***
«Есть свет, который не гаснет. Подобен ростку хнепри-дерева он: засыпь толстым слоем земли семечко его, мусором завали, пермакритом залей — все равно прорастет и пробьется оно. Пусть даже много времени понадобится для того ему». Так, помнится, говаривал Йода своим юным ученикам четырех-пяти лет от роду. Сколько поколений джедаев слышали от него эти слова? И Дуку должен был помнить их, так же, как помнил Оби-Ван. «Раз ступишь на темную тропу — навсегда она твою судьбу определит», — гласила другая любимая мудрость Йоды. Но правила для того и существуют, чтобы иметь исключения. Разве напрасно престарелый гранд-мастер предпринял далекую и опасную поездку на Вджун? Стало быть, он верил в возможность возвращения Дуку, своего любимого, самого одаренного ученика. И пусть он тогда не преуспел; кто знает — вдруг Сила посылает графу второй шанс? Оби-Ван ощущал отголоски той неистовой бури, той борьбы, которая терзала сейчас дух и разум графа Дуку. Он понимал его, ибо сам недавно пережил подобное, когда боролся с натиском темной стороны. Увязший в трясине отчаяния, одинокий, почти сломленный, он погружался на самое дно, где не было места свету — одна лишь тьма, из которой нет выхода. Кроме одного — признать ее власть и сделаться частью ее. Блуждание в лабиринте сомнений и очевидных решений напоминало кризис во время болезни: или пойдешь на поправку, или умрешь. Его било, как в лихорадке, мысли путались, способность здраво рассуждать, которой он в глубине души гордился, покинула его. И тогда он отпустил свою гордость. Отпустил свои рассуждения, мысли, желания, чувства, волю, скорбь и отчаяние. Отпустил вообще все, оставшись пустым и открытым Силе. «Слушай Силу и свое сердце…» — твердил ему далекий голос бывшего мастера-джедая, ныне ставшего ему врагом и искусителем. И он послушал ее, и она наполнила его, как чистый и пустой сосуд, готовый принять драгоценное содержимое. Словно он перестал быть собой, Оби-Ваном Кеноби, мастером-джедаем, человеком почти сорока лет от роду, но сделался крошечной пылинкой-атомом во всем многообразии вселенной, дунь — и его не станет. Он открылся Силе, предался на ее волю, и она сделала его проводником чистейшей энергии. Той вселенской энергии, которую он лишь сегодня ощутил во всей ее мощи и полноте. И все же Оби-Ван понимал, что ему приоткрылась лишь крохотная часть всей этой необъятной Силы. Она переродила его — и при этом оставила прежним. Она наполнила его — и опустошила. Она поглотила его — и отпустила. Она взяла его — и освободила. Вот в чем главная ошибка ситхов. Они пытаются перекроить Силу по-своему, навязать ей свою волю, которая зачастую противна течению самой жизни во вселенной. А нужна самая малость: открыться Силе, не пытаясь принять за ее веления какие-либо собственные измышления. Любая смертная мысль сгорает в пламени ясности, которую дает Сила. И чтобы принять его, познать эту ясность, нужно смириться перед вселенской мощью, стать никем и ничем, оставаясь при этом собой. Сидя сейчас в своей каюте, Оби-Ван ощущал удивительный покой. Сияние того необычайного могущества, что нахлынуло на него недавно, сейчас ушло, оставив неописуемую радость… нет, скорее, блаженство. В нем растворялись все его страхи и сомнения, отчаяние и решимость, желание бороться и желание умереть, даже скорбь о погибшем Энакине, который тоже был частью этой Силы. А когда в душе царит мир, разуму проще находить ответы. Но сейчас Оби-Ван ни о чем не думал. Он надеялся. Надеялся на то, что Сила не оставит столь щедро одаренного ею и призовет его с самого дна тьмы. И что Дуку сумеет услышать этот зов и внять ему, как внял недавно он сам.***
Сомнений нет. Нет лжи, нет колебаний, нет возврата. Ничего нет, только привычная с давних времен ясность. А в ней — пустота. Дуку едва сдержал безумно-яростный крик, что рвался из глубин его души. Хватит уже лгать себе. Он мог обманывать других, но зачем — себя? Он уже не в том возрасте, чтобы болтаться на волнах, точно медуза в теплых морях Аквилариса. Довольно ему стоять посередине, никакой середины нет. Или свет, или тьма. Когда-то он разочаровался в свете, увидев, что его последователи тоже совершают роковые ошибки, как и все прочие. Он всю жизнь искал идеал — в своем понимании его — и, казалось, обрел его в тьме с ее четкой, порой жестокой, но такой близкой ему ясностью. Но тьма предполагала одиночество и не спешила дарить, она лишь брала. А он устал отдавать. У него не осталось уже ничего. Путь ситхов — предательство. Он доверился Сидиусу, мечтая не столько о могуществе Силы, сколько о некоем абстрактном порядке. Но и это оказалось ложью, ибо ни власть темной стороны, ни мощь военной махины не удовлетворили его желаний. А Сидиус обманул его, сделав своей марионеткой без всяких намерений разделять с ним власть. Кто же из обладающих ею захочет делиться? Безумие. Да и обретя ее, наслаждаться не получится. Придется удерживать драгоценную власть, отгоняя видимых и невидимых противников, стравливая, играя, мучая и упиваясь. Три года он делал это. Но теперь устал. Ему девятый десяток, он немолод даже по меркам своего рода. Темная сторона никому не прибавляет здоровья и берет со своих адептов страшную дань. Самое большое — десять лет. Успеет ли он за это время найти и обучить нового ученика? И стоит ли ему это делать? И главное — так ли он желает этого? Еще несколько часов назад он желал. Он видел потенциал Кеноби и надеялся на мощь темной стороны. Он не сомневался в том, что джедай падет, как падали многие другие. И тогда он принялся бы за работу. Сокрушить волю, разбить разум — и воссоздать заново, как темного повелителя, могущественного и сильного, не связанного ничем, кроме учительской власти. Нет, не только. Сильнее любой власти ученика-ситха связывает желание уничтожить своего учителя. Дуку понимал это. Сам он убил Сидиуса, защищая свою жизнь, которую тот счел ненужной. Кто знает: вдруг он тоже однажды решил бы пожертвовать собственным учеником? Или тот счел бы, что не нуждается больше в учителе? Ему вспомнилась древняя легенда о могущественном царе, над троном которого висел на тонкой паутинке острый меч. Вот так же чувствует себя повелитель ситхов: у ног его — вся вселенная, но жизнь его не стоит и ломаного кредита. Нет, Дуку не желал себе такой судьбы. Он слишком устал. Тьма не дарует ему ни отдыха, ни покоя. Но дарует ли их ему свет — свет, от которого он некогда отрекся? «Когда упадешь ты, подхвачу тебя я». Так сказал ему много лет назад старый Йода. Так говорила ему сегодня, сейчас, Великая Сила. И он больше не отталкивал ее, не закрывал упрямо уши, точно маленький капризный ребенок. Он открылся ей и выслушал; тихий, нежный шепот лился в его исстрадавшуюся душу, как льется прохладная вода на разгоряченную кожу. Ни один из графов Серенно никогда не признался бы в подобной слабости. Но Дуку ощущал сейчас, что это вовсе не слабость, но подлинная сила. Он отверг тьму. Но примет ли его свет?***
«Незримая длань» готовилась выйти из гиперпространства, приближаясь к Раксус-Секундусу. Немало времени ушло у графа Дуку на то, чтобы отдать все нужные распоряжения. Боевых дроидов он велел доставить на базы, расположенные на поверхности планеты, и отключить. Неймодианскому экипажу надлежало тоже отправиться на планету и оставаться там до дальнейших указаний, заодно не забывая следить за состоянием кораблей и техники. Сам же Дуку направился в другое место. Рука его медленно снимала с пояса рукоять чужого светового меча. Открывшаяся дверь тихо прошипела. Кеноби пребывал в медитации парения — завис в метре над полом на мягкой ладони Силы, закрыв глаза и переплетя ноги. Дуку невольно позавидовал тому выражению безмятежности, что застыло сейчас на лице джедая. Давно ему не доводилось видеть таких человеческих лиц. Должно быть, Кеноби ощутил его приближение. Он открыл глаза и встал на ноги. Лицо его с явной неохотой принимало обычное выражение, и Дуку вновь позавидовал: когда сам он в последний раз позволял себе вот так блаженно плескаться в водопаде Силы? Но то, что нужно сделать, должно быть сделано. — Ты свободен, Оби-Ван, — произнес Дуку и бросил джедаю рукоять. Тот поймал ее, но помедлил. Пояса, чтобы повесить на него меч, у него не было. — Я верну тебе пояс в ангаре, — продолжил Дуку, угадав его мысли. — И дам корабль. Ты волен лететь, куда хочешь. Впрочем, у тебя есть только одно место, куда ты можешь вернуться. — Ты мог бы, — медленно ответил Кеноби, — отправиться туда вместе со мной. — О нет, — с усмешкой отмахнулся Дуку. — Теперь уже нет. На моем нынешнем пути мне не нужны ни учителя, ни друзья — только Сила, которая станет мне и тем, и другим. — Он протянул джедаю кристалл данных. — Это ты можешь передать Совету, а уж они пусть распоряжаются на свое усмотрение. Здесь координаты планет-баз и номера счетов. Все это сейчас очень пригодится и Республике, и бывшей Конфедерации. — Неужели тебе это больше не нужно? — Кеноби вновь помедлил, но взял кристалл. — Теперь мне понадобится лишь то, что я несу с собой — или же в себе, — качнул головой Дуку. — Пусть лучше эти дроиды и корабли достанутся Республике, чем бандитам. Мир в галактике еще предстоит отстаивать, и он будет куплен дорогой ценой. Кровавой ценой. — Ты прав. — Кеноби помолчал. — Но что же будет с тобой? — То, что велит мне Сила, — ответил граф. — Сегодня она показала мне мое будущее. Я немолод, и мне осталось недолго жить. Если помнишь, в былые времена джедаи имели обыкновение удаляться в старости на пустынные планеты, чтобы окончить свои дни там, вдали от суеты галактики, наедине с собой и Силой. Планета Шерута не населена и охотно упокоит меня, когда мой час настанет. — И все же, — упрямец никак не сдавался, — ты мог бы вернуться в Орден. Йода принял бы тебя. И не только он. — Знаю, — вздохнул Дуку. — Но не могу. Кроме того, что бы ни произошло в моей душе, я по-прежнему остаюсь военным преступником, виновником войны. И по законам Республики обязан ответить за свои преступления. Так что, если ты заметил, Оби-Ван, я предаю себя на твою волю. Кеноби надолго задумался. Он не обращался к Силе, но принимал чисто человеческое решение. И оно прозвучало: — Значит, таков твой путь, и не мне мешать тебе. Лети, куда пожелаешь, и пусть Сила дарует тебе покой. В ангаре на верхней палубе «Незримой длани» стояло множество челноков и истребителей. Дуку повел рукой, предлагая своему спутнику выбирать. Кеноби после недолгого раздумья положил руку на бок небольшого одноместного истребителя. — Не думай, я не приказывал заложить внутрь взрывное устройство, чтобы покончить с тобой, — усмехнулся по привычке Дуку — и получил в ответ ясный взгляд и слегка ехидную улыбку: — Я знаю. — Кеноби застегнул на талии пояс, но опять помедлил, прежде чем повесить рукоять светового меча. Лицо его слегка омрачилось, но лишь на миг — словно облачко набежало и унеслось порывом ветра. — Прощай, Оби-Ван Кеноби, — произнес Дуку, чувствуя, что поневоле поддается душевному порыву, — ох уж эта возрастная сентиментальность! — Вряд ли мы с тобой снова встретимся. Но признаюсь тебе, ты — один из немногих, по кому я буду скучать. — Прощай, Дуку, — был ответ. И он прозвучал глубже и ниже, словно отблеск будущего величия мастера-джедая, которым суждено стать Кеноби в скором времени. — Не стану долго говорить, скажу главное. Да пребудет с тобой Сила. Всегда. Он поднял фонарь истребителя и скрылся внутри. Немногочисленные дроиды-техники, что оставались в ангаре, открыли шлюз, и истребитель унесся прочь во тьму космоса. Дуку глядел ему вслед, пока не мигнули искорки его двигателей перед прыжком в гиперпространство. Спустя полчаса из того же ангара вылетел другой корабль. Уверенной рукой его единственный пилот задал курс на планету Шерута.