***
— Дай сюда. Рейстлин почти готов уйти, одет уже и стоит почти на пороге, протягивая руку за единственным оставшимся предметом экипировки — портупеей. А портупея — на Гилтиасе. Прямо поверх легкой светлой рубахи, и больше на драконе — ничего. Рубаха коротка, и во всей красе открывает длинные стройные ноги, но лучше уж смотреть на них, потому что выше... Перевязь затянута крепче, чем надо, ремешки плотно перехватывают торс. Дракон вертится, пытаясь разглядеть ремни сзади, и полупрозрачная ткань то прилегает к телу, подчёркивая рельеф мышц, тени сосков, тонкую — фантастически тонкую для мужчины! — талию, то топорщится из-под кожаных ремней... Ножны отстегнуты и валяются на полу. — Гилтиас! — окликает маг, выдавая себя тоном, тембром — с головой, и дракон смотрит победительно. — Тебе нравится! — Отдай. Мою. Портупею. — Не отдам. Ты же не уйдешь сейчас? — Гил подходит, заглядывает в глаза лукаво, шепчет едва слышно на ухо: — Останься... Владыка. ...На перевязи наутро — следы зубов, у Гилтиаса розовеют на ягодицах полосы по ширине ремешков, на запястьях — ссадины, а сам он спит крепко, как только очень усталые драконы спят, и почувствовать, что Рейстлин уходит, не должен бы... — Не отдам, — сонно и упрямо бормочет вдруг Гил, когда тот осторожно выбирается из постели. — Отдашь, — вздыхает маг с сожалением.***
Вообще-то Рейстлину не обязательно присутствовать на переговорах. Даже не нужно. Он не военачальник, не полководец, не высокий чин в армии — он ее владыка. Ее и еще нескольких, и государств, которым принадлежат армии, и миров, в которых существуют государства... Ему откровенно незачем тратить время на такие мелочи, как переговоры о перемирии с крошечной и маловажной Энией. Но он редко потакает своим слабостям, их у него не так много, так почему бы нет? Его облачают в какой-то безумный наряд торопливо, в последний момент. Мог бы отослать всех вместе с их доводами о регламенте и прочей ерунде одним движением брови, но к чему? Если принять правила игры, она станет лишь интересней. Он не вмешивается в ход переговоров, даже не слушает. Пока до хрипоты спорят и одергивают друг друга представители двух миров, он смотрит, не скрываясь, на Гилтиаса. Тот мрачен, и увидев его впервые — отчетливо вздрогнул, и взгляд его с трудом выдерживает... Но ему до переговоров дело есть и отводя свой взгляд, он возвращается к диалогу, ставит условия, оспаривает предложенное... Расходятся из дворца, не договорившись. Назавтра — еще одна встреча. Рейстлин четко подгадывает момент и встает из-за стола так, чтобы в уже почти пустом коридоре столкнуться с Гилом. — Выглядишь по-идиотски, — фыркает, выразительно глядя на драконий наряд: больше золотого цвета в нем, кажется, использовать было бы невозможно. Наплечники и тяжелые наручи, пуговицы, высокий строгий ворот — все золотое, в глазах у чуткого к магии Рейстлина, видящего Гилтиаса наполовину золотым драконом, рябит. — Кто бы говорил, — Гил кивает на эполеты. Хотя вообще-то мундир Рейстлину идет — и чернота ткани, и глубокая синь пресловутых эполет, и серебро изящных шнуров и вышивки. — Один-ноль, — ехидно ухмыляясь, не принимает реплику правильно все понявший Рейстлин. На следующий день Гилтиас переламывает ход переговоров. Эния добивается все лучших условий для себя. По большому счету, Рейстлину глубоко все равно, но он не понимает, как Гилу это удалось, и подает знак о перерыве. Продолжение — назавтра... — Один-один, — бросает ему в коридоре Гилтиас. Новый день оставляет за бортом всех остальных участников. Гилтиас и Рейстлин спорят несколько часов, но все же приходят к согласию в итоге. Больше оставаться в этом мире незачем... — Ничья? — предлагает Гилтиас. На втором этаже дворца — спальни, и последняя встреча в коридоре плавно перетекает в одну из них. — Ничья. Это ведь все равно ничего не меняет, — соглашается Рейстлин и тянет его к себе нетерпеливо. — Ты снимешь эту безвкусицу наконец или тебе помочь? Наутро маг уходит, забыв мундир и Гилтиаса в постели. Не прощается, не обещает ничего, растворяется в предрассветных сумерках, а дракон слишком поздно понимает: не ничья, он все-таки проиграл. Или... Гилтиасу действительно не справиться со своим облачением теперь. Торчащая из спины тяжелая стрела мешает. Если бы чуть левее — умер бы мгновенно... Рейстлин прячет дрожащие пальцы от взгляда Гилтиаса. Поит того настоями и зельями, помогает сесть, очищает простыни щелчком пальцев левой руки (вкладывая сил куда больше, чем если бы делал это, как обычно), кормит с ложки и чернеет на глазах. А дракон даже руки поднять теперь не может... Это ведь люди Рейстлина так решили. Инициаторы. Что б их... Впрочем, что им сделается, трупам? А Гил улыбается, криво, болезненно. Он, парализованный, неподвижный, хотя бы говорить может. — Ты ведь ушел бы иначе. Провел бы со мной ночь, может, несколько, а потом ушел бы — что бы тебя тут держало... Видишь, я выиграл. Рейстлин прячет дрожь в руках, прячет собственную беспомощность. У него — всего лишь новое испытание, говорит он себе. Сделать невозможное, вылечить непоправимое. Что, сложно разве? Он победит. Выиграет. У смерти дурного дракона выгрызет, если понадобится.