***
Бен оказался между двух огней. С одной стороны – возможность заработать деньги, продав наркотики; с другой – Блас, который совсем недавно попал в больницу из-за передоза. Если Долич принесёт ему дозу, то всё то время, которое Канто провёл на лечении, будет потрачено впустую, ведь он продолжит употреблять и вряд ли сможет остановиться. Бен не хочет быть виноватым. Но упускать столь прибыльного клиента тоже не хочет. Так и не решив, будет он продавать наркоту или нет, Бен идёт в сторону больницы, выбрав длинный путь, чтобы осталось больше времени на размышления. Но, оказавшись почти на месте встречи, понимает, что ни до чего додуматься ему так и не удалось. Окончательное решение приходит на ум, когда он видит Бласа. Он выглядит так, словно даже малюсенькая доза может улучшить его состояние, будто всё, чего он жаждет в данный момент – одна дорожка, хотя бы полграмма, хотя бы немножко. И то, как он смотрит... В его взгляде читается «Продай, продай», и Бен больше не может идти на поводу у совести. – Видеонаблюдение тут есть? – спрашивает Долич, оглядываясь по сторонам в поисках камер. – Я же не тупой, – Блас в таком состоянии способен раздражаться от чего угодно, и слова Долича воспринимает в штыки. – Ладно, не горячись, – Бен примирительно поднимает руки. – Ну, рассказывай. Врачи знают, что проебались с лечением, и у тебя снова ломка? Блас иронично усмехается и садится на облупленные ступеньки, а Бен пристраивается рядом. Задний двор больницы выглядит так, словно тут никто не убирался уже лет так сто. Главное, что спереди всё красиво: идеально-белые стены, турникеты, плакаты, пропагандирующие здоровый образ жизни. Блас предпочитает выходить именно на задворок – здесь, во первых, редко кто-либо ходит, а во-вторых, эта часть больницы больше напоминает весь город. Такой же тухлый, серый и скучный. Краски добавляются лишь в период наркотрипа, но Канто уже пару дней не принимает, и ему настолько херово, что порой он садится на подоконник и мысленно пытается измерить высоту от земли до окна своей палаты. Какова вероятность умереть, спрыгнув с четвертого этажа? Блас подозревает, что не такая уж высокая, а остаться инвалидом до конца жизни – такая себе перспектива. – Я хорошо притворяюсь. Говорю им, что чувствую себя, как свежий огурчик, – отвечает Блас. – Так «хорошо» притворяешься, что я сразу догадался про ломку, как только увидел тебя. Бласу ответить нечего, да и обсуждать своё состояние он не намерен. Тем более с Доличем, который вообще-то принёс ему порошок, чтобы это состояние улучшить хотя бы на некоторое время. Или же ухудшить? Бласу, по правде говоря, наплевать. Долич, внезапно вспомнив о цели своего визита, достает из рюкзака пакет метадона и сразу замечает, как загорелись глаза Канто. Как он вообще умудрился подсесть на эту дурь? Баскетболист, гордость школы и своего отца. Он ведь даже не матерился в седьмом-восьмом классе, когда все массово подхватывали неприличные словечки от старшеклассников и взрослых. Да, людям свойственно меняться, но кто бы мог подумать, что возможны настолько кардинальные изменения. – Уверен, что оно тебе нужно? – Бен не спешит отдавать дурь. Блас кивает и отвечает: – Уверен. Это же ебучая зависимость, она хватает и не отпускает. И так как слезть я уже не смогу, то хотя бы не буду мучиться от ломки. Канто говорит настолько будничным тоном, будто уже свыкся со своей зависимостью и не собирается с ней бороться, и Бена это пугает не на шутку. – Давай провернём это дело быстро и тихо, – Блас достает из кармана несколько купюр. Бен пытается заглушить голос разума и вручает метадон Бласу в руки раньше, чем успевает передумать. Берёт деньги, на всякий случай пересчитывает. Три сотни, как и договаривались. А затем с нескрываемым интересом наблюдает, как ловко Бласу удаётся высыпать дорожку на крышку телефона, скрутить мелкую купюру и затянуться. Для него это обычное дело, а для Бена – та ещё дикость. Да, он тоже пробовал, и не раз, но с таким спокойным лицом вдохнуть целую дорожку одним махом не смог ни разу. – Как там матч? Кем меня заменили? – спрашивает Канто, ведь баскетбол – единственная общая тема для разговора с Доличем. Всё-таки они в одной команде. И всё-таки Блас эту команду подвёл. – Дади забил финальный гол, прикинь, – рассказывает Бен, а у Бласа глаза на лоб лезут от удивления. – Быть этого не может, – отзывается он. – Ещё как может. Мы все были в шоке, но выиграли же! – Новичкам везёт, – уверенно говорит Блас. – А представь, если этот везучий новичок заберёт твое место в команде, – смеётся Бен, а Блас толкает его локтем, мол, не неси чушь. – Да иди ты, – отмахивается Канто и отводит взгляд куда-то вдаль, а вскоре выдаёт: – Деревья сегодня такие зелёные. Бен следит за его взглядом и останавливается на деревьях напротив, которые Блас пристально рассматривает вот уже минуты две. – Вообще-то они жёлтые, – говорит Бен и делает вывод: Бласа понесло от наркотиков. – Да? Ой, смотри, реально жёлтые. Вон то, если сбоку посмотреть, на омлет похоже, – Блас указывает пальцем на одно из деревьев, но рука соскальзывает, и Бену так и не удаётся понять, какое именно из них смахивает на яичницу. Оставить Бласа в таком состоянии он не может, а то мало ли, что ему в голову взбредёт. Придётся сидеть тут до вечера, и это лучше, чем возвращаться домой к отцу, который не хочет его видеть.***
Когда строительство дома у озера только начиналось, Бенни уже знал, что тут будут проходить самые масштабные тусовки. Его родители были не против, хоть и просили воздержаться от алкоголя и ни в коем случае не позволять гостям курить в помещении. И если в ответ на второе Кристовао кивнул и пообщал, что так и будет, то выражение «вечеринка без алкоголя» было лишь пустыми словами, к которым Бенни даже не думал прислушиваться. И когда личный водитель Самиры выгрузил из багажника три огромных ящика, наполненных бутылками с дорогими алкогольными напитками из личной винодельни семейства Эфенди, Бенни понял, что вечеринка будет улётная. Но всё же у него была парочка претензий к Самире – Думаешь, принесла винишко, и я пропущу тебя на тусу? Ты не приглашена, – Кристовао становится возле ворот, скрестив руки на груди. – Я президент школы, я должна здесь быть, – аргументирует Самира, а Бенни смеётся в ответ – Да хоть Иисус Христос. – Иисуса нет, но есть я, – из машины, наконец-то закончив поправлять макияж, выходит Атена. – Эфенди сегодня со мной. – Этот день полон сюрпризов, но вы, девочки, главный из них, – удивляется Бенни. – Да хрен с вами, проходите. Парень пропускает их на территорию дома, где собралось уже немало людей. Тут и Роксен с подругами, и баскетболисты, и Арилена со Стефанией и всей командой по чирлидингу. Самира смотрит на них с тоской, понимая, что совсем скоро перестанет быть капитаном, и что тогда? Манукян займет её место, отберёт славу. Самире пришлось пожертвовать своей должностью ради того, чтобы раскрыть наглого анонима, который выложил глупое видео в «Подслушано» их школы. Стоило ли оно того? Самира пока что не знает, но сегодня выяснит. Искренне надеется, что всё получится. Слышен гул толпы, которая находится ближе ко входу. Наверное, пришёл кто-то неожиданный. Вайдотас и Дади. Это не просто неожиданно, это, мать его, сюрприз века. Вайдотас – ладно, он на тусовках появляется часто и всегда танцует до упаду, но Дади... Его тут увидеть не ожидал никто. Проще поверить в зомби-апокалипсис, нежели в то, что круглый отличник, олимпиадник, не вылезающий из учебников, пришёл на вечеринку. Да и сам он выглядит так, словно его заставили сюда прийти (видимо, Вайдотас постарался), и мечтает поскорее пойти домой. – Какие люди в Голливуде! – выкрикивает Бенни, увидев, кто соизволил появиться на его вечеринке. – До Голливуда нашему всратому городку ещё далеко, но спасибо за столь тёплый приём, – по голосу Вайдотаса невозможно понять, сарказм это или нет. Но на этом сюрпризы не заканчиваются, по крайней мере для Бена Долича. Следующими заходят Джон и... Лаура. Бен готов прямо сейчас пойти выяснять, какого хрена эти двое притопали сюда вместе, но вместо этого открывает бутылку и с горла делает пару глотков. Он не будет обращать на них внимания. Эти двое, поставившие под угрозу его маленький наркобизнес, не заслуживают его внимания. Что будет с его с Лаурой отношениями – этого Бен не знает и думать не хочет, по крайней мере сегодня. Сегодня нужно отдохнуть от всего дерьма, что произошло за последние пару дней, а завтра... А завтра он подумает. Обязательно подумает. – Эй, как насчёт поиграть в бутылочку? – выкрикивает кто-то из толпы, и его хором поддерживают. Обычно игра в бутылочку не заканчивается ничем хорошим, но почему-то в неё всё равно играют. А если учитывать, какие любовные мелодрамы происходят в последнее время между некоторыми старшеклассниками, то игра обещает быть очень, очень интересной. Все собрались в круг довольно быстро. Некоторых пришлось уговаривать: Роксен не хотела в этом участвовать, и даже Ульрикке не могла её уговорить, но потом Роксен увидела, что Сандро тоже собирается играть. Её удивлению и его наглости не было предела, поэтому в кругу оказались они оба. Бенни, как хозяин вечеринки, крутит первым. Этот парень умеет делать драму, поэтому не удивительно, что по удивительной случайности бутылочка указывает на Алицию и Сандро. А Сандро, между прочим, состоит в отношениях с Роксен. Алиция выглядит так, будто сбылась мечта всей её жизни. Со стороны за всем этим цирком наблюдает Атена и понимает, что долгое время вела себя точно так же, как она, фанатея от Сандро. Манукян рада, что эти глупые чувства прошли и забылись, и искренне не понимает, как этот эгоистичный придурок может кому-то нравиться. – Поцелует ли Сандро Алицию или же останется верным Роксане? – Кристовао воображает себя комментатором игры и решает подогреть интригу. – На кону стоит многое, верность отношениям или же соблюдение правил игры, что выберет Сандро? «Верность отношениям», как оказалось, для Сандро – лишь пустой звук. Под громкий гул толпы они с Алицией сливаются в поцелуе. Слишком длительном поцелуе, как для обычной игры в бутылочку. – Пиздец, – Джессика вообще-то не матерится, но это особый случай, и Роксен с ней солидарна как никогда. Джурджу встаёт и направляется к Сандро, который наконец-то удосужился разорвать поцелуй с Алицией и вернуться на своё место. – Пойдём поговорим, – Роксен всё ещё не отошла от увиденного, но своё требование озвучивает чётко. – Ну, пойдём, – вполне успешно делая вид, что всё нормально, отвечает Сандро и шагает следом за Роксен. Она останавливается в наименее людном месте, по пути берет бутылку вина и делает пару глотков для храбрости. Они с Сандро встречаются крохотный период времени, а он уже успел изменить ей на глазах у одноклассников. Роксен совсем не так представляла эти отношения. Она разочарована. Ей обидно. Она хочет плюнуть в лицо Сандро, но Роксен – человек здравомыслящий, она привыкла всё решать словами. Получится ли в этот раз? Не факт. – Ты в курсе, что это называется изменой? – задаёт она, казалось бы, очевидный вопрос. – Нет, – Сандро обезоруживающе улыбается, – это называется игра и не более. Не бери в голову. Вдох-выдох-как-бы-не-ебануть-ему-с-ноги. – Ты поцеловался с ней на глазах у всех. Да что там всех! Ты поцеловался с ней на глазах у МЕНЯ. Никто никогда не видел Роксен настолько разъяренной. Она сама от себя удивилась бы, посмотрев со стороны, но сейчас думает лишь о том, не являются ли ошибкой их с Сандро отношения? У него, видимо, аргументов в свою защиту нет, поэтому Сандро делает то, что умеет лучше и правдоподобнее всего – подходит ближе, берёт Роксен за руку и извиняется. – Я не хотел, чтобы тебя это ранило. Прости, прости меня и моё безрассудство. «Это до безумия глупо, – думает Роксана. – Сначала он пытается оправдать себя, говорит, что это просто игра и не более, а потом извиняется. Неужели признаёт вину? Или просто хочет поскорее закончить этот разговор, ничего не выясняя?» Сандро – такой человек, которого невозможно понять. – Я не уверена, что могу тебе доверять, – говорит Роксен. – Поэтому прошу тебя, не допускай подобного. Иначе... Договорить она не успевает – Сандро накрывает её губы своими и настырно притягивает к себе, чтобы углубить поцелуй. Рокса не сопротивляется, но и не особо охотно отвечает. Слишком быстро это всё «решилось», точнее говоря – замялось. – Ты – лучшее, что со мной случалось, – Сандро выдыхает эти слова ей в губы. Ну вот как можно на него злиться? Они возвращаются к остальным, когда игра в бутылочку уже идёт полным ходом. – Ещё одна интересная парочка выпала, вот это да, вот это неждан, – говорит Бенни, когда бутылка указывает на Джона и Лауру. Пару секунд слышно лишь негромкое перешёптывание – все друг друга спрашивают, кто такая Лаура и откуда она тут взялась. Потом кто-то из баскетболистов объясняет, что это девушка Долича, и шёпот становится громче и чётче. Сам же Бен наблюдает за происходящим исподлобья. Зачем он согласился играть в эту дурацкую игру – непонятно, но лучше бы он окуривался где-нибудь в ванной, чем становился свидетелем этого. К тому же, он почти уверен, что эти двое не выполнят условия игры. Да, Джон с Лаурой общаются и вроде как дружат, но целоваться (даже в рамках игры) – это слишком. Но Бен ошибается и себя за эту ошибку ненавидит. Он наивно верил, что Лаура вспомнит про него, и поцелуй не произойдет, но сопротивление не проявилось ни с её стороны, ни со стороны Джона. Они, кажется, пьяны в стельку и не соображают, что делают, но Бен не хочет в этом разбираться и уж тем более продолжать смотреть, как его девушка целуется с другим парнем. «Сраная игра, долбанная бутылочка, ебаный день, хуёвая жизнь», – Долич, мысленно матерясь, выходит из общего круга и идёт прочь. – И что, никаких разборок? Ну же, Бен, не разочаровывай нас! – кричит ему вдогонку Кристовао, но Долич показывает ему средний палец и идёт дальше, а вскоре оказывается за воротами. Куда идти посреди ночи Бен не знает, но точно не домой. Он предпочёл бы не появляться дома всю ближайшую жизнь. Идея приходит спонтанно – можно снять квартиру за те деньги, которыми Блас расплачивается за метадон. Апартаменты класса люкс Бену, конечно же, не светят, но что-нибудь подешевле он вполне может себе позволить. Интересно, как там Канто? Не спалил ли доктор, что он закинулся наркотой? Бен и не замечает, как выходит на центральную дорогу, а оттуда шагает в сторону городской больницы. Время на экране телефона показывает 01:45, но Бену абсолютно наплевать. Отец не ждёт его дома, а мать, бросившая их давным давно, не звонила вот уже полтора года. Бен, наверное, должен чувствовать себя свободным и независимым, но на самом деле чувствует лишь обиду. Он бы хотел, чтобы за него кто-то волновался, но это, к сожалению, лишь мечты, которым не суждено сбыться. Или всё же суждено? Телефон разрывается от уведомлений. Бен читает их на заблокированном экране и мысленно посылает отправителя далеко-далеко нахуй. Джон: Куда ты делся? Слушай, мы сотворили херню и искренне об этом жалеем Не знаю, что на меня нашло Бен Бен Бен Не думаю, что ты сможешь нас простить, но прошу тебя, хотя бы ответь на сообщения Мы раскаиваемся «Засуньте своё "мы" себе глубоко в задницу» – мысленно отвечает Бен, но Джону ничего не пишет. Единственное, что он делает, – нажимает «заблокировать пользователя» и ни капли об этом не жалеет. Спустя пару минут снова приходит куча сообщений, на этот раз с аккаунта Лауры. С ней Бен проделывает ту же нехитрую штуку – блокирует, даже не читая сообщений. Блас наверняка уже спит, но Бен, подойдя к больнице со стороны заднего двора, решает рискнуть и заглянуть к нему. Канто показывал, где находится окно его палаты, поэтому сейчас Долич, надеясь, что правильно запомнил местоположение окна, бросает в него мелкий камушек. Будет весело, если окно не то, и сейчас оттуда выглянет какая-нибудь злющая бабушка и разбудит половину больницы. Бену повезло – Блас открывает окно после третьего попадания камнем по стеклу. Чтобы не шуметь, Долич жестами говорит ему спуститься, и тот кивает. Спустя несколько минут Блас появляется на горизонте, и первый вопрос, который он задаёт Бену: – Почему ты выглядишь как хуманизация всемирной грусти? – и сам смеётся со своей шутки. Бену не смешно, потому что слова эти слишком правдивы. – Херня это всё, – отмахивается Долич. Изливать душу он не любит, а после недавнего разговора по душам с Джоном, после которого всплыла попытка подорвать его наркобизнес, Бен и вовсе никому не доверяет. – В таком случае улыбнись и радуйся жизни! – говорит Блас, и Бен понимает, что эффект метадона до сих пор не закончился. Или Канто принял ещё одну дозу. – Кстати, я сегодня поспорил с другим собой – тем, который в зеркале, – что смогу залезть на то дерево, которое на омлет похоже. – С другим собой? Это твоё отражение, придурок, – говорит Бен, и сомнений не остаётся – Блас сейчас в состоянии полной эйфории из-за наркотиков. – Да? Ну, пофиг, – пожимает плечами Канто, – но на дерево я залезу. Блин, а почему так темно на улице? – Потому что ночь, – Бен чувствует себя мамой, объясняющей ребенку очевидные вещи. – Ночь... гыгы, – криво улыбается Блас, а в следующий миг срывается с места и бежит, что есть сил. Бен, не понимая, в чём дело, бежит за ним и, сравнявшись, спрашивает: – Куда ты бежишь? – Говорю же, на дерево надо залезть, иначе спор проиграю! – не останавливая бег, отвечает Блас. «Жесть. Жопа. Катастрофа», – Бен мысленно комментирует происходящее. Всё происходит быстро, и он даже опомниться не успевает, как сбивает Бласа с ног и валит на землю. Так они и падают друг на друга. Бен гордится собой, ведь уберёг вштыренного Бласа от идеи залезть на дерево, упасть оттуда и сломать себе парочку конечностей. Канто возмущается, матерится, но подниматься не спешит. Бен отодвигается первый, но в любой момент готов к новой выходке этого обнюханного. Он на это не подписывался. – Заебали, – говорит Долич, не собираясь больше держать всё в себе. – Кто? – спрашивает Блас и готовится внимательно слушать. – Все, – обобщённо отвечает Долич, а затем начинает перечислять: – Лаура, Джон, отец, учителя. Да я сам себя бешу. – Почему? – Наивно полагал, что меня не предадут. Что с Лаурой у нас любовь на веки вечные. Что Джон нормальный, а не придурок, как оказалось недавно. Что отец с пониманием отнесётся к тому, что я торгую. Бен, все свои семнадцать лет живший беззаботно и вполне себе счастливо, и подумать не мог, что однажды столкнётся с таким количеством проблем. И не просто столкнётся, а загнётся под их тяжестью. Единственный человек, кому действительно небезразличны проблемы Бена, лежит сейчас на траве рядом с ним, пожёвывая стебель и задумчиво смотря на небо. Или же Долич снова заблуждается, и Блас уже давно послал бы его подальше, если б не был под наркотой? В любом случае такой собеседник Бену по душе. Ни лишних вопросов, ни субъективного мнения, ни осуждения. Можно просто выговориться, что он и делает.***
– Вы не будете целоваться, – заявляет Сандро. Игра в самом разгаре, и в этот раз беспощадная бутылочка указала на Роксен и Дади. Сандро, конечно же, не может допустить их поцелуя, хотя сам полчаса назад целовался с Алицией. Где же они, честность и справедливость? Для него эти понятия такой же пустой звук, как и верность с его стороны. Дади и сам не рад, что ввязался в эту игру. Вайдотас твёрдо решил сделать из него чуть более коммуникабельного человека, поэтому притащил его на эту вечеринку, а теперь ещё и уговорил присоединиться к тупейшей, по мнению Дади, игре. После слов Сандро Вайдотас не остаётся в долгу и выдаёт: – Что, боишься, что Дади уведёт у тебя девушку? Если бы последующая минута была телевизионным шоу, то оно бы называлось «Смеются все». Сандро в бешенстве, Дади и Роксен в шоке, а Вайдотас ликует. – Комик хренов,– сплёвывает Сандро и выходит из игры. Так его ещё никогда не унижали. Роксен выходит вслед за ним, а после неё – Джессика. Круг сужается, и Бенни предлагает поменяться местами, чтобы выпадали новые пары. – Эй, чего задумался? – спрашивает Вайдотас, вырывая Дади из размышлений. – Вычисляю, куда мне нужно сесть, чтобы бутылочка указала на нас с тобой... Ой, я произнёс это вслух? – отвечает Фрейр и моментально спохватывается, осознавая, что он только что сказал. Вайдотасу такой расклад нравится, хоть и было это слегка неожиданно. – Это можно устроить и вне игры, – он загадочно подмигивает и вытягивает Дади из общего круга. Фрейр, подозревая, что сейчас будет, окидывает его неуверенным взглядом, но отступать уже поздно. Они уходят подальше от любопытных глаз и ушей, проходят мимо Акселя, у которого в руках три полные вина бутылки, и Вайдотас отбирает у него одну со словами «Поверь, нам нужнее». Затем вручает вино Дади. – Завтра тебя будут терзать сомнения, поэтому пей, чтобы на утро всё забыть, – говорит он чересчур серьезным голосом. Дади, не привыкший к алкоголю, одолевает полбутылки и сам от себя офигивает. Остальное допивает Вайдотас, отставляет пустую бутылку и спрашивает: – Это твой первый поцелуй с парнем? Дади молчит, стыдливо опустив глаза, и Вайдотасу не составляет труда понять: – Это вообще твой самый первый поцелуй? – Да, – отвечает Дади, больше не видя смысла скрывать это. Всю жизнь ему некогда было думать о поцелуях и уже тем более отношениях – он был занят учебой, подготовкой к олимпиадам, снова учебой, снова олимпиадами. Может, пришло время это изменить? – Что ж, в таком случае я возьму на себя эту ответственность, – произносит Вайдотас и в следующий миг оставляет лёгкий, почти невесомый поцелуй на губах Дади, а затем слегка отстраняется и смотрит вопросительно, будто спрашивая разрешения продолжить. И Дади разрешает, самостоятельно прильнув к нему губами. Неловко, неумело, но так искренне, что Вайдотасу крышу срывает, и он целует страстно, без передышки; обжигает кожу горячим дыханием. Их пальцы переплетаются, и вечно холодные руки Дади впервые за долгое время теплеют.***
Уку влюблён в Ульрикке с седьмого класса. Хотя на самом деле никакая это не влюбленность, а лишь глупая привязанность, зависимость, желание заполучить её любой ценой. Уку бесит, когда она общается с другими парнями, бесит, когда на школьных дискотеках танцует с кем угодно, но не с ним, бесит, когда не обращает на него внимания. А он вон из кожи лезет, чтобы понравиться ей! Он не сводит взгляда с Ульрикке на протяжении всей вечеринки, хотя вокруг происходит столько всего: Сандро встревает в какие-то разборки с ребятами из параллели, игра в «бутылочку» длится вот уже второй час, пьяные Арилена и Стефания лезут с обнимашками ко всем подряд, а Бен и вовсе психует и уходит. Уку пришел на вечеринку с конкретной целью, но всё никак не мог собраться и начать действовать. Этот план беспроигрышный, по крайней мере так считает сам Сувисте. Нужно лишь дождаться подходящего момента. И этот момент наступает. Ульрикке оказывается вдали от подруг, ведь Роксен уходит вытягивать своего ненаглядного паренька из очередной передряги, а Джессика начинает спорить с Бенни, чтобы тот перестал включать на колонках песни про шлюх и наркотики и включил что-нибудь нормальное. Время пришло. Сувисте берет с ближайшего стола два бокала и, удостоверившись, что его никто не видит, высыпает содержимое пакета в один из них. Неделю назад он купил метадон у Бена, но тогда не был уверен, что он ему понадобится. Потом отменили школьную дискотеку, а вместо неё Кристовао организовал собственную вечеринку, которую Уку расценил как шанс, который нельзя упустить. Ульрикке этой ночью будет с ним, это он точно знает. Натянув на лицо приветливую улыбку, он с двумя бокалами направляется прямиком к Ульрикке. – Предлагаю выпить за тебя и твою красоту, – он начинает, казалось бы, невинный диалог, и вручает Ульрикке бокал вина. – Ой, не смущай меня, – отвечает девушка, но вино всё же берёт. – Тогда выпьем ещё и за твоё умение делать комплименты. Они чокаются бокалами и почти одновременно опустошают их. Механизм запущен, остаётся только ждать. – Странный какой-то привкус у этого вина, – говорит Ульрикке. Уку, пытаясь не выдавать себя, успокаивает её: – Да ну, нормальное вино. Эфенди за него кучу бабла гребут, а мы за бесплатно пьём. «Кажется, не спалился», – выдыхает Уку и думает, что ещё сказать, чтобы продолжить диалог. – Как у тебя дела, что нового? – боже, как тупо и банально. Но ни к нему более оригинальному Сувисте не додумался. – У меня всё отлично, за исключением того, что мама наорала на меня, ибо я купила платье стоимостью как две её зарплаты. Но красивое же, правда? – Ульрикке делает полуоборот, демонстрируя всю красоту своего воздушного нежно-голубого наряда. – Красивое, – соглашается Уку. «Но я уверен, что без него ты ещё лучше», – мысленно добавляет он. – Ой, что-то голова кружится, – Ульрикке едва не теряет равновесие, но Уку вовремя ловит её под локоть. – Ты в порядке? – Сувисте изображает беспокойство. – Да-а-а, – протяжно отвечает девушка и почему-то улыбается, смотря ему в глаза. – Почему... Почему всё такое яркое? – она оглядывается по сторонам. Сувисте понимает, что наркотик подействовал. Он не думал, что это случится так скоро, но Ульрикке никогда раньше не принимала, поэтому эффект сильный и быстрый. – Я та-а-ак хочу спать! – она зевает, прикрывая рот рукой. – Но я не пойду спать, пока не искупаюсь в озере. Ты со мной? Такого Уку не ожидал, поэтому не успевает ответить, как девушка, вырвавшись из его хватки, бежит к выходу. Сувисте, сконфуженный таким раскладом событий, догоняет её на улице. Ульрикке шатается со стороны в сторону и улыбается так неестественно, что это больше похоже на улыбку невменяемого человека. Уку бесит её поведение. Она должна быть расслабленной и спокойной, а не хотеть поплавать в озере! Сувисте отвлекается на минуту, потому что ему кажется, что кто-то наблюдает за ними из-за угла дома. Он успокаивает себя тем, что просто фантазия разыгралась, вот ему и кажется всякое. Кому вообще есть дело до них, когда все заняты танцами, алкоголем и какими-то разборками? – Да стой ты, блин! – он ловит Ульрикке за руку, когда она оказывается в метре от воды. – Желание дамы – закон, поэтому я иду купаться! – заявляет девушка. Уку кажется, что он слышит чьи-то шаги вдалеке. Он машинально отпускает руку Ульрикке и оглядывается по сторонам в поисках источника звука, и этого достаточно, чтобы Ульрикке оказалась по пояс в воде. – Иди ко мне, водичка така-а-ая тёпла-а-ая! –Уля плещется в воде, которая под ночным небом отдаёт красивым тёмно-синим оттенком. Уку же не придурок какой-то, чтобы в воду посреди ночи лезть, да ещё и одетым, как это сделала Ульрикке. Он остаётся на берегу, смотря на девушку и ожидая, то скоро ей надоест плескаться, она выйдет из озера, и Сувисте продолжит начатое. Но вместо этого она плывёт дальше – туда, где вода темнее, а значит, глубже. Промокшее насквозь платье тянет на дно, и грести руками становится всё труднее. Ещё и спать хочется. Интересно, который час? Если бы не вечеринка, Уля наверняка спала бы дома в мягкой постели в своей уютной комнате, где на стенах – фотографии с путешествий, в которые она с родителями ездит каждое лето. Вода так успокаивает. И совсем не холодно, хотя на дворе сентябрь. Ульрикке не чувствует ногами дна и пытается вернуться на мелководье, но после второй попытки сдаётся. Слишком хочется спать. Она прикрывает глаза и не замечает, как идёт на дно. Как же хорошо-о-о... – Ульрикке! – Уку зовёт её с берега и начинает не на шутку паниковать, когда не видит её в воде. – Твою мать! – он снимает обувь и забегает в озеро, оглядываясь, ныряя и выныривая в поисках девушки, но её нигде нет. Сувисте пытается понять, куда её могло унести течение, и плывёт влево, но и там его ждёт неудача. Он не знает, сколько времени потратил на поиски, но промок до нитки и замёрз, поэтому наверняка много. Уку догадывается, что могло случиться с Ульрикке за это время и ужасается. Сувисте садится на берегу и думает, что делать дальше. Позвать кого-то на помощь? Нет, ибо его точно обвинят в случившемся. Но Уля сама полезла в воду, а он наоборот отговаривал её! Вдох, выдох. Будет лучше, если Уку просто вернётся к остальным и сделает вид, что ничего не произошло. Так он и делает. Возвращается, дрожит то ли от холода, то ли от паники. Выпить. Срочно нужно что-нибудь выпить и успокоиться, а то сейчас налетят на него с расспросами, почему он мокрый как собака. Но путь к столу с выпивкой ему загораживают Атена и Самира. Если бы он увидел их вместе при других обстоятельствах, то, несомненно, удивился бы, но сейчас не до этого. – Слу-ушай, Уку, а помнишь то видео, которое в «Подслушку» выложили? – с ходу спрашивает Самира. – То, на котором мы целуемся, – уточняет Атена и сразу получает локтем от Эфенди. – Это ты меня поцеловала, так что не путай. Уку вроде как слушает их, но пропускает их слова сквозь уши. Какой-то глупый видос, к которому он не имеет ни малейшего отношения, – это наименьшее, что его сейчас волнует. – Эй, ты почему такой мокрый? – удивляется Самира. – В озеро наверняка полез. Ну ты и дикий, конечно, – смеётся Атена. Уку срывается с места и уходит подальше, не оглядываясь. Плевать, что они подумают. – Что это с ним? – спрашивает Атена, смотря ему вслед. – Синдром под названием «Ульрикке не даёт уже который год», – шутит Самира, и Атена, привыкшая сохранять каменное лицо в ответ на её шутки, впервые смеётся вместе с ней. – Кто у нас следующий в списке подозреваемых? – Арилена. – Что ж, устроим ей вынос мозга, – Манукян удивляется в предвкушении. Найти Арилену в толпе оказывается сложно, но возможно. Самира считает её главной подозреваемой, ведь она давно выявляет желание стать капитаном чирлидерш, и вполне возможно, что таким способом хотела очернить репутацию Эфенди и сместить её с должности. – Ну, давай, колись, – Самира загораживает Арилене дорогу к туалету. – Видео с поцелуем в «Подслушке» – твоих рук дело? Атена хлопает ладонью по лбу. «Так прямо спрашивать – это удел тупизма», – думает она. – Эх, поцелуи... – Арилена настолько пьяна, что едва держится на ногах. – Знаешь, меня та-а-ак давно не целовали! С Ариленой всё ясно: конкретного ответа от неё не дождешься. Интересно, сколько она выпила? – Ты мне мозги не запудривай, – Самира не собирается отступать. – Говори! Ты слила видео? – Мой последний поцелуй был с Бласом... Прямо в день расставания, представляешь? Я попросила поцеловать меня на прощание... И это... Это было так грустно! – Арилена неожиданно вешается на шею Самире и обнимает её. – Как он посмел меня бросить? Как он мог? Я не понима-а-аю! – Ну, тихо, тихо, не плачь, – Самира пытается показать сочувствие и обнимает её в ответ. – Блас такой ублюдок! Я ему отомщу! – заявляет Арилена. – Пока не знаю как, но... – она прикрывает рот рукой. – Кажется, меня сейчас вырвет, – она отталкивает Самиру и забегает в туалет. Через секунду появляется Стефания со стаканом воды и заходит к ней. – Пьяная Арилена – зрелище интересное, но у нас ещё восемь подозреваемых в списке. Идём отсюда, – говорит Атена, и Самира соглашается. Нельзя терять ни минуты. – Сраный клоун Кристовао наверняка причастен к этому, поэтому сейчас идём поспрашиваем его. А пока Атена и Самира ищут Бенни, Роксен и Джессика ищут Ульрикке. Она пропала куда-то почти сразу после окончания игры в бутылочку, и подруги начинают волноваться за неё, ведь дозвониться невозможно – телефон выключен. – Если она по пьяни позвонит мистеру Либу и начнёт признаваться в невероятно сильной любви к нему, то держи меня, ибо я ей вправлю мозги, – говорит Джессика, чтобы разрядить обстановку, а то совсем как-то напряжённо стало после пропажи Ульрикке. – Томасу Либу? Нашему математику? Да ты шутишь, Уля даже в пьяном состоянии не сделала бы такую глупость, – отвечает Роксен. Следующие полчаса проходят с расспросами «Вы Улю не видели?» «Ульрикке тут случайно не проходила?» «Может, вы знаете, куда подевалась Уля?» Кажется, на вечеринке не осталось ни одного человека, к которому Рокса и Джессика не подошли бы с этим вопросом. Но все отвечают одинаково: «Нет, не видели, не знаем». – Думаем логично. – Да. – Она бы не ушла домой без нас. – И телефон у неё всегда включён. – И почему её никто не видел? – Вдруг что-то случилось? – Не паникуй раньше времени. Мы точно всех спросили? Роксен замечает Уку, курящего возле ворот, и указывает на него. – Его мы не спросили! Девушка, правду говоря, не особо верит, что на ещё один вопрос про Ульрикке получит иной ответ, кроме как «Не видели». Сувисте замечает их слишком поздно, чтобы убегать. Он весь покрасневший, дыхание учащенное, а сердце будто вот-вот вырвется из груди и заживёт своей жизнью подальше от этого придурка. – Привет, ты случайно не видел Ульрикке? «Не выдавать себя. Не выдавать себя. Не выдавать себя», – мысленно повторяет Сувисте, но разум его не слушается. – Н-н... – он хочет сказал «нет», но не может. – Тебе плохо? Почему ты такой взволнованный? – беспокоится Джессика, оглядывая Уку с головы до ног. – У-у... Уля, – тихо произносит Сувисте и дрожащими пальцами указывает на озеро. Роксен бы закричала изо всех сил, но голос будто не подконтролен ей. Она смотрит на озеро, потом на Джессику, потом на Уку. Джесс тоже складывает два плюс два и получает логичное объяснение пропажи Ульрикке. – Что с ней случилось? ЧТО ТЫ С НЕЙ СДЕЛАЛ, СУКИН СЫН?! – криком спрашивает Роксен, привлекая внимание окружающих. – Что произошло? – к ним подходит Сандро, а с ним ещё несколько парней. – Она... Она сама... Я её не трогал... – оправдывается Уку, бегая взглядом по знакомым лицам в собравшейся толпе, будто ища в них хоть каплю поддержки. Роксен, расталкивая любопытных одноклассников, несётся к озеру, Сандро и Джессика бегут за ней. Догадавшись, что произошло что-то ужасное, остальные отправляются за ними, перешёптываясь и пытаясь понять, в чём дело. Роксен останавливается на берегу и окидывает взглядом поверхность воды, спокойные волны на ней и луну, отразившуюся в озёрной глади. И ничего, что напоминало бы об Ульрикке. На первый взгляд кажется, что ничего не произошло. Маленький лучик надежды отчаянно сражается за своё существование, но угасает под волной пессимизма и волнения, нагнетающей обстановки и неугомонных обсуждений со стороны всех собравшихся. – Бенни, вызывай спасателей и полицию, – надломленным голосом говорит Джессика. – У нас труп в озере? – ужасается Кристовао. – Ульрикке, – тихо говорит Роксен и уже не может сдержать подступившие слёзы. Сандро подходит к ней и неумело пытается успокоить, Бенни звонит в милицию, Джессика идёт орать на Уку, а на остальных нападает такая паника, что остановить её просто невозможно, ибо она нарастает с каждой секундой, с каждой новой ужасной догадкой, с каждой пустившейся по щеке слезой. – Прячьте выпивку, мы же несовершеннолетние! – вспомнив о скором приезде полиции, кричит Лаура, и все поспешно разбегаются кто куда, чтобы убрать бутылки. А дальше всё происходит, словно в тумане. Приезжают спасатели. Мужчины с аквалангами ныряют в озеро. Роксен дрожащим голосом объясняет ситуацию полицейским, направляет их к Уку, и они долго беседуют с ним, узнавая подробности трагедии. Роксана не хочет верить в реальность происходящего, но спустя некоторое время убеждается в этом собственными глазами, когда тело Ульрикке вытаскивают из воды. Она выглядит так, будто спит. Мирно и беззаботно. И вечно. Ульрикке такая красивая в своём новом голубом платье. Чёрные волосы обрамляют неестественно побледневшее лицо, а кулон, подаренный любящими родителями на её семнадцатилетие, висит на шее и поблескивает в свете фонарей. У ворот останавливается машина – это приехали мистер и миссис Брандсторп. Они пришли увидеть свою дочь, их единственная дочь, которую любили всем сердцем и хотели, чтобы её жизнь сложилась наилучшим образом, но теперь вынуждены смотреть на её бездыханное тело. Ульрикке больше нет.***
Новость про трагическую гибель Ульрикке потрясла всю школу с самого утра. Чтобы отдать ей последнее почтение, весь класс за исключением Сандро пришёл... Нет, не в чёрной одежде, а в голубой. Такой же, как и платье, в котором она утонула. Решили, что Уле бы это понравилось. Сандро сказал, что не нашёл в своём гардеробе одежды такого цвета, а когда его спросили, почему он не додумался одолжить её у кого-то из друзей, он ответил: «Я же не педик какой-то». Как связаны гомосексуализм и одолжение одежды – непонятно, и Сандро этого объяснять не захотел. Роксен пришла на второй урок, потому что проснулась утром и снова захлёбывалась в рыданиях. Мама дала ей успокоительное и сказала, что она может остаться сегодня дома, на что Роксен ответила, что пойдёт в школу, и это даже не обсуждается. Во время первой перемены ученики и учителя складывали цветы возле шкафчика Ульрикке. Её любили все, а те, кто не любили, просто не знали её. Во время второго урока просочился слух, что пришли результаты экспертизы, которые обнаружили в крови Ульрикке огромную дозу метадона. Бен побледнел, когда узнал об этом, но продолжил скорбить с остальными, не выдавая себя. Хотя волноваться не о чем – он точно знает, что Ульрикке не покупала у него наркотики. Разве что... Да нет, слишком безумный вариант. Но Бен всё же допускает, что наркотики ей подмешали во что-то. Но кому хватило наглости пойти на такой ужасный поступок? На парковке возле школы этим утром всё время останавливаются машины. Сначала полиция – приехали побеседовать с учителями и узнать, могла ли Ульрикке самостоятельно принять дозу. Потом её родители, которых вызвала полиция. И прямо сейчас паркуется черная Тесла с тонированными стеклами, которую раньше тут не видели, но особого внимания на неё никто не обращает. Разве что Вайдотас, который вышел подышать свежим воздухом и вытащил с собой Дади, а он, чтобы не терять перемену впустую, взял с собой учебник по астрономии и не вылезал из него предыдущие десять минут. Но когда Вайдотас начинает тормошить его за плечо, шепча неразборчивое «Охренеть, просто охренеть», поднимает взгляд и смотрит на выходящих из машины людей в деловых костюмах. А когда те проходят мимо них, Вайдотас говорит: – Мистер Юрчич, сколько лет, сколько зим! Здравствуйте. Мужчина, находящийся во главе этой процессии, хмурит брови на секунду, будто пытается вспомнить его, а затем приветливо улыбается. – И тебе привет, Вайдотас. – Умоляю, скажите, что вы к нам возвращаетесь. После вашего ухода эта школа стала самым тухлым местом в мире, – парень смотрит на него с надеждой. – Вынужден тебя разочаровать, – отвечает мистер Юрчич, – но я здесь совсем с другой целью. Внеплановая проверка. Вайдотас выглядит разочарованным. – В таком случае удачи вам. В нашей школе в последнее время творится полный бардак... Не буду портить сюрприз, поэтому заходите и сами узнаете. Когда Вайдотас с Дади слова остаются одни, Фрейр спрашивает: – Кто это был? – О, ты не знаешь? Боже, ох уж эти ньюфаги, – смеётся Вайдотас и спешит объяснить. – Это Тарек Юрчич, он здесь преподавал, когда я был в первом классе, но потом он уволился. Они поругались с Диодато, Тарек эффектно положил ему заявление об увольнении на стол и уехал из этой дыры. Они, кстати, встречались, так что ссора наверняка была личного характера, а не рабочего, но подробностей я не знаю. У Дади чуть глаза на лоб не лезут от услышанного. – Так, стоп, – он неудачно пытается сформулировать вопрос. – Что, не ожидал, что у нашего сурового дирика когда-то были отношения? – снова смеётся Вайдотас. – Да, в это слабо верится. – Но это правда. Тарек – крутой чувак и очень чувствительный, так что представляю, как паршиво ему было после разрыва с Диодато. Тем временем Тарек, идя по школьному коридору, уже начал догадываться, что имел в виду Вайдотас, когда сказал, что тут творится полный бардак. – Воняет как в бомжарне, – замечает его коллега Акилле, и Тарек принюхивается. – Перегар и алкоголь. Что-то мне подсказывает, что у старшеклассников была весёлая ночь, – делает выводы мистер Юрчич, а через секунду видит мемориал в честь Ульрикке возле её шкафчика. – А может и не весёлая. – Не зря нас позвали в эту школу, – говорит Марко, осматриваясь вокруг. – Окна не меняли уже лет двадцать. Зимой наверняка продувает. Тареку добавить нечего, но он и так видит, что со дня его ухода школа начала приходить в упадок. – Сейчас зайдём к директору, представимся, а потом разделимся по этажам: Клаудия, ты на втором. Там столовая, поэтому посмотри меню, попроси, чтобы тебе приготовили стандартный обед. И проверь свежесть продуктов. Марко, ты на третьем, поэтому удели особое внимание кабинету химии. Проверь, хватает ли реактивов и хранят ли их в безопасном месте. Акилле, пойдешь на четвёртый этаж. Актовый зал и кабинет информатики на тебе. Проверь аппаратуру, компьютеры, качество подключения к интернету. Удачи. Ну, а я останусь здесь. Извините, что забираю самое интересное, но учительская и кабинет директора на мне. А вот и сам Анто... Кхм, извините, мистер Диодато. Тарек мастерски раздал поручения и был готов контролировать процесс их выполнения, но когда речь зашла о Диодато, он слегка заволновался. Не каждый день встречаешь бывшего, с которым не виделся уже более десяти лет. – Галстук поправь, – советует Клаудия, и Тарек на ходу поправляет его. Знаете, как в диснеевских фильмах про школьную любовь главная героиня спотыкается и падает под ноги объекту своих воздыханий, по пути рассыпая учебники и тетради? Ну вот, с Диодато могло произойти то же самое, но он вовремя взял себя в руки. Или попытался взять себя в руки. Или сделал вид, что взял себя в руки, а на самом деле запаниковал, как первоклассник перед выходом к доске. Кто знает. «Хоть бы привиделось, хоть бы привиделось», – Антонио едва не молится, чтобы идущий навстречу мужчина оказался просто человеком, удивительно похожим на его бывшего. Да кем угодно, хоть Господом Богом, но не Тареком. Но ему не привиделось. – Добрый день, – сдержанно здоровается Тарек и протягивает руку для рукопожатия. «Да, конечно, добрее некуда», – думает Антонио и пожимает ему руку. – Добрый день, Тарек. Если ты что-то забыл здесь много лет назад, то ничем не могу помочь – бумаги давно были сданы на макулатуру, а вещи выбросила уборщица, – Диодато язвит изо всех сил, но старается, чтобы это звучало невозмутимо. Тарек не остаётся в долгу и отвечает в таком же тоне: – Предпочитаю обращение на Вы. И не по имени, а «инспектор Юрчич», – он показывает документы. – Иначе засчитаю это в минус, когда буду писать отчёт о проверке. – Проверке? – удивляется Диодато. – Да, внеплановая проверка школы, о которой договорились родители одной из учениц. Знакомьтесь: это Марко Анастасио, Клаудия Лагона и Акилле Лауро, и сегодня они работают со мной. А это, – Тарек представляет его своим коллегам, – Антонио Диодато, директор школы. Антонио, у которого шок с лица не сходит ни на миг, жмёт руки всем, кого представил ему Тарек. – Можно уточнить, в чём причина проверки? Что-то конкретное случилось? – спрашивает директор. – Это вы мне расскажете, мистер Диодато. Можно мне тоже уточнить? – Конечно. – Почему от ваших учеников за километр несёт перегаром? Диодато такого вопроса не ожидал. Принюхивается и морщится – действительно воняет. «Потому что мы всей школой дружно ходили жарить шашлыки», – он едва держится, чтобы не ответить Тареку именно так. – Технические неполадки на кухне, ученики тут ни при чём, – Диодато быстро находит отмазку. – Правда? Ну, в таком случае, Акилле, запиши в протокол: технические неполадки на кухне. Это тоже пойдет в минус вашей школе, – Тарека забавляет эта ситуация, а Акилле действительно достает из кармана ручку и записывает. Диодато понимает, что облажался, хотя проверка ещё даже не началась. – Что ж, возьмёмся за работу, господа, – говорит Тарек, и коллеги расходятся по этажам. Они с Антонио остаются наедине. Ученики расходятся по классам после звонка, и коридоры пустеют. – Как там Италия, уважаемый мистер инспектор Юрчич? – спрашивает Диодато не из вежливости, а потому что хочет уколоть. – Я же попросил – просто «инспектор Юрчич», – Тарек натянуто улыбается. – Италия – прекрасная страна, и я прожил там три счастливых года, получив бесценный опыт преподавания в итальянских школах. Врёт. Врёт и не краснеет. На самом деле всё было куда более иронично. Тарек прилетел в Италию, когда прошло лишь две недели после их с Диодато расставания. Прилетел, вышел из аэропорта и не знал, куда пойти дальше. Чувство одиночества разъедало его изнутри, и даже чудесная погода, приветливые люди и куча новых возможностей не смогли побороть это чувство. Он снял номер в дорогом отеле – раскошелился на люкс, ибо знал, что не останется тут надолго, а деньги копил уже давно, чтобы купить дом, так что их было достаточно. В тот же день решил пойти поспрашивать, не нужны ли учителя в начальные школы. Свободных вакансий оказалось несколько, и все разные: от частных лицеев для богатых детей до самых обычных школ. Тарек – человек простой, и в лицее для мажоров ему было бы некомфортно, поэтому он пришёл на собеседование в школу. И его взяли – сказали, что у него есть особый талант общения и взаимопонимания с детьми, и таких учителей высоко ценят в итальянских школах. Но преподавание он представлял совсем по-другому. Они с Диодато собирались вместе устроиться работать в одну школу, помогать друг другу, дома обсуждать забавные ситуации, произошедшие за день, а вечером ходить в бар или на набережную. Как жаль, что этим планам не суждено было сбыться. Тарек провёл в Италии чуть больше месяца. Дети его полюбили, и это единственная причина, по которой он всё ещё немного сомневался, сто́ит ли возвращаться в родные края. Но ему наскучила ежедневная рутина, которую не с кем разбавить, и даже море под окном и удивительный итальянский язык, звучащий отовсюду, не смогли заставить его остаться. – Рад за вас, – говорит Антонио. Кажется, он действительно поверил, что в Италии Тарек не скучал. – Я отойду ненадолго, сделаю один звонок, а вы приходите в мой кабинет, присаживайтесь, – он с чересчур наигранным гостеприимством открывает дверь кабинета и впускает туда Тарека. А сам Антонио уходит в даль коридора, достаёт телефон и дрожащей рукой набирает Саманту. «Ну же, возьми трубку», – умоляет он, и случается чудо. – Саманта, солнышко, милая, пожалуйста, скажи, что ты сейчас в школе, – Диодато скрещивает пальцы, чтобы так и было. – О-ой, как мы заговорили, – удивляется Саманта. – Сначала угрожаешь мне увольнением, а теперь называешь солнышком? – Я погорячился, признаю. Но сейчас ты действительно нужна мне. – Допустим, я сейчас в школе. А что случилось? – Внеплановая проверка во главе с никогда-не-угадаешь-кем. Саманта на секунду задумывается, но вариантов у неё нет. – Говори уже. – Тарек – инспектор! И сейчас он у меня в кабинете! – Диодато на всякий случай говорит шёпотом, а то мало ли, вдруг Тарек услышит и сделает вывод, что его появление как-то впечатлило Антонио. Пф, пусть не мечтает. – Буду через минуту, – шокированно говорит Саманта и сбрасывает вызов. Диодато, собравшись с мыслями и глубоко вздохнув, заходит в свой кабинет, морально готовясь к очередному сражению по язвительности. И останавливается на пороге, когда видит до ужаса удивлённые глаза Тарека, которые смотрят в один из ящиков в столе. Диодато подходит к нему с целью выяснить, что же его так сильно удивило, и сам впадает в ступор. – Я искал личные дела учеников – хотел глянуть, кем была эта погибшая девочка. А нашёл вот это, – объясняет Тарек. И указывает на коробку, вплоть до краёв наполненную пакетами с белым порошком, а на крышке надпись «Метадон DB00333».