***
Гилтиас полгода обхаживал нелюдимого музыканта, ушедшего в запой. Книжно-научный. Так обхаживал, сяк обхаживал, с утра до ночи захаживал и так допек, что Рейстлину было проще согласиться снять трейлер с кирпичных подпорок, починить (черный маг, ржал потом Гилтиас, когда музыкант вылез из-под днища) и отправиться с Гилом играть... что он там кстати поет? Рок? Классический пианист трагично вздыхал, но синтезатор мог все. А Даламар вообще счастлив был. Правда, то, что он отправился с ними, выяснилось только через несколько заправок, когда он вылез и спросил — кормить будут?***
— Кстати, про установку, — Даламар посмотрел очень честными глазами. Рейст и Гил переглянулись. — Сколько? Барабанная установка Даламара была хороша настолько, что на поддержание ее в работоспособном состоянии порой не хватало того, что платили за концерт. Жрать иногда хотелось даже Рейсту. Зачем им в принципе Даламар, оба понимали весьма смутно, но без него себя уже не представляли. ... — В смысле вы не придумали названия? Вы в своем уме? Название — половина дела! Ща, я набросаю варианты... ... — Гил, ты смотришь вообще, что подписываешь? Этот бар собирается заставить вас выступить за еду! ... — Рейст, ты ел сегодня? Мало ли что нечего... На. У меня батончик завалялся. — Эй, а мне ничего не завалялось? — А ты и так лось, потерпишь...***
Сначала Даламар перенес через лужи установку. Потом синтезатор. Потом, пока Гил все это монтировал, Рейстлина, на плече (ибо лужи). ...А потом ушел в загул. А дождь лил. А до трейлера было далеко. Наблюдать до утра мрачного Маджере Гилу быстро разонравилось. Пришлось проверять стенки дешевого номера (чулан стоил всего ничего) на звукоизоляцию... Сначала не стонать пытался «маг» (от уроненного ведра... От ушибленного локтя... От действий «Дракона»). Потом бурчал желудком Гил.***
Гил мрачно наблюдал, как к его Маджере клеится какая-то развязная блондинка. Даламар мрачно наблюдал, как к его шалафи клеится роскошная блондинка. Рейстлин мрачно наблюдал, как крашенная курица постукивает когтями по его синтезатору... недолго.***
Поутру Рейст и Гил были даже похожи — потому что помятые оба и сумрачные. — Вы раздолбали стойку в баре. — Ммм... — отозвался Гил, потирая висок. Ну и что это было за пойло?! Сразу же было видно, дрянное место... Хотя было весело. Ну, то что Гил помнил. — Счет я вам покажу, когда отойдете. — Ага... — скривился Рейстлин, обычно придерживающийся меры... Что-то вчера пошло не так. — Я вчера все оборудование сам перетаскал! А вас уводить пришлось трижды! Надо было с Рейста начинать, он хоть заснул тут мирно в уголочке, а Гил, пока я его пытался сюда довести, обратно вернулся! — Угу, — покаянно вздохнули уже хором, лишь бы отделаться, и Даламар насупился. Совести, совести у них нет! — А еще вас застукали в подсобке! Хотели у себя там на стене фото повесить! — помятый полароид заставил обоих нервно вздрогнуть. — Ты забрал? — Кто ж еще... — Вот и умничка, — Гилтиас стремительным движением отобрал фото, хихикнул, взглянув мельком, и засунул в задний карман джинсов. — Эй, но... — Что, себе хотел оставить? — отмер Рейстлин. — Сегодня ты за рулем. И... поехали уже, а?***
Опять же на выступлениях надевали «наряды»... У Маджере были две мантии, у Даламара — одна, и он жутко завидовал. Но красный ему не шел. Зато Рейстлина регулярно клеили, принимая как раз таки за красивую блондинку, особенно со спины и спьяну... Шторки для бяк-бяк (драконьи крылья!) регулярно возвращались на окна трейлера. ... Даламар как-то раз увидел нецелевое использование бяк-бяк и зарекся: отныне будет стучать! ...Размахивающий бяк-бяк Гил, сидящий... вверх-вниз сидящий... на маге... Это было слишком для нежной психики барабанщика. ... — Маг. — Ну просто настоящий волшебник... Солист и ударник вздохнули. Рейстлина только что попытались зажать в уголке, но боевое заклинание «шандарах тростью» и еще более боевое «перцем в морду»... Это было красиво.***
Обычно дорога не занимала так много времени. Но сначала пришлось менять колесо, потом закипел движок, потом их вообще остановили и долго проверяли документы (надо бы, кстати, поинтересоваться у Даламара, почему он напрягся тогда больше всех). К очередному городку по пустой трассе подъезжали глубокой ночью. Гил, откинувшись на пассажирском сиденье, дремал, Даламар давно спал сзади. Мягкие лапы сна почти неощутимы поначалу. Рейстлин тяжело моргнул, тряхнул головой и вроде бы дремота отступила. Дорогу освещали только фары трейлера, ни впереди, ни сзади — он видел в зеркале, — никого не было. Словно они были одни в целом мире. Быстрый взгляд на пассажирское... Или он был вообще один? Это было не впервые. Ощущение безграничного одиночества, пустоты и бессмысленности заполнило сначала его самого, потом разлилось вокруг — мир, уничтоженный неосторожной рукой — его рукой! — пошел трещинами, разломами, и не было никаких сил повернуть вовремя, не съехать в щерящуюся пасть одного из них... — Рейстлин! Трейлер резко вильнул, пятно света облизало обе полосы и грузовик, несущийся по встречной, осветило даже испуганное лицо водителя, в которого они едва не влетели. Показания мельком увиденного спидометра, казалось, отпечатались на сетчатке — 80 миль в час. Хоронить бы нечего было... Съехали на обочину и движок заглох сам, не дожидаясь даже поворота ключа. Гил резко утопил свой подлокотник, чтобы не мешал, и перегнулся к водительскому сиденью, Рейстлин будто брезгливо убрал от руля дрожащие руки — их Гилтиас накрыл своей, пока второй обнимал. — Тихо... Все хорошо. Слышишь меня? С нами ничего не случится, обещаю. Рейстлин рвано выдохнул, чувствуя, как отпускает паника и начинает успокаивается взбрыкнувшее от количества адреналина в крови сердце. Тьфу, дрянь. Приснится же такое. — Никогда? — Никогда. — А мы что, уже приехали? — сонно донеслось сзади.***
Маджере ненавидел ходить по магазинам. Настолько, что выйдя из трейлера, мог вернуться, растолкать Даламара и отправить за покупками его. Все, что не продуктовое, вообще им не посещалось. Даламар и Гилтиас пострадали на несколько профессионально ушитых футболок, джинсы у Рейстлина повидали, наверное, основателя фирмы, концертное покупалось по меркам и на глазок, а мантии «маг» сшил сам. Обувь тоже была. Парикмахерские — мимо. Стригся сам, редко и коротко, давно оброс сединой и не напрягался. Аптека... Наверное, только в аптеку он и мог заставить себя сунуться. Обычно все равно ходил «Эльф». Магазин игрушек, в котором маг застрял на два часа, стал стрессом и шоком для обоих его спутников. То, что он там что-то купил — ввергло в панику. Маг успокоился, перестал ходить по магазинам снова, но спал теперь с большой плюшевой каракатицей, назвал ее Такхизис и использовал вместо подушки. То, что на нее ушли все деньги, которые должны были потратиться на таблетки... Это был другой разговор.***
— Где ты взял эту дрянь? Гилтиас повернулся от окна, присел на подоконник, ухмыльнулся и затянулся покрепче. — Не будь занудой. Слова были окутаны дымом, дурманили, кружили голову. Или дело было в бьющем в окно рассвете, дарящем Гилу золотой ореол. Рейстлин попытался нахмуриться, но это мешало смотреть, смотреть жадно — на искры в спутанных, взъерошенных золотых волосах, на блики на плечах, на сильных руках. Хорошо хоть из-под задницы (одет-то в одни трусы) не сияло! — Иди сюда. Окурок поднявшийся наконец из постели Рейстлин раздавил в пепельнице, почти полную пачку со стола сбросил в мусор, не глядя, но горькое, терпкое послевкусие табака на губах Гила ему всегда нравилось. — Сигнализация из-за тебя сработает и с нас слупят еще и за это. — Я выключил, помолчи. Солнечный свет сквозь тонкие, «бамбуковые» жалюзи омывал обоих, и прямоугольник света на полу оказался теплый, почти горячий — Рейстлин почувствовал, когда оказался прижат к нему спиной. Гилтиас, светящийся, дымный, как дракон, любил его так горячо, что в груди рождались и лопались солнца, выбрасывая под веки огненные протуберанцы, что огонь бесновался, плавился в жилах. Время замерло, лишь бы не погасить на них солнечный прямоугольник, сжигающий прошлые и будущие грехи; он постепенно ушел в сторону лишь после, когда они лежали уже, переплетя пальцы, бездумно смотря в потолок, на котором тоже что-то поблескивало. — Мне иногда кажется, что так было всегда. Что ничего иного не было и быть не могло. Что это один бесконечный день, мира за стенами номера нет, никого другого нет, и... Знаешь, этого достаточно для счастья. Кто бы мог подумать. — Люблю, когда ты в таком настроении. И тебя, Рейст, черт, если б ты только знал, как я... Договорить не дал стук в дверь. — Эй, вы там? — Даламар неловко откашлялся и повернул ручку, Рейстлин вздрогнул, когда та опустилась с их стороны, но оказалось, что дверь вчера вечером они все-таки заперли — не открылась. Гилтиас тихо, торопливо приподнялся на локте и склонился над Рейстлином, приложив ему пальцы к губам. — Не отвечай, — хитро посоветовал он на ухо едва слышно. Шепот был горяч, как лучи утреннего солнца, и Рейстлин мстительно сжал зубами один палец, скользнул языком по горячей коже чувствительной подушечки. — Народ! Если мы сегодня не выдвинемся дальше, завтра нам будет нечего жрать. И негде трахаться! Ну, почти негде. Учтите, в трейлере я всегда буду рядом! — недовольно раздалось из-за двери. Вместо ответа Гилтиас, завороженно наблюдая, втолкнул пальцы поглубже в горячий рот; Рейстлин, сверкнув глазами, притянул его к себе... ... — Мы так из номера не выйдем. — А зачем нам выходить? — Гил вздохнул, взглянув на мусорку. Ну не выуживать же оттуда пачку... А не хватало-то сейчас, на самом деле, только сигареты. — Но завтра... — Какое еще завтра... Это один бесконечный день, помнишь? Завтра не наступит никогда. ... Три часа спустя Даламар принес пиццу и пиво, и дверь открыть все-таки пришлось.***
Гитару притащил Даламар с какой-то барахолки, но издаваемые ими совместно звуки быстро убедили Рейста и Гила в том, что они друг друга не подходят и несостоявшихся влюбленных разлучили. Трейлер стоял у очередной мутной дыры, все трое ждали в жилой зоне. После концерта им не заплатили, и мрачный Даламар выглядывал в окно управляющего, который вот-вот должен был появиться. Гил меланхолично настраивал гитару, периодически бренькая какие-то отрывки, Рейстлин наблюдал за процессом. В руках Гилтиаса гитара вела себя даже более или менее прилично. Сказывался подход? Рейстлин хмыкнул, мельком подумав, что ему это напоминает — их первый раз. Технически, он был вторым и после него Рейсту было стыдно — в первый он сам просто нагнул Гила над своим столом, и... Были слегка пьяны, слегка злы друг на друга и на то, что не могут договориться, как спор перетек в агрессивный поцелуй, и уж тем более как все зашло так далеко, ни один толком не понимал. Когда Гил на следующий же вечер озадачился лубрикантом, презервативами и даже каким-то техническими приблудами (второе забыли, третье — не пригодилось), было действительно... совестно. И чем дальше, тем больше. Гилтиас закусил губу, недовольный звучанием, нахмурился, и вспомнилось обоюдное смущение от первых в тот вечер, осторожных поцелуев; коснулся колков, на миллиметр, должно быть, подкручивая один — всплыли в памяти осторожные изучающие его тело руки, тогда уже Рейстлин понял, что они поменяются ролями на этот раз и должен был напрячься, но в его руки хотелось отдаваться. И не только в руки. Гил взял какой-то простенький аккорд, перебрал струны — не в мелодии еще, но в чем-то уже на нее похожем, и в памяти всплыло, каково было впервые ощутить эти пальцы в себе... Рейстлин судорожно вздохнул, оглядел спутников — Даламар не обратил внимания, а Гил поднял глаза и подмигнул, почти сразу снова полностью возвращая внимание гитаре. Из той, как все трое знали уже по опыту, торчали мелкие неприятные занозы, но наждак немного поправил дело, и Гил провел по грифу вперед-назад с удовлетворением. Рейстлин заерзал: тем же вечером, уже после поцелуев, пальцев, лубриканта, этой же ладонью... Такое похожее движение! — Ну наконец-то! — воскликнул радостно Даламар и выскочил из трейлера, заставив выпавшего из реальности Рейстлина вздрогнуть. — Тебе помочь? — А?.. — О, прости, или ты хотел просто руку в штаны запустить и разобраться сам? — Гилтиас отложил гитару, хитро ухмыльнулся и встал между коленями подобравшегося Рейстлина, положив руки на его ремень. — Ждал, пока ты... ну, закончишь. Черт, да неужели заметно было? — Рейст, я давно закончил. Последние десять минут за тобой наблюдаю. Показалось сначала, что ревнуешь... — К гитаре? — Ну скажи еще, что этого не могло быть! Что я, тебя не знаю? — ...ладно. — А потом дошло, — Гил щелкнул ремнем. — Чем она тебя так возбуждает? — Не она, балбес. Ты. Дверь хоть запри, а? ... Вернувшийся Даламар, словно вспомнив о чем-то, перед тем как попытаться открыть дверь, пристально посмотрел на трейлер. Да ну быть не может! Уже качается! Можно было, в общем-то, даже не стучаться. — Заведу девушку! — крикнул он мстительно. — И буду вас так встречать! А еще мне дали денег, но я так понимаю, вас это сейчас не интересует? Я очень постараюсь не просадить все, но ничего не могу обещать. Потому что вы — до-ста-ли!***
Кровать была добротная. Достаточно широкая для одного, двухъярусная... Поначалу кто-то спал в пассажирском кресле, кто-то занимал нижний ярус, кто-то — верхний. Но ночи стали прохладными, размылись рамки личного пространства и в кресле больше никто не спал — Рейстлин и Гил занимали нижний ярус (было тесно, но хорошо), Даламар — верхний, с которого каждый раз желал спокойной ночи с непередаваемым ехидством: при нем старались все еще вести себя хотя бы относительно прилично. Но сегодня вечером в трейлере взорвалась стихийная ссора, и Рейстлин уснул один. А проснулся все-таки не один. От стены веяло утренней прохладой, но Гил укрыл, и сам сверху обнял. Рейст благодарно прижался, коснулся мягким поцелуем подбородка — и услышал в ответ облегченный вздох. — Мой. В одном слове слышалось и произносимое иногда продолжение: «Вредный, колючий, невыносимый, но мой». Рейстлин вздохнул виновато. Пора было начинать учиться и признавать свои ошибки. В конце концов, с кем, если не с ним, если не здесь, не сейчас? С ним тоже иногда было невыносимо, но даже от мысли о том, чтобы теперь оттолкнуть, потерять, лишиться... Но сказать это все равно было невыносимо трудно. — Прости. Я... Вспылил. Устал и сорвался на тебе. Я не хотел. Гил вместо ответа прижался губами ко лбу, и напряжение отступило сразу, но казалось все же — еще не все сказано... А ведь есть еще то, что он давно хотел сказать и не раз слышал, но никак не мог решиться произнести сам. Даже звучало бы странно, глупо... Нет, сейчас бы звучало как надо. Должен же он тоже знать, в конце концов! Да и в себе носить молча становилось уже трудно. — Ты не спишь? — Что такое, замерз? — Нет. Гилтиас, я тебя... — Вы прекратите бубнить сегодня или нет? — заставив Гила вздрогнуть от неожиданности, над его плечом поднялась вдруг встрепанная черноволосая голова. Ее сонный обладатель, встретив выразительный взгляд Рейстлина, сложил два и два и струхнул было, но прикинул, что тянуться ради убийства через Гила будет неудобно, и только виновато пискнул: — Холодно! И не вертитесь, пожалуйста, а то я упаду...***
— Приедем в город — куплю торт, — Гил едва не облизнулся. Рейстлин посмотрел с любопытством. — Не чипсы? Не тако? Какой торт? — Бисквитный. Знаешь, бывают такие — легкие-легкие, с сиропом и густым кремом, а сверху желе и фрукты... — А мне нужна стойка! И тарелку бы заменить верхнюю. И обод нужен... — Даламар возник за их спинами, будто ждал этого разговора. — Сначала — торт, — ухмыльнулся хранящий их выручку Рейстлин, ехидно поглядывая на Гила. — Слушай, а давай я тоже буду с тобой спать и ты сможешь расставлять приоритеты правильно? — надулся Даламар. — Совсем дурак?! Просто после твоих стоек ни на что не хватит потом, знаем уже! — Ладно, ладно, я пошутил... — А тебе шоколадку купим, — пообещал Гил. — А Рейсту... Так, а что у нас за город впереди?.. О! Я тут был! Рейсту — пончик! Тут такая булочная, закачаешься! Словно в ответ на его энтузиазм под капотом грохнуло, стрельнуло, затарахтело, еще и черный дым повалил для полного счастья... ... — Мы заглохли намертво в долбаном лесу, — констатировал через несколько часов Рейстлин, с ненавистью глядя в закопченое подкопотье. Ничего страшного, в общем-то, не случилось, для ремонта нужны были две совсем мелкие детали, и дохромали бы как-нибудь... Но в долбаном лесу месторождений готовых автозапчастей не водилось. Даламар куковал у дороги, надеясь на помощь, но редкие машины по трассе пролетали, даже не сбрасывая скорости. Подломилась ненадежная спица, удерживающая крышку капота и та грохнулась с мерзким лязгом. Рейстлин едва успел убрать пальцы, и с ненавистью отшвырнул от себя масляную ветошь, которой вытирал руки. — Чтоб тебя! — Помочь? — осторожно поинтересовался Гил. Помощь он мог предложить разве что моральную — своего автофранкенштейна Рейст знал до последнего тросика и гайки, и если даже он не мог ничего сделать... — Не мешать, — со вздохом подтвердил тот опасения. — Эй, куда ты? — Там лесничество... Чем черт не шутит, вдруг помогут. ... Когда стемнело, у шоссе установили плакат с короткой выразительной надписью: «Help!». Гилтиаса все не было... — Идет! — маякнул заранее Даламар, и Гил заторопился. — Волновался? Ну не ругайся только... Дальше оказалось, чем я думал. И все равно без толку. У вас тоже, как я понимаю? — Правильно понимаешь, — согласился Даламар, а Рейстлин молча протянул кружку, из которой торчало что-то пористое, бугристое и коричневое, политое чем-то почти черным. К кружке прилагалась ложка. Пахло, на удивлением, куда лучше, чем выглядело... — Это... что? — Торт. Какао, микроволновка... Не совсем то, что ты хотел, но... Даламар покосился на решившегося попробовать Гилтиаса с уважением, а тот задумчиво отковырял кусок и отправил в рот, и после просиял. — То, что надо! — А мне тортика не полагалось? — осмелел Даламар. Задумчиво глядящий на Гилтиаса Рейстлин вдруг отобрал у него ложку и вышел. — Ну и в чем я провинился? — озадаченно поинтересовался Гил, а снаружи раздались странные звуки, окончившиеся хлопком водительской двери и удовлетворенным урчанием движка. — Что ты сделал с этой ложкой?! — Не смогу объяснить, сам не очень понял... Пойдешь ко мне или там останешься? Поехали! ... Даламар осторожно всунулся сзади между сиденьями. — А раз с тортом все решилось, в городе я получу свою стойку?***
Рейстлин, сгорбившись на кровати, мучал синтезатор. Что-то у него не получалось, не шло... Музыку он написал вчера, к новой песне Гилтиаса, а теперь доводил до ума и совершенства. «Эльф» нервно вздрагивал на резком переборе, всякий раз укоризненно отрываясь от планшета, на котором смотрел мультики в наушниках. Гилтиас старался понять, что именно не нравится Маджере в и без того идеальном мощном звучании. Красота же! А с барабанами будет... М-м-м! Следующий бар качнет! И песня хороша, он собой гордился — про драконов, про горы... Очень образно вышло. Да что не так-то? Нет — сидит, какие-то пометки в нотную тетрадь вносит. Нотной тетрадью был альбом с котятами на обложке, изъятый у Даламара и разлинованный вручную. Рейстлин музыку писал, кажется, даже не касаясь синтезатора, потом играл ее... И начиналось. Тут подправить, там что-то свести, переходы какие-то, еще непонятно что, пальцы по клавишам танцевали тоже едва не вслепую, длинные, нервные, красивые. Гилтиас на них все время залипал. У ногтей вечные темные пятна от машинного масла, вечные мелкие царапины, шрам на левой руке, у указательного, потрясающая нежность, которую они могли дарить — и потрясающая жестокость, если он хотел. Если бы Гилтиас устраивал поединок один на один между Рейстлином и... Вот хотя бы Даламаром, поставил он бы не на «Эльфа». Физически совершенный, высокий, очень сильный, тот не умел так безукоризненно точно находить самые болезненные точки... Не обязательно — физически. — Рейст, что не так? Ты эту композицию уже в тридцатый раз гоняешь, ты ее скоро во сне сыграть сможешь. Промолчал, разумеется. На него порой накатывало такое... Гил не мог описать, и просто старался не оставлять одного в подобные моменты. Вот и сейчас — подсел со спины, обнял, в шею губами и носом ткнулся. Даламар все равно за злоключениями кота и мыши-вредителя наблюдает. Очередная мелодия сбилась неприятной фальшью, когда «дракон» за ухом поцелуй оставил. Затихла. — Что тебе не нравится? Красивая музыка. Честно говоря, даже слишком красивая для такой песни и для тех зачуханных баров... Мы же не стадионы собираем. Ну чего ты мучаешь инструмент? — Красивая? — Что-то не так было в голосе «Чародея», но Гил легкомысленно кивнул. И замер. Маджере играл. Это было... Он понятия не имел, что это было, но музыка накатывала волнами прибоя, обволакивала, ласкала, стремилась куда-то, немыслимый темп сменялся плавным звучанием... Нежности? Ласки? Золотоволосый замер, почти не дыша в седину собранного заколкой с дурацким цветочком хвоста. Он не смог бы описать ноты, которые задевали внутри — разом все, душу, селезенку, аппендикс и какие-то струны, о которых он, может, и не догадывался... Мелодия оборвалась резко, без окончания. Рейстлин, выпутавшись из рук, поднялся, выключил синтезатор и вышел на улицу. Вздохнул давно вынувший наушники Даламар. — Он ведь профессионал, Гил. Он этим жил когда-то. Не стадионы собирал, а залы в консерватории, играл — на великих сценах, — тихо заговорил «Эльф» не сразу. — Это его старое... Он много писал тогда. Ты не представляешь, чего мне стоило к нему в ученики попасть потом. Не договорил — Гилтиас уже выскочил из трейлера. Даламар рассеянно потер некрасивый шрам через ткань футболки, снова вставил наушники.