***
— Эрмаль, дорогой, ты уверен, что ему можно доверять? Может, лучше убьем его, пока он не слил полиции наши имена? Эрмаль не скрывает добродушной улыбки. Фабрицио прекрасно знает, что его муж силен и телом, и духом, и разумом, но, в отличие от остальных, он не боится проявить ненавязчивую заботу. «Я переживаю за тебя» — скрывается за его словами, и Мета спешит убедить мужа, что все в порядке. — Я знаю, что делаю, — говорит Эрмаль. — Тарек не дурак, он понимает, что мы, если захотим, из-под земли его достанем. Кто он такой, чтобы идти против настоящей итальянской мафии? Всего лишь ведущий инспектор отдела образования округа. Если мы убьем его, ему на замену очень быстро найдут нового инспектора. Они с Фабрицио сидят на диване, и Эрмаль, прикрыв глаза, кладет голову ему на плечо. И пусть весь мир подождет — Мете так хорошо, что, даже если бы сюда ворвалась местная банда в полном составе, он бы и с места не сдвинулся. Они женаты двенадцать лет, а вместе — все двадцать пять. Еще в далекие школьные годы Фабрицио выбрал Эрмаля, а Эрмаль, тогда еще просто албанский мальчишка, потерявший все и пытающийся выжить в суровой Италии, вцепился в него, как в спасательный круг, и не пожалел об этом. Они действительно нашли друг друга, и за место под солнцем боролись вместе. Сейчас, когда их клан — один из самых влиятельных в мире, странно думать, что когда-то все было иначе. Когда-то им с Фабрицио приходилось считать каждую копейку, а мысли о будущем вызывали ужас. Сейчас, к счастью, все хорошо, и Эрмаль благодарит судьбу за людей, которые стали ему не просто подчиненными, а настоящей семьей. Не будь их, рано или поздно Мета сдался бы. Элоди. Его сокровище, доказавшее, что женщина-мафиози может быть страшнее и опаснее мужчин. Филиппо. Молодой дилер, известный под псевдонимом Ирама, который и производит, и продает одновременно. Местная наркомафия — детский сад по сравнению с ним. Пьеро, Иньяцио и Джанлука. В прошлом — известные на всю Италию воры, в настоящем — главные советники клана. А еще любимый муж и приемный сын, ждущий новостей в Риме. Все эти люди — его главная поддержка. — Эрмаль, — Фабрицио гладит его по голове. — Нам правда нужен этот городишко? Вопрос, которым задается если не весь клан, то большая его часть точно. Почему не Нью-Йорк? Лос-Анджелес? Любой другой город, в котором действительно есть перспективы? — Ты знаешь, кто здесь когда-то жил, — отвечает Эрмаль. — Знаю, — говорит Фабрицио. — Но эти люди погибли десять лет назад. Почему ты так уверен, что их наследие все еще здесь? — Если бы его не было, их бывшая банда не нацелилась бы на школу. Школа имени Селин Дион. Обычное, казалось бы, учебное заведение, вокруг которого в последнее время разгорелся скандал. Прежнего директора Диодато обвиняют в хранении и распространении наркотиков, но новый директор Том Либ (который, кстати, участвует в выборах мэра) постепенно возвращает школе былую репутацию… Каждый день родители отправляют туда детей, не подозревая, что творится там на самом деле. Интересно, что скажут эти наивные люди, когда узнают, что «дионка» стала пристанищем мафии?***
Сандро обычно не курит. Спортсмен и первый красавчик школы должен подавать хороший пример, поэтому — никаких вредных привычек. Раньше это имело смысл, но сейчас, когда все идет по пизде, руки сами тянутся к сигарете. Сначала Блас загремел в больницу с передозом. Затем у Бена случились проблемы с полицией из-за наркотиков (что-то слишком много в этом году наркоты, почему даже у Руттена, который в жизни не употреблял, из-за нее проблемы?) и его отправили в Канаду. А в довершение всего чертов новенький отобрал у него должность капитана. Где в этой жизни справедливость и почему про Сандро она благополучно забыла? «Ненавижу, — думает он, получая очередную порцию табачной отравы в легкие. — Раньше было так хорошо, почему в этом году все иначе?». Кинув сигарету в сторону мусорки (до которой она не долетела и теперь валяется на земле), Сандро собирается уходить, как вдруг на горизонте появляется странная личность, направляющаяся прямиком к нему. — Хей, — приветствует его незнакомец. — Ты капитан школьной команды по баскетболу? Руттен сжимает кулаки от злости. Как же хочется сказать, что да! Он — капитан команды, и никакие Андреи Хайаты с этой должности его не смещали! — Бывший капитан, — цедит Сандро. — Не имею ни малейшего понятия, где ходит нынешний, и если он вам нужен, найдите Мухарремая — это такой кудрявый хрен, за которым наш капитанушка все перемены ухлестывает… — Чува-а-ак, — говорит незнакомец. — Капитаном может назваться каждый, но чтобы быть им, одного звания мало. Я ищу настоящего капитана, и, кажется, это ты. А вот такого развития событий Сандро не ожидает. Все внимание в последние дни достается Андрею, и неожиданная похвала раздувает его эго. — Ты из какого класса? Я тебя раньше не встречал. Очередной новенький, что ли? — интересуется Сандро. — Не, — качает головой незнакомец. — Я школу закончил несколько лет назад, упаси боже еще хоть раз иметь с ней дело. — Тогда что ты делаешь в нашей «дионке»? Парень ухмыляется, и во взгляде его мелькает что-то, от чего Сандро становится не по себе. Если этот чудачок покусится на его святую задницу, бить ему морду придется прямо здесь, во дворе «дионки». — Забыл представиться: меня зовут Ирама, — говорит парень. — Странное имя, — комментирует Сандро. — Не имя, а псевдоним. В моем окружении не принято называться настоящими именами. — Это что за окружение такое? — настораживается Руттен. — И, главное, от меня вам что понадобилось? — Твое участие в нелегальных гонках. Сандро малость охреневает. Хотя, почему малость? Он охреневает капитально, а по затылку молотком стучит вопрос — какого черта?! — Ты совсем ебо-бо, что ли? Какие еще нелегальные гонки? Ирама делает глубокий вдох, пытаясь не сорваться и не натворить глупостей. Нюхнуть бы сейчас отменной дури, но сначала нужно разобраться с раздражающим ребенком, которого дон Мета хочет использовать в своих целях. — Мои друзья — профессионалы своего дела. Раньше они устраивали такие гонки в Италии, но с недавних пор перебрались в Америку. Здесь о них никто не знает, поэтому я осторожно пиарю их деятельность, а заодно набираю участников, — говорит Ирама. — Я слышал о тебе многое, Сандро. Тебя знают даже за пределами «дионки», и многие считают несправедливым то, как с тобой поступила команда. Участие в гонках — отличный способ утереть нос хейтерам и вернуть былой авторитет, ты так не думаешь? Соглашайся же, ну. Сандро соглашается. — Ты прав, — на его губах расцветает ухмылка. — Почему я должен стоять на месте из-за каких-то дураков? Покажу высший класс в этих гонках, и они поймут, кого потеряли! «Миссия выполнена» — думает Ирама и говорит: — Только об одном хочу тебя предупредить. Гонки все-таки нелегальные, поэтому никто из взрослых о них знать не должен. Можешь привести на них школьников — чем больше их будет, тем лучше, — но при учителях лишнего не болтай. — Понял, — кивает Сандро. Ирама удовлетворенно хмыкает и протягивает ему листок со временем и адресом. — Первый заезд в следующую пятницу. Водить ты, надеюсь, умеешь? — Обижаешь! Конечно умею! Водитель из Сандро, на самом деле, никакой, но фиг он в этом кому признается. До гонок еще неделя, за это время как-нибудь подготовится. Он всем покажет, кто в этой школе самый крутой, а сокомандники-предатели со своим новым капитанушкой галстуки сожрут, познав его охуенность!***
Каждый гребаный день — издевательство. Каждая чертова минута — пытка. С момента выписки прошла неделя. С последнего приема наркотиков — десять дней. С того вечера, когда он в последний раз видел Долича — две недели. Бласу очень плохо, но он держится, как может. Улыбается матери и сдержанно здоровается с отцом, ходит на учебу и возвращается в команду (Канто ожидает презрения и насмешек, но его возвращение воспринимают неожиданно спокойно). Блас учится жить дальше, но его ломает. И непонятно, по чему больше — по наркотикам или по Доличу. У них нет и не могло быть будущего — это ясно, как божий день. Для Бена их встречи — не более, чем способ выгодно продать наркоту, и Блас винит себя в том, что позволил себе забыться. Эта больная связь не должна была выйти за пределы отношений дилера и наркомана, но Канто, как всегда, все запорол. Долич в далекой Канаде скучает по парню с кудрявой шевелюрой, странной фамилией и не пропичканным наркотиками разумом. Какое ему может быть дело до Бласа, любви которого он никогда не желал? Очередной школьный день приносит с собой необычные новости: завтра вечером Сандро участвует в гонках и приглашает всю школу глянуть на это занятное зрелище. — Разве ты умеешь водить? — спрашивает Канто у Руттена. — Конечно умею! — огрызается тот. — Стал бы я участвовать в гонках, если бы не умел?! По мнению Бласа — вполне, но он все же надеется на благоразумие одноклассника. Возвращаясь из школы, он чувствует себя откровенно паршиво. Проклятая ломка достигает апогея: в горле першит, голова раскалывается, тело бьет озноб. «Хорошо, что родители на работе, — думает Блас подходя к воротам, за которыми скрывается элитный особняк семьи Канто. — Нельзя показываться перед ними в таком виде». До ворот шагов десять, не больше. Блас делает шаг, затем второй, третий… «— Почему ты выглядишь, как хуманизация всемирной грусти? Долич действительно чем-то расстроен, и это удивляет. Блас не помнит, каким этот парень был до того, как мир преобразился, дерево превратилось в омлет, а другой Канто из зеркала рассказал, что весь мир — придуманный какими-то фикрайтершами фанфик, но точно знает, что он не должен быть грустным. Долич был… Обычным. Да, кажется, именно таким. Был рядом, но отдельно, ни с кем не сближался и к Канто относился, как к случайному прохожему. Почему-то Бласа это задевает. Он хотел бы, чтобы кто-нибудь прижал его к себе и прорычал в лицо: «Придурок обдолбавшийся, я никогда никому тебя не отдам!». Кому он такой нужен, если сам себя с удовольствием выкинул бы на помойку? Они с Доличем перекидываются парой фраз, а потом Блас вспоминает, что должен залезть на дерево. Он не тюфтя и не слабак, как утверждает другой Канто, он бежит к омлетному дереву и готов на него залезть, но Бенджамин-падла-Долич сбивает его с ног и прижимает к земле. Бласу под ним становится чересчур хорошо, но он слишком обдолбан, чтобы задумываться об этом». «— Думаю, я влюбился. — В кого? — В Джона. Того, который Мухарремай. — Нашего одноклассника, что ли? — А разве в мире много людей с такой странной фамилией?» «— Я тебя понимаю, — говорит Блас. — Нет, не понимаешь, — качает головой Бен. — Ты просто нарик, которому даже маленькая доза приносит радость. Ты далек от насущных проблем, так что не говори о понимании просто чтобы утешить меня. Блас не обижается, понимая, что в таком эмоциональном состоянии Бен может сказать что угодно. — Ладно, — Канто пожимает плечами и отворачивается. Бен молчит минуту-вторую, а затем срабатывает совесть, и он говорит: — Извини, я не должен был… — Нет, ты прав, я просто нарик. Я не ебу, где реальность, а где глюки, но знаешь что? Я всё ещё человек. И я понимаю, когда другому человеку больно. Почему ему так плохо? Почему хочется взвыть на Луну от осознания, что Бена он, скорее всего, больше не увидит? В городе есть еще как минимум один поставщик метадона, Блас свяжется с ним, Блас… Просто. Хочет. В З В Ы Т Ь. — Надеюсь, случится какая-нибудь авиакатастрофа, и я сдохну, не долетев туда. — Нет! Даже не говори таких глупостей! — Это не глупости, и ты сам это знаешь. Кому я здесь нужен? Бате, который выгнал меня из дома? А там? Мамке, которая нашла себе нового мужика и живёт себе счастливо, даже не вспоминая обо мне? — Мне. Мне нужен. — Не-е-ет, — протяжно отвечает Бен. — Тебе нужна дурь, которую я тебе толкаю. Если бы не она, меня бы здесь не было. У Долича истерика, и Блас не придумывает ничего лучше, чем крепко его обнять. Внешне он остается спокоен, но в душе безнадежно В О Е Т» — БЛАС, ПОЖАЛУЙСТА, ОЧНИСЬ! Открыв глаза, Канто с удивлением обнаруживает себя лежащим на диване. Как он до него добрался? Последнее, что он помнит — это ворота, к которым он шел, а потом… «Потом мне стало плохо, и я провалился в воспоминания» — понимает Блас. Лучше бы он не приходил в себя. В воспоминаниях у него есть Бен, в реальности — одна лишь ломка. — Господи, — какая-то девушка стискивает его в объятиях. — Ты так напугал меня, придурок. Я запрещаю тебе падать в обморок у нашего дома! — Ты кто? — спрашивает Блас. Перед его глазами лишь светлые волосы обнявшей его девушки, голос которой кажется смутно знакомым. Но когда Блас видит ее лицо, его глаза расширяются в изумлении. — Виктория? — Да, братишка, — улыбается его троюродная сестра. — Виктория Георгиева в здании и готова встряхнуть этот унылый город!***
Когда взволнованный Хайат вместо того, чтобы сидеть на уроке физики, приходит к нему в учительскую, Эйнар напрягается. За несколько месяцев до переезда в этот город между ними пробежал холодок, и если раньше Андрей желал общества своего наставника двадцать четыре часа в сутки, то сейчас избегает его всеми силами. Если он пришел, значит, случилось что-то серьезное. — Завтра вечером Сандро Руттен участвует в нелегальных гонках, которые устраивают итальянцы, — заявляет Хайат, не поздоровавшись, и шумно бухается в кресло. — Так, стоп, давай по порядку, — просит Эйнар. — С чего ты взял, что это итальянцы? Нелегальными гонками, по данным Стефанссона, занимается американская ветвь скандинавской мафии, которой глубоко по барабану, что происходит в городе, название которого вспомнишь не сразу. Пока мелкие и крупные банды не создают им проблем, скандинавы не лезут в чужие дела. — Потому что человек, рассказавший ему о гонках, назвался Ирамой, — отвечает Андрей. — Ты не хуже меня знаешь, кому принадлежит это имя. Эйнар замирает, осознавая весь ужас сложившейся ситуации. Ирама, черт побери. Итальянский гаденыш, который уводит у их банды прибыльных клиентов. — Нефиговую подлянку они нам устраивают, — говорит Хайат. — Завербовали президента планеты долбоебов, зная, что он притащит на гонки половину школы. Если туда нагрянут менты… — Они быстро выяснят, где учится топла детей, и нас задолбают проверками, — заканчивает Эйнар, набирая номер босса, — а это не грозит ничем хорошим. Босс отвечает десять гудков спустя. Он явно раздражен, и когда Стефанссон рассказывает ему про гонки, настроение окончательно уходит в минус. — Да, точно Ирама. Да. Нет. Андрей здесь. Да. Понял, спасибо, до связи, — Эйнар сбрасывает вызов и откидывается на стуле, тяжело вздыхая. — Что он говорит? — Хайат чувствует, что дело пахнет жареным, но даже не представляет, насколько. — Завтра мы с тобой и ребятами из банды отправимся на гонки, — отвечает Эйнар. — Цель — разведать обстановку и прикокошить как можно больше итальянских мафиози. Если грохнем самого Мету, нам обещается плюсик в карму. — Плюсик! Плюсик в карму, блядь! — рычит Андрей, вскакивая. — Он совсем с ума сошел, что ли? Если я прав, и они реально собираются вызвать туда ментов, мы вляпаемся в такие проблемы, из которых потом не выберемся! А если начнется перестрелка? Вдруг кто-нибудь погибнет?! — Я не думаю, что твой Мухарремай пойдет на это сборище придурков, так что можешь не переживать. Глаза Андрея лезут на лоб, рот раскрывается в возмущении, а щеки предательски краснеют. — Не приплетай сюда Джона, — говорит он, не подозревая, как сильно в этот момент похож на загнанного в угол щенка. Будь здесь босс, он бы вдоволь поиздевался над ним, но Эйнару Андрея жаль. Он снова наступает на одни и те же грабли, влюбляясь не в того человека, и неизвестно, что хуже — чувства ко взрослому наставнику, который дал понять, что между ними ничего не может быть, или к порядочному ровеснику, который никогда не бросит нормальную жизнь ради мелкой мафиозной сошки. Хотя, Долича же он принял. Но Долич — обычный парень, по глупости вляпавшийся куда не следует, тогда как Хайат связан с криминалом с раннего детства. — Хорошо, мы не будем говорить о Джоне, — мирно соглашается Эйнар. — Будь начеку и, если узнаешь что-то еще, сразу связывайся со мной.***
«Вечер обещает быть интересным» — думает Уку, разглядывая толпу «дионщиков», пришедших поддержать Сандро на гонках. По правде говоря, он думал, что это какой-то розыгрыш. Руттен и гонки в его понимании сочетание еще более странное, чем Джессика и мудроженственность, но, придя сюда, он убеждается, что Сандро не солгал. Точка сбора — пригород рядом с заброшенными складскими помещениями, в одном из которых организаторы обустроили бар. Время до начала гонок Сувисте решает провести там, но, оказавшись внутри, сразу об этом жалеет: куча людей, занятые столики и ни одного знакомого лица. Хотя, подождите-ка… — Да ладно! Серьезно?! — восклицает Уку, увидев сидящего у барной стойки Дади. — Надо же, какие люди! Не думал, что увижу тебя здесь, Фрейр. — Иди нахрен, — пьяный Фрейр, не поворачиваясь, показывает Уку средний палец, чем вызывает у того искреннее возмущение. — Ты кем возомнил себя, ботаник?! — шипит Сувисте, угрожающе склоняясь над оборзевшим сверстником. — Нахрен, — Дади наконец-то поворачивается к нему лицом. — Нахрен пошел. Расставание с Вайдотасом не пошло ему на пользу, и сейчас это видно особенно ясно. Дади страдает от решения, принятого им самим же, но пытается верить в то, что поступил правильно. «Он же пьян в стельку… — поражается Уку. — Когда только успел напиться?!». — Я пришел сюда, потому что думал, что он будет здесь, — внезапно произносит Дади. — А он не пришел, понимаешь?! Не пришел! Не пришел, не пришел, не пришел… — Эээ… — Уку зависает, не зная, как реагировать на это. Он совсем не горит желанием возиться с пьяным Фрейром, который, кажется, сходит с ума. Помощь приходит в лице улыбчивого итальянца, к пиджаку которого прикреплен бейдж с именем «И. Боскетто». — Какие-то проблемы, господа? — улыбаясь до ушей, он окидывает их настолько стальным взглядом, что у Сувисте сердце бухается в пятки. — Мой одноклассник напился, и я не знаю, что с ним делать, — говорит Уку, с опаской поглядывая на Боскетто. — М-да, — итальянец смотрит на бьющегося головой о барную стойку Дади и машет кому-то рукой. — Андри, иди сюда. Угрюмый долговязый парень плетется к Боскетто. Тот что-то говорит по-итальянски, и после недолгого спора на повышенных тонах Андри ведет Фрейра на выход. — Эй, а с ним ничего не будет? — не то чтобы Уку волновала судьба Дади, но если с ним что-то сделают, а Вайдотас узнает, что он был с Фрейром, когда того уводили — Сувисте может смело заказывать себе гроб. — Андри отвезет его домой, — отвечает Боскетто. — Молодому человеку нужно проспаться. А вам нужно срочно выпить коктейль. Пьеро! Сделай дорогому гостю свой фирменный коктейль! Очкастый бармен Пьеро готовит коктейль, пока Боскетто увлекает Сувисте беседой о гонках. Уку слушает его, мечтая свалить поскорее, потому что под сердцем скребется плохое предчувствие. А потом в его руках оказывается коктейль, и после первого глотка мир начинает ощущаться по-другому.***
Блас глядит на Викторию и вспоминает детство: милую девочку с белокурыми волосами одевали в разноцветные платья и заплетали ей две косички, но на этом образ глазастой няшки благополучно завершался. Сестра носилась с Бласом по гаражам и крышам, дралась с соседскими мальчишками и вечно получала пиздюлей от подверженной стереотипам родни. — Когда я вырасту, куплю себе крутую тачку и уеду далеко-далеко, — говорила она. — А меня ты с собой заберешь? — спрашивал Блас. — Обязательно заберу! Куда же я без тебя, братишка! Виктории недавно стукнуло восемнадцать, крутую тачку она так и не купила, а с троюродным братом не виделась четыре года. Очень просто за столько лет стать друг другу чужими, но Блас глядит на нее — и видит девчушку из детства, изменившуюся лишь внешне. — Не думала, что в этом тухлом месте бывает такой восхитительный движ, — присвистывает Виктория, оказавшись на гонках. Машины — страсть всей ее жизни, и Блас не мог не взять ее с собой. — За кого мы, говоришь, болеем? — За Сандро, — отвечает Канто. — А вот, кстати, и он. Сандро с Роксен стоят поодаль, о чем-то напряженно переговариваясь, и по лицу последней видно, что происходящее ее не восхищает. — Детка, почему ты в меня не веришь? — слышит Блас, когда они с Викторией приближаются к этой парочке. — Потому что это опасно, — чеканит Роксен. — Чем ты думал, когда на это соглашался?! — Милая, успокойся, я хорошо подготовился, ничего страшного не случится! А в своих любимых надо верить, Роксана! — Он прав, — в разговор неожиданно вмешивается Виктория. — Когда любимый человек в тебя не верит, руки опускаются даже у лучших. — Вот! — воодушевляется Сандро. — Она дело говорит! Поучиться бы тебе у нее, а то ты совсем не умеешь поддерживать! Роксен сконфуживается, и Виктория начинает жалеть, что вмешалась в этот разговор. Возлюбленных, конечно, надо поддерживать, но Сандро мог выразиться и покорректнее. — Йоу, Блас, — приветствует Руттен сокомандника. — Представишь нам свою спутницу? — Привет, — говорит Блас. — Да, конечно, это Виктория, моя троюродная сестра. Со следующей недели она будет учиться с нами. Виктория, познакомься — тот самый Сандро, про которого я тебе рассказывал, и его девушка Роксана. — Президентша школы, между прочим, — с гордостью выдает Руттен. Красивая у этого Сандро девушка, даже сломанная рука ее не портит. Выше Виктории на полголовы, с длинными каштановыми волосами и спокойным взглядом голубых, как море, глаз. Роксен завораживает, и Виктория теряет нить разговора, украдкой наблюдая за ней. Но когда Сандро говорит, что научился водить за неделю, она тут же возвращается в реальность. — Ты правда научился водить за неделю? — Ага, — отвечает раздутый от собственной важности Сандро. — Ты что, дурак? Назвать Сандро дураком, не опасаясь получить леща, может или Хайат, или камикадзе какой-нибудь. Виктория однозначно камикадзе, потому что даже багровеющее лицо Руттена ее не пугает. — Киса, тебе не кажется, что ты нарываешься? — угрожающе произносит он. — Если тебя не устраивают мои слова, это не значит, что я говорю неправду, — парирует Виктория, чем злит Сандро еще больше. — Только дурак, кое-как научившись водить, попрется участвовать в гонках. — Ой, а ты как будто лучше меня. — В вождении — однозначно. Хочешь проверить? — А давай, — ухмыляется Сандро. — Прими участие в гонках вместе со мной и докажи, что твои слова — не пустой звук. — Сандро, не сходи с ума! — возмущается Роксен. — Виктория не… — По рукам, — соглашается Виктория.***
Порядочные парни не появляются на нелегальных гонках. Джона порядочным называют все, кому не лень, но он все равно приходит. «Мама разочаруется, если узнает» — думает Мухарремай. Мимо проходит стайка девчонок из параллели, где-то рядом звучит смех Бенни Кристовао, мелькает в толпе белобрысая макушка Андрея (Джону показалось или он действительно пришел сюда с их новым историком?). Джон встречает кого угодно, но не того, кого надо. Сандро Руттен, ради которого сюда притащилась половина школы, как сквозь землю провалился. — Это просто беспредел! Какого черта он ее в это ввязывает?! Джон замирает, услышав голос Роксен. Где она, там должен быть и Сандро, но вместо него с ней почему-то тусуется Блас. — Виктория сама согласилась на это, — говорит Канто. — Она справится. — Ты так в этом уверен? — язвит Роксен. — Уверен, — спокойно отвечает Блас. — Она уже участвовала в таких гонках. — А Сандро — нет… — А Сандро — нет. Не знаю, как он будет выкручиваться. Она же уделает его на раз-два. Джон понятия не имеет, что за Виктория перешла дорогу Сандро, но одно очевидно — он нашел людей, которые могут ему помочь. — Привет, — мило улыбнувшись, он подходит к ним. — Вы не знаете, где Сандро? Мне с ним поговорить нужно. Канто вздрагивает, услышав его голос, и окидывает Мухарремая грустным взглядом. У Джона нет времени думать, что это значит, поэтому он сразу переключается на Роксен. — Они с Викторией пошли к организаторам, — отвечает она. Найти организаторов проще простого — Джон знает, в каком из складов они расположились, и, поблагодарив Роксану, направляется к ним. Сандро обнаруживается недалеко от входа в этот склад. Увлеченный телефонным разговором, он не замечает, как к нему подкрадываются со спины, и едва не подпрыгивает, когда Джон говорит: — Здравствуй, Сандро. Они учатся вместе с первого класса, но впервые за много лет оказываются друг с другом наедине. Джон знает, что с ним Сандро будет другим. Не крутым красавчиком Руттеном, а человеком, имеющим своих демонов. — Привет-привет, — Сандро беззаботно улыбается, но взгляд его тяжелеет. — Тоже пришел поболеть за меня? Это круто, спасибо. — Не болеть я за тебя пришел, — вздыхает Джон, — а не дать наделать глупостей. Сандро больше не пытается спрятаться за дружелюбием. Улыбка исчезает бесследно, и Руттен применяет лучшую защиту — нападение. — Глупостей? — выплевывает он. — Участие в гонках — это, по-твоему, глупость?! — Да, — кивает Джон. — Сандро, пожалуйста… — Нет. — Ты мне даже договорить не даешь! — А ты не догадываешься, почему?! — взрывается Сандро. — Потому что твое мнение мне не интересно! Блядь, откуда ты вообще вылез со своими благими намерениями?! Десять лет тебе было на меня пофиг, какого хуя сейчас что-то поменялось?! «Мне не было на тебя пофиг, — думает Мухарремай. — Я пытался наладить с тобой контакт, но тебе это было уже не нужно». — Знаешь что, Джон? Возьми все, что ты хотел сказать мне, и засунь себе в задницу. А ко мне больше не подходи. Сандро уходит, гордо задрав подбородок и оставляя Джона в расстроенных чувствах. На что он надеялся, когда приходил сюда? Что Руттен внезапно вспомнит об их детской дружбе и послушается его? Пора перестать быть наивным, Мухарремай. — Джон? — окликает знакомый голос, а на плечи ложатся чужие ладони. Тяжело вздохнув, Джон поворачивается к Андрею.***
— Ну и куда ты делся? — ворчит Эйнар, заметив, что Хайат внезапно куда-то пропал. Этот чудной мальчишка своими выходками когда-нибудь его доведет. То он геройствует, спасая своего ненаглядного от тюрьмы, то скандалит с боссом из-за сестры, то в разгар миссии, на которой они обязаны быть рядом, куда-то сматывается. «Ни минуты покоя» — устало думает Эйнар, направляясь к участникам гонок. — Non so chi vincerà, ma farò il tifo per il mio omonimo! Стефанссон резко останавливается, услышав итальянскую речь. Рука рефлекторно тянется к пистолету, и он оглядывается вокруг в поиске говоривших. — Preferisco sostenere uno studente di arcade. — Dai, Damiano! In qualche modo nelle gare partecipa una ragazza, e tu sostieni un ragazzo! — Tesoro, non arrabbiarti, lascia che ti baci… Сладкая итальянская парочка целуется, никого не стесняясь. Лишь двое парней, подошедшие к ним с напитками, вынуждают влюбленных оторваться друг от друга. — Это банда Манескин, — звучит за спиной. — Если вы с ними свяжитесь, у вас будут проблемы. Эйнару не нужно оборачиваться, чтобы узнать говорившего с ним человека. — Здравствуй, Маттиас. — Здравствуй, Эйнар. Маттиас Харальдссон. Президент гимназии «Аркада», сын человека, мнение которого много значит для скандинавской мафии и тот, кто был Эйнару названным братом, но сейчас между ними пропасть. — Что ты здесь делаешь? — интересуется Стефанссон. — В гонках участвую, — отвечает Маттиас. — Ваш Сандро представляет «дионку», а я — «Аркаду». — А ты в курсе, что эти гонки организовывает итальянская мафия? Эйнар сам не ожидал, что присутствие здесь Маттиаса так сильно его заденет. Скандинавы не выступают против нее открыто, но, если они начнут сотрудничать с итальянцами, местной банде настанут кранты. — Пока что мы сохраняем нейтралитет, но итальянцы пытаются переманить нас на свою сторону. — И что по этому поводу думает ваш босс? — Старина Викман одной ногой уже в могиле. После нового года пройдет инаугурация его внучки, и я понятия не имею, какое решение она примет. Эйнар раздосадовано цыкает. Внучку Викмана он никогда не видел, но слышал, что барышня она ушлая, несмотря на юный возраст, а сотрудничество с итальянской мафией явно принесет больше пользы, чем нейтралитет с мелкой бандой. Были бы живы ее основатели — такая херня на повестке дня не стояла бы. Но у банды новый босс, и его авторитет пока что очень шаткий. — Ты выбрал не ту сторону, Эйнар, — говорит Маттиас, — но еще не поздно все изменить. Возвращайся домой. — Нет, — Стефанссона уговаривать бесполезно. — Ты знаешь, почему я ушел, так что даже не пытайся вернуть меня обратно. Маттиас с решением Эйнара не согласен, но доказать свою правоту не пытается. Каждый из них судит о той ситуации со своей колокольни, и достичь компромисса не удается. — Делайте, что хотите, но не трогайте Манескин, — предупреждает Харальдссон. — Они — люди Викмана, прилетевшие из Европы на переговоры, и если кто-то из ваших убьет их, вам точно хана. — Приму к сведению, — кивает Стефанссон. — Удачи на гонках. «Тебе удачи в твоей долбанутой банде» — думает Маттиас, но вслух этого не произносит. Лишь смотрит вслед удаляющемуся Эйнару, а когда он исчезает из поля зрения, направляется к Манескин. — Харальдссон, — лидер Манескин приветствует его сдержанным кивком. — Дамиано, — Маттиас кивает в ответ. — Ты что-то выяснил? — Да. Вам нужно как можно скорее убираться отсюда. Манескин беспокойно переглядываются. — Но переговоры еще не состоялись, — напоминает Томас. — И не состоятся. Вас хочет убить итальянская мафия. Манескин переглядываются еще более беспокойно. — А нафига ей это надо? — задает Виктория логичный вопрос. — Она же сотрудничать с нами хочет, зачем тогда нас убивать? — Чтобы подставить своих врагов, — на логичный вопрос — логичный ответ. — Клеменс подслушал разговор их сумасшедшей женщины с доном Метой. В разгар гонок здесь начнется перестрелка, во время которой она втихаря прикончит кого-то из вас. Обвинят в этом, конечно же, местную банду, скандинавы захотят вендетты, а хитрая итальянская мафия с радостью им поможет. Третий раз за полторы минуты Манескин переглядываются. А потом их итальянские задницы начинают гореть. — Ну они и мра-а-ази, — возмущается Виктория. — Мозговитые мрази, — впечатляется Итан. — Ваше убийство — только часть их плана, — добавляет Маттиас. — Думаете, зря они сюда столько школьников заманили? Они хотят перед перестрелкой вызвать полицию, чтобы та приехала, увидела здесь кучу школоты из «дионки» и все свое внимание устремила на нее. Школу начнут долбить проверками еще больше, и где-нибудь наркобанда обязательно проколется. Если не скандинавы, то полиция до нее доберется точно. — Очень мозговитые мрази, — Итан впечатляется еще больше. — Поэтому я прошу вас уйти. Мы не знаем всех возможностей итальянской мафии, если они вас убьют, для скандинавов это будет огромной потерей. — Не недооценивай нас, дорогуша, — усмехается Дамиано, касаясь спрятанного в кобуре пистолета. — Каким бы опасным не был враг, легендарные Манескин никогда не сбегают с поля боя!***
— Сандро не всегда был таким, какой он есть сейчас. Поверить в это очень сложно, но Андрей верит. Не потому, что видит в Сандро что-то хорошее, а потому, что это говорит Джон. «Кажется, даже если ты выдумаешь самую большую в мире ложь, я все равно тебе поверю» — думает Хайат, пугаясь такого доверия. Мироздание с детства намекает ему, что доверять никому нельзя, иначе обязательно прилетит нож в спину. — Десять лет назад мы с ним жили по соседству в самом криминальном районе города, — рассказывает Мухарремай, — и были лучшими друзьями. — Ни за что бы не подумал, что такой приятный человек, как ты, дружил с самым противным парнем школы. Тяжело вздохнув, Джон закрывает глаза. — Мне часто говорят, что я хороший, приятный, порядочный и так далее, но даже не представляют, как сильно ошибаются, — произносит он. — Я не знаю, что тогда произошло, но… В общем, труп моего отца нашли в лесу, а рядом с ним был замерзший и напуганный Сандро. Андрей теряет дар речи. Что мог делать маленький мальчик рядом с умершим от передоза наркоманом? — После смерти отца мы с мамой оказались в тяжелом положении, — продолжает Джон. — У нас не было денег, поэтому мы продали дом, чтобы хоть как-то выжить, мотались по съемным квартирам и лишь три года назад, получив жилье в наследство от бабушки, выдохнули спокойно. Мама долгое время была в депрессии, а мне передавалось ее настроение, поэтому я ни с кем не разговаривал, в том числе с Сандро. Какой же я был идиот, господи! Он так нуждался в моей поддержке, но я замкнулся в себе и совсем забыл о существовании лучшего друга. А когда мы встретились в школе и я попытался наладить общение, он надо мной лишь посмеялся. Конечно, зачем ему предатель, если рядом будущие сокомандники, с которыми гораздо веселее… Андрею очень больно это слышать и, не сдержавшись, он заключает Джона в объятия. Они жали друг другу руки, болтали на переменах и списывали домашку, но никогда не обнимались. Джону и в голову не приходило, что Хайата можно обнять, а Хайат боялся, что, обняв, уже не сможет отпустить. Но сейчас Мухарремаю нужна поддержка, поэтому он идет наперекор страхам и сомнениям. — Тебе было всего семь, — произносит Андрей. — У тебя умер отец, вы с матерью остались без дома. О какой поддержке тут может идти речь? Даже взрослый бы сломался, а ты был маленьким ребенком! — Не пытайся меня оправдать, — шепчет Джон. — Знаю, ты считаешь меня хорошим, но, поверь — я ничем не лучше других. «Это неправда, — думает Андрей, выпуская его из объятий. — Ты самый лучший человек, которого я когда-либо знал. Как мне тебе это доказать?». В такие моменты обычно признаются в любви. Если бы Долич не увез сердце Джона с собой в Канаду, Хайат точно признался бы. — В каждом из нас есть что-то хорошее и что-то плохое, — говорит он. — У тебя не получилось помочь Сандро, но ты помогаешь мне. Вытаскиваешь из состояния, которое медленно убивает меня уже несколько лет, и я тебе за это благодарен. Джон хочет ответить, но краем глаза замечает выглядывавшего из-за угла человека. В руках у него пистолет, и направлен он прямо на них.***
Ульрикке везде. Уку пытается от нее скрыться, но чем дальше он заходит в толпу, тем больше Ульрикке становится вокруг. У каждого прохожего — ее лицо, такое же милое и улыбчивое, как в ту роковую ночь. — Убийца, — произносит она и смеется. — Убийца Сувисте, убийца Сувисте! «Я не убийца, — шепчет Уку себе под нос. — Это неправда. Тебя нет. Тебя нет…» — Эй! Смотри, куда прешь! — Сувисте врезается в какого-то верзилу. В следующий миг его лицо меняется на лицо Ульрикке. — Я НЕ УБИЙЦА! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! — кричит Уку и бросается вперед, локтями расталкивая людей. Где-то рядом организатор объявляет участников гонок, но Уку его не слышит. Вообще ничего не слышит, кроме слова «убийца», и не видит никого, кроме Ульрикке Брандсторп. Раз Уля, два Уля, три, четыре, десять… Он умер и попал в ад? Уку смутно вспоминает двух итальянцев, один из которых сделал ему коктейль. В нем что-то было? А может, на той вечеринке утонула не Ульрикке, а сам Уку, и все происходящее после нее — его посмертный глюк? Сувисте не знает, что ему делать. Он бежит, бежит, бежит — а потом что-то ударяет его в бок и, отлетев на несколько метров, он падает на землю. — Мать твою! Сувисте! — Уку слышит знакомый голос. На долю секунды он видит Сандро, склонившегося над ним, но вскоре его заменяет Ульрикке. — Я не убийца, — жалобно шепчет Уку и теряет сознание. Сандро в бешенстве. На гонках собрались какие-то дилетанты, и единственным серьезным соперником оказалась, черт ее побери, Виктория. Он почти ее догнал, еще чуть-чуть — и обогнал бы, если бы чертов Сувисте не выскочил на дорогу. Хорошо еще, что Сандро притормозить успел — если бы врезался в тупого Уку на полной скорости, это точно было бы насмерть. — Что здесь происходит? — Джанлука Джинобле, ведущий гонок, приближается к ним. — Остановите гонки! У нас чп! — Я не виноват, — если бы у Сандро был хвост, он бы испуганно его поджал. — Он сам бросился ко мне под машину! — Знаю. Видел, — Джанлука хлопает Руттена по плечу. И в ту же секунду вскрикивает от боли, так как в руку ему прилетает пуля.***
Она знала, что ни к чему хорошему это не приведет. От всего нелегального одни беды, и Роксен винит себя за то, что не предотвратила это. Она — президент школы. Ее, в отличие от Эфенди, уважают и слушают. Почему она не отговорила школьников от похода сюда? Почему не смогла объяснить Сандро, что участие в гонках — плохая идея? — Роксен! — в паникующей толпе она слышит голос Джессики. Тут и там раздаются выстрелы, где-то что-то взрывается, раненые падают на землю, чем вызывают еще большую панику. — Джессика! — она пытается найти подругу, но безуспешно. Слишком много людей вокруг, и из глаз Роксен ручьями текут слезы. Терять Ульрикке было очень больно, если она еще и Джессику потеряет… Человек в двух шагах от нее получает пулю в лоб. Роксен как в замедленной съемке смотрит, как он замертво падает на землю, и от ужаса даже пошевелиться не может. — Ciao, — произносит светловолосая девица с безумным взглядом и направляет пистолет на Роксен. — У кого-то рука сломана, как я погляжу? Интересно, больно ли тебе будет, если я ее прострелю? Роксен чудом успевает увернуться. Она бросается бежать, надеясь, что девица переключится на кого-нибудь другого, но ту наметившаяся погоня только распаляет. Девица бежит за Роксен, не пытаясь подстрелить — когда-нибудь ее жертва или выдохнется, или даст загнать себя в угол, и вот тогда она как следует повеселится. Роксен хватает на три минуты, которые ощущаются как бесконечность, а потом она спотыкается. — Я так надеялась, что ты продержишься дольше, mia cara, — с притворным разочарованием вздыхает девица, приближаясь к распластавшейся по земле Роксен. — Как жаль, что придется убивать тебя именно сейчас. — Нет… — шепчет Роксана, пытаясь отползти от нее подальше. — Нет, нет, нет, пожалуйста, не надо! Девица злобно ухмыляется, с наслаждением выслушивая мольбы новой жертвы, судьба которой предрешена. — Отошла от нее, быстро! Сестрица Бласа еще более сумасшедшая, чем казалось Роксен. Не каждый решится наброситься на вооруженную бандитку с голыми руками, но Виктория делает это и, пока та не опомнилась, перехватывает пистолет и бросает в сторону. — Ах, ты! — глаза девицы наливаются кровью. — Я убью тебя, пигалица! — Попробуй, — говорит Виктория. Они вцепляются друг в друга, как два бешеных хищника в схватке, и неизвестно, кто выйдет из нее победителем. На стороне девицы — опыт, на стороне Виктории — желание защитить Роксен. Опыт, в конце концов, побеждает. — Ты проиграла, милая, — девица так увлечена Викторией, которую безжалостно душит, что не замечает подкравшуюся к ним девушку с пистолетом. Бах! — и в глазах темнеет, а силы резко испаряются. Роксен с Викторией ошарашенно наблюдают за ее падением. — Она жива, — неожиданная спасительница подходит ближе, — но находится под действием транквилизатора. — Спасибо вам, — Виктория, которой незнакомка спасла жизнь, от души благодарит ее за это. — Но кто вы? — спрашивает Роксен, пытаясь подняться. Со сломанной рукой получается не очень, и Виктория, заметив это, помогает ей. — Мы с твоей подругой тезки, а большего вам, девчата, знать необязательно, — говорит спасительница. — Я вас спасла, но во второй раз вам вряд ли так повезет, поэтому бегите отсюда как можно дальше. — Но моя подруга… — И мой брат… — Лучшее, что вы можете для них сейчас сделать — это оказаться в безопасности, — говорит спасительница. — Не играйте в камикадзе и сваливайте отсюда. И они сваливают, потому что спасительница права. Они — всего лишь школьницы, оказавшиеся в эпицентре пиздеца, и в первую очередь им нужно спасаться самим.***
— Джон, пожалуйста, только не засыпай. Такого ужаса Андрей не испытывал даже тогда, когда едва не погиб вместе со своими родителями. Тогда в его руках была лишь собственная жизнь, а сейчас — жизнь Мухарремая, который его спас. Все произошло так быстро, что Андрей не успел что-либо предпринять. Он только услышал звук выстрела, а в следующую секунду Джон толкнул его в сторону, подставляясь под пулю. — Дышать… Тяжело, — хрипит Мухарремай. — Конечно тяжело, — Хайат прикусывает губу. — Зачем ты это сделал, придурок… Джон и сам не знает, зачем. Увидев, что неизвестный направил на его друга оружие, он действовал, повинуясь инстинктивному желанию защитить. — У меня только три близких человека: ты, Бен и мама, — говорит Джон. — Мама — это мама, Бена я люблю, а в тебе чувствую родную душу. Я просто не смог поступить иначе. «Лучше бы смог, — думает Андрей, затаскивая Джона в один из складов. — Тогда бы с дырой в груди лежал я, а не ты». На улице творится беспредел — бойня с итальянской мафией началась, и Хайат, как член местной банды, должен драться бок о бок с Эйнаром и другими, но сейчас его мысли заняты исключительно Мухарремаем и скорой, до которой никак не получается дозвониться. — Связи нет… Да что это такое, блядь! — психует Андрей. — Успокойся, — едва слышно шепчет Джон. Он чувствует слабость и боль, но тянет руки к Андрею. — Все будет хорошо. «Не будет никакого блядского хорошо, — думает Хайат, в отчаянии хватаясь за голову. — Связи нет, а мне даже перевязать тебя нечем!». Джон закрывает глаза и обмякает в его руках. У Хайата кровь застывает в жилах, когда он понимает, что Мухарремай потерял сознание. На другом конце склада стоят шкафы и столы с выдвижными ящичками. Андрей кладет Джона на пол, предварительно расстелив по нему свое пальто, и бросается к ним в надежде найти аптечку, но они или пусты, или забиты всякой хренью. — Надо же, какая встреча. Я думал, вся ваша семейка сгинула в небытие, а ты, оказывается, выжил. Резко развернувшись, Андрей видит вошедшего в гараж итальянца. На вид ему около сорока, одет, как с иголочки, а на щеке красуется шрам — опознавательный знак Эрмаля Меты. В одной руке у него пистолет, в другой — так необходимая сейчас аптечка. — Когда Филиппо сказал, что видел тебя, я подумал, что он опять употребил, — говорит Мета. — Но его слова оказались правдой, и это замечательно! — Что вам нужно? — Андрей нервно сглатывает, на глаз измеряя расстояние между Эрмалем и Джоном. Мета, как назло, гораздо ближе к Мухарремаю, чем Хайат, и если он решит его убить… — Тебе нужно это, — Эрмаль поднимает вверх руку с аптечкой. — Я дам ее тебе. — В чем подвох? — настораживается Андрей. — Вы не их тех людей, которые делают что-то просто так. — Умный мальчик, — улыбается Мета. — Твои родители тоже были умны, одно время мы даже работали вместе. Они были людьми, увлеченными своим делом, сильными, жесткими, но справедливыми. Не то что ваш нынешний босс, которого интересуют лишь деньги. — На что вы намекаете? — Я хочу, чтобы ты присоединился к нам. Нам как раз нужен толковый человек, почему бы тебе не стать им? Предложение настолько неожиданное, что Андрей не знает, как на него реагировать. Из родной банды ему дороги только Костя и Эйнар, остальные, в особенности босс, симпатии никогда не вызывали. Но даже этих двоих хватает, чтобы ответить отказом. — Вот как… — произносит Эрмаль с улыбкой. — В таком случае аптечку твой друг не получит. Я убью его прямо сейчас. А вот это плохо. Твою мать, это очень и очень плохо! Мета приближается к Джону, и Андрей молниеносно достает из кармана пистолет. — Тронешь его — прикончу на месте. Эрмаль, кажется, только этого и ждал. Ухмыльнувшись, он бросается к Андрею, стреляя ему под ноги. Хайат ловко уворачивается и пытается подстрелить Мету, но опытный и беспощадный мафиози быстро загоняет его в угол. — Я ведь предложил тебе решить все миром, но ты отказался, — рычит Эрмаль, приставив к его лбу пистолет. — Где гарантия, что это не ловушка?! — огрызается Андрей. — Вы подстрелили моего друга, который к мафии не имеет никакого отношения, а потом предлагаете работать на вас?! Глаза Эрмаля наливаются кровью. Он убил бы, он точно убил бы его, если бы не ворвавшийся на склад Фабрицио. — Полиция приехала, — говорит он. — Потом прикончишь мальчишку, Эрмаль, нам срочно надо уходить! Мета прожигает Андрея злобным взглядом и шипит ему в ухо: — Тебе повезло. Но в следующий раз я убью и тебя, и всю твою банду. Мафиози уходят, оставив Хайата наедине с раненым Джоном. Аптечку Мета, конечно же забирает с собой. — Андрей? — минуту спустя в гараже появляется Эйнар. — Слава богу, ты жив! — Где полиция? — спрашивает Андрей, беспомощно глядя на Стефанссона. — С ними приехала скорая? Где она?! Эйнар изумленно смотрит на своего подопечного, а потом замечает Джона, и все сразу становится ясно. — Почему ты молчишь, Эйнар?! — психует Хайат. — Они его подстрелили! Целились в меня, но подстрелили его! А я не смог дозвониться до блядской скорой, она приехала или нет?! — Приехала, Андрюша, приехала, — говорит Эйнар. — И полиция, и скорая, и тот инспектор, который нашел наркоту в кабинете директора, даже журналюги какие-то примчались… Я позову сюда медиков, а ты останься пока с Джоном. Эйнар не должен светиться перед полицией и журналюгами, у которых сразу возникнет вопрос — что новый учитель скандальной «дионки» делает на нелегальных гонках? — но сейчас ему плевать. Андрей смотрит на Джона тем взглядом, которым когда-то смотрел на него, и Эйнар не позволит кому-то из них умереть.