***
«Не ходи чародейской тропой». Так говорят на Кринне или в Энии? Может, на Ксентароне? Гил не помнит, у него вообще в голове каша, некому было предупредить, насколько это болезненно, страшно будет — так далеко по Реке времени до него уходил только Рейстлин. Не вернувшийся Рейстлин... Наверное, поговорка предостерегала именно от этого. И ведь была жизнь и кроме мага! Только все равно все с его уходом потемнело, потускнело. Потребовалось время, чтобы прийти в себя, вспомнить все, понять, что он должен делать. И в самом деле, для него давно поздно прислушиваться к предостережениям! Ничего бы не вышло, если бы не Даламар. Конклав отказал бы, посмеялся, а то и вовсе его слушать не стал... Даламар же угрожал, увещевал, живописал — и маги содрогнулись. Маги в полной мере поняли, что собирается сделать Рейстлин, и... помогли дракону. Назад Маджере теперь не вернуться — станет или убийцей или жертвой, боги магии и те против него ополчились: не спрятаться, не укрыться. Неважно! Гилтиас его все равно больше отпускать не собирается. Потребовалось время и на то, чтобы найти его следы в этом времени, в этом жутком мире с дикими нравами, с неприрученными стихиями. И сейчас под ногами дракона расстилается настоящая чародейская тропа — едва заметная, она кратчайшим путем ведет в самую чащу. «Не ходи, не ходи, не ходи...» Поздно! Этот дом не похож ни на один другой, он вообще ни на что не похож, кроме самой чащобы, в которой прячется, Гил едва мимо не проходит, хоть и искал, и замечает только краем глаза, спотыкаясь вдруг от взгляда в спину. И кажется дракону, когда он поворачивается, что бросятся сразу в глаза все отличия, что страшно станет от того, как далеко он зашел за тем, кто ему теперь чужим покажется, да вот только не кажется, это все он — золото глаз, сталь тяжелых, отросших волос, белизна с силой сжавшихся на посохе пальцев... Гил идет медленно, ждет слова, жеста, может, улыбки или гримасы недовольства, но Рейстлин стоит молча, высоко держит упрямый подбородок, и первые слова достаются гостю. — Я устал ждать. Маг смотрит, не отрываясь, но молчит, молчит упрямо, Гил готов заорать на него, встряхнуть, что угодно сделать, лишь бы заставить хоть как-то отреагировать, но маг все же сам разнимает губы. — Я наконец свихнулся или это правда ты?***
Стоило бы ждать холодности, суровой отповеди — «Зачем следом полез?!», и Гил ждет, напряженно ждет, но не получает ни того, ни другого. — Да ты это или нет? — взрывается он, наконец — уже в странном, темном домишке. — Ты будешь на меня орать, доказывать, почему я не прав, что пошел следом?! — Не буду, — Рейстлин касается осторожно его пальцев своими, ведет ими по ладони, будто до сих пор поверить не может в присутствие. — Я эгоист... Ты здесь — так дай мне порадоваться, хоть немного. — Почему немного? — от взгляда мага озноб бежит по шее. Тот отвечать отказывается, и неловко отчасти, но все равно крепко сгребает в охапку. На какое-то время все становится неважным, кроме торопливого чужого пульса под пальцами, кроме того, что все-таки — вместе снова... А солнце — будет! Но утром оказывается, что нескоро. — Гил... Отсюда — только через Бездну. Слишком далеко во времени, иначе никак. — Да ты же просто своих планов не оставил! — Иди сюда, — маг отдергивает пыльную занавесь с кривой этажерки. — Сам разберешься, что это? Рейстлин уходит, а Гилтиас смотрит с недоумением. Ну, какие-то артефакты... Сложные, разные по конструкции, по компонентам — камень, металл, дерево, даже удивительные самоцветы, где только взял?! Дракон берет один в руку и понимает сразу — магия времени имеет свою ауру и особенности, — но поверить не может. Артефактов десятки... Один, второй, третий, двадцать третий... Токи маги вокруг каждого не оставляют иных толкований. Маг ждет снаружи, облокотившись на останки ветхого забора. — Столько раз ты... пробовал вернуться? — Больше. Не все уцелели, — Рейстлин улыбается чаще — зло, устало, та скалится уродливыми мертвыми ветками в ответ, и Гилтиас представляет себе эту жизнь, эту ошибку и отчаянье, десятки оборвавшихся надежд, и ужасается так, что внутри все мерзнет. — Послушай... — медленно говорит маг. — Я не хочу вести тебя туда. — Останемся здесь? Рейстлин отшатывается, принимает за издевку, глаза темнеют. — Я ведь серьезно, Рейст! Не верит. А потом тоже ужасается, но думает, кажется, и наконец, качает головой уже с видимым сожалением. — Это мертвый мир... Прошлое, понимаешь? В какой-то мере мы заперты в склепе. Долго тут не прожить. Ты, думаю, заметишь не так скоро, но я... Я уже чувствую. Только теперь Гил замечает, что к кашлю мага прилагается теперь и забрызганный алым и бурым платок в рукаве. И Рейстлин не спорит, когда тот говорит твердо, почти зло, только в плечо драконье утыкается лбом. — Значит, пойдем через Бездну, — говорит Гил.***
Раньше умирать было не страшно, раньше он всегда был готов к этому... Теперь небытие страшит, смрадным дыханием отвращает, и жить хочется, магии... Рейстлин ловит себя на удивительной, крамольной, дарующей, пусть поздно, но удивительную свободу, мысли: да хоть бы и без магии, просто жить, дышать, любить себе позволить, наконец — о Паладайн, Реоркс, Луни, да кто угодно, пожалуйста, боги — как же хочется! Рейстлин встает из последних сил, чтобы осмотреться. Хозяйка повержена. Бездны больше нет, а ничто, в которое она стремительно превращается, грозит пожрать и его, и Гила, выведенного из строя еще до финальной стадии боя. Даже не ранен, кажется, просто оглушен. Это — хорошая новость, остальные плохие. План пошел крахом, не появилось свободного места в пантеоне с гибелью Всебесцветной, кто знает, отчего? Все меньше последний остающийся еще под ними островок пепла и копоти, и сил уже нет, и посох сломан... Не поверженная уже противница, а слабость роняет снова мага на колени, не мертвая Такхизис заставляет его согнуться беспомощно, а кровавый кашель. Крови столько, что Рейстлина от одного вида мутит еще больше. Дрожащая рука, почти не гнущиеся от слабости пальцы торопливо вырисовывают в мокрой золе нужную последовательность рун. — Гил! — его шепот едва слышен, горло сорвано чарами, изъязвлено собственной кровью, а может, и желчью. Маг встряхивает дракона и сам едва на него не падает; прижимается к груди и шепчет безнадежно: — Гилтиас, гнома тебе в седло... Очнись! Неясно, что срабатывает, угроза или попытка магией привести в себя, но тот вздрагивает, открывает глаза, тут же изумленно округляющиеся от того, во что превращается пожирающая саму себя Бездна. — Что слу... Что это?! — Портал откроется — иди... — Тебя сначала выпихну! Рейст! Ты?.. — Жив еще, жив! — хрипит маг торопливо. — Портал... Живо! Над Восточной грядой в Энии занимается рассвет. Гилтиас вскакивает с каменной площадки. на которую их выбрасывает, хватается за голову, хохочет, а Рейстлин криво улыбается, пытаясь сесть, и заходится снова кашлем своим жутким, булькающим. Дракон падает рядом торопливо — успели! Оба! И закрыть за собой портал удалось. Только бы... — Рейст, что с тобой? Что мне сделать? — Смотри, Гил... Позади тебя, — маг улыбается легко, хотя говорит еле слышно. — Солнце. Дракон едва не всхлипывает, оборачивается, но смотрит на прекрасный рассвет недолго — яркие лучи режут глаза, да и маг ведь... Когда Гилтиас оборачивается снова, Рейстлин мечтательно, не щурясь и не дыша, смотрит на долгожданное солнце пустыми, неподвижными глазами.