***
«У каждого свой ад — это не обязательно огонь и смола! Наш ад — это жизнь впустую!»
(«Куда приводят мечты»)
После слов Эрика всё внутри Чимина похолодело. Тело налилось такой тяжестью, что сил встать со скамейки не было вовсе. Перед глазами замелькали страшные картинки. В голове помутилось от осознания того, что Чонгук лишил себя жизни. Из уголков век выступили горькие слезы, и Чимин зажмурился, чтобы удержать их. За последнее время он плакал столько, сколько не плакал за всю свою жизнь. — Мне очень жаль, Чимин, — Эрик положил руку на плечо Чимина, и она показалась молодому человеку неимоверно тяжёлой, — честно говоря, я такого от Чонгука не ожидал, — голос Эрика был полон боли и сочувствия. Чимину показалось это странным. Эрик не знал Чонгука при жизни достаточно, чтобы его смерть так сильно расстроила старшего. Но в нынешнем состоянии Пак просто отмахнулся от этой мысли. Осознание смерти любимого мужа, только что так сильно опечалившее его, ударило с новой силой: Чимина осенило. — Конечно, — Пак потер переносицу, стараясь держать себя в руках и успокоить участившееся дыхание, — ты не знаешь Чонгука так, как я. Не знаешь нас. Мы бы не смогли друг без друга, — Чимин нашёл в себе силы встать и принялся расхаживать перед Эриком, пока тот всё с тем же мрачным видом сидел на скамье. — Ведь теперь всё будет хорошо. Мы снова будем вместе, как и раньше. — Чимин. — Чонгук привыкнет. Я буду рядом с ним. Он справится. Вместе мы справимся. — Чимин, послушай… — Эрик пытался дозваться младшего, потому как тот совершенно не обращал на него внимания, пребывая в собственных фантазиях. Конечно, Эрик сразу же догадался, почему так оживился Чимин. Он считал, что после смерти Чонгук снова будет с ним. Что теперь их не будет разделять та грань живых и мертвых, что разделяла буквально недавно. Что теперь они снова воссоединятся. Эрик отдал бы что угодно, чтобы не быть тем человеком, который разобьёт в пух и прах все надежды Чимина. — Когда я увижу его, Эрик? Когда?! — Чимин буквально подлетел к своему старшему, плюхаясь обратно на скамью и хватая его за руки. Внутри бушевал целый ураган эмоций, но самой сильной из них была радость. Он сможет снова увидеть Чонгука. Больше они не будут порознь. Человек, которого он любит, будет с ним. Они с Чонгуком достаточно пережили при жизни и после смерти старшего, что теперь, казалось, заслужили кусочек счастья. Пусть даже в таком ключе. — Никогда. Ответ Эрика выбил почву у Чимина из-под ног. Он отбросил руки старшего от себя с такой силой, будто обжёгся. Глаза распахнулись от немыслимого удивления и непонимания. На затылке волосы встали дыбом и неприятно зашевелились. Чимина охватило странное чувство. Он не мог понять, что именно ощущал, но точно знал, что ему это не нравится. — Что значит, никогда? О чем ты, мать твою, говоришь?! Ты же только что сказал мне… — Чонгук самоубийца, Чимин, — Эрик выдал ответ так быстро, как только мог, чтобы не передумать и не уйти с позором подальше, избегая участи вестника таких ужасных новостей. Ещё никогда, за все время, проведенное здесь, ему не было так тяжело. Сообщать о смерти само по себе занятие не из лёгких. Люди реагируют на это по-разному. Кто-то плачет, кто-то бьётся в истерике от собственных беспомощности и горя, кто-то не верит в услышанное, а некоторые проявляют агрессию такого рода, что и представить сложно. Но все же причина, по которой Эрику было так тяжело говорить с Чимином о смерти его мужа, была достаточно личной и болезненной для самого Эрика. И он всей своей бессмертной душой хотел оказаться сейчас от младшего как можно дальше. Чимин смотрел на Эрика таким неосознанным взглядом, что, казалось, вовсе не видит старшего. Пак не мог понять, что хочет сказать ему наставник. — Таким сюда нельзя, Чимин. Для таких, как Чонгук… Они попадают в другое место. Чимин мотнул головой, постепенно осознавая смысл сказанных слов. Он не мог поверить своим ушам. Все эмоции, до недавнего времени обуявшие его душу, скрутились в большой тугой узел, наливаясь и набухая гневом. Чимин чувствовал себя таким злым, что готов был голыми руками оторвать голову любому, кто посмеет преградить ему путь к мужу. — Так ты хочешь сказать мне, что Чонгук не заслуживает быть здесь, верно? — Чимин снова встал, чтобы оказаться от Эрика как можно дальше, потому как не был уверен в собственной выдержке на данный момент. — Чимин, я… — Хочешь сказать, что того дерьма, через которое проходил Чонгук при жизни, мало для того, чтобы сойти за праведника? Хочешь сказать, что он не заслуживает покоя даже после грёбаной смерти? Что он будет страдать и мучиться здесь так же, как и при жизни? Это ты имеешь в виду?! — с каждой сказанной фразой Пак чувствовал, как кровь приливает к его щекам, ногти вонзаются во внутреннюю сторону ладоней, воздух застревает где-то в глотке, перекрывая доступ к кислороду, противный липкий пот струится по вискам и затылку. Вокруг Чимина начал сгущаться туман, ветер поднимал в воздух листки и травинки, кружа их в бешеном танце, тучи сгущались над головой, собираясь в одну чёрную непроглядную бездну. Первый раскат грома сотряс землю, а яркая молния ударила где-то вдали так оглушительно, что в по́ру уши прикрывай, чтобы не лишиться слуха. Чимин был зол. Очень зол. Он не понимал, как такой замечательный, талантливый, упорный и целеустремлённый человек, как Чонгук, мог быть удостоен подобной участи. — Чимин, я не в силах ничего изменить. Если бы я мог, я бы сделал всё от меня зависящее… Но это невозможно. Это не приговор и не наказание, пойми. Здесь все равны. Определенных правил нет. Просто так уж устроено, — Эрик ненавидел себя за собственные слова. Сейчас он, как никогда, хотел бы, чтобы всё это было ложью. — Как устроено, Эрик?! Что самоубийцам уготована дорога в ад?! Как это не может быть наказанием?! Да Чонгук столько страдал и мучился! Его место полноправно здесь! Он заслуживает этого куда больше, чем кто-либо другой. Больше, чем я! Больше, чем ты, чёрт возьми! — Чимин вцепился в ворот одежды Эрика и встряхнул его с такой силой, на которую был способен сейчас. Его трясло от неконтролируемой ярости осознания. Он никак не мог смириться с тем, что сказал ему старший. Даже теперь, находясь по одну сторону, Пак не мог воссоединиться с Чонгуком. И это убивало его, вонзало нож в самые глубины его души, разрушало его разум, топило его чувства. — Чимин, — Эрик попытался положить руки поверх ладоней Чимина, но тот оттолкнул старшего и отошёл на несколько шагов. Всё его тело потряхивало от гнева, грудь вздымалась и опадала, желваки ходили ходуном. — Я понимаю, насколько тебе тяжело… — Пошел ты к чёрту, Эрик! Ни хрена ты не понимаешь, ясно?! Твои нравоучения уже порядком мне надоели. Поэтому лучше заткнись и оставь меня сейчас! — рявкнул Чимин, не в силах больше слушать монолог своего старшего. Да как он может разглагольствовать о понимании, когда ни черта не знает. Он не знает, через что пришлось пройти Чонгуку. Не знает, как тот боролся с самим собой каждый день. Как старался изменить себя. Стать другим. Как загонял себя в угол раз за разом, как истязал себя из-за малейших незначительных ошибок. Эрик понятия не имел, что сейчас чувствует Чимин. Поэтому лучше бы ему заткнуться к чертям! Эрик прикрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов. Как бы ему хотелось найти правильные слова и поддержать младшего. Но он не мог. Не мог раскрыть свою истинную суть. Иначе Чимин ещё больше запутается. Эрик и так дал слабину, когда не удержал своих эмоций, сообщая о смерти Чонгука. Больше так рисковать он не мог. Если Чимин и поймет сущность положения вещей, в этот раз он должен будет сделать это сам. — Хорошо, — Эрик подошёл чуть ближе, но недостаточно, оставляя личное пространство для младшего, — ты считаешь, что я понятия не имею, о чем говорю. Ты думаешь, что мне плевать на тебя и на Чонгука. Что мое дело — вести красивые речи и заниматься нравоучением таких новичков, как ты, — Эрик чуть сбавил тон, ощущая, как снова готов эмоционально сорваться. — Думай что хочешь. Можешь считать меня кем угодно. Можешь даже не говорить со мной. Но тогда хоть просто слушай, чёрт тебя возьми! — Эрик с силой обхватил плечо Чимина и развернул его к себе, потому как тот продолжал стоять спиной к старшему, не проявляя ни толики внимания. — Ты думаешь, что ад — это огонь и смола? Что это демоны и чудовища, о которых слагают сказки и легенды сотни лет? Считаешь, что Чонгука будут рвать на куски монстры в кромешной тьме? Ошибаешься, Чимин, — на секунду Эрик заметил мелькнувший страх в глазах напротив. Он не хотел пугать Чимина, боже, он вообще не хотел говорить ничего из того, что сейчас произнес. Эрик старался во что бы то ни стало держать себя в руках. Но, когда он открыл рот, и первые слова вырвались наружу, уже просто не мог остановиться. — Самый настоящий ад, это когда человек не понимает, что он умер. Когда ты не понимаешь, что происходит вокруг тебя. Тебе кажется, что ты все ещё там, за чертой. Но это вовсе не так. Здесь ты создаешь мир, который хочешь видеть, — Эрик обвел рукой «владения» Чимина. — Там человек проецирует свои самые отчаянные и страшные кошмары. Ужасы, что таились глубоко в его душе при жизни и остались с ним после смерти. Человек истязает себя сам. Разумеется, тот, кто верит в демонов, призраков, монстров, видит именно это. Но самоубийство… это другое. Человек, совершивший самоубийство, нарушает самый главный и непреложный закон — закон естественного порядка. Всему есть начало и конец, но каждый жизненный этап, будь это рождение или увядание, должен проходить естественно и в свой черёд, без постороннего вмешательства. Самоубийство нарушает эту установленную гармонию. Самоубийца, намеренно или же нет, лишает себя жизни, тем самым нарушая естественный порядок вещей, и не хочет это признать. Так же, как и в раю, в аду есть множество миров, каждый из которых принадлежит определенному человеку. Мир, который он сам для себя создаёт, мир, который он хочет видеть как свое наказание. Но самое страшное — это забвение. Ад — это жизнь впустую, без осознания себя самого. Когда каждый день похож на предыдущий, пока всё не сольется воедино, представляя собой один только поток бесчисленной боли. И это уже нельзя остановить. Чимин отшатнулся от Эрика, пока тот продолжал наступать на него, будто в трансе. Казалось, наставник так сильно эмоционально наряжён и разгорячён, что воздух вокруг начал резонировать электрическими разрядами, готовыми ударить током в несколько сотен ампер. Слова наставника пугали Чимина, вся его злость сошла на нет, стоило ему представить, что будет испытывать Чонгук в таком страшном месте. Всё его нутро буквально билось в истерике, стараясь вырваться из клетки и найти родственную душу. Чимин заглянул Эрику в глаза и увидел… боль. Столько боли, что она готова была перелиться через край. Эрик был так сильно подавлен тем, что пришлось сказать, тем, что ничем не может помочь, что Чимин буквально ощущал его бессилие. И снова что-то знакомое, какое-то привычное чувство кольнуло где-то в груди. Чимин никак не мог ухватиться за это чувство, чтобы до конца осознать, что же оно означает. Почему последнее время он испытывает в присутствии Эрика такую ностальгию, ощущение дэжавю, будто кто-то когда-то уже вызывал в нем такого рода эмоции. — И как бы там ни было, Чонгук в аду, — Чимин провел рукой по лицу, чувствуя, как гнев постепенно отступает, сменяясь бессилием. Он так устал. Так измучился. Казалось, пришло время для покоя. Но Чимин чувствовал себя загнанным в ловушку, как никогда прежде. — Ты сказал, что наша связь сильна даже после смерти, — Чимин посмотрел вдаль, туда, где появилось лиловое дерево, когда Чонгук нарисовал его. — Чимин, нет! Даже, чёрт возьми, не думай об этом! Но Чимину было плевать на то, что говорит Эрик. Внезапная мысль озарила его, придав уверенности и сил, и, казалось, даже небо чуть просветлело так же, как и разум Пака в данный момент. На его губах появилась ехидная улыбка, такая же, как при жизни, когда он дразнил Чонгука или же предугадывал мотив его поступков, который макнэ так тщательно пытался скрыть, дабы удивить своего хёна. — Я найду его. — Чёрт возьми! — Эрик не выдержал и схватился за плечи Чимина, пытаясь привести того в чувства, потому как видел, что младший, кажется, совсем слетел с катушек. — Ты не хочешь ничего понимать! Я так долго старался помочь тебе, чтобы ты привык к окружающему тебя миру, слился с ним, почувствовал его. Но ты, чёрт возьми, все равно продолжаешь держаться за то, что уже давно ушло! Его нет, Чимин! Чонгука больше нет! Смирись с этим, наконец! Чимин ударил Эрика кулаком в лицо так сильно, что буквально услышал треск костей. Костяшки на руке тут же заломило от боли, но Пак продолжал улыбаться, как какой-то ненормальный маньяк, и чувствовал такое удовлетворение, которого не испытывал со времён пребывания здесь. Казалось, все негативные эмоции ушли вместе с этим ударом. — Оставь свои нравоучения себе, шеф, — спокойно сказал Чимин, подойдя ближе и похлопав Эрика по плечу, пока тот потирал ушибленное место. — Я никогда не сдамся. Я переверну весь грёбаный Ад с ног на голову, но найду Чонгука. И ты не сможешь меня остановить, — решительность в голосе придала сил. Чимин посмотрел на Эрика так внимательно и пристально, что на мгновение показалось, будто старший не ожидал такой реакции младшего. Чужие глаза смотрели на Пака с восхищением и благоговением, чего никогда, даже при самых высоких своих показателях, Чимин не видел при жизни. Эрик был хорошим человеком, несмотря на свои крутой нрав и сварливый характер. Но все же такого восхищения кем-то, вроде Чимина, младший от старшего никогда не замечал. Глаза напротив будто принадлежали не взрослому, повидавшему жизнь мужчине, а неопытному мальчишке, который пал ниц, восхищаясь своим старшим. — Хорошо, — хрипло подал голос Эрик. — Чёрт с тобой, ты действительно заслужил свой шанс, как никто другой, — старший выпрямился и поправил на себе одежду. В миг то ощущение, что испытал Чимин, исчезло. Его чертовски раздражала эта несуразица в голове. Он хотел понять, что, чёрт возьми, происходит? Но в данный момент положительный ответ его наставника заинтересовал куда больше, потому Чимин полностью сосредоточился на самой основной своей задаче — найти и спасти Чонгука. — Нам нужен проводник.***
«Если попал в ад, не останавливайся, иди дальше»
(Уинстон Черчилль)
Чимин испытывал двоякое ощущение. С одной стороны, ему было любопытно. Он оглядывался, держась поблизости от Эрика, и не мог не удивляться увиденному. Вокруг словно раскинулось бескрайнее пространство, не было видно ни конца, ни края. Атмосфера стояла странная: то ли напряженная, то ли безразличная, но угрозы Чимин не ощущал, только отстраненность. Небо заволокло серыми тучами, они проплывали тот тут, то там, пульсируя и увеличиваясь, когда сталкивались друг с другом, но дождь, казалось, так и не собирался пролиться. Земля вокруг была высохшей и темной, растительности и каких-либо признаков жизни животных Пак не наблюдал. Река, берущее свое начало Бог знает откуда, казалось, была полностью черной, вдалеке виднелись ее крутые петли и повороты, местами вода находилась в покое, а кое-где волны поднимались так высоко, что готовы были поглотить целиком. Повсюду бродили люди: женщины, мужчины, дети; старые и молодые, богатые и бедные. Все они были разными, но у каждого Чимин видел отстраненность и полное безразличие на лице, а глаза, казалось, были пусты, как бездонная чаша. Они слонялись то тут, то там, совершенно не замечая друг друга, словно пребывая в собственном мире. — Они грешники? — спросил Чимин, наклонившись к уху Эрика, когда мужчина, на вид средних лет, со взъерошенными волосами и темными глазами прошел мимо, чуть задев его плечом. Чимин почувствовал леденящий душу холод. Словно сама Смерть коснулась его костлявой рукой. Но мужчина побрел дальше так, словно и не врезался в Пака только что. — Трудно сказать, — Эрик взял Чимина под локоть, стараясь провести сквозь толпу людей, ближе к реке. — Это люди, которые при жизни не сделали ни добра, ни зла. Они обречены вечно скитаться здесь, без возможности пересечь границу и отправиться в мир иной. Чимин зажмурился и помотал головой. Он считал, что смерть самое ужасное, что может случиться с человеком. Но забвение намного страшнее. Чимин хотя бы знал, что он умер, у него был человек, который помогал ему на протяжении всего его пути здесь, а эти люди были похожи на безропотных кукол, чей кукловод просто устал дергать за ниточки, оставив свои игрушки без дела слоняться самих по себе. Подойдя к реке, Чимин увидел большие шлюпки, приставшие возле берега, слегка колышущиеся в черной воде. В каждой шлюпке на самом ее носу стоял… Чимин не мог точно сказать, кто это. Существо было схоже по размерам и телосложению с человеком, в черном длинном балахоне в пол, с полностью скрытым капюшоном лицом. В руках оно держало что-то наподобие длинной деревянной палки, которой указывало людям, спускающимся в лодку, свои места. — Это проводник, — сказал Эрик, — кто-то, кого люди обычно называют жнецом. Они не добро и не зло. Их цель — сопроводить душу в загробный мир, проследив, чтобы она не вырвалась и не сбежала. Жнец может припугнуть заблудшую душу, используя силу иллюзии, но, как правило, угрозы в себе не несет. Хотя иногда жнецы прибегают к жестоким методам, чтобы предотвратить попытки остальных к побегу. Чимин слушал Эрика вполуха, пытаясь повнимательнее рассмотреть жнеца в шлюпке. Вдруг Пак заметил, как кто-то из недавно слонявшихся поблизости людей подбежал к берегу и попытался, растолкав всех остальных, протиснуться в уже довольно прилично забитую шлюпку. Жнец выставил вперед свою деревянную палку, вперившись ее наконечником прямо в грудь незваного гостя, но тот и не подумал остановиться, продолжая теснить и расталкивать остальных, набившихся в шлюпке людей, от чего та закачалась влево-вправо, и сидевшие по бокам пассажиры начали заваливаться на́ сторону, падая в воду. Люди плескались и кричали, били руками и ногами по воде, умоляли, просили помочь. Но жнецу, казалось, было плевать на них. Он скинул свой капюшон, показав довольно обычное человеческое, как успел заметить Чимин, лицо, но мгновение спустя оно исказилось и потемнело, кожа постепенно сползала, обнажая впалые пустые глазницы и ды́ры вместо носа. Губы изогнулись в отвратительной усмешке, после чего на их месте осталась только голая челюсть. Вместо лица жнеца перед взором предстал полностью обнаженный скелет черепа, подернутый темной дымкой, а деревянная палка, бывшая в руке проводника, казалось, в миг испарилась, сменяясь изогнутой косой, с острым, как лезвие, полотном, поблескивающем в полутьме. Глаза жнеца засветились изумрудным, а рот раскрылся в неестественном положении, рука взмахнула косой, и в следующее мгновение голова незваного гостя, пролезшего в шлюпку, слетела с плеч. Раздался пронзительный крик толпы, пока кровь, черная как смола и пузырящаяся, разливалась рядом с упавшим в шлюпку телом. Голова отлетела куда-то в толпу на берегу и затерялась среди сотни тысяч чужих ног, катающих и пинающих ее, словно мяч, даже не замечая. Чимин зажмурился, чтобы не видеть этого ужасного зрелища. Но стоило ему открыть глаза, как все исчезло. Не было ни изуродованного окровавленного тела в шлюпке, ни отлетевшей в противоположном направлении головы, и жнец снова выглядел так же, каким Чимин его увидел: с капюшоном на голове и длинной деревянной палкой в руках. Он взмахнул ладонью, и шлюпка тут же двинулась с места, подгоняемая веслами тех людей, что сидели внутри, оставляя позади тех, кто ранее вывалился из ныне удаляющегося средства передвижения, продолжая тихонько стенать и умолять взять их на борт, но не осмеливаясь плыть следом. Эрик вопросительно посмотрел на Чимина, ожидая, что младший забросает его кучей вопросов. Честно говоря, Эрик и сам толком не знал этого места. Его область простиралась совершенно в другом направлении. Здесь же, казалось, правил не было вовсе. Отовсюду слышались рычание, всхлипы, легкие подвывания или душащий смех. Эрику было не по себе в этом месте. Он редко спускался сюда, поэтому и не имел достаточно знаний в данной местности. Знал только самое основное, что спрашивают те, кто ступает за черту. Но объяснить порядок и положение вещей не мог, да и не хотел, наверное. Чимин посмотрел на своего наставника, после чего полным отвращения взглядом оглядел то место, где только что предстала перед ним до жути неприятная картина. — Не хочу ничего знать. Даже спрашивать не стану. — Спасибо, — Эрик облегченно кивнул и выдохнул, казалось, застрявший от напряжения в горле ком. Эрик повел Чимина вверх по реке, пока не остановил рядом с пустой шлюпкой. В ней, как и во всех, встретившихся им по пути, стоял человек в черном балахоне, ниспадающим до самого пола, в круглых больших очках и потрёпанной шляпе. Проводник держал книгу в руках, полностью погрузившись в чтение, облокотившись на деревянный посох, казалось, вовсе не интересуясь происходящим вокруг. Человек на вид был преклонного возраста, из-под шляпы виднелись светлые седые локоны, лицо полностью покрывали морщины, маленький нос, тонкие сухие губы, узкие глаза, почти незаметные под толстой оправой очков, морщинистые костлявые руки. Чимин даже хмыкнул, завидев этого старикашку. Он отличался ото всех жнецов, которые встретились им на пути. — Тебе что-то показалось смешным? — не поднимая глаз от книги, произнес проводник. Голос его был ровен и спокоен, но пронзил Чимина таким холодом и безразличием, что он поежился, тут же прикусив себе язык. Неподалеку мялся Эрик, казалось, тоже не имея особенной уверенности перед жнецом. Проводник вдруг оторвал взгляд от книги, приспустил очки и скептически оглядел Чимина с ног до головы, фыркнув. Чимин тут же подбоченился, несмотря на леденящий душу страх. Никто и никогда так не смотрел на него. И это оказалось неприятным. Даже Эрик, будучи при жизни, принимая Чимина в штат сотрудников, не оглядывал Пака вот таким вот взглядом. — Нам нужна твоя помощь, — пролепетал Эрик, приблизившись к Чимину и положив руку ему на плечо то ли в качестве поддержки, то ли чтобы прибавить уверенности себе самому. — Ну разумеется, иначе зачем бы вы пришли сюда, — проводник окинул посохом расстилающийся пейзаж. — А ты упрям, — вдруг его взгляд снова заскользил по телу Чимина, медленно поднимаясь к лицу, задерживаясь на глазах. Чимин преодолел в себе желание отвести взгляд, гордо встречаясь в бездонной чернотой чужих глаз. Жнец будто смотрел в самую душу, копался там своими морщинистыми руками, вытягивал наружу самые потаенные уголки сознания, которые даже Чимин уже не помнил, скручивал и проворачивал все чувства и ощущения, обнажая и вытаскивая их наружу. — Ты знаешь о том, что упрямство — это первый признак глупости? Я вот, например, знаю, что многие коллеги недолюбливают меня за излишнюю любознательность, — проводник повертел книгой, которую все еще держал в руке, после чего она испарилась, словно ее и не было вовсе, — а еще за то, что я порой выхожу за рамки установленных правил этого места, — речь жнеца была медленной и вдумчивой, и это напомнило Чимину Эрика. Тот также монотонно и отстраненно разговаривал со своим персоналом, пытаясь донести до него общепринятые нормы. Чимин подавил в себе желание вновь усмехнуться от абсурдности подобной ситуации. Его чувства пребывали в таком сумбурном состоянии, что он не мог сосредоточиться. Мысли блуждали тот тут, то там. А в данный момент это было опасно. — Ты сможешь найти то, что ищешь, — также монотонно сказал жнец, — если действительно этого хочешь. — Хочу! — Чимин ответил не задумываясь. Он готов был сделать все что угодно, чтобы найти Чонгука. Куда бы не пришлось идти, что бы не пришлось преодолеть, он сделает всё. — Твое упорство заслуживает уважения. Но здесь это обесценено и работает иначе, — проводник прикрыл глаза, и Чимин было подумал, что тот уснул. Открыв глаза снова, проводник вперился внимательным взглядом в Пака. — Твоя связь с мужем сильна, и это поможет нам найти его. Но твои мысли слишком сумбурны. Ты витаешь. Не можешь сосредоточиться. Это плохо скажется на поисках. Если не сможешь взять под контроль свои эмоции, ничего не выйдет. Ты попросту затеряешься в собственных воспоминаниях и ощущениях, которые, подобно урагану, захватят тебя и не дадут вырваться. Это место в корне отличается от того, откуда ты пришел, — жнец бросил взгляд на Эрика, и тот поежился, что не укрылось от Чимина. — Здесь проецирование собственных фантазий происходит гораздо легче, но оттого более болезненно и изощренно. Ты начнешь блуждать в потоке своих же мыслей и не будешь способен отличить реальность от выдумки. Ты провалишься в бездну небытия, отвергнутый своим миром и непринятый этим. Злость и страх поглотят тебя, и ты станешь одним из тех, к кому спустился, — проводник снова окинул посохом окружающее его место. — Отсюда выбраться гораздо труднее, чем из того места, из которого ты пришел. Уверен, что готов к подобной участи? Уверен, что справишься? — Я уверен. Доставь меня туда, куда мне нужно, а я решу сам, что мне делать дальше, — уверенно, как никогда, ответил Чимин. Честно говоря, слова жнеца напугали Пака до трясучки. Он совсем не хотел оставаться в подобном месте. Он увидел достаточно, чтобы почувствовать страх и отвращение к подобному. Хотя и мог себе представить, что не испытал и половины того, что еще предстоит испытать. Он стоял только в начале своего пути, и Бог знает сколько еще испытаний ждет его там. — Подожди, — вдруг Эрик ухватил Чимина за плечо и повернулся к проводнику, когда тот любезно предоставил вход к шлюпке. Чимин занес было уже ногу над водой, собираясь ступить на поверхность посудины, однако, чужая рука остановила его. На лице жнеца тут же появилась легкая ухмылка. — Какова цена? — Эрик всматривался в глаза жнеца, недоумевая, почему тот ни разу не обмолвился о том, что он попросит взамен на свои услуги. — Ты не сказал, чего хочешь взамен. Я никогда не поверю, что жнец не потребует платы за переход. Жнец улыбнулся так, будто Эрик сморозил откровенную чушь. — Вы не люди, потому и плата с вас мне ни к чему. Ваши души я забрать не могу. По крайней мере, твою, — жнец пристально посмотрел на Эрика, после переводя взгляд на Чимина. — А вот ты другое дело. Если не справишься, то я стану первым, кто заберет тебя, когда ты оступишься. А если же нет, что ж, это просто позабавит меня. Люблю наблюдать за жалкими попытками, заранее обречёнными на провал. Чимин сжал челюсти, но смолчал. — Не нравится мне это, — шепнул Эрик на ухо Чимина, присев рядом с ним на скамейку. — Что-то здесь нечисто. Не верю, что он просто так пустил нас. Я был готов к тому, что он потребует плату. — Мне плевать, что ему нужно на самом деле. Моя задача спасти Чонгука. Больше меня ничто не волнует. Если он поможет нам, я согласен на что угодно, — Чимин кивнул в сторону жнеца, который спокойно стоял на носу шлюпки, опустив палку в воду, как весло. Проплывая по реке, Чимин увидел среднего размера остров, с обрывистыми берегами, поросший серой травой и переплетающимися друг с другом толстыми корнями мертвых деревьев, выглядывающие тот тут, то там из земли, на котором томились мужчины, женщины и дети. Они безропотно и прискорбно провожали шлюпки глазами, протягивая к ним руки. На их лицах застыло выражение такой печали и боли, что у Чимина сжалось сердце. Но никто из них не произносил ни звука. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как сильно томятся и скорбят эти люди, но, стоило их ртам раскрыться, единственное, что вырывалось, это безмолвная тишина. Чимин прикрыл глаза и отвернулся. Эти люди не были подвержены пытками, однако, они так сильно были погружены в печаль и разочарование, что это ощущалось даже на расстоянии, пронизывая душу до самой сердцевины. Чимина окутала такая жалось, что слезы ненароком застилали глаза. Рядом с поваленным дубом около самого обрыва сидел человек, очень похожий на жнецов, которых Чимин успел увидеть. Только вот ростом тот был намного выше, шире в плечах, длинные руки держали большую косу, лезвие которой было витиевато изогнуто и блестело так, что освещало весь остров, словно луна в ночном небе. Рот был сомкнут в длинную тонкую линию, а потрепанная черная повязка застилала глаза. Голова плавно поворачивалась влево-вправо, в миг вычисляя окружающие звуки, а коса изредка приходила в движение, отгоняя особенно любопытных и строптивых от берега дальше, в глубь острова. — Сосредоточься, — сказал жнец, не отрывая взгляда от реки. — Твои эмоции сейчас должны быть основаны только на искомом. Иначе ты погрязнешь в чужих страданиях и не сможешь найти то, что ищешь. Чимин яростно смахнул соленые капли и пустил все свои силы на то, чтобы представить перед глазами образ своего мужа. Он ненавидел себя за то, что так быстро поддался. Он только в самом начале пути, а уже не может контролировать себя. Второй остров, встретившийся на пути, казалось, вечность спустя, был намного больше первого и не имел ни конца, ни края. Повсюду главенствовали ураганные бури и ветры, и Чимин поежился, обхватив себя руками от окутывающего его пронзающего холода. Пыль и грязь поднимались высоко в высь, отчего невозможно было разглядеть происходящее. Но Чимин прищурился, всматриваясь внимательнее, и перед его взором предстало огромное чудовище. Его рога, представляющие из себя полноценные костные отростки, украшали голову; твердый и мощный лоб чуть выступал вперед; глаза горели янтарным блеском; изогнутые клыки выпирали изо рта при малейшей ухмылке демона; дыхание отдавало зловонием; тело, огромное и несокрушимое, было словно оттесано из твердого камня, усеянное жилами и витиеватыми красными бороздами; ноги, словно столбы, твердо стояли на земле; длинный хвост, на конце которого шипела и извивалась голова опасной и ядовитой змеи, обвивался вокруг торса и ног, оплетая чудовище полностью; руки, огромные и с длинными когтями, приходили в движение каждый раз, когда демон изощрялся над очередной душой. Чимину удалось разглядеть людей, которые с мучительными криками падали наземь, их тела прокручивались и изгибались под неестественными углами, руки и ноги сплетались витиеватыми узлами, ломаясь от неизведанной силы и обнажая кости, окропленные черной пенящейся кровью. Запах стоял такой, что невозможно было дышать, а истязающие душу крики не могли оставить равнодушным даже самого холодного и расчётливого человека. Демон повернулся в сторону реки, бросая взгляд на шлюпку, в которой проплывал Чимин, и злорадно ухмыльнулся, обнажая огромные белые клыки, протягивая длинную руку в Чиминову сторону. Хвост-змея тут же пришел в движение, следуя за ладонью хозяина, шипя и плюясь ядом, но дотянуться не имел возможности. Чимин отвернулся и зажмурился, вновь пытаясь сосредоточиться на необходимом ему сейчас образе Чонгука. Следующее, что услышал Чимин после страшных криков мучеников, был волчий вой. Огромный и черный, со светящимися в темноте глазами трехголовый пес бросился на окраину своих владений и принялся гортанно завывать, оскалив зубы всех своих трех пастей, с которых рекой стекала кислотная слюна, капая на землю, оставляя после себя зияющие ды́ры. Шерсть чудовища встала дыбом, из глаз буквально сыпались искры, а вой стоял такой, словно несколько стай диких собак переполошились одновременно. Но как только пес понял, что шлюпка, проплывающая мимо, не представляет угрозы и не собирается причалить к его берегу, он развернулся и тяжелыми шагами огромных черных лап направился вглубь острова. На земле повсюду лежали тела людей, их стоны и крики перекрывали волчий вой. Кожа местами надувалась и лопалась, обнажая внутренности. Зловонный тошнотворный запах гнили витал в воздухе. Палящее солнце только больше усугубляло гниение поврежденных тел, которые набухали, как воздушные шарики, и взрывались с громким чпоком, после чего все внутренности вываливались наружу, представляя собой кроваво-черное бесформенное месиво. Трехглавая псина тут же бросалась к очередной жертве, впиваясь острыми, как лезвие, зубами в гниющую плоть, отрывая огромные куски тухлого мяса, выпуская наружу кишки и жидкости, облизываясь и сверкая глазами, капая слюной от удовлетворения. Набивая свое брюхо гниющими зловонными трупами, псина продолжала пристально следить за окружающей действительностью, рыча и брыкаясь, готовая в любой миг броситься на кого угодно, кто приблизится. Крики грешников тонули в звуках собственных всхлипов, когда пес разрывал плоть, казалось, все еще живого отчасти человека, и тот только и мог, что булькать и захлебываться собственной кровью. Дальше Чимин увидел звероподобное существо. Его морда не была похожа ни одно животное, что Пак видел при жизни. Глаза внимательно следили за всем, что происходит вокруг. Густая шерсть на лице застилала почти все черты, рот постоянно кривился в усмешке, а длинные когтистые лапы то и дело похлопывали по ногам в удовлетворении. Вокруг него толпились люди. Они кричали и ссорились, бросались друг на друга и дрались до тех пор, пока один не убивал другого, почти раздирая на куски, обнажая кости, выворачивая наружу внутренности, окропляя руки кровью. Зверь с упоением и возбуждением наблюдал за происходящим, при этом не шевелил даже пальцем, но азарт и желание в его глазах говорили о том, что он испытывает огромное удовольствие от простого наблюдения, как глупые душонки истязают друг друга. Следующий страж вызвал у Чимина недоумение. Он предстал обычным человеком, высокого роста, облаченный в богатые блестящие доспехи. Весь его вид и аура вызывали восхищение и уважение. Но Чимин закрыл нос рукой, когда ощутил неприятный запах запекшейся крови. Все тело стража с головы до пят было проткнуто острыми, как пика, стрелами. Наконечники их потемнели и запеклись темной кровью, а раны продолжали сочиться красной жидкостью, словно стрела пронзила плоть буквально недавно. Вокруг стража шла ожесточенная борьба. Грешники, попавшие сюда, истончали злость и праведный гнев, они бросались друг на друга без всякого разбору, кричали, сражались, резали, кромсали, рубили друг друга до смерти, окруженные болотистым илом, который тут же затягивал поверженного в свои недра. Вопли павших разносились на несколько миль вокруг, утягиваемые болотной трясиной, после чего оставляя лишь булькающие пузыри на поверхности. Высокие каменные стены предстали перед глазами Чимина, на вершинах которых сидели странные существа. Тело полностью олицетворяло человеческое женское, изящное и хрупкое, однако на голове вместо волос извивались сотни тонких шипящих змей, поблескивая желтыми глазами, зорко рассматривающие окрестности внизу, крылья за спиной женщин были настолько огромными, что, казалось, могли накрыть половину острова, когти на ногах и руках были длинными и острыми, как обоюдоострые кинжалы, готовые разорвать в клочья. Лицо искажалось от гнева, перекошенное и ужасное, обнажая зубы в несколько рядов, и блестящие глаза. Женщины бросались вниз с отвесных стен, хватая и разрывая когтями и зубами людей, при этом истошно вопя. Тела рассыпались в прах, оставляя после себя лишь жалкое подобие призрачной души, которая продолжала скитаться возле несокрушимых стен, завывая и стеная. Следующим стражем перед взором предстал огромный человекоподобный монстр с бычьей головой. Его рога, казалось, готовы были пронзить небо над головой, красные глаза светились в темноте, из носа вырывалось жгучее, тяжелое дыхание, оседая клубами пара в воздухе, мощное и непобедимое тело представляло собой несокрушимую скалу, ноги и руки венчались копытами, хвост то и дело хлестал грешников, которые оказывались слишком близко. По одну сторону от чудовища простирался бездонный ров, заполненный раскаленной красной жидкостью, в которой варились, кипели и вопили грешники. Их кожа покрывалась пузырями и лопалась с истошным шипением, сползая и обнажая мышцы и сухожилия, после оставляя только обуглившие кости, которые тонули под своей тяжестью в реках крови. Тех, кто осмеливался выбраться на поверхность, пронзали меткие стрелы стоящих на краю обрыва странных существ: полуконей-полулюдей. Крики и вопли сопровождали это место, и никто не мог укрыться от подобной участи. По другую сторону простирался непроходимый темный лес. Деревья в нем росли так густо и плотно, что не было видно ни конца, ни края этому чернеющему источнику растительности. Однако ни листвы, ни травы, ни цветов в этом лесу не было, только густые, скрученные меж собой, черные ветви. — Нам сюда, — сказал вдруг жнец, и Чимин вскрикнул, вздрагивая от чужого голоса. Он так сильно проникся всеми ужасами, криками отчаяния и боли грешников, которых встретил на своем пути, что почти забыл о том, зачем вообще пришел сюда. Единственным желанием было покинуть это место. Сбежать подальше в свой уютный и прекрасный мир и остаться там до скончания веков, забыв о тех страшных кошмарах, что удалось здесь повидать. — Идем, — сказал Эрик и уверенно, даже с какой-то излишней решительностью поднялся со своего места, шагая на землю, обугленную и мертвую, сразу же после того, как лодка причалила к берегу. Тошнотворный запах горящей плоти захватил в тиски горло, а крики наполняли пространство. Чимину хотелось на время оглохнуть, лишиться всех органов чувств, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать весь ужас этого места. Эрик шел рядом. Его лицо явно выражало весь спектр эмоций, все отвращение и страх, которые он испытывал к этому месту. Но мужчина твердо и уверенно следовал за жнецом, поглядывая в сторону Чимина, чтобы тот не отставал от них. Чимин был странно удивлен. Он и подумать не мог, что Эрик проявит такие решительность и смелость, спустившись с ним в чужие владения, и уж тем более сопровождая на всем предстоящем пути. Эрик мог бы доставить Чимина и оставить на попечение жнеца, он был вовсе не обязан находиться здесь. Мужчина совершенно не вписывался в окружающую его обстановку. Он не принадлежал этому месту. Однако продолжал твердо ступать по черной земле, продвигаясь вперед, словно не меньше самого Пака хотел найти Чонгука. Это показалось Чимину странным. Эрик вел себя несвойственно тому, каким Чимин привык его видеть. Из очередных размышлений Чимина вырвал пронзающий душу до самых костей стон боли, когда мужчины вместе со жнецом приблизились к яме с грешниками. Чимина охватил приступ тошноты. Он зажмурился, не желая даже представлять то, что происходит внизу. От одного только вида на внушающего страх и ужас стража этого места, на человекообразных чудовищ с огромными острыми стрелами молодого человека бросало в жар. Чимин застыл на месте, пошатнувшись. Он не мог идти дальше. Ноги словно вросли в обуглившуюся землю, не желая двигаться. Тошнотворный комок перекрыл трахею, не позволяя дышать. Глаза слезились от смрада и копоти. Уши закладывало от непрекращающихся воплей. Сердце стучало так сильно, что причиняло боль. — Мы должны продолжать путь, если, конечно, ты действительно хочешь найти то, за чем при́был сюда. Чимин услышал ровный и даже слегка насмешливый голос жнеца. Пак открыл глаза и вздрогнул. Несколько пар краснеющих огоньков смотрели на него с неприкрытым интересом, будто в ожидании чего-то. Рядом также напрягся и застыл Эрик. Чудовища, только что сосредоточенные на истязании грешных душ, пронзая их своими меткими стрелами, устремили взгляд на чужаков. — Они знают, что вы не принадлежите их миру, но это не значит, что никто из них не попытается это исправить, — жнец с интересом наблюдал за, казалось бы, превратившимися в статуи мужчинами. Те продолжали смотреть на кентавров, а чудовища изучали новоприбывших с холодным и расчетливым интересом, отсвечивая кровяными глазами в темноте. — Сосредоточься на том, что ты ищешь, — жнец приблизился к Чимину, слегка ткнув его своим посохом в лоб. Молодой человек вздрогнул и отвел взгляд от чудовищ, которые тут же потеряли к нему всяческий интерес, вновь взявшись за оружие. — Энергия твоей родственной души стала слишком слабой. Я почти ее не ощущаю. Если ты не возьмешь себя в руки и не сосредоточишься, я не смогу найти то, что тебе нужно. Твои мысли буквально не здесь, — сказал жнец, постепенно начиная ощущать скуку и разочарование. В самом начале их пути он понял, что душа этого не́когда человечишки сильна. Настолько сильна, что буквально искрится энергией. Как собственной, так и той, что она так отчаянно пыталась найти. Нити, связывающие обе души, тянулись на множество миль, яркие и прочные, что позволяло беспрепятственно следовать проложенному пути. Но сейчас с каждым шагом эти ниточки гасли, мерцали и исчезали на глазах. Жнец не ощущал чужой энергии, которая буквально оставила свой собственный отпечаток на душе этого парня. — Потому что думаю о другом, — прохрипел Чимин, вновь зажмуриваясь в попытке настроиться на нужный лад. Но все мысли занимало это страшное и жуткое место. И Эрик. Еще в своем мире Чимин чувствовал, что что-то не так. Что-то происходит. Что-то странное и непонятное. Спустившись сюда, Пак ощутил это с новой силой. С каждым пройденным шагом он чувствовал, как Эрик буквально меняется на глазах. Привычные мудрость и спокойствие, расчетливость и проницательность, холодность и безразличие мужчины, присущие ему при жизни, исчезли. Эрик словно стал другим человеком. После того как сообщил о смерти Чонгука, мужчина был сам не свой. Поза его была напряженной, руки то и дело вздрагивали, плечи сковало судорогой, каждая мышца, каждая жилка отчетливо проявлялись даже сквозь слои белых одежд. А в ясных глазах застыли такие ужас и страх, покрывая радужку стеклянной пеленой, что Чимина бросало в дрожь. Почему? Почему Эрик ведет себя так странно? — Мы должны идти, Чимин. Давай. Он где-то там, — Эрик встрепенулся, осознавая, что слишком долго стоит на месте, пялясь на ужасную мешанину темной киновари, желтой, местами обугленной кожи, тлеющих костей и оранжевой обжигающей лавы, что витиеватыми волнами накрывала очередного грешника. Эрик понятия не имел об этом месте. Оно не входило в сферу его знаний. Потому он не знал, где именно может находиться Чонгук, полностью полагаясь на связь с ним Чимина и их проводника. Но Эрик не хотел даже думать о том, что Чонгук может оказаться где-то… там. Леденящий ужас сковывал его бессмертную душу, когда он смотрел на разверзнувшуюся перед собой пропасть, сжимая руку на плече Чимина сильнее, даже не замечая этого, чтобы хоть как-то удержаться на ногах. Стук собственного сердца оглушал Эрика. Он был готов наплевать на все правила, броситься вперед на растерзание кентаврам, стражу, кому угодно, лишь бы вытащить Чонгука из этого страшного места. Чимин подавился воздухом, когда рука Эрика коснулась его плеча. Он вдруг отчетливо ощутил все, что, по-видимому, испытывает сейчас Эрик. Невесть откуда взявшееся чувство дэжавю рассеивалось, уступая место осознанию. Перед глазами со скоростью света пронеслись картинки из прежней жизни, такие родные и знакомые, и Пак было подумал, что Эрик поспособствовал возобновлению его связи с Чонгуком, потому как такой любви, ласки и заботы Чимин не чувствовал больше ни к кому, кроме… Знакомое лицо пронеслось перед глазами, и Чимин схватился за грудь в области сердца. Он не мог поверить в то, что это реально, не мог поверить в то, что видит. Он зацепился за образ, и тот остановился в безумном водовороте воспоминаний, отражаясь четко и ясно: среднего роста парень, с темными, почти черными, волосами, ниспадающая на лоб челка, широкие брови, карие глаза, яркая улыбка на розовых губах, открывающая ряд белоснежных зубов, развернутые плечи, подтянутый торс, стройные ноги. Парень от души рассмеялся, откидывая назад голову, и этот звук наполнил душу Чимина щемящей болью. Не приглядываясь и не зная наверняка, Пак мог бы сказать, что он воочию увидел Чонгука. Но озорной блеск карих глаз, дерзкая улыбка и слово, которое парень постоянно произносил с радостью, почти выбили из Пака дух: — Чимин-хён! Ты снова проиграл мне! Хён! Хён! Хён! Чонхён… Стоило Чимину мысленно произнести имя младшего брата Чонгука, как образы пропали, вновь возвращая его в реальность. Эрик снял руку с его плеча и неуверенно посмотрел на него: — Ты в порядке? Чимин не знал, что ответить. Он был так потрясен, что не мог мыслить слаженно. Так вот почему он чувствовал себя так странно. Вот почему смерть Чонгука так сильно потрясла не только Чимина, но и Эрика. Вот почему он так отчаянно следовал за Паком, хотя вовсе не обязан был этого делать. — Идем, Чимин. Ну же. Мы должны идти. — Нет… — Чимин увидел, как Эрик направился в сторону рва, уверенно приближаясь почти к его краю. Пака охватил ужас, что тотчас пустил по коже табун мурашек, а щеки заставил загореться похуже адского пламени. Стоило ему понять, что Эрик ступает все ближе и ближе к краю, вновь привлекая внимание чудовищ, охраняющих это место, он бросился за ним, перехватывая поперек талии и оттаскивая назад. — Нет! Нет! Нет! — Чимин не удержался и рухнул на землю, утягивая Эрика как можно дальше от ямы. — Какого чёрта, Чимин! Чонгук где-то там! Мы должны спасти его! Не этого ли ты хотел, когда спустился сюда? Или ты попросту струсил? Хочешь все бросить? Оставить его там?! — голос Эрика с каждым словом становился громче и отчаяннее. Он рвался из хватки Чимина, пытаясь встать и вновь броситься навстречу своей погибели. — Нет! — Чимин пытался собрать мысли воедино, сказать, что Чонгука здесь нет. Несмотря на то что Чимин не чувствовал его так, как в самом начале пребывания здесь, все же связь не давала ему полностью потерять нить, удерживающую его с мужем, потому Чимин точно знал, что в этом страшном месте, окруженным огнем и болью, Чонгука точно нет. И если он потеряет здесь Эрика, то просто не сможет смириться с этим. Он не может потерять его снова! — Чонгука здесь нет, слышишь! Чонхён, слушай меня, Чонгука здесь нет! — Чимин выкрикнул имя, которое давно вертелось на языке, и мужчина, вырывающийся из его рук, тут же замер. — Чонхён, — Чимин вновь повторил имя своего на́званного брата, уже более уверенно и четко, — Чонгука здесь нет. Слышишь, малыш, его здесь нет. Чимин развернул наставника лицом к себе и ахнул. На него смотрел не взрослый мужчина, а молодой парень. Чонхён выглядел так же, каким Чимин видел его в последний раз. Только вот взгляд стал более осознанным и взрослым. Чимин обхватил руками родное лицо и повторил снова: — Твой брат не здесь, Чонхён. Но мы найдем его. Я тебе обещаю. Чонхён затрясся всем телом, тут же бросаясь в объятия своего старшего, разражаясь рыданиями. Чимин гладил его по голове и спине, а Чонхён проклинал себя за то, что не смог удержать себя в руках. Чимин понял. Он знает, кто он на самом деле. Слезы не хотели высыхать, продолжая проливаться из глаз тонкими солеными дорожками. Объятия хёна так сильно сковывали, но одновременно расслабляли. Чонхён так устал. Он устал выдавать себя перед Чимином тем, кем он не являлся. А сейчас просто сдался, отдавшись на милость собственным страхам и эмоциям. — Если вы собираетесь и дальше сидеть здесь, у меня есть работа намного важнее, чем наблюдать за воссоединением давних родственников. Чимин вздрогнул, услышав голос жнеца. Он так сильно сосредоточился на себе самом, а после на Чонхёне, был так сильно напуган этим местом и потрясен тем, что Эрик оказался не тем, за кого себя выдавал, что совсем забыл о том, что рядом находится посторонний. — Идем, — Чимин поднял Чонхёна с земли, утирая одной рукой его слезы с лица. — Мы должны идти дальше. Трое путников приблизились к черному лесу, и Чимин глубоко вздохнул. — Ну что, чувствуешь что-нибудь? — спросил он жнеца, который всматривался в непроглядную темноту. — Вообще-то, почти ничего, — сказал жнец, протягивая руку в сторону небольшой тропы, единственной, которая вела вглубь леса. — Иди. Чимин двинулся было вперед, и Чонхён тут же последовал за ним, но стоящий на его пути жнец преградил дорогу, уткнув свой посох парню в грудь, пропуская одного лишь Чимина. — Эй, какого чёрта?! — развернувшись, Пак увидел, что Чонхёна не пропускают. — Он останется здесь. — Чёрта с два! — почти выплюнул Чимин, возвращаясь было в сторону Чонхёна, но тут другой конец посоха уткнулся ему в грудь. — Пошел к дьяволу! — выругался он в сторону жнеца, пытаясь отбросить посох от себя. Безрезультатно. Палка, казалось бы, на вид обычная, остро упиралась в грудь, почти обжигая. Чимин мог бы поклясться, что еще чуть-чуть и она прожжет в нем зияющую дыру. — С радостью, не пришлось бы с вами здесь возиться, — протянул жнец с привычной ему скукой в голосе. — Он пойдет со мной, — твердо сказал Чимин, кивая головой в сторону Чонхёна. — Пойми, — жнец повернулся в сторону Пака, — связь с твоей родственной душой почти ослабла, когда ты понял, что этот человек твой родственник. Все твои силы были пущены на это. Если сейчас мы возьмем его с собой, ты не сможешь переключиться, твои мысли будут рассредоточены, связь не восстановится, и я не смогу найти то, что ты ищешь. Конечно, вы можете попытать счастье в Темном Лесу самостоятельно, но вряд ли вы сможете выбраться оттуда. Адские гончие попросту разорвут вас на части, как только учуют запах свежей души, гарпии будут гнать вас по всему лесу, осыпая перьями в виде обоюдоострых кинжалов. Даже если вам удастся укрыться, вы не продержитесь долго. Этот лес воплощает самые жуткие и самые болезненные образы, которые только можно представить. Вы попросту сойдете с ума, потеряв возможность различать реальность от иллюзии. Если вы предпочитаете такую участь, что ж, я не стану препятствовать, — жнец пожал плечами и убрал посох, отойдя на пару шагов, опираясь на него руками. — Чонхён, — Чимин тут же бросился к младшему и схватил его за руки, — мы справимся. Мы можем пойти вдвоем. Только ты и я. Вместе мы найдем Чонгука. Он нам не нужен, — Пак мимолетно кивнул в сторону жнеца, тот только фыркнул. — Мы зашли уже так далеко. Чонхён улыбнулся, сжал руки хёна, но после отпустил и подтолкнул его в сторону леса. — Ты должен идти. — Что? Но… — Ты должен, Чимин-хён. Я буду мешать, если пойду с тобой. Сосредоточившись на моей безопасности, ты не будешь способен найти моего брата. Я останусь здесь. Не беспокойся обо мне. Найди Чонгук-хёна. Найди моего брата. Прошу тебя. Чимин попытался протянуть руку в сторону младшего, но в последний момент передумал и просто кивнул. Он действительно не сможет думать о Чонгуке, постоянно присматривая за Чонхёном. — Ты готов? — жнец подошел ближе и указал в сторону тропы. — Да, — Чимин бросил последний взгляд на Чонхёна, но теперь тот уже не выглядел собой. Чуть вдали от них снова стоял Эрик. — Пошли. Когда Чимин оказался в лесу, он воочию увидел то, о чем говорил жнец. Не успел Пак и глазом моргнуть, как заметил стремительно приближающуюся к ним фигуру. Она бежала так быстро, что Чимин испугался перспективы быть сбитым с ног. Когда фигура оказалась в поле видимости, прищурившись в темноте, Чимин разглядел в ней человека. Волосы его были спутаны и черны́, лицо серое, местами запятнанное грязью, на открытых местами руках, ребрах, видневшихся из-под разорванной ткани, алела кровь, кое-где уже запекшаяся и темная. Дыхание человека сбилось, он остановился, наклонив корпус вперед, опираясь ладонями о собственные колени. Когда Чимин инстинктивно собирался двинуться навстречу, жнец остановил его посохом. — Не приближайся. Чимин открыл было рот, собираясь сказать, что этому человеку нужна помощь, но звук, готовый вырваться изо рта, перебил оглушительный вой. Буквально через мгновение огромный черный монстр выскочил из густого подлеска и яростно набросился на только что, казалось бы, переведшего дух человека. Тот упал наземь, пытаясь отползти от чудовища, но тщетно. Животное набросилось на него, раздирая острыми, как бритва, когтями тряпьё, обнажая тело, сдирая кожу, словно скальп. Даже в темноте Чимин увидел, как глубокие зияющие раны, густо сочащиеся темной бордовой кровью, появляются на груди, животе и бедрах. Человек истошно завопил, и Пак прикрыл уши руками, но все равно не смог избавиться от звука чужих воплей. Монстр рвал тело на части, вонзая зубы в податливую мягкую плоть, причмокивая и грозно рыча, его глаза светились янтарем, буквально роняя искры на землю. Вдруг животное резко замерло и подняло свою окровавленную морду. Чимин разглядел в этой морде что-то среднее между собакой и огромным диким волком. Псина ощетинилась и зарычала в сторону Чимина, готовая, казалось, броситься на него, но жнец сделал шаг вперед, выставив посох. — Прочь, — спокойно сказал он, и псина, фыркнув, тут же вернула все свое внимание к добыче. Человек уже не подавал признаков жизни. Всё, что от него осталось, — это разорванные куски кровавого мяса, разбросанные местами кишки и лужи крови, окропляющие мертвую землю. Чимин почувствовал тошнотворный позыв и не удержался, прикрывая губы рукой. Он бросился в ближайшие кусты, и его тут же вытошнило от представления всех тех ужасов, что он успел увидеть здесь. — Идем. Мы не должны долго задерживаться на одном месте. Иначе твой разум начнет поддаваться призывам этой части острова, и тебе будет трудно осознать даже собственное существование. Чимин закивал, но, казалось, больше на автомате. Во рту до сих пор стоял ужасный привкус тошноты, а в носу запах крови. Он сделал пару глубоких вдохов и направился вслед за жнецом. Чимину казалось, что прошла вечность с тех пор, как они увидели перед собой небольшой открытый участок, который совершенно не вписывался в непроходимость черного леса. Чимин ахнул от удивления. Дом был точной копией того, в котором они жили вместе с Чонгуком. По дороге сюда Пак увидел еще много ужасных вещей, встретил множество существ и душ. Некоторые просто бродили без дела, слоняясь меж деревьев, другие убегали и прятались, не желая быть растерзанными монстрами, что населяли это место. — Ты чувствуешь его? — спросил жнец, остановившись чуть поодаль от дома. — Да, — Чимин прикрыл глаза. Прошло какое-то время, прежде чем Чимин смог вновь ощутить крепкую связь с Чонгуком, ослабшую из-за Чонхёна. И сейчас он чувствовал своего мужа, как никогда, отчетливо. И содрогнулся. Чонгук был напуган, растерян и… зол. Боже, младший чувствовал такие злость и разочарование, такие беспомощность и бессилие, что все внутри сворачивалось жгутом. — Ты можешь попытаться, — жнец вновь оперся на свой посох руками, впервые за все время говоря с Чимином серьезно, призывая обратить на себя все внимание, — попытаться поговорить с ним. Но уверяю тебя, сто́ит тебе войти туда, — он кивнул в сторону дома, — как все твои надежды рассыпятся в прах. Твой муж не сможет узнать тебя, он не понимает того, что умер, не понимает, что это за место на самом деле. Это и есть его персональный ад: жить в страхе и злости изо дня в день, в одиночестве, не имея возможности узреть и принять реальность. У тебя будет шанс попытаться образумить его, извиниться за все, за что не успел, проститься, но, поверь мне, это не поможет. Даже твоя любовь, за которую ты так отчаянно цепляешься, не спасет положения. Это место не знает пощады. Это место не знает любви. Это место не знает прощения. Это место знает только боль. Каждое слово вонзало острый кинжал в кровоточащее сердце Чимина, но он не хотел верить словам жнеца. Чимин сможет вернуть Чонгука, в каком бы состоянии тот не прибывал. У него получится. Всегда получалось. — Если ты пробудешь там более десяти минут, то начнешь сходить с ума, — предупредил жнец, как только Пак собирался было направиться в сторону дома. — Его реальность станет твоей реальностью. Если ты так же, как и он, потеряешь рассудок, никто не сможет тебе помочь. Ты навсегда останешься здесь, со своим мужем, только уже в качестве искалеченной и больной души, которая так же не сможет узнать его, как и он тебя. Чимин замер на мгновение, обернувшись ко жнецу. Тот продолжал стоять в той же позе, в которой и был. — Я буду ждать тебя здесь. Чимин только кивнул и пошел по направлению к крыльцу. Каждый шаг был таким тяжелым, дыхание учащалось с каждой секундой, а в глазах нарастала пелена страха. Чимин медленно поднялся на крыльцо и протянул руку к дверной ручке. В который раз он зажмурился и глубоко задышал. Перед глазами возник светлый и любимый образ мужа. Его чуть волнистые волосы, мягкая улыбка, карие глаза, светлая кожа, приятный смех. Губы, которые всегда хотелось целовать, руки, что обнимали Чимина, тело, что так отчаянно и чувственно откликалось на каждое прикосновение старшего. Голос, который был самым приятным звуком для Пака. Чимин открыл глаза, решительно взялся за ручку, толкнул дверь и вошел внутрь. Он прошел такой путь и не собирался сдаваться сейчас. Он вытащит Чонгука отсюда во что бы то ни стало. И даже грёбаный Ад не сможет ему помешать.