***
– Это ты мне подкинул, – заявляет Диодато, смотря Тареку прямо в глаза со стопроцентной уверенностью, что это он виноват. – Я понимаю, что вам, мистер Диодато, очень сильно хочется обвинить меня, но в этом нет ни капли логики: я вошёл в ваш кабинет с пустыми руками, поэтому коробка с наркотиками так или иначе очутилась здесь ещё до моего приезда. «По факту говорит, сукин сын», – думает Антонио, но легче от этого не становится. Скорее наоборот: он чувствует, что так просто выпутаться из этой ситуации ему не удастся, но всё равно предпринимает попытку решить всё тихо и мирно: – Слушай, я понятия не имею, что эта дурь делает у меня в кабинете. Очевидно, что это подстава. Ну же, Тарек, ты должен мне верить! – Верить? Тебе? – инспектор иронично смеётся. – Заруби себе на носу, Антонио: ты уже давно не тот человек, которому мне хотелось бы верить. Поэтому... Как там говорят при задержании? «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас». – Что здесь происходит? – Саманта заходит без стука и останавливается на пороге, ошарашенным взглядом бегая по кабинету. – Закрой дверь, пожалуйста, – как можно спокойнее говорит Антонио, но Тарек его перебивает: – Не сто́ит. Всё равно сейчас сюда приедет полиция. Саманта всё-таки закрывает за собой дверь и проходит внутрь кабинета. Видит открытый ящик, а в нём коробку, до краёв набитую запрещёнными веществами. Вопросительно смотрит на Диодато, тот кивает на Тарека, мол, это он нашел, а я ни при чём. Тарек достает мобильник, чтобы вызвать полицию, но Антонио выбивает телефон у него из рук. – Какого хрена ты творишь!? – кричит инспектор. – Это я у тебя хочу спросить! Приехал сюда весь такой крутой-деловой, нашёл наркотики, к которым я не имею ни малейшего отношения, а теперь хочешь сдать меня полиции! Для тебя это просто игра, да? Или способ отомстить мне? – Не говори чушь, – уже спокойнее говорит Тарек. – Вызвать полицию при таких обстоятельствах – это мой гражданский долг. Если тебя действительно подставили, то тебе нечего бояться, не так ли? – Он прав, – Саманта неожиданно встаёт на сторону Тарека. – Нельзя сделать вид, что ничего не произошло. А так полиция разберётся в ситуации, и тебя оправдают. «Это если ты действительно не виноват», – мысленно добавляет она. Саманта слишком хорошо знает Антонио, слишком много лет она шла с ним плечом к плечу, видела слишком много тёмных делишек, которые он проворачивал ради собственной выгоды. До наркотиков дело ещё не доходило, но кто знает, кто знает... Полицейские сирены привлекают внимание всех учащихся. Ну вот как тут сосредоточиться на скучных уроках, когда в школе происходит столько всего? Старшеклассники столпились возле окон, наблюдая за происходящим. – Это... Диодато? – Походу его задержали. – Думаете, это связано с Ульрикке? – Смотрите, там инспектор. – Что такого мог натворить наш дирик? – Не знаю, но так ему и надо... – Да, меня он тоже бесит. – Тишина! – в класс заходит взволнованная Саманта. – Что там случилось? – мистер Либ подходит к ней с вопросом. – Я уверена, что скоро всё решится, поэтому не сто́ит волноваться, – Саманта сама не верит своим словам. – Дорогие ученики, вы наверняка уже видели, что нашего директора задержали. Совсем скоро сюда прибудут журналисты, и ситуация наберёт огласки, поэтому я вас очень прошу: остерегайтесь дезинформации и любых неподтвержденных слухов. Не нужно сеять панику среди учащихся. Спасибо за понимание. – Так а за что его повязали? – отовсюду звучит этот вопрос. Саманта понимает, что скрывать нет смысла, ведь они всё равно узнают если не от неё, то от кого-то другого. – За хранение наркотиков в школе. В классе начинается шум и бурное обсуждение. Мистер Либ даже не пытается угомонить школьников – он кажется удивлённым не меньше, чем они. Джон быстро находит Бена и подходит к нему. Он понимает, что на нормальный разговор нельзя рассчитывать, ведь Мухарремай уже дважды завинил перед ним: первый – когда связался с Лаурой и повёлся на её благие намерения помочь Бену завязать с дилерством, а второй – когда с той же Лаурой поцеловался на вечеринке. Идиот, грёбаный идиот. И всё же Джон надеется, что Долич не пошлёт его сейчас куда подальше. – Бен... – Иди нахуй. – Я просто хотел спросить, вдруг ты что-то знаешь про наркоту Диодато. Ты же вроде как крутишься в этой сфере. – Иди нахуй дважды. Ну, вот. Чего и следовало ожидать – Бен не настроен на разговор, но Джон не сдаётся. – Что я должен сделать, чтобы ты перестал злиться? – спрашивает он и наивно надеется на адекватный ответ. – Ну-у, дай-ка подумать. О, придумал! Как насчёт пойти нахуй? – Как скажешь, – пожимает плечами Джон и намеревается отойти подальше, но Бен его останавливает. – Я правда ничего не знаю. Долбанный Джон Мухарремай со своим до тошноты милым голосом, ужасающе-проницательным взглядом и кудрявыми волосами, которые спадают на лоб, когда тот напряжённо о чём-то думает. На него невозможно обижаться, как ни пытайся. Бен заранее проиграл эту битву – попытки ненавидеть Джона были с самого начала обречены на провал. Но и мириться с ним Бен не собирается. Если Джон думает, что заслужит прощение лишь благодаря многочисленным извинениям, то глубоко ошибается. Бен уверен, что он хороший человек, но порой даже хорошие люди могут сделать много плохого по отношению к другим.***
Два последних урока отменили, чтобы одноклассники Ульрикке не опоздали на похороны. Первая половина дня прошла как в тумане: разговоры о трагической гибели Ули начались с самого утра и не прекращались до сих пор. Каждый считал своим долгом спросить об этом её близких подруг, даже не задумываясь, что им может быть тяжело об этом говорить. Столько лет дружбы, столько незабываемых моментов и эмоций остались позади. – Привет, – Саманта выходит в школьный двор, когда почти все уже собрались там. – Как вы? – Ну, вроде как держимся, – отвечает Джессика и отводит взгляд. Роксен ничего не говорит, но по ней видно, что эту утрату она переживает очень и очень тяжело. В церкви тесно и жарко. Монотонный голос священника лишь нагоняет сон, но когда он объявляет о прощании с усопшей, сонливость как будто рукой снимает. Каждый подходит к гробу, говорит пару прощальных слов, а когда очередь доходит до Роксен, она трясётся и не может сдвинуться с места. Её пугает тот факт, что Ульрикке, которая буквально вчера была жива, разговаривала и смеялась, сейчас лежит мёртвая в гробу, окружённая цветами и венками. Атена стоит недалеко от неё и сразу видит, что Роксен сейчас на грани истерики, поэтому подходит к ней и говорит шепотом: – Подходить к гробу необязательно. Не иди, если не можешь. – Я должна... Уля была моей подругой, – отвечает Роксана, но так и не ступает ни шагу вперёд. – Тогда идём вместе, – Атена берёт её под руку, и девушка всё же набирается смелости идти. Неконтролируемые слёзы градом катятся из глаз, стекают по щекам и падают на церковный кафель. Слышно лишь громкие радыния мамы Ульрикке, которая только что попрощалась с дочерью, и попытки папы успокоить её, которые кажутся крайне нелепыми на фоне общего траура. «Эти люди потеряли единственную дочь. Я потеряла подругу. Мы все потеряли одноклассницу. Смогу ли я когда-нибудь осознать это полностью и смириться?» – задумывается Роксен, но ответить на свой вопрос не успевает – они с Атеной уже дошли до гроба. Рокса перепуганно смотрит на неживое тело Ульрикке, а мозг отказывается воспринимать тот факт, что это та самая Ульрикке, с которой они дружили много лет и прошли вместе через всё: взлеты и падения, удачи и провалы, смех и слёзы. – Спасибо тебе за всё, – тихим сдавленным голосом говорит Роксен. – Надеюсь, там тебе будет хорошо. Что это за призрачное «там», которое обещают всем добрым людям после смерти, – этого Рокса не знает, но искренне верит, что если это место существует, то Уля попадёт именно туда, ведь она этого заслуживает. Когда похоронная процессия находилась по дороге на кладбище, Самира сравнялась с Атеной и неожиданно сказала: – Ты молодец, что поддержала Роксен. Ей, конечно, не стоило так реветь, но ты сделала правильно. Иногда Самира может сказать такое, на что ответить невозможно, ведь хочется одновременно и врезать ей, и улыбнуться. – «Не стоило ныть»? – удивляется Атена. – Она потеряла лучшую подругу и имеет полное право выплеснуть свои чувства! – Я пришла высказать своё уважение, а ты на меня орёшь. Хотя по-другому ты не умеешь, я уже привыкла, – говорит Самира и быстро уходит вперёд, не оставляя Атене возможности ответить. Чуть поодаль от них Бен остановил Уку с целью серьёзно поговорить. – На пару слов, – говорит Долич, а Сувисте аж подпрыгивает на месте от неожиданности. Вообще Уку сегодня странно ведёт себя. Всё время оглядывается и почти ни с кем не разговаривает, и именно это окончательно убеждает Бена вывести его на разговор. Когда они оказываются на безопасном расстоянии от остальных участников процессии, Бен решает не тянуть кота за хвост и с ходу спрашивает: – Это ты подсыпал Ульрикке наркоту? Сувисте выглядит испуганным, будто его застали врасплох этим вопросом. Этот здоровяк никогда не ведёт себя как зашуганный мальчишка, и Бен замечает эту странность в его поведении. – Что? – Уку пытается сделать вид, что не понял вопроса. – Да ты шутишь, – он фальшиво улыбается, пытаясь свести всё к шутке. – Нет, я говорю серьёзно. Ты купил у меня метадон, а потом этот же вид наркотиков нашли в крови Ульрикке. Думаешь, я настолько тупой, чтобы не сложить два плюс два и понять, что ты в этом замешан? – Слушай, чувак, – Уку решает воспользоваться преимуществом – он выше Бена на полторы головы, поэтому угрожающе выпрямляет плечи и смотрит на него свысока. – Я купил эту дурь для себя и не имею никакого отношения к гибели Ульрикке. Усёк? Бен смотрит на него как на идиота, но спорить не осмеливается. – Допустим, что да. – Вот и славно, – Сувисте хлопает его по плечу и добавляет уже тише: – Не забывай, что я могу в любой момент пойти в полицию и сдать тебя как малолетнего торгаша дурью. На следующий раз хорошо подумай, прежде чем обвинять меня в чём-то. Уку уходит вперёд, оставив Бена плестись позади, а тем временем процессия уже добралась до кладбища. Смотреть, как гроб безвозвратно погружают в землю – занятие не из приятных. Роксен держится из последних сил, и сейчас ей бы не помешала поддержка Сандро, но он стоит где-то позади рядом с Винсентом и Бенни и наверняка даже не вспоминает про неё. Джессика берёт Роксу за правую руку, а только что подошедшая Атена – за левую. Чуть позади стоит Самира и пару раз бросает острые недовольные взгляды на Атену. Похороны подходят к концу, и все начинают расходиться по домам, но Джон не спешит домой. Найти могилу отца не составляет труда – мама постаралась и оформила её максимально красиво, посадила много цветов и заказала дорогущий памятник. Заслуживает ли этот человек столько почести после своей смерти – этого Джон не знает, ведь отца он почти не помнит. Он смахивает со скамейки опавшие с дерева листья и садится напротив могилы. – Привет, пап. Давненько я сюда не приходил, правда? Прохладный осенний ветер заставляет повыше натянуть горловину свитера и взглянуть на небо – посмотреть, не собираются ли там дождевые тучи. – Уж ты-то точно знаешь, сколько проблем приносят наркотики, да, пап? Иногда так хочется, чтобы люди учились на ошибках других, но мало кому это удаётся. Почему вообще появились эти долбанные наркотики? Наверное, кто-то так сильно хотел сбежать из реальности, что создал вещества, которые могут с этим помочь. Но иногда дурь помогает сбежать не только из реальности, но и из жизни в целом. Опять-таки, пап, ты это точно знаешь. Джон слышит чьи-то шаги неподалёку и сразу оборачивается на звук. К нему подходит парень примерно его возраста. – Привет. Извини, если помешал, – говорит он и протягивает руку для знакомства. – Меня Андрей зовут. – Ничего страшного, – отвечает Мухарремай и жмёт руку. – Я Джон. – Хотел спросить, кого только что захоронили. Случайно не ту девочку, что утонула вчера? – Да, это моя одноклассница. Никогда бы не подумал, что с ней может такое произойти, – тяжело вздыхает Джон и плотнее указывается в пальто – осенние холода уже наступают, хотя прощаться с летним теплом ох как не хочется. – Оу, сочувствую, – говорит Андрей. – Порой трагические вещи случаются с теми людьми, которые этого совсем не заслуживают. Джон кивает и говорит: – Звучит так, будто ты хорошо знаешь, о чём говоришь. – Да, – Андрей подтверждает его догадку. – Я сюда к родителям пришёл. Десять лет уже прошло с дня их смерти, а виновники всё ещё не сели за решётку. Справедливость? Нет, не слышали. – Ох, мои соболезнования. А что с ними случилось и почему виновников не посадили? – спрашивает Джон и сразу же добавляет: – Извини за эти вопросы. Не отвечай, если не хочешь. – Всё нормально, – отвечает Андрей и удивляется такой воспитанности нового знакомого. – Они погибли в автокатастрофе, которую организовали наши родственники. Я тоже там был и наверняка должен был умереть вместе с ними, но судьба решила поиздеваться и оставила меня в живых. Эти гады забрали у меня наследство, а я был слишком маленьким, чтобы бороться за него. Дело об автокатастрофе замяли, а обо мне все забыли. Такая вот невесёлая история, – Хайат заканчивает рассказ и отводит взгляд. – Хреновая ситуация. Но ведь теперь ты достаточно взрослый, чтобы вернуть себе наследство и добиться справедливости, разве не так? – Слишком оптимистичный прогноз. Эти суки скорее убьют меня, чем позволят что-либо предпринять. Но жизнь покажет, что можно сделать. Хайат случайно натыкается взглядом на памятник напротив. – Это твой отец? – спрашивает он. – Да. Умер от передоза. – Ты очень спокойно об этом говоришь. – верно подмечает Андрей. – Почему? – Я просто не уверен, что он был достойным человеком. Разве достойный человек принимал бы наркотики, имея семью? Он должен был помнить обо мне и маме. Подумать, что будет с нами, если он умрёт. Но нет же – он не подумал, передознулся и оставил нас. Хайат долго думает об этих словах. Он с ними согласен и не согласен одновременно. – Если он принимал наркоту, значит, на то были причины. Порой трудности вынуждают человека свернуть на неправильный путь. Но у него была семья, и ты прав, ему стоило думать о ней в первую очередь. Фраза «Порой трудности вынуждают человека свернуть на неправильный путь» очень хорошо описывает погибших родителей Андрея. Но Джону он об этом не расскажет – хватит на сегодня откровений перед этим незнакомцем. И как подтверждение этому с неба падают первые капли дождя, и с каждой секундой их становится всё больше, а на улице – холоднее. – Думаю, пора бежать домой, – говорит Джон, и Андрей не может не согласиться. Выйдя за ворота кладбища, они поспешно прощаются и расходятся в разные стороны: Джон – в центр, Андрей – куда-то за город, наверняка в сторону трейлерного парка.***
Новые сюрпризы начались с самого утра следующего дня. Приехали какие-то важные шишки из отдела образования, чтобы назначить исполняющего обязанности директора на время отсутствия Диодато. Пока в учительской шло совещание, ученики на уроках пытались предугадать, кого назначат на эту должность. Большинство из них думали, что исполняющей обязанности станет Лесли Рой – учительница обществознания и одновременно завуч школы. Но каково было их удивление, когда на должность назначили вовсе не её! – Если никто не имеет никаких возражений, то пусть мистер Либ подписывает документы и занимает этот пост. Никто не возражал, ведь учителя, присутствующие на совещании, терпеть не могли Диодато и были вовсе не против, если его место займет кто-то другой. А Том уже давно зарекомендовал себя как компетентный учитель, так что с управлением школой он тоже должен справиться. На следующей перемене все уже знали, что Том стал новым директором, а он принимал поздравления от коллег и учеников. Но школа имени Селин Дион не была бы собой, если бы на этом сюрпризы закончились. – Волнуешься? – спрашивает Том у парня, которому совсем скоро предстоит переступить порог своего нового класса. – Ты меня за придурка не держи, – огрызается тот. – Никакого «ты» в стенах школы. Я здесь всё-таки директор. – Исполняющий обязанности директора, – поправляет он, а Том незаметно закатывает глаза. – Суть не меняется, – отвечает мистер Либ. Закончив оформлять документы, они выходят из кабинета. Сейчас Том должен провести новенькому экскурсию по школе, а затем отвести в класс и познакомить с одноклассниками. Но обстоятельства решают иначе, и как только они выходят из кабинета, Том видит незваную гостью, которая очень стремительно направляется в его сторону. Взгляд Тома находит в толпе учеников первого попавшегося, и им оказывается Джон. Сейчас главное, чтобы новенький оказался как можно дальше отсюда. – Джон, можно тебя попросить об одолжении? – мистер Либ говорит поспешно и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Проведи новенькому экскурсию по школе, а затем возьми с собой на урок и представь его одноклассникам. Это должен был сделать я, но появились неотложные дела... Тем временем «неотложное дело» уже находится в критической близости. – Да, конечно, – соглашается Джон и переводит взгляд на новенького: – Ой, да ты же тот парень с кладбища! Том хочет спросить, почему Джон называет Андрея «парнем с кладбища», но времени на пустые разговоры не остаётся, и он жестом показывает Хайату, что им пора бы уже бежать отсюда. Джон с Андреем сворачивают в ближайший коридор, а Том натягивает фальшивую улыбку и с ней встречает пришедшую женщину: – Здравствуйте, миссис Соклич. Я могу быть вам чем-то полезен? – Можете и будете, мистер Либ, но лишь в том случае, если передумаете участвовать в выборах мэра города, – не скрывая неприязни в голосе говорит она. – Прошу, давайте поговорим в моём кабинете. Чашечка ромашкового чая вам сейчас точно не помешает, – Том не упускает возможности подшутить над нервозностью Аны. Тем временем Джон проводит Андрею весьма увлекательную экскурсию по школе. Увлекательные в ней не столь помещения школы, сколь рассказы Джона о том, что в них произошло. За это утро Хайат узнал историю о том, как Джессика однажды сожгла свои волосы в химической лаборатории, как Вайдотас в прошлом году прыгнул в снег с окна класса на третьем этаже и сколькими способами уборщица пыталась поймать в туалете курящих старшеклассников. – И они ни разу не спалились? – удивляется Андрей. – Ни разу, – отвечает Джон и обдумывает, где они ещё не побывали, а затем смотрит на часы и говорит: – У нас урок через минуту, советую поспешить, если не хочешь опоздать в свой первый учебный день. Хайату вообще-то насрать на опоздания, но когда Мухарремай начинает идти быстрее, он тоже ускоряется. У Джона есть тупейшая привычка ходить возле дверей, которые открываются наружу. И сейчас его в который раз случайно ударили дверью, да так сильно, что можно сделать вывод, что это был максимально злой человек. А в общем-то так и есть: разгневанная Ана Соклич даже не обращает внимания на возмущения того, кого она только чуть не прибила. – Ты ещё пожалеешь об этом! – кричит она Тому наостанок и собирается уходить. И ушла бы, если б не заметила Андрея, который вот прям вообще никак не должен был попасться ей на глаза. – Вот блять, – шепчет он и начинает быстро шагать назад. – Андрей! – кричит ему вдогонку Ана, но за ним уже и след простыл. Джон ничего не понимает то ли из-за удара дверью по голове, то ли просто не понимает. Ана тут же набрасывается на него: – Я ведь не ошибаюсь, да? Это Андрей Хайат? – Да, – отвечает Джон. – А вы, извините, кто? Миссис Соклич игнорирует его вопрос, погрузившись в собственные мысли. – Так он всё-таки жив... Удивительно. Джон ещё больше ничего не понимает, а тем временем Ана идёт в ту же сторону, куда только что убежал Андрей. Джон правильно понимает, что если тот сбежал от неё с такой скоростью, значит, говорить с ней он точно не захочет, поэтому идёт следом за ней, надеясь как-то задержать или отвлечь. – Там уборщица только что помыла пол, сказала ни в коем случае не ходить, – Джон на ходу придумывает для Аны причину не идти по тому коридору. – Ну, если Андрей там прошёлся, значит, пол уже грязный. Я хуже не сделаю, – она не останавливается. Джон идёт за ней, уже не обращая внимания, что звонок прозвенел три минуты назад. Видимо, Хайат всё-таки опоздает на свой первый урок, но Джон уже не уверен, что ему на это не всё равно. И вдруг его осеняет внезапная догадка: – Вы одна из тех родственников, которые забрали у Андрея наследство? Ана наконец-то останавливается и испепелительным взглядом смотрит на Джона. – Он – ребёнок, который рос неизвестно где без родителей или опекунов. Ты действительно веришь его словам? – Мне почему-то хочется ему верить, а вот вам – нет, – отвечает Джон, и Ана, не ожидая такой наглосты, повышает голос: – Послушай меня, пока я добрая. Развернись на сто восемьдесят градусов и иди на урок, а с Андреем я поговорю, хочет он этого или нет. Джон удивляется наглости старшего поколения и уже собирается что-то сказать в ответ, но тут из ниоткуда появляется Андрей, сверкая грозным взглядом в полутьме школьного коридора. – Хочешь поговорить? Ну, что ж, давай поговорим, – произносит он, вкладывая в эти слову всю злобу, на которую способен. – Поговорим о том, как ты и тебе подобные с самого начала положили глаз на богатство моих родителей. О том, как твой уважаемый муж организовал ДТП, в котором погибли мои мама и папа. И о том, как вы объявили меня пропавшим без вести, чтобы я не смог получить наследство, а потом разделили его между собой и жили-были да горя не знали. Об этом ты хотела поговорить? Миссис Соклич смотрит на него с презрением и удивлением, ведь не ожидала, что маленький мальчишка Андрей не только вырос, но и набрался смелости говорить с ней в таком тоне. – В детстве ты был более воспитанным, – она произносит это с упрёком. – А ты как была сукой, так и осталась, – не остаётся в долгу Хайат. Ещё вчера Андрей казался Джону таким уравновешенным и спокойным, а сегодня он язвит, не подбирая слов. Судя по всему, эта женщина причинила ему много боли, и обида на неё терзает душу Андрея до сих пор, хотя прошло уже много лет. Как там говорят? «Время лечит»? Видимо, не в этом случае. – Сразу видно, чей ты сын, – Ана решает надавить на больное – вспомнить про родителей Андрея. – Твоя матушка тоже любила лезть на рожон, и чем ей это обернулось? Потрёпанной могильной плитой на местном кладбище. Андрей сжимает руки в кулаки так, что хрустят костяшки, и Ана понимает – ей удалось его задеть. Но Хайат знает, что она лишь этого и добивается, поэтому делает глубокий вдох и говорит с ироничной ухмылкой: – Убить собственную сестру... Да, это как раз в твоём духе. Ты ей завидовала. Завидовала, ведь у неё был хороший муж, сын и деньги. Суммы, о которых ты могла только мечтать. – Ты не знаешь, о чём говоришь... – Как ты вообще спишь по ночам, зная, что ты – убийца? И это – последняя капля. Ана с размаху даёт хлёсткую пощёчину по скуле Андрея, но он в ответ лишь продолжает ухмыляется, ведь знает, что победил. Ему ни капли не больно, по крайней мере физически, а об иной боли он не хотел бы вспоминать. Чего Ана хотела добиться этим разговором – непонятно, но Андрей знает, что благоразумием эта женщина не блещет. Так что же ей нужно? Унизить его снова? А некуда уже унижать. Она забрала у него всё: наследство, нормальное детство, а главное – родителей. – Когда-нибудь ты перестанешь обвинять меня в их смерти и поймёшь, что так бывает: люди умирают каждый день, и не обязательно, чтобы кто-то был причастен к их гибели. Но ты всего лишь дитя, которое хочет найти призрачную справедливость. Запомни, Андрей: справедливости не существует. Ты можешь беситься сколько хочешь, но это не поможет тебе вернуть маму с папой. Ана смотрит на него свысока и радуется, что смогла отыграться. Андрею сказать нечего. Он пытается собрать мысли в слова, но попытки тщетны. – Если вы не познали справедливость, то это не значит, что её не существует, – вставляет свои пять копеек Джон, чтобы поддержать Хайата. Эта Соклич ему не нравится, ой как не нравится. К Хайату он уже проникся пониманием и сочувствием, а вот к ней чувствует лишь неприязнь и недоверие. Ана уходит, оставляя за собой только шлейф дорогого парфюма и горькое послевкусие состоявшего разговора. – Ты как? – спрашивает Джон, но лучше бы не спрашивал. Андрей, конечно же, не отвечает. Поворачивается к нему спиной и уходит, шагая по незнакомому коридору так уверенно, что Джону начинает казаться, будто Хайат знает это место как свои пять пальцев. Нормально ведь жили, учились. Без новенького ученика с трагичным прошлым, без ареста директора, без смерти Ули. Слишком много проблем свалилось на эту школу за предыдущие несколько дней, и Джон почему-то считает, что это лишь начало. Но сейчас он не хочет вдаваться в подробности. Сейчас он пытается догнать Андрея, чтобы тот не натворил глупостей. Сейчас он понимает, что в школе вообще-то идут уроки, но хрен с ними, когда есть много вещей поважнее.***
– Если нам на замену поставят Аксельрода, то я суициднусь прямо на уроке, – заявляет Бен Кристовао на перемене за минуту до звонка. Дэвид Аксельрод – самый ненавистный учитель всех времён и народов. Со временами и народами – это, кончено, преувеличено, но в этой школе его не любит никто: ни коллеги, ни уж тем более ученики. Он работает здесь со дня открытия школы и считает себя умнее и опытнее, чем любой другой учитель. А школьников он вообще людьми не считает, судя по всему, ведь ему уже давно вошло в привычку называть их «малолетним отродьем» и говорить, что они ничего не добьются в жизни. Даже если его предмет – историю – кто-то будет знать на высший балл с плюсом, Аксельрод эту оценку не поставит. Найдет миллион причин докопаться и занизит хотя бы на один балл, а лучше на два, в идеале – на три. Кроме него и Диодато в школе больше нет учителей истории, а так как горе-директора арестовали, опасения Бенни с огромной вероятностью станут реальностью, и историю в старших классах теперь будет преподавать именно Дэвид. – Как хорошо, что моя фамилия не Аксельрод, ведь юный суицидник на уроке – это страшно, – говорит только что вошедший в класс мужчина, которого раньше здесь никто не видел. – А вы, мистер... – он вопросительно смотрит на Бенни. – Кристовао. – Мистер Кристовао, будете первым сегодня отвечать по теме «Основные причины Первой мировой войны, план Шлиффена и осада крепости Антверпен». Меня зовут Эйнар Стефанссон, и в ближайшее время я буду преподавать вам историю вместо мистера Диодато. Бенни выглядит крайне недовольным. Он всего лишь пошутил про суицид, а новый препод сразу решил завалить его школьным материалом. Ну, по крайней мере он – не Аксельрод, и хотя бы за это можно благодарить матушку-судьбу. – Я так понимаю, политическая карта мира должна сама прийти на урок? Если да, то она опаздывает, – мистер Стефанссон сверяется с часами и постукивает по пустой стене, на которой должна висеть необходимая для урока карта. – Дежурные, вы должны были за этим проследить, так что бегом за картой! – раскомандовалась Самира, и насколько нецензурных выражений в её сторону шёпотом звучат в разных частях класса, но дежурные всё же отправляются на поиски карты. – Мальчик на пятой парте, ты знал, что всех, кто матерился, в пятнадцатом веке сжигали на костре? – сурово спрашивает учитель, но ответа так и не дожидается. – Я шучу. Не знаю, как было тогда, но сейчас ты пойдёшь отвечать вторым после мистера Кристовао. – Я не выучил параграф по причине общешкольного траура, – отзывается Сандро, а его дружки поддерживающе смеются. – Да хоть конца света, ей-богу, но балканские войны ты должен знать наизусть, – в точности копируя манеру ответа Сандро, говорит учитель. Пока парни пытаются найти общий язык с мистером Стефанссоном (ключевое слово – пытаются), девушки, в особенности некоторые из них, обсуждают нового учителя. – Не Аксельрод, и на том спасибо, – говорит Джессика, вовсе не заинтересованная в личности Эйнара. – И это всё, что ты можешь сказать? – удивляется Стефания. – Джесс у нас по девочкам, ты забыла что ли? – смеётся Самира, ожидая, что остальные её поддержат. – Голубые волосы – не признак гомосексуализма, но ты слишком тупая, чтобы это понять, – язвит Джессика, и Самира умолкает. – Да он же бог красоты, ну ты посмотри на него! – Стефания продолжает с восхищением смотреть на Эйнара и толкает локтем Арилену, которая витает в облаках и ничего вокруг не замечает. – Ну-у, ничего такой, – соглашается девушка, но дальше разговор не заходит, так как мистер Стефанссон серьёзно настроен провести максимально познавательный урок. – Для начала – быстрая перекличка, после неё повторяем материал вместе с нашими двумя жертвами, – он с насмешкой смотрит на Бенни и Сандро, – а затем приступаем к новой теме, – Стефанссон открывает классный журнал и начинает перекличку: – Аксель Канкаанранта? – Заболел. – Алиция Шемплинская? – Здесь. – Арилена Ара? – Здесь. Эйнар делает паузу, ищет глазами Арилену и сразу же возвращается взглядом к журналу. Мир полон неожиданностей, порой не самых приятных. – Атена Манукян? – он продолжает перекличку, делая вид, что ничего не произошло. Но на самом деле кое-что произошло, и разобраться с этим нужно как можно скорее. – Видела, как он на тебя посмотрел? – Стефания сразу же взялась капать на мозги Арилене. – Всё ясно, ему по душе блондинки, – делает вывод Самира и хитро смотрит на Арилену. – С чего вы вообще взяли, что наш новый учитель интересуется школьницами? – Джессика включает свой привычный скептицизм. – Это было бы непрофессионально с его стороны, – добавляет до сих пор молчавшая Роксен. – Какие же вы зануды, аж тошно, – Стефания демонстративно отворачивается от них и продолжает попытки поймать зрительный контакт с Эйнаром. Урок проходит быстро и на удивление интересно, а Бенни и Сандро получают прощение и отпущение от нового учителя с обещанием выучить параграф на следующий раз. Когда звучит звонок на перемену, Эйнар как раз заканчивает диктовать материал. – Арилена, останься на минутку, пожалуйста, – говорит он, и по классу звучит единогласное «О-о-о!» – Я же говорила! – слегка обиженно говорит Стефания. Да, она завидует Арилене. Да, она хотела, чтобы внимание мистера Стефанссона досталось ей, но случилось не так. Арилена искренне не понимает, в чём дело, а встревоженный взгляд Эйнара не предвещает ничего хорошего. Когда в классе остаются лишь они вдвоём, она подходит к учителю. – Вы что-то хотели? – Да, хотел пригласить тебя на кофе. Арилена вздрагивает то ли от неожиданности, то ли от слова «кофе». Она смотрит наивным, слегка напуганным взглядом и переспрашивает: – Вы...что? – Ты ведь любишь кофе, если мне не изменяет память. И Арилена понимает. Осознание приходит к ней неожиданно и сразу больно бьёт по сознанию, словно пытается заставить разум проснуться и начать паниковать. Она мысленно возвращается во времени на две недели назад, вспоминает всё в мельчайших подробностях и ужасается. Эйнар – тот самый Man in mask, заплативший Арилене пятьсот долларов в приватном видеочате. – Послушай, – Эйнар делает шаг вперёд, а Арилена инстинктивно шагает назад, – ты не обязана этим заниматься. Тебе семнадцать, у тебя вся жизнь впереди, разве есть смысл уничтожать её сейчас? Арилена понимает, что отрицать глупо, но всё же говорит: – Наверное, вы меня с кем-то перепутали. – ShyGirl1707, – Эйнар буква за буквой приговаривает её никнейм на вебкам-сайте. Арилена молчит и испытывает желание провалиться сквозь землю, умереть, исчезнуть, да что угодно, лишь бы предотвратить этот кошмар. Она действительно не думала, что кто-то из её клиентов найдёт её в реальности. Считала, что вебкам – это тот вид деятельности, который остаётся в пределах интернета и никак не выливается в настоящую жизнь, и это было её огромной ошибкой. – Кто я такой, чтобы прислушиваться к моему мнению, да? – иронично улыбается Эйнар. – Я ведь грёбаный фетишист с кинком на кофе и женские соски. Но скажу тебе просто как человек: ты заслуживаешь большего, чем работать вебкам-моделью. Арилене почему-то становится грустно от этих слов. Она и сама знает, что заслуживает большего, и в вебкам не пошла бы никогда в жизни, если бы не финансовое положение семьи. – Вы меня не знаете. И не знаете, что сподвигло меня пойти на эту работу, – тихо говорит девушка. – Так и есть, – соглашается Стефанссон. – Но разве ты никогда не хотела уйти оттуда? Тебя правда всё устраивает? Эйнар знает: если на последний вопрос Арилена ответит «да», то это будет ложь. Он видел её через экран компьютера. Видел, что ей не нравится то, чем она занимается. Арилена молчит, и это молчание говорит о многом. Вскоре она всё же говорит: – Даже если я решу уйти, меня так просто не отпустят. У них есть все мои данные и наверняка куча скринов, на которых я... Ну... – Я понимаю. Это можно решить нескромной суммой денег и угрозой пойти в полицию в случае чего. – У меня нет таких денег, – выдыхает Арилена, уже не веря, что этот разговор к чему-либо приведёт. – Зато у меня есть. А ещё мне стыдно за то, что тебе пришлось выполнять мои извращённые прихоти на камеру. Я хочу помочь. Арилена не верит в помощь ради искупления вины. – Почему я должна вам верить? – Потому что я тоже хочу получить кое-что взамен. У Эйнара взгляд нехороший, и Арилену это пугает. – Если это то, о чём я думаю... – начинает она, но Стефанссон не даёт ей договорить. – Нет, не то. Больше никаких извращений. Вообще ничего, связанного с этим, клянусь. Эйнар тяжело вздыхает. Он собирается втянуть Арилену в опасное дело и боится, что пожалеет об этом, но отступать некуда – в глазах девушки появилась надежда и даже капля доверия. – Я слушаю, – говорит она, и Эйнар озвучивает своё условие. – Бенджамин Долич, твой одноклассник. Мне известно, что он торгует наркотиками. От тебя требуется самая малость – следить за ним и сообщать мне обо всём подозрительном, что происходит вокруг него. Арилена знает, что Бен продает, но никогда бы не подумала, что кто-то будет заинтересован в его деятельности настолько, чтобы нанимать за ним слежку. – И всё? – спрашивает она, чтобы знать наверняка. – Да. Проблему с вебкамом я решу, не волнуйся. Ну, следить не так уж сложно. Арилена никогда раньше этим не занималась, но смотрела детективные фильмы и надеется, что они ей хоть немножко помогут. – Хорошо. Эйнар не знает, радоваться или нет. Он надеется, что всё обойдется, но тут дело в большей степени зависит от самого Долича – взбредёт ли ему в голову что-либо натворить, да так, чтобы свидетельницей этого стала Арилена. Если нет – то волноваться не о чём, ведь мелкие торгаши никогда не приносили много проблем. В противном случае нужно готовиться к разбирательствам, и тому, кто стоит во главе наркоторговли, это уж точно не понравится.***
Городская больница снова встретила Бена своей мрачной атмосферой. «И как тут вообще можно лечиться, если единственное желание, которое возникает при попадании сюда – сдохнуть, да поскорее?» – удивляется он, осматриваясь по сторонам. Блас ждёт его на заднем дворе, как и в прошлый раз. Сколько ещё будет этих «разов» – этого не знает ни он, ни Бен, но Канто надеется, что его выпишут уже совсем скоро. Перед доктором он удачно притворяется, что всё нормально, и никакая ломка его не тревожит, зато в своей палате он часто избивает кулаками подушку, надеясь, что это поможет справиться с желанием как можно скорее принять новую дозу. По вечерам Блас смотрит в зеркало и не узнаёт человека в отражении. Не-ет, это не он, это кто-то другой. Кто-то, для кого реальность потеряла смысл, а хотя... Был ли этот смысл вообще? Блас плохо помнит дни, когда он ещё не принимал наркотики. А потом приходит Бен. Долгожданное спасение появляется вместе с ним и новой дозой. Долич как будто вдыхает в него жизнь, заставляет чувствовать себя человеком. Или это не его заслуга, а всего лишь действие метадона? – Когда тебя выпишут? – спрашивает Бен, когда отдаёт дозу и прячет деньги в карман. – Не знаю, – честно отвечает Блас. – Думаю, я должен всех здесь заебать, и тогда меня не то что выпишут, а выгонят нахрен отсюда. А дальше они молчат. Говорить в общем-то не о чем: Блас не слишком хорошо соображает, а Бен в последнее время не разговорчивый. На самом деле просто боится довериться. На улице уже полноценная осень: жёлтые деревья, которые в прошлый раз казались Бласу похожими на яичницу, теперь наполовину голые, и сухие ветки виднеются сквозь полуопавшие листья. На старых зданиях больницы – облезлые граффити, и каждое что-то означает. Бен не хочет присматриваться, но взгляд сам скользит по стене и вскоре натыкается на надпись «Скажи НЕТ наркотикам!». Очень иронично. Блас уже витает в своём мире, широко раскрыв глаза и подняв голову вверх, когда Бен неожиданно произносит: – Думаю, я влюбился. Канто поворачивает голову к нему и смотрит отстранённо, будто пытается вникнуть в суть этих слов, но не может. А Бен, сказавший это, начинает с новыми силами убеждать себя, что это сущий бред, и его скоро отпустит. Отпустит ведь? – В кого? – после недолгой паузы спрашивает Блас. «Ему можно рассказать. Он же простой наркоша, какое ему дело до моих проблем? Послушает и забудет, так что можно не волноваться». Чуть поколебавшись, Долич говорит: – В Джона. Того, который Мухарремай. – В нашего одноклассника что ли? – А разве в мире много людей с такой странной фамилией? Блас молчит. Этот вопрос слишком сложный для его затуманенного разума. Но если Бен думает, что Канто наплевать на услышанное, и вскоре он об этом забудет, то он ошибается.***
Уку привык проводить вечера если не в компании друзей, то за компьютером или приставкой. И сейчас, когда он уже по привычке садится на кресло, чтобы ближайшие несколько часов просидеть так, играя в игры, сообщение на телефоне отвлекает его. Сувисте – человек коммуникабельный, поэтому не удивляется, что ему кто-то написал в столь позднее время. Он открывает диалог и видит сообщение с неизвестного номера: «Я знаю, что ты убил Ульрикке.»