«Я выпивал… Но такой уж я человек: стоит немного выпить, и если предложат кокаин, тут же это покажется классной идеей… И через сутки идея все еще кажется классной: тогда я ползаю по ковру в поисках завалявшейся гранулы… Спустя какое-то время я стал понимать, что утратил контроль. Я начал ненавидеть себя»
(Трент Резнор)
Чимин кусал себе локти от безысходности. Он готов был разбить голову о ближайшую стену. Готов был кричать от отчаяния, пока не сядут голосовые связки. Готов был задохнуться от подкатывающих слез и тошноты перед тем видом, что распростерся напротив. Чонгук лежал на бетонном грязном полу очередного притона, где Пак нашел его спустя несколько дней после того, как младший ушел из дома после громкого скандала, при котором Чимин не выдержал и ударил его так сильно, что сам, казалось, на секунду испугался. Но нервы хёна последнее время давали сбой. После смерти Чоновых родителей в автокатастрофе около полугода назад младший до сих пор не мог оправиться. Он считал себя виноватым во всем, что произошло с его семьей: в разрыве их отношений, в том, что бросил своего младшего брата, в том, что ни разу не поблагодарил мать за финансовую помощь, которую она исправно оказывала, в том, что не попытался хотя бы поговорить с отцом снова, спустя время после того, как оба мужчины достаточно остыли. Смерть настигает человека внезапно. Она не предупреждает о своем приходе заранее. Она не щадит никого. И родителей Чонгука старая карга также не пощадила. Чонгук не мог смириться с мыслью о том, что не видел родителей целый год после ссоры и теперь не сможет даже извиниться, сказать, как на самом деле сильно любил их, несмотря на все ссоры и недопонимая, сказать, как он счастлив, сказать, как много ему дал такой, как Чимин. Чонгук так и не смог справиться с чувством вины за свое бездействие, как бы Пак не старался. Первой проблемой стала успеваемость в институте. Чонгук не посещал лекции на постоянной основе, грубил профессорам, вступал в яростные конфликты с одногруппниками по любому поводу, не выполнял нормативы. Последней каплей для курирующего основной предмет Чонгука профессора стала крупная драка прямо на лекции. Чонгука отстранили на несколько недель, смягчив приговор, учитывая недавно сложившуюся трагедию в семье. Но, кажется, младшего это не волновало. Живопись, которая ранее была отдушиной, стала ему безразлична. Чонгук перестал рисовать. А отчисление из университета только развязало макнэ руки. И Чимин нашел своего парня вусмерть пьяным на кухне в их квартире в первый же день после того, как младший перестал посещать учебное заведение. На памяти Чимина Чонгук никогда не был любителем алкоголя, поэтому, увидев несколько полностью пустых бутылок соджу и спящего растрепанного макнэ, Чимин осознал, что придется изрядно постараться, чтобы привести того в чувства. Чонгук очнулся почти за полночь, до сих пор подверженный алкогольной интоксикации, буквально умирая от приступов тошноты, головной и желудочной боли. Чимин просидел с младшим всю ночь, выхаживая его, словно ребенка, а утром отправился на лекции, взяв с младшего обещание поесть и отдохнуть до его прихода, более не притрагиваясь к алкоголю. Чонгук плакал, совершенно не стесняясь своего положения и слабости. Его организм был истощен и почти полностью вымотан произошедшим. У него не было сил даже извиниться и поблагодарить старшего, хотя он и видел глубокие синяки под веками Пака, когда тот уходил с утра. Чимин и предположить не мог, что все будет развиваться таким чередом. Алкогольные срывы стали случаться все чаще с каждым разом, Чонгук начал уходить из дома, мог пропасть на целый день, завалившись в квартиру в невменяемом состоянии, совершенно не слушая охов и вздохов со стороны старшего. С каждым днем наставления Чимина раздражали Чонгука все больше и больше, что приводило к ссорам и недомолвкам, коих раньше у молодых людей не наблюдалось. Чимин понимал, что Чонгук пытается сбежать от того, что испытывает в данный момент. Смерть родителей сильно ударила по его чувствительному нутру, а решение оставить младшего брата с ближайшими родственниками добило макнэ окончательно. Он хотел забрать брата, очень хотел, хотел поддержать и утешить его, но не знал как. Не знал, потому что сам в этом нуждался. Чимин очень хорошо помнил, как глаза сломленного подростка наполнились горючими слезами, когда Чонгук и Пак сообщили ему, что придется пожить с родственниками. Чонхён плакал, до последнего умоляя своих хёнов забрать его, не бросать, готов был сделать все что угодно. Но, скрепя сердце, Чонгук резко развернулся и сел к Чимину в машину, более не желая смотреть на то, как изводится его младший брат. — Чонхён, — Чимин тогда подошел к подростку и положил руку ему на голову. — Я обещаю тебе, что мы сможем забрать тебя. Но чуточку позже, хорошо? — Чимин был готов забрать младшего брата своего парня хоть сейчас, но прекрасно понимал, что двух сломленных молодых людей просто не вытянет. Чонгук выглядел из ряда вон плохо. И Пак должен был сосредоточить все свои силы на том, чтобы помочь ему выйти из того состояния депрессии, в которое погрузился макнэ. — Когда, хён? Когда?! — Чонхён вцепился в свободную руку старшего и тряс ее так, что еще чуть-чуть и конечность отвалится. Он не хотел уезжать. Он не видел своего брата и его друга уже очень давно, почти целый год, и не мог себе представить, что не увидит еще столько же. Но на данный момент другого выхода не было. Хёны не хотели забирать его с собой. И мальчик не мог понять причину. — Скоро, скоро, Чонхён-и, — Чимин нагло врал своему младшему. Он не знал, сколько потребуется времени на то, чтобы Чонгук пришел в себя, сколько потребуется времени, чтобы Пак справился с очередным приступом макнэ, которые с недавнего момента стали вновь посещать его. Младший так и не перестал плакать, а Чонгук так и не вышел из машины. В этот же вечер у Чона была сильная истерика, сопровождающаяся буйным поведением, коего ранее Чимин давно уже за ним не замечал. Паку пришлось приложить все силы своего поджарого тела, чтобы угомонить разбушевавшегося, сорвавшегося с цепи макнэ. После чего тщательно вымыть того в ванной, а еще позже втрахивать в постель после предварительного использования кнута на коже спины младшего, пока тот принимал удар за ударом, роняя горькие слезы на подушку. На данный момент Чонгуку было нужно именно это. Физическая боль, к которой он привык, чтобы заглушить боль душевную, которая никак не хотела отпускать его из своих цепких когтей, разрезая душу, выворачивая ее наизнанку. Прошло почти полгода с того рокового дня, и Чимин не мог предположить, что ему придется иметь дело не только с проблемой алкоголя, которая стала частым спутником его младшего, но и с… более тяжелыми вещами. Впервые Чимин забрал Чонгука из какого-то дешевого бара после того, как младший позвонил ему. Это было странным явлением. Чонгук вообще сторонился таких мест, делая исключения лишь по особым случаям и уж никак не для заведений подобного типа. Пак сразу заметил изменения в поведении макнэ, когда приехал по указанному адресу. Чонгук сидел за барной стойкой, а на нем буквально повисла размалеванная девица, на вид совершенно не внушающая доверия и приятного впечатления. Однако Чонгук весело хохотал рядом с ней, постоянно щипая ту за зад, от чего девчонка заливалась противным высоким смехом. Пак сморщился от вида представшей перед ним картины. На предложение девушки устроить тройничок Чимин скривился еще сильнее, уже не скрывая своего отвращения, с силой отпихивая настойчивую девицу, забирая Чонгука, продолжавшего заливисто хохотать, на улицу. — Что с тобой происходит, мать твою?! — оказавшись на воздухе, Чимин толкнул Чонгука, и тот чуть не осел на землю, но это совершенно не омрачило его веселого настроения. В свете фонаря Пак видел, как неестественно ярко светятся карие глаза макнэ, как его рот кривится в противной усмешке, как конечности буквально не слушаются владельца, постоянно дергаясь и извиваясь. Тело Чонгука было, казалось, неподвластно ему самому. Он переминался с ноги на ногу, буквально подпрыгивая на месте, не в силах стоять спокойно даже несколько секунд. Чересчур красный румянец отливал на щеках Чона, речь была сбивчивой и непонятной, отчего Чимину пришлось спрашивать о местонахождении Чонгука несколько раз до тех пор, пока он действительно смог разобрать слова на другом конце линии. Весь вид младшего говорил о том, чего Чимину так не хотелось признавать. — Под чем ты? — Пак озвучил все-таки свою догадку вслух, потому как понимал, что другого объяснения поведению макнэ просто нет. Алкоголь влияет на организм иначе, чем наркотики. В случае опьянения Чонгук давно бы бросился на Чимина с кулаками или же валялся бы в беспробудном сне дома на кровати или любой другой горизонтальной поверхности. Но сейчас Чонгук выглядел слишком… счастливым. Неестественно счастливым. — Чимин-и, — Чон неприятно протянул имя своего парня, игнорируя приличия, и подпрыгнул к старшему, — зачем так? Разве ты не этого хотел? Чтобы я был счастлив. Посмотри, я счастлив, — Чонгук глупо улыбнулся, закинув тяжелую сейчас руку на плечо старшего, а другую бесцеремонно опустив на ширинку хёна, возясь пальцами с пуговицей. — И я буду еще больше доволен, когда ты трахнешь меня. Ты такой красивый, весь переливаешься. И вокруг все тоже такое красивое… Давай же, сделай меня еще более счастливым, Чимин-и. — Закрой рот, — Чимин тут же стряхнул руку младшего со своего паха, озираясь по сторонам, — что ты вытворяешь, а?! Хочешь, чтобы нас кто-нибудь увидел? Представляешь, что будет, если об этом узнают в университете? Тебя отчислят насовсем. Ты хоть это понимаешь? — прошипел Чимин, прекрасно осознавая, что ни черта сейчас Чонгук не понимал. Он продолжал глупо хихикать, серьезное поведение и тирада хёна совсем не задели его. Младший снова попытался приблизиться к чужому члену, буквально собираясь принять его прямо здесь, напротив бара. Но Чимин оказался быстрее, перехватив обе руки макнэ, скручивая их у него за спиной. Чон, казалось, даже не сопротивлялся, потому что Чимину с легкостью удалось удержать макнэ одной рукой, попутно доставая ключи от машины. — Мне нравится, когда ты делаешь мне больно, Чимин-и, — томно проворковал Чонгук, пока Пак пытался собрать всю свою волю в кулак, чтобы отпереть дверь грёбаного автомобиля. Как бы противно ему сейчас не было от себя самого, Чимин не мог не признать, что такой Чонгук… заставил его почувствовать желание. Впервые за последнее время младший не обливался слезами, не бился в гневной истерике, снося все на своем пути, не истязал себя постоянными обвинениями в собственном бездействии. Он действительно был счастлив. И хотел Чимина прямо сейчас. Пак почувствовал нарастающее напряжение макнэ, коим тот специально потерся о него перед тем, как Чимин усадил его в машину и пристегнул ремнем безопасности. Чимин осознавал, что все это иллюзия. Не реально. Не по-настоящему. Чонгук хочет не его. Он просто хочет секса. Эфемерное состояние, подогретое принятием наркотика, распалило Чонгука. Чимин осознавал, что так нельзя. Он должен отвезти младшего домой и позаботиться он нем вместо того, чтобы думать о сексе. Но у них так давно не было близости, учитывая состояние макнэ, да и его самого, что Чимин не мог противиться своему организму и сладким речам собственного дьявола, сидящего на плече и настойчиво шепчущего на ухо: «Поддайся», «Поддайся», «Поддайся». Чимин почувствовал привкус собственной крови во рту, когда с силой закусил губу. И проклял самого себя тысячу раз. Алая жидкость только больше раззадорила животный инстинкт, что заставило внутреннего Доминанта приоткрыть один глаз, сладко потягиваясь, встать во весь рост и с ухмылкой приготовиться к действию. Чимин развернулся к Чонгуку лицом. Тот все еще сидел с этой своей глупой улыбкой на губах, ослепляющим блеском в глазах и яростным румянцем. — Я вижу, ты хочешь. Давай, Чимин-и, трахни меня прямо здесь, — Чонгук прогнулся в спине на кожаном сидении, выставляя напоказ выпуклость на штанах, зарываясь в волосы пальцами, бесстыдно ерзая и постанывая так, будто не мог дождаться, когда чужой член протаранит его до самой глотки. — Прекрати меня так назвать! Я все еще твой хён! — Чимин рявкнул так неожиданно, что сам себя испугался. Но состояние Чонгука не позволяло ему воспринимать ситуацию серьезно. Он снова захихикал и вернулся в исходное положение, продолжая ерзать на месте, не сводя глаз со старшего. — Прошу тебя, хён, поимей меня так, чтобы я не смог ходить всю оставшуюся неделю. Чимин зарычал под аккомпанемент реву мотора своего автомобиля и сорвался с места под свистящий гул шин, оставляя на асфальте беговые дорожки, в каждой из которых отчетливо просматривался рисунок проектора. Приехав домой, Чимин буквально запихал Чонгука в ванную, на что младший продолжал хохотать и лапать Пака везде, куда мог дотянуться своими дрожащими от перевозбуждения пальцами, потому как сам Чимин остался в одежде за пределами Чоновой досягаемости. Ни холодная вода, ни контрастный душ, ни даже пара пощечин не смогли привести макнэ в чувства. Его взгляд оставался затуманенным наркотической поволокой с примесью искусственного желания, а у Пака сдавали нервы от злости на самого себя и постоянного контакта с обнаженной мокрой кожей младшего. — Возьми меня, хён. Давай же. Я вижу, ты тоже этого хочешь, — жарко шептал Чонгук в губы своего хёна, пока тот вел его в комнату, обернутого в полотенце, как маленького ребенка. Чимин сопротивлялся из последних сил, но Чонгук толкнул его на кровать и оседлал в считанные секунды. Адреналин и бушующая эйфория от галлюциногена сделали макнэ сильнее и настойчивее, несмотря на разрозненные и слегка неуклюжие движения. Макнэ застонал так неприлично громко, когда ощутил своей задницей выпуклость на штанах старшего, что Чимин прикусил губу и зажмурился, в очередной раз проклиная себя на чем свет стоит. Младший скинул с себя полотенце и принялся тереться своими обнаженными ягодицами о грубую ткань чужих джинсов, ощущая боль на нежной коже, и улыбался как безумец. Наклонившись к лицу своего хёна, Чон втянул его в развязный, мокрый, чавкающий поцелуй в попытке смочить сухие губы Чиминовой слюной. Пак неосознанно, скорее по привычке, обхватил пальцами ягодицы младшего, полностью обнаженные после того, как он скинул с себя полотенце, и сжал так сильно, что Чонгук впился зубами в его нижнюю губу, прокусывая и оттягивая. Младший потянулся к брюкам хёна, дрожащими пальцами расстегивая сначала пуговицу, затем молнию. — Сними их, хён. Давай же, — дыхание опаляло чужие губы, тело покрылось липким противным потом, несмотря на только что принятую ванну, но на данный момент Чонгука это не волновало. Он впервые чувствовал свою власть над Чимином, впервые ощущал такой прилив адреналина и смелости, что не мог даже дышать. Вся комната кружилась и вертелась, петляя яркими всполохами и красками различных мастей, разнообразными витиеватыми зигзагами и фигурами, как в грёбаном Дисней Лэнде. Чонгук мог подумать, что попал в одну из свои картин, так красиво и одновременно мощно расплывались контрастные цвета перед глазами. Хён на этом фоне смотрелся просто замечательно. Его насыщенные малахитовые глаза светились ярче, чем обычно, буквально прожигая дыру в коричневе напротив. Чонгук мог бы поклясться, что видел такой взгляд только у роботов в собственных компьютерных игрушках, которые крушат своего врага лазерными лучами, сыплющимися из ненастоящих глаз. — Чонгук, нет… мы не можем, — протест Чимина затерялся в очередном смазанном поцелуе, отдающем никотином и еще какой-то дрянью, по-видимому, дешевым алкоголем в кубе с принятыми наркотиками. Штаны хёна полетели в сторону, как и боксеры, и Чонгук тут же обхватил колом стоящий член, безумно улыбаясь, поблескивая ошалелыми глазами. — Подожди, стой! — Чимин попытался вырваться их чужой хватки, когда понял, что Чонгук не собирается использовать даже смазку для того, чтобы растянуть себя. Водных процедур было явно недостаточно, учитывая долгое отсутствие интимной близости за последнее время. — Я хочу так… хён, пожалуйста. — Чонгук, одумайся, ты просто порвешь себя. Я… чёрт возьми! — Чимин выругался, запрокидывая голову, когда почувствовал, как неразработанный, тугой проход пытается принять в себя его член. Чонгук пыхтел и ерзал, стараясь насадиться на чужой орган, чертыхаясь и шипя то ли от боли, то ли от провальности своей затеи. Сесть на член без смазки, с неподготовленным анусом оказалось ох как непросто. В итоге Чонгук все же согласился на использование лубриканта, протянутого Чимином, наскоро смазал член хёна и попытался снова. Боль была жуткой, почти разрывающей, но Чонгук шипел и матерился бессвязно, скорее, от того, как медленно двигался процесс в целом, чем от самой боли как таковой. Младший обливался потом, закусывал губы и жмурился, но продолжал проталкивать чужой член в свою задницу до тех пор, пока тот все же не вошел достаточно, чтобы можно было хоть как-то двигаться. Чимин наблюдал за Чонгуком и чувствовал боль в сто крат сильнее. Тугие стенки сильно сжимали его изнутри, не давая расслабиться и сделать хоть что-то самостоятельно. Пальцы буквально прилипли к коже чужих ягодиц, впиваясь ногтями, грудь ходила ходуном от тяжелого и порывистого дыхания. Несмотря на все болезненные и неприятные ощущения, у Чонгука стояло так, что и представить сложно было. Багровая головка готова была окраситься в синий цвет, каждая вена на стволе виднелась четко и явно, а мышцы живота подрагивали от напряжения. Сколько бы Чимин не старался, как бы не крутил и не вертел Чонгука, уже податливого и хорошо его принимающего после нескольких заходов, младший не мог кончить. Он надрачивал собственный член в бешеном ритме, готовый стереть кожу в порошок, но эякуляция обходила Чонгука стороной. Младший просил еще и еще, хотя его анальное отверстие уже покраснело и припухло настолько, что смотреть становилось страшно. Все тело его покрывали царапины, засосы и укусы Чимина, на коже бедер и ягодиц виднелись отчетливые отпечатки его рук. Пак трахал Чонгука пальцами, игрушками, даже языком, когда его член выдохся после нескольких изнурительных раз, но ничего не могло помочь младшему прийти к финалу. Чимин никогда бы не подумал, что устанет от секса. Тем более от секса со своими парнем. И честно говоря, он вздохнул с облегчением, когда понял, что макнэ просто вырубился в процессе очередной анальной растяжки, потный, тяжело дышащий, все еще подрагивающий, до сих пор с выраженной эрекцией. Чимин наскоро принял душ и привел в порядок тело Чонгука, обработав и задний проход обезболивающей, противовоспалительной мазью, после чего без сил упал на постель рядом. На утро ему не станет легче. Следующим утром, а точнее, днем Чимин был готов разразиться гневной тирадой в отношении макнэ, поучая и ругая относительно его поведения. Но стоило ему увидеть убитого Чонгука, буквально вползающего в кухню и присасывающегося к чайнику с водой, как подобная мысль отпала. Вид младшего оставлял желать лучшего: растрепанные вспотевшие волосы, серое лицо, черные круги под глазами, бледные пересохшие губы, мутный виноватый взгляд, выраженная болью походка и очередные тошнотворные позывы. И снова Чимин ничего не услышал от Чонгука. Тот только прижался к его боку своим дрожащим изнеможенным телом, лежа на постели после того, как приступы прекратились, и засопел часто-часто, смачивая поглаживающую по щеке ладонь хёна каплями соли. Чимин прижал Чонгука крепче, не в силах совладать с собственными эмоциями. Он так хотел помочь младшему, но не знал, что ему нужно сделать. Как дать понять, что Чон убивает себя морально и физически незаслуженно, что он ни в чем не виноват, что смерть родителей и все, что произошло до, не его вина. Чимин пытался отдать все свое тепло, ласку, нежность и заботу старшего, чтобы Чонгук понял, что он не один. Что ему не придется проходить через это в одиночку. Что, как бы сложно ни было, Чимин не оставит его. И сейчас Чимин мог бы сказать то же самое, хотя тошнота и желание поскорее покинуть злосчастное место, казалось, могли говорить об обратном. Когда Чимин поднял Чонгука на руки, даже не думая о том, что мог испачкать свою одежду в моче, грязи, рвотных массах и крови, которые окружали не только это место, но и самого Чона, то ужаснулся, что смог с легкостью сделать это. Несмотря на то что Чимин занимал доминирующую роль в отношениях со своим младшим, относительно телосложения он всегда уступал Чонгуку. Сейчас же тело макнэ почти ничего не весило. Последнее время Чонгук почти ничего не ел, потому как аппетита у него не было от слова совсем, как бы Пак не старался запихать в младшего хоть что-то, чтобы избежать элементарного обезвоживания. Кожа младшего стала неестественно бледной, как у призрака, коснись, и рука пройдет насквозь. Круги под глазами чернее самой дождливой тучи, губы побледнели и потрескались в некоторых местах, под ногтями собралась грязь, одежда пришла в негодность. Лишь знакомые черты лица позволили Чимину распознать в безвольном теле своего парня. Пак совершенно не знал, что ему делать, когда привез Чонгука домой. Тот не реагировал и не просыпался даже после того, как хён неоднократно пытался трясти его и шлепать ладонью по щеке. Чимин знал, что Чонгук так и не прекратил принимать таблетки, хотя и нагло врал об этом хёну, клялся и давал обещания, что это больше не повторится. Ему удалось сдать экзамены после второго курса просто чудом, ссылаясь на плохое самочувствие в связи с душевным состоянием. Чонгук взял академический отпуск по совету преподавателя, чтобы прийти в себя и привести мысли в порядок, после чего с новыми силами вернуться к учебе. Но сейчас Чимин просто не выдержал, прикрывая рот ладонью, когда с трудом раздел Чонгука и заметил несколько следов от уколов на внутреннем сгибе локтя на обоих руках. Чонгука не было несколько дней до тех пор, пока Пак не смог найти его, и, кажется, за это время младший успел попробовать что-то более внушительное обычных веселящих таблеток. Чимин проглотил комок в горле, загоняя слезы обратно, вот-вот готовые пролиться из глаз, осторожно перекладывая Чонгука в ванну, заполненную теплой водой. Через какое-то время Чимин ощутил, как мышечное напряжение в теле Чона спадает, и вытащил его из ванны, полностью чистого и отмытого, до сих не пришедшего в себя и все еще смертельно бледного и худого. Шрамы на коже макнэ теперь виднелись еще более отчетливо, чем раньше, и Чимин подавил желание провести по ним пальцем. Он осторожно опустил Чонгука на мягкую постель, присаживаясь рядом в большое кресло, чтобы оставить младшему достаточно места и пространства. Неизвестно, какая будет реакция неподготовленного сломленного организма на следующее утро. А самое главное, как будет функционировать Чонгук относительно разумности принятия решений, когда очнется и поймет, что старший рядом. Чимин не стал рисковать, потому устроился чуть поодаль. Он разглядывал спящего Чонгука и не мог поверить, что они дошли до такого. Что Пак дошел до такого. Чимину всегда казалось, что он понимает Чонгука, чувствует его, читает его, как раскрытую книгу, всегда способен помочь и поддержать. Но он ошибся. Он упустил младшего из виду. Не смог предотвратить то, что видит сейчас перед собой. Чимин не мог винить Чонгука в том, что он сделал. Хотя, возможно, так поступили бы многие на его месте. Просто бросили бы все к чертям собачьим и занялись бы собственным процветанием, чем тратили бы время на пропащего наркомана. Но Пак не мог сказать, что вина за содеянное лежит только на Чонгуке. Да, он оказался слаб морально, чтобы справиться с горем утраты другим способом, да, его никто не заставлял силой, да, он пошел на это осознанно. Но Чон не богатенький, зажравшийся, мажористый мальчик из семьи влиятельных родителей, который спивается и принимает наркотики просто потому, что ему нечего делать. Чонгук не проститутка, которая глотает таблетки, чтобы смазать лица своих клиентов в одно и не чувствовать всего того дерьма, что с ней вытворяют, Чонгук не глупая малолетка, которая решила попробовать что-то новенькое только потому, что хотела выглядеть круто перед идиотами-друзьями. К своему нынешнему возрасту Чонгук пропустил через себя слишком много грязи, прошел через слишком серьезные испытания, боролся с самим собой каждый день, не давая и шанса на послабление, что в итоге просто не выдержал. Он сорвался. Запутался. Ступил не на ту дорожку. Но это не значит, что он не заслуживает второго шанса, малейшей помощи или поддержки. Не в этом случае. Темнота окутала Чонгука в данный момент, темнота, от которой он так долго и упорно бежал всю свою жизнь, с которой справлялся и боролся как мог, и до недавнего времени ему это неплохо удавалось. И сейчас Чимин хотел стать тем светом в кромешной тьме, который хотя бы попытается вывести Чонгука. Попытается дать ему то, что Чонгук так боялся позволить себе в повседневной жизни: шанс быть слабым.***
Чонгуку казалось, что он как минимум умер и возродился заново, так дерьмово он чувствовал себя сейчас. Тело налилось тяжестью, руки и ноги отказывались двигаться, все мышцы внутри были напряжены настолько, что, казалось, приложи немного усилий, и связки порвутся от натяжения. Голова нещадно гудела, на глаза давило яркими вспышками света, хотя в помещении, где он находился, было довольно темно. Ресницы прилипли к нижнему веку, потому Чонгуку стоило огромного труда открыть глаза полностью. Нос заложило, губы высохли, во рту творилось такое, что у младшего не было подходящих эпитетов для описания. С трудом повернув голову, Чонгук увидел рядом сидящего на кресле Чимина. Разрозненный мозг никак не мог обработать информацию. Где он находится, что произошло, как Чимин оказался рядом, чем вообще занимался Чонгук в последние несколько дней? И вдруг на периферии сознания всплывают мутные картинки случившегося: обшарпанные серые стены грязного притона, заблеванный пол, холодный бетон, шприц в собственной руке и истерический смех, после чего не осталось ни внешнего мира, ни окружающих людей, ни обстановки, ни того страха, который вначале пронзил пусть и затуманенный мозг макнэ. Остались только тишина и покой, наконец-то, обволакивающие с ног до головы, приносящие ощущение забвения. Чонгук никогда не думал, что подобное коснется его самого. Он слышал об употреблении наркотиков разного вида не раз и не два, даже воочию видел, как мелкие дилеры толкают всякие цветные веселящие круглешки в клубах и барах, и всегда качал головой с тех придурков, которые принимали их. Никогда бы парень не подумал, что сможет скатиться до подобного сам. Одни только таблетки уже приносили огромный вред организму и всей нервной системе в целом, не было смысла тешить себя ложными надеждами на то, что даже от такого рода «легких» наркотиков не возникает привыкание. Что и привело к желанию получить что-то большее. Что-то, что могло дать длительный и более тяжелый эффект. «Реакция стресс» в организме сработала зачастую как катализатор, и разум попал под воздействие, как под гипноз. Чонгук не помнил, что именно колол, как, когда и где, помнил только ощущение иголки у себя в руке, тепло, разливающееся по венам, а после… ничего. В здравом уме ему бы и в голову не пришло такое вытворить. Сама мысль о подобном испугала бы его до ужаса. Но не в этот раз. Мозг давно уже отказывался сотрудничать с его хозяином, подкидывая все более безумные идеи с каждым разом, когда не получал желаемого удовлетворения. Чонгук помнил ту эйфорию от чувства злости и чужой крови на костяшках пальцев, когда избивал того или иного студента в университете. Помнил, как адреналин буквально кипел в его венах, растекаясь огненным железом вместо крови, подгоняя и подначивая сделать что-то более значимое, чем Чонгук уже сделал. Доказать, что он не беспомощный мальчик, доказать, что он может хоть что-то. Напомнить себе, что именно он может контролировать свою жизнь так, как захочет, а не кто-то другой. Чонгук помнил, как впервые попробовал ту дрянь, которую ему предложила проститутка, нагло подсевшая к нему в дешевом баре, куда, как сам Чонгук так и не понял, каким образом, он забрел. Помнил, как все тревоги и страхи испарились в один миг, стоило лишь положить на язык маленькую кругляшку и запить первым попавшимся алкоголем. Помнил, как долго эфемерное чувство счастья держало его в своем плену. Помнил, как сильно ему не хотелось возвращаться назад. Он так устал. Устал от всего, что его окружало. Устал держать себя под контролем. Устал поступаться своими принципами. Устал от бесконечных правил и стереотипов. Он просто хотел, чтобы все это прекратилось. Хотел получить хоть кусочек того пресловутого счастья, которого сейчас был лишен. Поддержка хёна и его чрезмерная забота последнее время только раздражали Чонгука. Он видел жалось в чужих глазах, видел, как хён сдерживает себя из последних сил, чтобы не послать надоедливого макнэ подальше и заняться своей жизнью, как того и заслуживал. Видел, как все пялятся на него, выражая свои грёбаные соболезнования, тем самым только больше бередя страшную рану в сердце. Очередную рану, которая никогда не заживет. Чонгук хотел, чтобы все они просто заткнулись. Исчезли. Испарились. Ведь он понимал, что по большому счету всем плевать, что с ним происходит. Никто не знает даже части того, что творилось у него внутри. А единственный человек, который знал и, казалось бы, хотел помочь, затерялся среди безумных лиц, и Чонгук, как бы не старался, не мог найти его. Чимин действовал так же, как все они: жалел его. Уж лучше бы он встряхнул младшего за шиворот, надавал бы пинков, исполосовал, как поросенка, только не смотрел на него так. С жалостью и прискорбием, от которых Чонгуку хотелось блевать. Все это огромным снежным комом каталось внутри, провоцируя и распаляя злость. И Чонгук просто не выдержал. Сейчас он смотрел на спящего Чимина и не знал, чего хочет больше: послать его к чёрту с его грёбаными заботой и жалостью, тем самым не давая видеть, во что сам себя превращает, или же прижаться к теплому боку и плакать, пока рука старшего будет гладить его по голове, принося ласку и тепло, которых Чонгук уже так давно не ощущал, несмотря на все старания его хёна. Чонгук задел стоящий на прикроватной тумбочке стакан трясущейся рукой, и тот с лязгом разбился, разливая воду по полу. Чимин тут же открыл глаза, будто и не спал вовсе, тряхнул головой и проморгался. — Чонгук? — голос его был чуть хриплым ото сна, но все таким же, каким Чонгук его помнил. Пока еще. — Как ты? — Просто прекрасно, — рука тяжело упала на кровать, не в силах больше двигаться. Чонгук сжал зубы, хотя и это удавалось с трудом. У него не было сил, чтобы даже до туалета дойти. — Подожди, я принесу тебе воды, — Чимин сорвался с места и в мгновение ока вернулся обратно с другим стаканом, обходя осколки первого. — Я тебе помогу, — Чимин попытался поднести стакан к чужим губам, но младший вдруг отвернулся в сторону, пронзив своего хёна безумным взглядом. — Я не умираю, по крайней мере, пока. Нет смысла возиться со мной. Это раздражает, Чимин, — горло хрипело, в голове зазвенело от собственного голоса, все мышцы пронзило тянущей болью, но Чонгук предпринял усилия опереться на изголовье кровати и сложить дрожащие руки на бедрах. Чимин запнулся на мгновение, после чего вздохнул и поставил стакан там, где до недавнего времени находился первый. — Как тебе будет удобно, — он проигнорировал опущенное со стороны Чонгука приличие и принялся собирать осколки стекла, в то время как макнэ с кряхтением и матами попытался дотянуться до живительной влаги. — Тебе нужно поесть, — сказал Чимин как можно более ровным тоном, хотя внутри все буквально стремилось к младшему, когда тот с огромным усилием встал с кровати, чтобы направиться в уборную. Чонгук ясно дал понять, что помощь Чимина на данном этапе времени ему не нужна. — Не хочу. — Это не прихоть. Ты должен есть. Сомневаюсь, что в твоем организме было хоть что-то за последние три дня, которые ты не появлялся дома. В холодильнике ты сможешь найти все, что требуется на данном этапе твоему организму. Не советую есть тяжелую и грубую пищу. И не ищи кофе, его нет, — Чимин специально спрятал все, что хотя бы отдаленно могло спровоцировать скачок артериального давления, включая таблетки и даже кофе, которое макнэ так любил пить по утрам. Чонгук чуть опешил на полпути. Он и предположить не мог, что так долго не появлялся дома. Где-то внутри кольнуло зарождающееся чувство вины. Чимин, должно быть, места себе не находил. Искал Чонгука буквально везде. И нашел его. Привел обратно домой, не бросил в том ужасном месте, которое размытыми картинками расплывалось у Чона в голове. Отмыл, уложил в их общую постель, наверняка не спал почти до утра несмотря на то, что должен был вернуться к занятиям уже на следующий день. Но чувство раздражения вновь перебило здравый рассудок, и Чонгук резко обернулся, от чего чуть не завалился набок, а в голове снова отдались приступы тупой гулкой боли. — Хватит доставать меня, Чимин! Ты действуешь мне на нервы. Иди, занимайся своей учебой, или чем там обычно занимаются примерные мальчики. Я сам разберусь, что мне делать. Чимин сложил руки на груди и усмехнулся. Но глаза Чонгука распахнулись от удивления, когда на момент он рассмотрел в голубом взгляде хёна злость и… презрение. Такого раньше он никогда за старшим не замечал. И если жалось и чужая поддержка так сильно раздражали, то презрение старшего напугало его, и Чонгук захлопал глазами и ртом, как выброшенная на сушу рыба. — Посмотри на себя, Чонгук. Ты считаешь, что сейчас сможешь разобраться хоть с чем-то, что окружает тебя? Да ты своему телу не хозяин. Поэтому закрой рот и делай, как тебе говорят старшие. Выпей обезболивающее, поешь и ложись спать. Хоть это ты сможешь сделать без лишних проблем? — Чимин вперился взглядом в младшего, ощущая, как обида и гнев поднимаются из самых глубин, перебивая все те нежность и любовь, которые он испытывал к младшему. В конце концов, Пак обычный человек, со своими слабостями и погрешностями. И когда тебе так откровенно плюют в лицо, бросая твои усилия тебе же под ноги, любой, даже самый спокойный и толерантный человек сорвется. — Пошел ты! — выругался Чонгук и, перебирая ногами по полу, а рукой по стене, побрел в ванную. Ему было настолько плохо сейчас, что выпад хёна отошел на второй план, сменяясь утренней нуждой и подкатывающими рвотными позывами. Чимин прикрыл глаза и ударил в стену кулаком, как только дверь в ванную комнату за макнэ закрылась. Ощущение беспомощности и обиды душило его. Он боялся себе представить, что может натворить Чонгук в очередной раз, и чем это обернется для них обоих. Родители Чимина не раз предлагали привезти Чонгука в Штаты, дабы развеять его грустные мысли. Полагали, что смена обстановки поможет младшему оправиться от горя утраты. Только вот они и понятия не имели, с чем приходится сталкиваться Чимину, да и самому младшему. Они не знали о проблеме Чонгука. И Чимин хотел бы, чтобы не узнали. Он и сам уже давно не был у родителей, оставаясь в Корее и присматривая за младшим. Но на данный момент другого выхода у него не было. Пак вообще не представлял, есть ли выход из данной ситуации. Он уже не раз задумывался обратиться к специалисту, но, учитывая общественные стереотипы, боялся себе представить, чем это может обернуться для Чонгука в будущем. Чимин сжал руки в кулаки, представляя, как будет гневаться Чонгук, когда обнаружит то, что Пак собирался сделать. Не было никаких гарантий, что это сможет удержать младшего, но Чимин решил рискнуть. Он забрал телефон Чонгука с кресла, после чего то же самое сделал и с ключами младшего от квартиры. Оставив небольшую записку на столике в прихожей, Пак закрыл дверь на оба замка и направился на улицу. Садясь в машину, он покачал головой, снова размышляя о правильности своего решения. Так, по крайней мере, у него будет хоть какая-то гарантия застать Чонгука дома после своего возвращения. Гнев и обида до сих пор кипели внутри, и Чимин рванул с места на скорости, которая была запредельной для данного района. Чимин уже был на полпути к университету, когда Чонгук вышел из ванной, полуживой-полумертвый, и понял, что старший, наконец, оставил его. Но, стоило взгляду зацепиться за клочок бумаги, а после прочесть его, Чонгука пронзил приступ ярости и ударил с новой силой, когда макнэ обнаружил отсутствие телефона и собственных ключей, что лишало его возможности выйти из квартиры и даже связаться хоть с кем-то, с кем было необходимо. — Сука! Грёбаная маленькая сучка, Пак Чимин! — крик раздался на всю квартиру, отскакивая от стен, возвращаясь к владельцу, от чего Чонгук сморщился и направился на кухню, чтобы выпить обезболивающее, оставленное на столе хёном. Он до сих пор с силой, на которую сейчас был способен ослабленный организм, сжимал в кулаке маленький клочок бумаги, который оставил ему Чимин: «Я вернусь через несколько часов. Твой телефон и ключи будут изъяты на момент этого времени. Прости, но так будет лучше для тебя. Еда и вода на привычных местах. Телевизор в рабочем состоянии. Развлекайся. Чимин»***
Чимин вздрогнул и удержался от желания схватиться за сердце рукой, когда открыл дверь и увидел Чонгука, оперевшегося о стену спиной. Младший сидел, обняв руками колени, и слегка качался взад-вперед. — Чонгук?! — Чимин испугался, что макнэ одолел очередной приступ паники. Когда Пак уезжал из дома, он был страшно зол и обижен на реакцию младшего, но после его пыл сменился беспокойством, и он буквально не выпускал из рук телефон, проверяя время до окончания занятий. И сейчас, увидев Чонгука в той же позе, в которой он нашел его во время сабдропа, Чимин жутко испугался. — Ты в порядке? Почему ты сидишь здесь? Как ты себя чувствуешь?! — Чимин подошел к младшему и осторожно положил руки поверх его, все еще обнимающие подрагивающие колени. Чонгук поднял голову и слегка улыбнулся, что очень удивило Чимина. — Бывало и лучше, хён, — Чон уперся лбом в чужие руки, испуская долгий тяжелый выдох. — Знаешь, я готов был убить тебя, когда не нашел свой телефон и ключи от квартиры. — А как сейчас? — Чимин чуть усмехнулся, на данный момент уже не такой уверенный в правильности своего утреннего решения. Он был так зол, что совершенно забыл о том, что его отсутствие и изолирование Чонгука могут сыграть прямо противоположную роль, нежели ту, которую он на самом деле преследовал. — Пока не понял, — хмыкнул Чонгук, опаляя руки хёна своим жарким дыханием, прижимаясь и ластясь к ним, словно провинившийся котенок, ищущий ласки у любимого хозяина. — Прости, — Чимин высвободил одну руку и положил ее на волосы младшего, сразу же ощущая, насколько те стали сухими и безжизненными. Пропал привычный блеск, каштановый цвет потускнел, кое-где торчали небольшие прядки, никак, по-видимому, не желавшие ложиться правильно. Когда Чонгук поднял голову на слова старшего, Чимин заметил испарину у того на лбу, бледный цвет и черные круги под глазами никуда не делись, а слезоточивость была настолько заметна, что Чимину казалось, будто макнэ вот-вот готов расплакаться. — Я не должен был оставлять тебя одного. Просто я не знал, что еще делать. Не мог себе представить, что по возвращению домой снова не найду тебя, — Чимин уперся лбом в лоб младшего, зажмуриваясь. — Я хочу помочь тебе, Чонгук. Правда, очень хочу. Я не могу больше смотреть на то, как ты убиваешь себя. Я хочу помочь, но не знаю как, — Чимин чувствовал, что силы оставляют его. Он был так вымотан бесконечными переживаниями и тяжелыми мыслями, что больше просто не мог этого выносить. — Ты уже помогаешь мне, хён. Ты сделал даже больше, чем возможно. Ты не бросил меня после всего того дерьма, что я натворил. Я… я… я хочу, хочу покончить с этим, правда. Хочу. Помоги мне, хён, пожалуйста. Не бросай меня, — речь Чонгука была сбивчивой и невнятной, Чимин едва мог расслышать его. Чимин помог младшему принять ванну, в очередной раз подмечая, как сильно тот похудел, как осунулись его скулы, как отчетливо виднелись шрамы на бледной коже, как трудно было Чонгуку смириться с собственной беспомощностью. Укладывая макнэ на постель, после чего забираясь рядом, Чимин обнял младшего, поглаживая по голове, пока тот вздрагивал и слегка ворочался у него под боком. Пак не мог сказать, что поверил Чонгуку на слово. Он понимал, что ситуация довольно трудная, еще труднее будет решить ее. Чонгук принимал психотропные вещества довольно долгое время и уже успел попробовать что-то тяжелее обычных «легких» наркотиков. Простой изоляции и поддержки здесь будет мало. Младший вновь может сорваться по любому поводу, потому как настроение его сейчас менялось просто ежесекундно. Из замкнутого и тихого он превращался в раздражительного и буйного. Чимин успел заметить сломанный стул и несколько разбитых чашек, пока вел Чонгука до постели. Видимо, младший не ограничился одними словесными оскорблениями в адрес своего хёна сегодня утром. Единственное, что давало Чимину хоть какую-то надежду, это то, что Чонгук сам захотел попытаться. Попытаться покончить со всем этим. Преодолеть это. Справиться с этим. И Чимин был готов сделать все что угодно, чтобы помочь.***
«Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного»
(Альберт Эйнштейн)
Все оказалось куда сложнее, чем Пак мог себе представить. Последующие несколько дней обязывали появляться в университете, что заставляло Чимина оставлять Чонгука дома одного. Тот с неохотой, но все же отдавал ему свои ключи и телефон, избегая соблазна. Но настроение и состояние Чонгука становились хуже и хуже. Макнэ раздражался по любому поводу, мог накричать и даже броситься на Чимина с кулаками, после чего слезно извинялся, приходя в себя. Ночной сон младшего не длился более нескольких часов, после чего он вертелся и крутился на постели, покрываясь липким потом, шмыгал носом и постанывал. Руки младшего дрожали, он постоянно заламывал пальцы, тер предплечья, переминался с ноги на ногу, пошатывался при ходьбе. Взгляд его был по большей части затуманенным и несосредоточенным, не задерживаясь долго на одном объекте. Чонгук пытался отвлекаться на компьютерные игры, но при первом же срыве Чимин понял, что это плохая идея. Чтобы хоть как-то занимать свое время до прихода хёна, Чонгук слонялся по квартире в поисках хоть каких-то домашних дел, будь то уборка или стирка, хотя он терпеть этого не мог. — Трудотерапия еще никому не вредила, — подшутил Чимин, на что младший только фыркнул, в сотый раз протирая стол и без того кристально чистый. Но как бы Чимин не старался успокоить себя, как бы не старался гнать от себя дурные мысли, где-то в мозгу сверлило: самое худшее еще впереди. И предчувствие не обмануло его. На четвертый день Чимин нашел Чонгука в комнате на полу. Он так испугался, что вначале даже не понял, что происходит с младшим. Ведь утром все было в относительном порядке. Хотя макнэ и казался более дерганым и рассредоточенным, чем обычно. Но Чимин списал это на очередной недосып, который и его не обходил стороной в последнее время. Сейчас же Чонгук был похож на безумца. Глаза его широко распахнулись, полностью наполненные влагой, а красная паутинка обвивала глазные яблоки тонкими ниточками, он то и дело шмыгал носом, будто ему было очень трудно вдохнуть кислород, лоб и волосы намокли от пота так сильно, словно Чонгук только что вышел из душа, тело колотило, как от холода. Чонгук обхватил себя руками и подтянул ноги к животу, даже не обращая внимания на хёна. — Чонгук! Чонгук, ты слышишь меня?! — Чимин коснулся бицепса младшего и сразу же почувствовал, как тот напряжен, будто камень. Даже сетка голубых вен проступила четко и отчетливо. Чимин коснулся мокрого лба Чонгука и чуть не обжегся, настолько он был горячим. — Хён… — голос Чонгука был едва слышен, но Чимин тут же склонился ухом ближе к чужим губам. — Я здесь, Чонгук-и. — Больно… Чимин зажмурился и с силой сжал кулаки. Он думал об этом все эти дни, но по-наивному полагал, что Чонгук не настолько сильно подсел, чтобы им пришлось столкнуться с подобным. Как же сильно он ошибся. У Чонгука явно проявились первые признаки абстинентного синдрома, и, по правде говоря, Чимин понятия не имел, что ему делать сейчас. Если он отвезет младшего в больницу, вызов тут же зафиксируют. Если он будет бездействовать, неизвестно, как организм Чонгука справится со следующей волной ломки, которая еще только ждет его буквально не за горами. — Подожди немного, хорошо? — прошептал Чимин, хотя сомневался, что в данный момент макнэ вообще слышит его. Он положил Чонгука на кровать, укрыв одеялом, хотя тот и горел весь от жара. — Я сейчас вернусь. Обещаю. Чимин метнулся на кухню, дрожащими руками наливая прохладную воду в первый попавшийся столовый прибор, разорвал полотенце и бросился обратно в комнату. Поставив воду и ткань на ближайшую тумбочку, Чимин достал из шкафа свободные штаны и легкую футболку. Чуть приподняв, казалось, совсем невесомое тело макнэ, Чимин сменил сначала верхнюю, затем нижнюю одежду, потому как Чон потел так обильно и быстро, что его домашний комплект можно было выжимать как после стирки. Чимин присел рядом и принялся лихорадочно обтирать открытые места кожи Чонгука, чтобы хоть как-то сбить жар. Он понятия не имел, есть ли возможность пичкать макнэ обезболивающими или жаропонижающими. При таком состоянии вряд ли. Пак так растерялся, что мог только сидеть рядом и наблюдать за тем, как грудь Чонгука рвано поднимается и опускается, дыхание становится прерывистым и частым, лоб снова покрывается испариной, слезы текут по щекам, пальцы на руках скрючиваются, а зрачки увеличиваются, полностью заполняя радужку. — Больно, хён. Мне так больно… — шептал Чонгук после очередного приступа тошноты, когда хён в который раз переодевал его, подкладывая подушку под спину для обеспечения более легкого дыхания и промакивал лоб мокрой тканью. У Чонгука болело все что можно так сильно, что и представить было трудно. Голова ничего не соображала. Хотелось вцепиться зубами хоть во что-нибудь, чтобы унять эту зудящую разрушающую боль внутри. Сердце колотилось как сумасшедшее, готовое выпрыгнуть наружу. — Помоги мне, хён. Пожалуйста, помоги мне… — Чонгук цеплялся за руки старшего из последних сил, пока тот продолжал держать его, обливаясь слезами, и смотрел, смотрел, смотрел, как его парня буквально выворачивает изнутри. Тяжелое дыхание сменилось стонами, стоны переросли в протяжные поскуливания, и последней каплей для Чимина стал крик младшего, когда тот в очередной раз вцепился в его руку, теперь уже ощутимо сжимая кожу короткими ногтями, впиваясь почти до крови, и вскрикивал так, что Чимин хотел закрыть себе уши, только чтобы не слышать этого безумия. — Почему ты со мной так? Чимин, помоги мне! Помоги мне. Мне нужно. Сейчас! Очень нужно! Пожалуйста! Чимин смотрел на Чонгука и прекрасно понимал, о чем говорит младший. Ему было больно. Его организм требовал хоть чего-то, что могло бы облегчить эту боль. Чонгук хотел принять дозу. Чимин с трудом вырвался из хватки Чонгука, чуть отойдя в сторону, наблюдая, как его парень мечется по кровати, буквально выдирая себе волосы с корнем. Он наспех достал телефон и набрал номер первого, кто пришел ему на ум. — Слушаю. — Тэ… — Хён? Что-то случилось? — Тэ, мне нужна твоя помощь. Боюсь, на этот раз одному мне это не под силу. — Хён, что происходит, я ни черта не понимаю, что ты говоришь! — Просто… приезжай к нам с Чонгуком. И ничего не говори Хосоку. Я потом все объясню. Приезжай как можно быстрее. — Хорошо. Я буду через двадцать минут. Чимин закрыл глаза и убрал телефон, возвращаясь к младшему. Он все еще крутился и метался по постели. Чимин подумал было обездвижить макнэ, потому как такими темпами он может причинить себе еще больший вред, но Пак не был уверен, не сделает ли тем самым еще хуже, чем уже есть, поэтому по возможности просто пытался удерживать его руки самостоятельно. Он ни в чем сейчас не был уверен. Оставалось только ждать приезда Тэ. Две головы лучше, чем одна. Чимин готов был рискнуть, даже если потом Чонгук убьет его за то, что он все рассказал его другу без его согласия. Если сможет прийти в себя.***
«Правда подобна солнцу. От нее можно закрыться на какое-то время, но от этого она никуда не исчезнет»
(Элвис Пресли)
К приезду Тэхёна Чонгук стал неуправляемым. Чимин еле удерживал его на постели, пока тело макнэ буквально выламывало и выкручивало, в то время как сам младший вскрикивал так, что, казалось, можно было оглохнуть, но спустя какое-то время перешел на низкие и хриплые стоны, потому как голосовые связки просто не выдержали нагрузки. Паку все же пришлось обездвижить Чонгука, чтобы он не смог навредить себе, а также находился в одном положении. Звонок в дверь напугал Чимина, и он быстро подскочил с кровати, заверяя Чонгука, что скоро вернется, хотя вряд ли Чон слышал его. Жуткая боль скручивала все внутренности младшего в тугие жгуты, проворачивая снова и снова, медленно и методично, словно кто-то специально крутил заранее подготовленный рычаг. Голова раскалывалась от малейшего, даже самого едва заметного звука, посылая громыхающий гул, словно кто-то ради забавы поместил Чона внутрь огромного колокола и принялся бить по нему снаружи. Перед глазами мелькали ослепляющие белые всполохи, хотя в комнате, где он находился, свет был довольно приглушенным. Собственные пальцы поджимались помимо его воли, пытаясь ухватиться хоть за что-то, чтобы выместить ту боль, которая пожирала его изнутри. Обжигающее пламя растекалось по венам, опаляя и сжигая, хотелось вылить на себя ведро воды, чтобы избавиться от этого гнетущего жара. Тело бросало то в жар, то в холод. Чонгук обливался липким противным потом, тут же дрожа, словно на морозе. Его трясло, как при лихорадке, глаза готовы были лопнуть от натуги, на губах подсыхала собственная слюна, а душераздирающий крик мог сотрясти и обрушить стены его небольшой «камеры», сменяющийся тихими стонами из-за недостатка сил. Чимин смотрел на состояние Чонгука все это время и не мог поверить, что это происходит. Ему казалось, что он спит. Вот сейчас он проснется, и все будет как раньше. Макнэ будет лежать рядом с ним на кровати, чуть морщась во сне, а после пробуждения улыбнется своей прекрасной улыбкой, от которой у Чимина все обрывалось внутри, желая доброго утра. Но очередной звонок в дверь вырвал Чимина из мыслей, и он сломя голову все же бросился к выходу, еще раз предварительно проверив узлы ткани, которыми обмотал руки и ноги Чонгука. — Хён! — запыхавшийся Тэхён влетел в квартиру ураганом. — Что, чёрт возьми, случилось? Ты звонишь мне, ничего не объясняешь, просишь приехать. Что-то произошло? Что вообще творится в последнее время с тобой и Чонгуком? Я его уже несколько недель не видел. И какого чёрта он взял отпуск в универе, ничего мне не объяснив толком? Я не могу до него дозвониться. Я понимаю, что ужасное событие с его родителями очень сильно подкосило его, но… — Тэ, — Чимин замотал головой, обхватив предплечья младшего, потому как тот тараторил без остановки, не давая хёну и слова сказать, — Чонгуку сейчас очень плохо. Он… — Чимин зажмурился, понимая всю абсурдность ситуации. И зачем он вообще побеспокоил Тэхёна? Ведь младший ничего не знал о состоянии Чонгука. Тот тщательно скрывал от друга свою зависимость под видом депрессии и нежелания к общению. Чимин видел, как сильно волнуется Тэхён. Он даже пытался говорить с Паком, вытянуть хоть какую-то информацию, потому что ему казалось странным поведение его друга, его вдруг невесть откуда взявшаяся агрессия, постоянные прогулы, чрезмерная замкнутость. Но Чимин молчал, как рыба. Что бы он смог рассказать? Что Чонгук сбился с пути и подсел на наркотики? Старший не знал, как Тэхён отнесется к подобного рода новости, поэтому продолжал молчать, прикрывая Чонгука, таким образом держа всех вокруг в неведении. Хосок был более проницательным, поэтому не верил ни единому слову Чимина, но делал вид, что его это не касается. Однако Пак видел, как глаза друга сужаются каждый раз, когда речь заходит о Чонгуке. Хосок не особенно жаловал макнэ, но, после того как Чимин сблизился с ним достаточно, казалось, смирился с присутствием в жизни своего друга его странного и загадочного парня. Но Чимин не мог гарантировать такую же толерантность со стороны Чона, если тот узнал бы о положении макнэ на данный момент. — Подожди, — Тэ замер, отзеркаливая движение рук старшего, — что значит, Чонгуку плохо? Что с ним?! — Тэ предпринял попытку ринуться в сторону комнаты, но Чимин удержал его. — Да что происходит? Что вы опять от меня скрываете?! — Тэхён, — Чимин глубоко вздохнул, отступать было уже поздно, — у Чонгука началась ломка. Какое-то время он принимал психотропные препараты. Я не знаю точно, какие именно и как долго. Но сейчас… Недавно он ушел из дома, и я не мог найти его несколько дней, а когда нашел, обнаружил следы от уколов на его руках. Чонгук кололся как минимум несколько раз до того, как я смог забрать его. С последнего раза прошло четыре дня, и сейчас у него начался абстинентный сидром, организм требует очередную дозу, несмотря на короткий срок приема. Чонгук сильный, но его тело полностью ослабло, и я понятия не имею, как ему помочь, — слезы наворачивались на глазах. Чимин впервые готов был расплакаться перед младшим. У него опускались руки. Силы покидали его. Тэхён моргал примерно несколько секунд, после чего оттолкнул Чимина с такой силой, что старший чуть не врезался в ближайшую стену, бросаясь теперь в сторону комнаты. — Тэ! — Чимин понял, что сейчас Тэхён увидит своего друга в таком состоянии, и ринулся вслед, но Тэ уже стоял рядом с кроватью, на которой все еще корчился макнэ. Руки и ноги его так напряглись, пытаясь высвободиться из «оков», что, казалось, кожа может разойтись по швам, открывая голые мышцы. Глаза вылезли чуть ли не на лоб, зубы сжались до оглушительного скрежета, а громкие стоны, грозящиеся в очередной раз перейти то ли в крик, то ли в истерический смех, пронзали помещение. Чимин удивлялся, как до сих пор никто из соседей не пожаловался на них. Установленная в свое время звукоизоляция сыграла определенную роль в данный момент. — Тэ… — Заткнись. Просто… заткнись сейчас, — Тэ зажмурился, на ощупь доставая из кармана телефон. — Останься с ним, мне нужно позвонить. Чимин на негнущихся ногах подошел обратно к Чонгуку, взяв в руку влажное полотенце, в очередной раз утирая пот с лица макнэ. После звонка Тэхёна в квартиру Чимина приехал мужчина, на вид около тридцати, специализирующийся в сфере наркологии. Вначале Чимин испугался огласки, но Тэхён заверил его, что хорошо знает этого человека, и о разглашении информации можно не беспокоиться, по крайней мере, пока. Чимин был благодарен Тэхёну за его быструю реакцию и принятое в таких ужасных условиях решение, потому как сам он даже мыслить не мог на данный момент связно. Но несмотря на то что Тэ, кажется, взял себя в руки после того, как выругался в их с Чонгуком комнате, увидев своего друга, младший все еще смотрел на Чимина с неприкрытой злобой и обидой на дне его глубоких шоколадных глаз. — Сонбэ… — Чимин поприветствовал мужчину поклоном, пока тот лишь кивнул, быстро разделся и схватился за свой чемоданчик. — Куда пройти? Чимин проводил старшего в комнату, тут же бросаясь обратно к Чонгуку. — Как долго продолжается процесс? — старший приподнял верхнее веко Чонгука, после чего быстро коснулся лба ладонью и прощупал пульс. — Я… не знаю, несколько часов, может, больше. — Ты давал ему что-нибудь от жара, какие-то обезболивающие? — мужчина задавал вопросы, попеременно обрабатывая руки спиртовым раствором, надевая одноразовые перчатки, предварительно разложенные на столе Тэхёном. — Нет… я сделал что-то не так?! — Чимин жутко испугался, что своим бездействием мог навредить состоянию макнэ. — Нет. Ты поступил правильно. В состоянии ломки пациенту не дают ничего, что может спровоцировать резкий скачок артериального давления, некоторые обезболивающие и медикаменты также противопоказаны. Единственная твоя ошибка в том, что ты не вызвал специалиста сразу, как только заметил первые синдромы абстиненции. При более своевременной помощи можно было избежать судорог и таких сильных болей. — Я просто… — Испугался, это понятно. Как тебя зовут? — Чимин, — Пак мялся рядом с кроватью, на которой сейчас сидел мужчина. Тэхён стоял чуть поодаль, готовый сразу же помочь. — Что принимал твой друг? — старший вскрыл упаковку со шприцем, тут же набирая препарат, подготовленный ранее, который, по-видимому, должен был «угомонить» младшего. — Тэ, переверни своего друга на бок. Чуть приспустив штаны макнэ, старший свободной рукой смазал ягодицу Чонгука спиртовым раствором и сразу же поставил укол. — Я не уверен… — ответил Чимин, засмотревшись на манипуляции мужчины, пока сам он оставался безвольной куклой стоять чуть поодаль. — Сначала это были таблетки. Типа тех, что в клубе распространяют. Потом я нашел следы от уколов. Это было всего четыре дня назад. Я не думал, что все обернется так серьезно, — на самом деле предчувствие Чимина твердило об этом на протяжение всех четырех дней. А состояние младшего только подкрепляло догадки. Но Пак отказывался верить до последнего, пока не нашел макнэ, лежащего на полу и скулящего от боли во всем теле. — Организм каждого человека реагирует по-разному. Мы не знаем, что принимал твой друг, поэтому определить источник и последствия довольно трудно. Чуть позже потребуется сдать необходимые анализы. И не стоит тешить себя иллюзиями о том, что единожды попробовав, не возникает привыкания. Также не жди немедленного восстановления. Твой друг будет спать какое-то время, возможно, весь следующий день. Чуть позже я поставлю капельницу с физраствором и глюкозой, чтобы начался процесс очистки крови, тем самым смягчая состояние ломки, глюкоза же будет подпитывать обезвоженный организм, потому как на данный момент твой друг не сможет принимать пищу. Насколько я понимаю, промывание желудка ты догадался сделать сам? Чимин кивнул. Он пичкал макнэ водой на протяжение всего времени до приезда Тэ, а потом и его старшего, что вызывало тошнотворные спазмы, в следствие чего рвоту и очищение организма. — Я могу посоветовать необходимые препараты на период восстановления, но ты же понимаешь, что должен показать его специалисту? Твоему другу нужна серьезная медицинская помощь, если ты хочешь, чтобы он преодолел это состояние. Пока еще это возможно. Но, если ты этого не сделаешь, тяга может вернуться снова, и следующую ломку твой друг будет переживать намного сложнее, если не умрет раньше от передозировки, что происходит гораздо чаще, потому как с каждым разом наркоману требуется увеличение той дозы, что он принимал. — Он не наркоман! — Чимин повысил голос, вдруг разозлившись на такой эпитет со стороны старшего. Тот только покачал головой, проверяя пульс Чонгука. Младший успокоился спустя какое-то время, и старший достал систему для внутривенного вливания, подсоединяя к питательным растворам, вешая мягкие емкости на изголовье кровати так, чтобы жидкость, проходя по трубке, стекала вниз, после чего принялся собирать свои вещи обратно в чемоданчик. — Тэ, можно тебя на несколько слов. Тэхён кивнул, бросив взгляд на Чонгука, и вышел вслед за старшим, не обращая на дрожащего от страха и гнева Чимина никакого внимания. — Тэ, пойми, это необходимо. Если… — Хён, мы не можем отправить Чонгука в больницу. Было бы это реально, я бы тебе не позвонил. Если об этом узнают, Чонгука исключат из универа, он потеряет все. Он уже лишился родителей. Он был убит горем, видимо, поэтому сейчас оказался в подобном состоянии. Я понимаю, что это не оправдание, но Чонгук не конченный наркоман. Я знаю его с детства. — Все мы считаем, что знаем наших близких людей настолько, что никогда не предполагаем худшего. Именно поэтому последствия столь плачевны. Когда ты не можешь трезво оценивать ситуацию из-за сочувствия или других подобного рода ощущений, то не видишь сути проблемы. — Я все понимаю, хён. Правда, понимаю. Но Чонгуку нельзя в больницу. Пожалуйста, я прошу тебя, помоги. У тебя ведь есть определенные знания и опыт. — Тэ, я только недавно окончил учебное заведение и не обладаю достаточной квалификацией. — Однако ты быстро и своевременно оказал помощь. Пожалуйста, сделай это, нам больше не к кому обратиться. Старший вздохнул, проводя рукой по лицу. Ему было жаль того парня в соседней комнате. Но он не видел разницы между ним и другими наркоманами, которых уже успел повстречать за время учебы и начальной стажировки в своем медучреждении. — Я заплачу. Старший вместе с Тэ обернулись в сторону выхода из кухни, где внезапно появился Чимин: бледный, мокрый от пота, еле державшийся на ногах. — Как он? — холодно, но обеспокоенно спросил Тэ. — Спит. Сколько? — второй вопрос уже предназначался старшему. — Дело не в деньгах, пойми, — хотя мужчина не отказался бы от дополнительного заработка, а кто откажется, в то время как ты только начинаешь работать, не имея всех тех благ, что твои старшие коллеги. — Ты должен понимать, что восстановление организма после принятия наркотиков любого вида требует определенных усилий, последующей работы с психологическим подходом. Тебе в любом случае придется обратиться к психологу, потому как зависимость любого человека в первую очередь здесь, — старший ткнул пальцем в голову, и Чимин кивнул. — Ты к этому готов? Не пойми меня неправильно, но я не хочу тратить время зазря. — Я готов. Я сделаю все что угодно, — Чимин сложил руки на груди, но тут же сверкнул злобным взглядом в сторону Тэхёна, который хмыкнул после его слов. — Если что-то пойдет не так, ответственность ляжет полностью на вас. Мне не нужны проблемы. Проверяйте его пульс и следите за дыханием, при малейших изменениях сразу же звоните мне, ничего не предпринимайте самостоятельно. По крайней мере, пока. Младшие закивали, и мужчина направился в сторону выхода. — А деньги? — Чимин окликнул старшего, когда тот уже стоял на пороге. — Для начала давай попробуем вытащить твоего друга из этого состояния, а там видно будет. Прибереги деньги для медикаментозного лечения. — Спасибо… — прошептал Чимин, теперь чувствуя огромную вину за свой срыв перед старшим. — Я задержусь здесь, хён. Спасибо тебе. С меня причитается. Старший хмыкнул в ответ и, махнув рукой на прощание, оставил парней. — Что это было, мать твою?! — сорвался Чимин после того, как вернулся к Тэхёну на кухню, проверив Чонгука. — Что я тебе сделал? Почему ты так ведешь себя? Сначала ты помог мне, даже своего старшего притащил, а после начал дерзить в мой адрес? Что происходит? Тэхён стоял у окна, всматриваясь в давно уже потемневшее ночное небо. Хосок оборвал ему весь телефон, но Тэ не сказал ему ничего, кроме как о том, что сегодня заночует у Чона. — Я с тобой говорю! Что происходит?! — Чимин схватил Тэ за рукав, но тот вдруг очнулся и с силой оттолкнул от себя старшего, от чего тот чуть не налетел на рядом стоящий стол. — Что со мной? Ты издеваешься, да?! Это что с тобой происходит, чёрт возьми? Мало того, что ты не рассказал мне, что происходит с моим лучшим другом, хотя, мать твою, я спрашивал тебя об этом хренову тучу раз, ты еще и сам ничего не сделал! Ты полгода молчал, пока Чонгук закидывался этой дрянью, и ничего не предпринял! Хороший же из тебя бойфренд, ничего не скажешь! — А что я должен был сказать, а? — Чимин навис над Тэхёном, пока тот с вызовом смотрел ему в глаза, даже не шелохнувшись. — Что твой друг подсел на наркотики, что он пропадает днями и ночами хрен знает где, что я ищу его по всему городу, а после привожу в чувства, чтобы он смог хотя бы на одной лекции появиться, и его бы не вышвырнули из универа?! Что он тратит деньги, оставленные его родителями, на это дерьмо? Это я должен был тебе рассказать?! — Да, чёрт возьми! Он мой друг, я должен был знать! — Если он тебе не сказал, значит, так было нужно. — Ну да, а ты такой из себя весь правильный, кормил его, отмывал, наставлял, а за очередной дозой ему случайно не бегал? Эти слова стали последней каплей, и Чимин с силой ударил Тэхёна прямо по лицу, от чего тот отклонился назад, хватаясь за ушибленную скулу. — Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти за эти полгода. Ты не знаешь, через что проходил Чонгук. Ты ни черта не знаешь, Тэ! Поэтому либо закрой рот и помогай мне, либо проваливай и не стой у меня на пути! — Чимин так сильно разозлился, что зрачки в его глазах запульсировали, как у долбаного робота-убийцы. Руки тряслись и сжимались в кулаки, по виску стекали капли пота. Вена на шее билась так отчетливо, что бросалось в глаза. Волосы взъерошились и беспорядочными прядями торчали то тут, то там. Несмотря на явную усталость, недосып и страх, который все еще ощутимо витал в воздухе, хён сейчас выглядел более чем устрашающе. — Ты прав, я понятия не имею. И кто в этом виноват, как думаешь? — Тэ стер кровь с разбитой губы и обошел Чимина, все еще бесновавшегося от приступа гнева. — Я буду спать на диване. Хорошей тебе ночки, Чимин-щи. Надеюсь, сегодняшний случай научит тебя тому, что нужно доверять своим близким. Потому как незнание порой оборачивается плохо не только для тебя, но и для тех, кто тебе дорог. Тэхён направился в ванную, а Чимин сел прямо на пол в своей кухне, запуская руки в волосы. Слезы то ли обиды, то ли злости на самого себя душили его, не давая вдохнуть. Он ненавидел себя за беспомощность и собственное бездействие. Ненавидел себя за то, что так долго ничего не предпринимал в отношении Чонгука, лгал своим друзьям, закрывал глаза на очевидные вещи, до последнего не веря в происходящее. Слова Тэхёна больно ужалили его в самое сердце. Ведь Чимин действительно ничего не мог сделать, чтобы помочь Чонгуку. Потому как просто не обладал нужной информацией и подготовкой, потому что банально растерялся, потому что испугался до чёртиков. Сообщи он о происходящем Тэ раньше, он бы позвонил своему старшему уже тогда, и всего этого можно было бы избежать. Но Чимин ничего не говорил, полагая, что Чонгук не хочет, чтобы его друг знал обо всем, что с ним происходит. Пак держал своих друзей в неведении, и это обернулось очень плачевно как для Чонгука, так и для него самого. Тэ был прав. Порой незнание хуже любой, даже самой мрачной осведомленности. Несколько слов от автора: Дорогие читатели, я хотел бы поделиться собственным мнением относительно данной главы и, возможно, развеять некоторые сомнения читателя. Все, что касается состояния Чонгука: перепады настроения, расстройства организма, описание ломки и ее предотвращения — все это сугубо общие признаки любого человека с наркотической зависимостью и соответственных действий для оказания ему помощи. Это не детальное описание и не введение в курс медицины, а лишь общие понятия. Наркотических веществ существует приличное множество, у каждого свое действие на организм и ЦНС, разный период распада и выведения, разное время воздействия и действия в целом. Люди, как известно, тоже разные: у кого-то организм сильнее, у кого-то слабее, кто-то крупнее, кто-то менее развит физически. Потому и действие наркотика, как и последствия от него, будут разными. Я специально не стал упоминать конкретные виды наркотических веществ, чтобы не путать читателя ненужными терминами. Поэтому воспринимаем это как общее нестабилизированное состояние. Теперь касаемо поведения персонажей. На первый взгляд может показаться, что Чонгук просто грёбаный наркоша и псих, который не заслуживает и толики внимания. Возможно, в другом случае я бы и согласился. Но не сейчас. В прошлом Чонгуку пришлось столкнуться с таким шквалом дерьма, что выдержит не каждый, он жил в постоянном страхе, подверженный вечному тотальному контролю, что ощутимо сказывается на состоянии даже самого сильного человека. Можно подумать, что ничего такого не случилось. Запей горе алкоголем и живи дальше. Зачем переходить к наркотикам. Но давайте согласимся с тем, что никотин и алкоголь — такие же наркотики, просто действуют дольше и с менее ощутимым эффектом. Поэтому менять одно зло на другое не вижу смысла. В данном случае сработал эффект, называемый «Реакция стресс», когда организм настолько сильно измотан как морально, так и физически, что ни поддержка любимых, ни забвение на дне бутылки не спасают. Человек ищет более быстрый способ решения. И находит его. Опять же, Чонгук не наркоман со стажем, который пошел на это осознанно или же, наоборот, по глупости. Это его единственный способ справиться с данной ситуацией. На подобную тему есть очень познавательный и интересный фильм «Дневник баскетболиста». Советую его к просмотру. В нем очень детально прописана тематика наркомании, и как нормальный человек с отличным и перспективным будущим может потерять все, лишь за компанию нюхнув. Что касается Чимина, также подчеркну, что все его старания и метания не просто так описаны. Он пытается помочь Чонгуку, потому что понимает, через что тот проходит, понимает, что, кроме него, у Чонгука больше никого не осталось. Это не банальная любовь или жалость, это реальная помощь ближнего, как бы слащаво это не звучало. Возможно, было бы проще для Чимина оставить Чонгука и заняться собой, но он знает, через что пришлось пройти младшему, поэтому не может бросить его. Чтобы у читателя не возникло мнение о том, что автор романтизирует события (ни в коем случае, фу!) или ни черта не смыслит в том, что написал, поясню. Я сам прошел через подобное, поэтому на личном опыте знаю, что это такое. Когда я потерял двух близких мне людей в более раннем, чем сейчас, возрасте, то творил такое дерьмо, что сейчас и не верится (алкоголь, никотин, беспорядочный секс и так называемые лёгкие наркотики также не обошли меня стороной). Я причинял боль самому себе и окружающим, не принимал ничьей помощи и поддержки. Потому я имею представление о том, почему Чонгук поступил именно так, а не иначе. И если бы рядом со мной не было такого вот «Чимина», все бы кончилось очень плачевно. Также я побывал и на месте Чимина. Один из близких мне людей по определенным причинам стал заядлым растаманом, и я не бросил его так же, как Чимин не бросает Чонгука. Не из-за любви или теплых чувств, а просто потому, что человек бы сдох в сточной канаве, если бы не моя помощь. Почему Чимин не помог раньше или не обратился к специалисту? Такой вопрос также имеет место быть. И ответ на него проще, чем можно подумать. Из-за банального страха. Чимин не мог обратиться к врачу, чтобы не выдать тем самым положение Чонгука. Сам он не обладал достаточной квалификацией, всё-таки его направление не наркология. Да просто растерялся. Чимин всего лишь простой парень-студент, который и без того взял на себя достаточно много для своего возраста и положения. Я, будучи на его месте, поступал также, считая, что обычная драка, ссора или угроза поможет близкому «завязать». И понял противоположное только спустя большое количество времени. Поэтому Чимину не пох… как может показаться. Он просто не знал, что ему делать в данной ситуации. Я не приемлю наркоманию, не рассматриваю ее в качестве оздоровления души и не оправдываю, но иногда я могу встать на сторону защиты человека. Человек не рождается с зависимостью. Такими людьми становятся. Но причины и следствия при этом совершенно разные, и я могу их различать. В данном случае с Чимином и Чонгуком я выступаю за. И последняя тема, которую я решил пояснить, потому как был очень удивлен реакцией, это наш всеми любимый анальный секс. Я описываю половой акт с точки зрения обычного человека, как можно более достоверно и приемлемо для людей. И ей-богу не пойму, почему у некоторых читателей возникает вопрос о том, что анальный секс болезненный. Серьезно? Мы имеем дело не со вселенной омегаверса в данном случае, где у омеги анальное отверстие шире среднестатистического человека, и вырабатывается смазка при половом акте, а во время течки просто в огромном количестве, что позволяет альфе войти в анус омеги без какой-либо дополнительной подготовки, к тому же ещё и узел набухший вогнать. Мы имеем дело не с гетным сексом, где вагина женщины по природе выделяет смазку и может беспрепятственно принять член мужчины (хотя и в таком случае женщина может испытать боль, если это неудобная поза, неподходящий размер полового мужского органа или же банально нежелание, как говорится, секс «на сухую»). Мы имеем дело с обычными людьми/мужчинами, с обычным анусом и, простите, членом в обхвате далеко не в 5 мм. Анальный секс априори болезненный, и я не в жизнь не поверю, что кто-то не испытывает хотя бы дискомфорт во время подготовки, не говоря уже о проникновении, находясь в принимающей позиции. Конечно, если анус пассива раздолбан до размеров подземного тоннеля, что туда поезд сможет проехать, прошу прощения за такие подробности, то да, больно не будет. Но в другом случае, даже при определенной подготовке и внимательности партнёра, проникновение в анус чем-то большим в диаметре, чем один палец, будет болезненным. И я не понимаю авторов, которые описывают анальный секс как что-то невообразимо приятное без определенных процедур, как пассив кончает чуть ли не от нескольких толчков внутри, как актив сразу же и без проблем находит простату. Некоторые пассивы даже кончить не могут без дополнительной стимуляции (как и активы, в принципе), сколько бы актив его по простате не долбил. Это уже особенности организма, как и у женщин опять же: не все испытывают вагинальный оргазм, некоторые могут испытать только клиторный, и, соответственно, сколько бы мужчина не толкался в женскую вагину членом, сколько бы не крутил и не вертел бедную партнёршу, женщина без дополнительной стимуляции клитора просто-напросто не сможет кончить. Я испытывал подобный опыт анального секса с обеих сторон не раз и могу заверить: это чертовски неприятная процедура по началу, потому как анус после каждого полового акта сжимается, и его приходится растягивать снова при следующем сексуальном контакте, даже если прошло несколько дней. Поэтому в моих текстах не будет такого: разделись, вошли, вышли, кончили. Я стараюсь описывать события, приближенные к реальности, а не розовые иллюзии молодых девочек и мальчиков с радужными дорожками и принцами на белых конях, которые и понятия-то об анальном сексе не имеют. Я проходил через это, поэтому могу с точностью писать то, что пишу, по крайней мере, с точки зрения одного живого человека, а не выдуманной мною фантазии. Это было мое конкретное мнение, чтобы развеять некоторые недосказанности, если таковые возникли, и защитить своих персонажей от необоснованного шквала критики. Если у читателя появится желание обсудить или порассуждать, я всегда открыт, в разумных и конструктивных пределах, разумеется. Всем спасибо за ваше внимание, увидимся в следующей главе!