об откровенном раздражении. Но что самое страшное, Чимин молчал. И такое молчание не сулило ничего хорошего. По спине Чонгука пробежал холодок, но он старался игнорировать его. Старший всегда был рассудителен и вменяем, добр и нежен по отношению к нему, поэтому Чон без задней мысли коснулся плеча хёна, когда они уже подъехали к его квартире. — Хён, ты скажешь, наконец, что случилось?       Чонгук опешил, когда Чимин осторожно и мягко, но все-таки… убрал руку макнэ со своего плеча. На памяти Чона, Пак никогда, никогда так не поступал. И от этого больно защемило где-то внутри, рядом с сердцем. — Ничего, Чонгук. Я же сказал. Просто устал, наверно. — Да? А мне так не кажется! — Чонгук вдруг разозлился, пока они с хёном поднимались в его квартиру. Он ходил вокруг старшего кругами, и так и сяк пытаясь выпытать у него, что же так сильно мучило Чимина. Что макнэ сделал не так? Ведь он предлагал отменить встречу, так какого чёрта сейчас хён ведет себя как обиженный ребенок?! Чонгук не отличался терпением, а сейчас после адреналинового скачка и приступа эндорфинов стал еще более чувствительным. Но эта чувствительность вместо приятного послевкусия оставляла дерьмовый осадок из-за вот такого поведения хёна. И раздражение старшего передалось и Чонгуку.       Чимин продолжал молчать, тупо уставившись в дверь, пока шарил по карманам, чтобы достать гребаный ключ от квартиры. — Какого чёрта с тобой происходит?! — Перестань кричать, — спокойно, но угрожающе сказал Чимин, проворачивая, наконец, найденный ключ в замке. Его голос прозвучал, как никогда, несвойственно, и Чонгук слегка замешкался по началу, но решил не отступать. Со старшим откровенно творилась какая-то ерунда, и Чон вознамерился твердо выяснить, какая именно. Ведь хён всегда призывал его к тому, что они должны… говорить. Рассказывать друг другу все, чтобы иметь возможность решить любого рода проблему, прийти к логическому заключению, найти выход из любой ситуации. Ведь в этом и есть суть доверительных отношений, верно? — Да пошел ты, Пак Чимин! — Чонгук разозлился не на шутку, отойдя от квартиры и сложив руки на груди. Хён продолжал игнорировать его даже после стольких попыток поговорить и выяснить, что его беспокоит. Это так сильно разозлило младшего, что он чувствовал, как ярость поднимается из самых глубин его грязного нутра, переливаясь через край, а Чимин стоит на пути этой лавины. — Что, мать твою, с тобой произошло?! Я ведь предлагал тебе остаться дома, чёрт возьми! Предлагал тебе отказаться от посещения этой сессии, если ты чувствуешь себя некомфортно. Я пытался отгородить тебя от всего этого! Предупреждал, что так и будет. Так какого хрена ты ведешь себя как последняя сучка, молчишь и игнорируешь меня?! — Замолчи! — прошипел Чимин, тут же оказавшись рядом с младшим, и схватил того за руку. Чонгук кричал слишком громко, и была вероятность, что кто-то мог услышать их разговор. Чимин потащил макнэ в квартиру, но Чон упирался и пытался оттолкнуть от себя хёна, но тот держал его крепко и все же впихнул в коридор, закрывая дверь за собой. — Ты с ума сошел?! — Пак повысил голос теперь, когда они остались наедине в стенах его квартиры. — Хочешь, чтобы все услышали, чем мы занимаемся, чёрт возьми? — А ты стесняешься меня?! — Чонгук подошел ближе, нависая над Чимином, как никогда прежде. Его мышцы на руках напряглись, от чего каждая синяя вена проглядывалась четко и ясно. Дыхание стало таким тяжелым и горячим, что Чимину опалило лицо. Губы скривились в неприязни, а глаза сверкали праведным гневом. — Что, не хочешь, чтобы кто-то узнал, что ты связался с таким больным ублюдком, как я, да? Жалеешь, что вообще приблизился ко мне? А я ведь предупреждал тебя! Говорил, что так все и будет! Говорил, что ты не сможешь находиться рядом с таким, как я.       Чимин почувствовал, словно его ударили под дых. Дали ментальную пощечину, от чего щеки загорели адским пламенем. Отвесили увесистых подзатыльников, от чего голова закружилась, а зрение затуманилось. Эта была первая за почти год их отношений ссора такого крупного масштаба. Конечно, они с Чонгуком порой спорили и пререкались друг с другом, но это было, скорее, шуточным поединком, чем настоящим скандалом. И сейчас видеть такого младшего перед собой было… больно, обидно, неприятно. Чимин вспомнил их разговор годовалой давности, на прошлом дне рождения Чонгука, когда младший так же сильно и яростно отталкивал Чимина, сыпал оскорблениями, а себя пытался буквально в грязь втоптать, чтобы доказать, что Чимин не сможет находиться с ним рядом. Не сможет выдержать того дерьма, что непременно свалится на него, свяжись он с таким типом, как Чон Чонгук. И если тогда Чимин почувствовал желание защитить и помочь, сейчас он ощущал только обиду и злость. Разве он недостаточно сделал, чтобы доказать младшему свои преданность и близость, разве он недостаточно сделал для того, чтобы младший чувствовал себя комфортно рядом с ним, разве он не достаточно хорош для него?! Неужели он единственный, кому нужны эти отношения? Так ли сильно хочет Чонгук того же, чего хочет Пак? Ведь это несправедливо, верно: не требовать ничего взамен, отдавая при этом всего себя? — А кто сможет? — слова вырвались быстрее, чем Пак успел обдумать их, но он просто не мог больше держать это в себе. Чонгук задел его так сильно, как никогда до этого, а Шуга-хён ударил по его самолюбию. Все скрутилось в один огромный снежный ком, который грозился раздавить Пака в лепешку. — Что… — Чонгук вдруг весь подобрался от такого странного вопроса. Он не понимал, к чему Чимин задал его. Что он сделал не так? — Кто сможет находиться рядом с таким, как ты, м? — Чимин стал напирать на Чонгука, и младший сдался под таким внезапным наступлением, отступая в комнату, хотя буквально недавно плевался ядом, как кобра, и скалой нависал над, казалось бы, миниатюрным старшим. Но внезапная смена настроения хёна напугала Чонгука. Он почувствовал, как страх, дремлющий где-то на подкорке и давно уже не проявлявший себя, просыпается и поднимает свою уродливую голову, кривясь в усмешке, готовый нападать. — Может, такой, как этот твой Шуга, да? Я видел, как он смотрел на тебя. Как ты смотрел на него! Ты буквально жрал его глазами. Знаешь, что это за взгляд? Покорности! Ты готов был прыгнуть на сцену к нему в руки, чтобы он располосовал тебя, как свинью, а на меня тебе было наплевать, верно?! — Хён, ты… — Чонгука вдруг осенило, и он распахнул глаза в недоумении, — приревновал меня? — А тебе кажется это таким странным? Что человек, который добивается расположения, а главное, доверия своего партнера чёрт знает сколько времени, может приревновать его к бывшему, особенно, когда он «так» на него смотрит! У меня сложилось впечатление, что еще чуть-чуть и ты кончишь в штаны только от одного взгляда этого твоего… — Чимин сморщился, не желая даже имени старшего произносить. Этот человек ничего ему не сделал, напротив, предложил ему свою помощь несмотря на то, что Чонгук буквально бросил его, заменив другим парнем. Или этот Шуга так мастерски владеет собой, или же он просто чокнутый, которому нет дела до того, кого именно взять на замену. — Хён, это глупо. Ты должен понимать, что это неизбежно. Мы появляемся в клубе довольно часто и просто не сможем избегать всех, кто тебе как-то не по вкусу. И Юнги-хён не исключение. Я вообще удивляюсь, как мы не встретились с ним раньше. Ведь он часто посещает такие мероприятия. — Ты… — Чимин хотел что-то сказать, но имя, которое произнес Чонгук, вдруг заставило его замереть на месте с открытым ртом. — Ты не должен ревновать меня к Юнги-хёну. Я говорил тебе, что давно уже не встречаюсь с ним. Именно он предлагал рассказать тебе правду о наших сессиях. Именно он предлагал мне помощь в качестве твоего наставника, но я отказался и…       Чонгук продолжал что-то говорить, в пылу страсти не замечая, что хён молчит и сверлит лицо младшего взглядом. Если Чимин считал, что ему стало неприятно буквально недавно, то он ошибся. После всего лишь одного произнесенного имени младшим Пак почувствовал, как резкая боль пронзает его тело, словно стрелой, проходя навылет. Подозрение, о котором Пак старался не думать вот уже несколько часов, проникло в подсознание с новой силой, и Чимин не смог больше этого выносить. — Что ты сказал?.. — Чимин увидел, как целый спектр эмоций проносится по взволнованному лицу Чонгука, и тот в панике вновь начинает отступать от него, неосознанно двигаясь к кровати, тогда как Пак надвигается на него, проходя тот же путь почти след в след, словно хищник загоняет свою жертву в угол. Тень страха прошлась по лицу Чонгука, но он попытался взять себя в руки: — Я говорил о том, что ты не должен так вести себя, потому что… — Нет, — резко оборвал Чимин младшего и вдруг схватил его за запястье так сильно, что Чон поморщился от боли и попытался вырвать руку из железного захвата, но потерпел поражение. Как бы не тренировался Чимин, доводя свое тело до умопомрачительного совершенства, Чонгук все же был крупнее и сильнее него, но сейчас по какой-то причине макнэ почувствовал, что не может противиться сильным рукам, а главное, взгляду старшего, который буквально пригвоздил его к месту. Чимин был зол. Очень зол. Зол на Чонгука! — Как ты назвал своего Мастера только что, Чонгук? — голос Чимина почти срывался, грозясь перейти на сдавленный хрип. Он даже не думал о том, что причиняет Чонгуку боль. Будто его тело в мгновение стало таким сильным и несгибаемым, что Пак мог горы свернуть голыми руками. — Ты сказал, что твоего Мастера зовут Шуга, верно?       Чонгук в считанные секунды понял, что произошло. Он назвал настоящее имя Шуги-хёна! И Чимин уловил это сразу же. Ведь Чонгук сам объяснял ему, что в клубе используются только псевдонимы, дабы соблюдать политику конфиденциальности. Если партнеры обмениваются настоящими именами, это значит только одно: либо в реальной жизни их связывает что-то большее, чем то, за чем они посещают клуб, либо они настолько близки, что раскрыли свои настоящие имена. — Верно?! — Чимин повысил голос и сжал запястье макнэ сильнее, от чего Чонгук ахнул, снова оказавшись не в силах вырвать руку. Прикосновение Чимина обжигало, словно пеньковая веревка, затянутая слишком сильно. — Да, — Чон понял, что смысла лгать нет. Чимин уже услышал все, что было нужно. — Тогда почему ты назвал его иначе? — Чимин надеялся, что Чонгук придумает хоть какое-то оправдание. Скажет хоть что-то, что опровергнет его догадки и подозрения. Чимин отчаянно пытался обуздать свой гнев ревности и собственной уязвленности от осознания того, что бесполезен для Чонгука. Чимин вдруг почувствовал себя ненужным, неспособным достичь того уровня доверия, который был установлен даже сейчас между Чонгуком и совершенно незнакомым для него мужчиной. Чон не знал о старшем почти ничего, но доверие этих двоих было просто запредельным. Иначе это объяснить было никак нельзя. Чонгук доверял незнакомцу больше, чем ему. — Это его настоящее имя.       Перед глазами все поплыло, из ушей грозился повалить дым, ноги налились тяжестью, а внутри произошел такой мощнейший взрыв, что Чимин едва устоял на месте, собирая себя заново буквально по частям. Его догадка все же подтвердилась, и он тут же произнес ее вслух, ощущая, как что-то грязное, липкое и черное закрадывается прямо в его душу, обволакивает, жжет, сжимает колючей проволокой, требуя освобождения. Его гнев требовал свободы. — Ты спал с ним?       Этот вопрос ударил по осознанию хуже любой хлесткой плети по израненной спине. Чонгук увидел, как чернота заволакивает радужку чужих глаз, почувствовал, как холодеют чужие пальцы на его запястье, как чужая близость пугает и страшит его, вызывая прилив паники. — Я… — Ты трахался с ним или нет, чёрт возьми?! — голос Чимина прозвучал на несколько тонов выше, от чего молодой человек чуть сам не оглох. Но вид такого Чонгука просто выводил его из себя. Парень притих и покорно опустил голову, дрожа всем телом: — Да. — Дерьмо! — Чимин оттолкнул от себя Чонгука так сильно, что тот отлетел на кровать и упал на спину, морщась от боли в ногах, которыми ударился о каркас. — Грёбаное, мать его, дерьмо, Чонгук! Ты спал с ним, чёрт возьми! Ты трахался со своим Мастером. Ты говорил мне, что не спишь с ним! — Чимин ходил взад-вперед напротив кровати, пытаясь уложить это в своей голове. Он так долго и упорно добивался расположения Чонгука, так осторожно и трудно прокладывал путь к младшему, просто чтобы поцеловать его, не говоря уже об интимной близости, а этот тип трахал его?! Чонгук трахался с мужчиной! Разумеется, за несколько лет, проведенных с этим человеком, Чонгук мог не чувствовать такого страха перед Шугой-Юнги, как пред ним самим, но, мать твою, младший заверял его, что не спал с Шугой ни разу с тех пор, как начал посещать его сессии. Что их отношения строились только на экшене и не имели с сексом ничего общего. Тогда какого чёрта?! — Это было всего раз, клянусь! — Чонгук привстал было с кровати, но, заметив праведный гнев, обуявший его хёна, решил не попадаться ему на пути, а еще лучше, уменьшиться до микроскопических размеров, поэтому остался в полулежачем положении. — Тогда мы еще не встречались! Ты так настойчиво обхаживал меня, что я испугался. Испугался, что не смогу справиться с собой. Но когда я все-таки решился поговорить, то… — Ты что, переспал с ним для того, чтобы понять, сможешь ли сделать это со мной?!       Чёрт возьми, грёбаный Пак Чимин был слишком умным и проницательным. Или же он действительно был дьяволом и умел читать хреновы мысли. — Да…       Чимин запустил дрожащие руки в волосы, взлохмачивая их. Он не мог поверить, что его уши только что услышали что-то подобное. Это было самым глупым и необдуманным, по его мнению, решением. Злость и обида не хотели отпускать, и Чимин всем сердцем желал дать им волю, чтобы избавиться от этих гадких чувств внутри. Больше всего ему хотелось сейчас разбить что-нибудь вдребезги, что-нибудь тяжелое, с громким криком. Он не знал, чего жаждет больше: прогнать Чонгука и отмыться от всего, что он только услышал, или же присвоить младшего себе полностью так, как тот того заслуживал. И на этот раз рассудительный Чимин проиграл битву.       Пак сделал глубокий вдох и направился к прикроватной тумбочке. Чонгук внимательно следил за ним, не в силах что-либо сделать. Настроение Пака снова в корне изменилось. Он в секунду стал тихим и сосредоточенным, что в данный момент жутко испугало младшего.       Чимин достал из ящика наручники, которые порой они с Чонгуком использовали для их незатейливых игр, и хмыкнул. Такой простой девайс, должно быть, не причинял младшему никакого удовлетворения. Ведь он делал куда более изысканные вещи со своим телом. — Хён, что ты… — Замолчи, — спокойно произнес старший.       Чонгук тут же прикусил себе язык. Недавняя ссора отошла на второй план, оставляя место страху, но Чон не мог отрицать, что адреналин бушевал в венах, как никогда прежде, а вид такого хмурого и сосредоточенного старшего посылал мурашки по всему телу, заставляя член предательски подергиваться в штанах. Чонгук всегда хотел попробовать вывести Чимина из себя, и, кажется, сегодня ему это удалось.       Чимин бросил наручники, а также смазку и презервативы на кровать рядом с Чонгуком с таким видом, будто собирался операцию проводить, а не заниматься сексом. Его действия, а главное, лицо ничего не выражали. Все эмоции пропали с этого прекрасного лика. Остались только холодная сосредоточенность и чернота в глазах. Несмотря на возбуждение, которое медленно, но верно распространялось по телу, заставляя не только член пульсировать, но и соски напрягаться, кожу покрываться мурашками, губы высохнуть, отчего язык пробежал по нижней, а потом по верхней в попытке смочить слюной, а неприятному гулу захватить слух, Чонгук ощущал страх. Такой вид Чимина пугал его. Именно так выглядел его бывший перед очередной безумной идеей. Но Чимин ведь не такой, верно? Он никогда не причинит Чонгуку той боли, которую он не смог бы выдержать… — Ложись на живот. — Хён… — На живот, — второе предложение прозвучало как отчетливый приказ. И Чонгук не посмел ослушаться, ощущая, как волна возбуждения проходится по всем рецепторам, заставляя предательски закусить губу, несмотря на страх перед неизведанным.       Чонгук безропотно повернулся на живот, спиной к Чимину на постели, и Пак фыркнул от такой покорности. Так младший подставлялся под своего Мастера? Так беспрекословно слушал его? Возможно, даже стонал во время секса с ним так же, как стонет под Чимином каждый грёбаный раз, когда старший медленно и осторожно растягивает его пальцами, несмотря на маленький их размер, без труда находя чувствительный комочек нервов. Чонгук стонал так же громко и протяжно, когда не Чимин, а этот тип трахал его? Так же выкрикивал его имя во время оргазма? Может, Чонгук объезжал его, пока Шуга длинными и сильными пальцами держал младшего за бедра? Может, старший брал его сзади, с силой оттягивая волосы, оставляя звонкие и тяжелые шлепки на округлой подкаченной заднице? А может, Шуга не давал ему кончить, и Чонгук скулил и умолял его, как последняя шлюха? Сколько раз на самом деле чужой член побывал в заднице этого парня?       Все эти вопросы замелькали у Чимина в голове, подкрепляясь отчетливыми картинками происходящего, и Пак почувствовал, как наряду с гневом его буквально ошпаривает грязное возбуждение, член наливается кровью в тесных кожаных брюках, а из горла рвется рык. Чонгук дернулся на постели, когда услышал этот звук, и это только больше разозлило Чимина. Он почти запрыгнул на младшего с наручниками в руках, от чего макнэ охнул в неожиданности и вдруг принялся вертеться всем телом, когда Пак пристегнул его к изголовью кровати. — Зачем ты сопротивляешься? — елейным голосом прошипел Чимин на ухо макнэ и заметил, как-то тут же покраснело. — Ведь тебе нравится, когда тебе делают больно, верно?       Чонгук рвано выдохнул, подавшись задницей навстречу бедрам Чимина, но тот тут же поднялся над макнэ, оставляя того одного лежать на кровати лицом вниз с закованными руками. — Ты ведь этого хотел, верно? — Чимин одним резким рывком стянул с Чонгука штаны вместе с боксерами, услышав, как ткань трещит по швам, и, кажется, молния ломается. Чонгук снова ахнул. Он понятия не имел, что на самом деле чувствует сейчас Чимин. — Хотел, чтобы я был груб с тобой.       Чимин расстегнул ремень своих брюк и с громким характерным звуком выдернул его из шлевок. Вид оголенной и такой чистой задницы макнэ заставил его с шумом выпустить воздух. — Сегодня я покажу тебе, насколько грубым могу быть. Особенно, когда ты лжешь мне!       Чонгук не успел и слова сказать, как почувствовал жгучую боль от сильного удара ремня прямо по обеим ягодицам. Он не удержался и испустил протяжный стон, сжимая руки в кулаки, а ноги сводя вместе, от чего полушария также сжались. Чимин никогда не хлестал его без предварительной подготовки, всегда гладил и подготавливал нежную кожу и никогда, никогда не использовал ремень! Пак знал, какой жуткий страх Чонгук испытывает при виде этого предмета одежды, если тот не использовался при прямом назначении. Это могло показаться странным. Чонгук испробовал на себе такие тяжелые девайсы, что от одного только вида ни них пронзает дрожь. Но именно ремня он боялся больше всего. До сих пор незажившие старые шрамы от этого предмета красовались на его спине, и даже порка кнутом или плетью не смогла перекрыть их своим разнообразием. Ведь Шуга-хён всегда действовал профессионально. А вот бывший Чонгука получал особенное удовольствие от порки младшего ремнями разного размера и ширины. И стоило Чонгуку представить в руках своего Мастера этот «девайс», как его колотило от приступа панической атаки. Поэтому Шуга сразу же исключил этот предмет из списка, дабы не подрывать психологическое состояние макнэ.       Чонгук попытался дернуться, чтобы освободить руки, но металлические наручники держали его крепко, сжимая запястья сильнее каждый раз, когда он брыкался особенно сильно.       Чимин снова ударил его ремнем, на этот раз с еще большей силой, и Чон почувствовал, как приятная волна возбуждения покидает его тело, оставляя место леденящему ужасу. Он знал, каково это — быть выпоротым. Поэтому прекрасно осознавал, что долго от такого наказания не протянет. Он извивался по постели, вскрикивая каждый чёртов раз, когда кожаный ремень с тяжелой пряжкой приземлялся на его задницу. Полушария горели от жжения и дикой боли, а Чимин не реагировал на поскуливания и постанывания младшего, как делал ранее, всегда улавливая малейшие изменения в настроении макнэ. Чонгуку показалось, что Пак испытывает сродни удовольствию от того, что делает с ним сейчас. И это послало новую волну паники в и без того разрозненный мозг.       Чимин наблюдал за тем, как светлая кожа окрашивается багряно-красным с каждым новым ударом ремня, как на белом полотне четко отражаются две поперечные полосы, как кожа рассекает воздух с каждым новым взмахом, как тело дергается, а откуда-то сверху доносятся уже почти крики макнэ. Но Чимин не останавливался. Он пристроился рядом удобнее, каждый чёртов раз занося ремень выше, ударяя мощнее, от чего местами кожа уже покрылась кроваво-красными кровоподтеками, вздулась и даже синела, но Пак продолжал наносить удар за ударом, уже давно сбившись со счета. Его гнев никак не хотел отступать. Ему было мало. Слишком мало. Он словно обезумел и не мог остановиться. Рука двигалась сама собой, будто без его участия.       Душераздирающий крик младшего все же привлек его внимание. Чонгук кричал так громко, что почти охрип. Руки постоянно метались из стороны в сторону по изголовью кровати в попытке сбросить наручники. Ноги дергались, словно хотели спихнуть Чимина, но старший сидел уверенно и стойко, не собираясь останавливаться на достигнутом. Он еще не закончил. — Чимин… — имя старшего слетело неосознанно, почти в забытье. Горло саднило и охрипло от криков, мокрые дорожки слез стекали на постель, руки болели от крепкой хватки металла, все тело ныло и скручивало в жгут, а задница просто горела пламенем. Чонгук не чувствовал своих ягодиц от слова совсем. Его кожа в том месте сейчас была ничем иным, как куском свежего мяса. Он больше не мог этого выносить. Ему было так больно, что и словами трудно описать. Чимин никогда не поступал с ним так. Он всегда прислушивался к младшему, если тому что-то не нравилось. Но сколько бы макнэ не звал его, Чимин не реагировал, продолжая избивать его, при этом не испытывая ничего, кроме злости. Горячие слезы продолжали стекать по щекам от осознания того, что происходит у него за спиной. Чонгук собрал остатки сил и попытался снова: — Чимин… пожалуйста, хватит. Остановись…       И вдруг удары действительно прекратились. Чон было уже обрадовался, насколько это позволяло его разбитому сейчас сознанию и не менее истерзанному телу, но не тут то было. Услышав позади щелчок крышки лубриканта, Чонгук съежился от страха и попытался было снова дернуть руками или ногами в жалких попытках остановить это безумие. Безрезультатно. Тело не слушало его. Боль в пятой точке распространялась по всем конечностям, захватывая чувствительные рецепторы. У Чонгука не было сил противиться дольше. — Что тебя не устраивает? — низкий и злобный голос Чимина достиг Чонова уха. — Ведь именно так ты любишь, чтобы с тобой обращались? Избивали до умопомрачения. Трахали до скрежета в зубах. Брали грязно и жестко, как последнюю шлюху, разве не так, Чонгук-а, м?       Привычная ласкательная форма имени, которая всегда умиротворяюще действовала на разум, сейчас до боли резанула слух. Страх, о котором уже почти позабыл расслабленный разум, вернулся с новой оглушающей силой. А холодная смазка, небрежно вылитая на ягодицы, причинила адскую боль разгоряченной поврежденной коже. Задница нещадно пылала, и, казалось бы, спасительная прохлада только больше усилила эффект. Чонгук дернулся, превозмогая боль, но Чимин удержал, ухватив за ягодицы пальцами, от чего Чон не выдержал и закричал в голос.       Чимин взялся пальцами одной руки за полушария, игнорируя душераздирающий крик боли младшего, развел их в стороны, подмечая, как красная вздутая кожа тут же белеет от сжатия ее ладонями, свободной рукой не щадя наливая смазку, попадая не только на сжатое колечко мышц, но и на кожу и постельное белье. — Чимин, нет! — Чонгук закричал снова, когда ощутил грубые пальцы в своем сфинктере. — Пожалуйста, нет, прекрати! — но мужские руки продолжали истязать его, пальцы проникали глубже и глубже, причиняя жуткую боль неподготовленному проходу, совершенно не замедляясь, действуя грубо и жестко. Чонгук уже понял, что собирается сделать с ним старший. И это заставило паническую атаку полностью поглотить его сознание. Тело начало биться в судорогах, руки и ноги ходили ходуном по постели, задний проход невольно сжимался, отторгая чужеродное внутри. Но все же сил было недостаточно. Чонгук не мог сбросить рядом сидящего хёна, как бы не старался. Страх сжимал ледяными тисками, заставляя лежать на месте, лишь проявляя жалкие попытки. Паника сковывала мышцы, забирая оставшиеся силы. Оставалось только дрожать и сжиматься, покрываясь липким и холодным потом.       Чимин не разменивался на долгую растяжку, приспустил свои штаны и боксеры ниже колен, надел презерватив на колом стоящий член и, накрыв собой Чонгука, толкнулся внутрь горячего нутра почти наполовину, вызывая еще один приступ оглушительного крика младшего. Член входил туго и трудно, неразработанные стенки сжимали его изнутри, принося боль, но Чимин продолжал вклиниваться в тело макнэ, обхватив за истерзанные ягодицы, ощущая пальцами вздутые полосы, наряду с мокрой и липкой субстанцией. Кровь. Темная киноварь образовалась на тех местах, где кожа вдавливалась пальцами особенно жестко. Чимин ощущал жар. Член был зажат тисками внутри ануса, а собственные бедра соприкоснулись с горячей кожей задницы младшего, когда Пак оказался внутри целиком. Чонгук продолжал кричать и звать его. Но Чимин не слышал. Он толкнулся раз. Потом второй. Третий, пятый, десятый. Эйфория от обладания чужим телом топила его. Чужие сдавленные стоны и теперь уже сиплые вскрики будоражили сознание. Липкость на руках не позволяла держаться за кожу, от чего пальцы постоянно съезжали, и Пак снова и снова обхватывал ими чужие ягодицы, наблюдая, как красный оттенок превращается в белый. — Чайка! Чайка! Чайка! — Чонгук из последних сил выкрикивал свое стоп-слово, которое они с Чимином договорились использовать. Но это не останавливало старшего. Ужас от происходящего не позволял Чонгуку даже расслабиться, чтобы просто выждать, когда Чимин насытится положением. Его скручивало дугой, проворачивало, сдавливало, ломало. Чонгук буквально разрушался изнутри и снаружи. Он даже не чувствовал точных толчков хёна по его простате. Лишь боль в испоротых ягодицах и жар соприкосновений кожи об кожу. Опавший член терся о поверхность белья, причиняя новую порцию боли. Весь Чонгук был сейчас словно оголенный нерв: где не коснись — адская боль. — Тебе ведь нравится, верно? — злобный шепот опалил ухо, пока чужой член продолжал насиловать проход, почти разрывая нежные внутренние стенки. — Ты ведь так любишь проводить свое время, да, Чонгук-и? Так предпочитаешь решать свои проблемы? — каждое предложение сопровождалось резким и глубоким толчком, и сил кричать уже не осталось. Чонгук только стонал болезненно, прикрыв глаза и закусив губу. Хён не слушал его. Хён причинил ему боль. Хён буквально изнасиловал его. И как ни странно, Чонгук чувствовал себя виноватым в этом. Он это заслужил. Именно так с ним и нужно было обращаться. — Разве я просил так много? — Чимин продолжал свой допрос, ощущая, как тело макнэ растекается бесформенной лужей под ним, становится мягким и податливым, внутри все мокнет и горит, несмотря на использование контрацептива, и под кожей бедер чувствуется жар. — Ведь я просил тебя просто доверять мне. А ты отдался на милость чужих рук. Тогда как я оставался для тебя всего лишь назойливым старшим. И даже сейчас ты не доверяешь мне полностью! — Чимин чувствовал, как, несмотря на злость, подступает судорога предстоящего оргазма. Тело Чонгука было таким большим, мощным и сильным, при желании он мог поднять Чимина на руки без особенных усилий или же скинуть с себя просто и легко, однако, он лежал безвольной куклой под таким изящным и, казалось бы, слабым на вид Чимином. И это пьянило настолько, что хотелось разорвать его целиком, пометить каждый участок тела, заклеймить своим именем. Чтобы все знали, что этот сильный дерзкий парень принадлежит только Чимину. Что таким покорным и податливым он может быть только с Чимином. Только Чимину может позволить так с собой обращаться.       Пак гортанно простонал, когда ощутил, как оргазм накрывает его, заставляя ускориться. Пальцы на ногах поджались, руки вцепились в кровавые ягодицы сильнее, и Чимин зубами впился в темноволосый загривок. Сперма хлынула такой мощной струей, что даже через презерватив Чимин это отчетливо почувствовал. Пак привалился к спине Чонгука, тяжело дыша, приходя в себя после одуряющего освобождения. Но спустя пару мгновений понял, что макнэ не двигается. Не кричит и не стонет. Совсем. Привстав на руках, пытаясь заглянуть в лицо Чонгука, Чимин позвал его охрипшим голосом, но младший не отреагировал. Даже головы не повернул, продолжая упираться лбом в матрац. Где-то на подкорке засверлило неприятное холодное ощущение. Чимин с трудом вышел из Чонгука и с ужасом заметил, как на самой головке все еще объятого презервативом члена виднеется кровь. И тут разум прострелило. Пак будто очнулся ото сна. Тело покрылось мурашками. Руки и ноги затряслись. А глаза распахнулись настолько, что готовы были вывалиться из орбит, когда Пак увидел, на что похожа нежная кожа ягодиц его парня. Кровь на собственном члене заставила ощутить рвотный позыв, и Чимин сглотнул противный комок. Он мгновенно бросился к изголовью кровати, как был — полуобнаженный, с презервативом на еще неопавшем члене, с приспущенными штанами, — и зарылся руками в волосы, оттягивая с такой силой, что еще чуть-чуть и снимет скальп. Слезы непрерывным потоком хлынули из глаз. Чимин осторожно перевернул голову Чона набок, нежно касаясь лица, не имея понятия, что делать дальше. — Чонгук-и! Боже, что я наделал!       Чимин смотрел на своего парня с ужасом и полностью осознал, что натворил, только когда понял, что Чонгук не реагировал на него, потому что потерял сознание.