Глубока и горька, словно море, любовь...

Фамильярность аристократов Васко не любил даже больше, чем их спесь. Вторая была, по крайней мере, честной, без тошнотворных попыток изображать равенство людьми, едва ли имевшими о нём представление. Тем сильнее удивлял факт, что манеры де Сарде раздражали меньше, чем ожидалось. Де Сарде было слишком много и держался он излишне свободно, но в этом странным образом не чувствовалось снисходительности или благородной уверенности, что каждый его жест будет встречен радостью. Кроме того, его искреннее великодушие располагало к себе и искупало многое. Возможно, в части последнего Васко ошибался. Возможно, ему просто приятно было думать, что де Сарде выгодно отличается от других аристократов. Здесь, в одиночестве, в чужой стихии, в то время, когда паруса собственного корабля скрылись за горизонтом, безмерно хотелось надеяться на порядочность человека, с которым невольно оказался связан. Возможно, на самом деле де Сарде был хитрым дипломатом, который лишь носит добрую маску, с её помощью выуживая у людей практически всё, чего пожелает. Учитывая полученное им воспитание и нынешнюю должность, следовало ожидать чего-то подобного. И всё же интуиция подсказывала, что де Сарде не играет роль. Васко привык доверять своей интуиции. На периферии зрения как будто мелькнул тёмный человеческий силуэт, и, разом забыв обо всех отвлечённых размышлениях, Васко потянулся свободной рукой к пистолету... – Гринблад, где тебя носило?! ...чтобы тут же её отпустить. – Как я должен тебя защищать, если даже не знаю, где ты находишься?! Курт стоял перед входом во двор особняка, сложив руки на груди. – Просто прогулялся в эту прекрасную ночь, – голос де Сарде звучал с той же пронзительной искренностью, с которой он раздавал обещания и комплименты. – И я был не один. Под защитой пистолета и рапиры Васко мне ничего не грозило. – Полагаю, так всё и было. Курт хмуро уставился на Васко. Убеждённым он не выглядел. – Действительно, просто прогулялись, – согласился Васко, аккуратно освобождая руку из хватки де Сарде. – Не считая пары мелких деталей, упущенных Его Светлостью. Например, тайного проникновения в кабинет адмирала Кабрал. Ничего особенного, ему не впервой. – Гринблад! – рявкнул Курт и потом вперил тяжёлый взгляд в Васко. – Ну а ты! Моряк, я думал, что отпускаю его под присмотром надёжного человека! – Ну, хватит! – Де Сарде ухватил наставника за плечи, чуть встряхнул. – Видишь, я в порядке. Гнев Курта одновременно позабавил Васко и всколыхнул в нём волну раздражения – разумеется, именно присмотр за Его высокородной Светлостью должен занимать любого человека поблизости в первую очередь. – Я думал, его превосходительство и сам надёжный человек, который не нуждается в присмотре. – Он нуждается до тех пор, пока я получаю за это моё золото, – отрезал Курт. – Гринблад, ты хочешь лишить меня законного заработка и головы, свернув шею на каком-нибудь проклятом охраняемом складе? – Хорошо, в следующий раз, когда мне придётся проникнуть на какой-нибудь склад, я обязательно возьму тебя с собой. Курт, не ворчи, ты не мадам Тассон, а мне не десять лет. Последняя фраза по мнению Васко стала определённо лишней. Курт шумно выдохнул носом, и удивляло то, что у него из ноздрей не повалил пар, как у разъярённого быка. Пожалуй, пришло время покинуть это общество. Похлопав де Сарде по плечу, Васко пошёл к особняку. Уже у самой двери он остановился, с любопытством наблюдая, как Курт продолжает сердито выговаривать де Сарде, который послушно внимал его монологу, всё ещё придерживая одной рукой за локоть. Васко хмыкнул, вспомнив родной детский дом. Мигель, мелкий пройдоха, делал почти такие же несчастные глаза, стоило воспитателям поймать его за ухо за очередным нарушением. Кажется, это никогда не действовало. Судя по тому, как быстро затихал в своём негодовании Курт, в жестокосердии он проигрывал навтским наставникам всухую. Воспоминания о детском доме потащили за собой другие мысли. Крепче сжав папку, которую всё ещё держал в руках, Васко резко отвернулся и толкнул входную дверь. Его пристанищем стала гостевая комната на втором этаже, обставленная удобной красивой мебелью и раздражающими безделушками, которые Васко до зуда хотелось снять с полок и запереть где-нибудь, чтоб не упали и не разбились. Он прошёл и бросил папку на стол, и остановился рядом, вперившись в неё взглядом. Едва поднявшееся настроение вновь сменилось угрюмой мрачностью. Итак, они были аристократами. «Они были ремесленниками, у которых забрали все деньги, и если бы я не пошёл на корабль, то умерли бы с голоду. Но я их спас». В приюте они жили вперемешку, рождённые морем и отданные морю. По вечерам они собирались на чьей-нибудь кровати и травили байки про морского кракена, про знаменитых капитанов или про то, как попали сюда. Все отданные морю рассказывали одну и ту же историю – о том, как защитили свою семью, согласившись уйти к навтам, которые поделились едой, или деньгами, или лекарствами, или чем угодно ещё. Даже те, кто был достаточно взрослым, чтобы помнить свой дом не только в смутных образах. Васко всегда знал, что это ложь. Даже если в его памяти почти ничего не сохранилось, то, что осталось – сливовый бархат камзола, кружево и золотой солнечный блеск на статуэтке загнанного собаками оленя – говорило о богатстве, а не о бедности. Он знал, что лжёт, и тем не менее продолжал рассказывать ту же сказку, что и все остальные. Все знали, что он лжёт, и продолжали слушать выдуманную историю. Васко провёл пальцами по выведенной на бумаге фамилии с аристократической приставкой. Они владели землями. Они не нуждались в средствах на кусок хлеба, чтобы прокормить лишний голодный рот. Неужели он в самом деле оказался настолько ненужным, что проиграл в ценности золоту? Рот наполнила привычная горечь, которую Васко так же привычно сглотнул. Или дело заключалось в чем-то ином? Долги, неожиданное банкротство вместо вожделенной прибыли, вопрос чьей-то жизни или смерти. Васко резко встряхнул головой. Даже давным-давно перестав быть ребёнком, он сохранял в сердце старые выдумки. На что он рассчитывал? На то, что люди, продавшие собственное дитя, окажутся благородны или добры? Смешно. И всё же он не мог отделаться от мыслей о них. Они не должны были иметь значения теперь, однако по-прежнему имели. То, насколько эти вопросы завладели его разумом, раздражало Васко. Возможно, он просто хотел избавиться от них, поставить точку и ничего больше. И теперь ему подвернулся реальный шанс осуществить своё намерение, воспользовавшись щедро предложенной де Сарде помощью. Неважно, искренне ли это предложение, или де Сарде хотел таким образом купить чужую лояльность. Если уж он, урождённый дикарь, заполучил все привилегии аристократа, думал Васко с внезапным, неприятно удивившим его самого ожесточением, было бы несказанной глупостью не воспользоваться предоставленной возможностью.