Осколки

      ...Из вагона не доносилось ни звука. Вот только что гремело и скрежетало, металл сминался, будто бумажное оригами, искрами сыпало, а теперь тишина. Мертвая. Жуткая. Дракон спикировал рядом, отшатнулся — так металлом и кровью дохнуло... Сколько их там, в этом поезде, подорванном какими-то идиотами?       Гилтиас любил поезда. Летал над ними, провожал, встречал, маршруты по железке высчитывал, пустыни пересекал вслед за металлическими дымящими чудищами. Да и в поездах катался. Нравилось! А такое — впервые видел... И теперь отшвыривал острые куски металла, не замечая, как из целых вагонов люди выходили (кто мог), не слыша ни криков, ни плача... А вдруг здесь еще есть живые? Люди так хрупки, а он может успеть! Нет. Все они были мертвы. Здесь совсем немного людей ехало — десяток, два, из тех, что побогаче, но не аристократы. А если бы подорвалась часть, которая бедняков везла...       Живой! Гилтиас отшвырнул дверь купе, подхватил уже на руки тело странного золотистого оттенка — висок и лоб рассекала длинная царапина, теный балахон и странная длинная трость в пальцах зажата насмерть... Но живой, живой!... Только он помощи не дождется.       И что-то в крылья толкает: лети, лети, лети!... И он летит — с хрупкой своей добычей в город, к госпиталю... И ждет потом зачем-то, час, другой, а у самого ладони в крови, кожа стянута, и сердце колотится. Что-то важное случилось. Что-то, что он мог потерять и нашел.       ...Он потом уже, неловко садясь на стул у постели незнакомца, понимает: пару нашел. Вот так вот по-дурацки. И едва не потерял...       А он — живой!