Новые правила

      Долийские перчатки Фейн находит случайно. Порождение тьмы создало лагерь-обманку и пожирало путников в лесу; Фейн настоял остаться… и чуть не поплатился жизнями всей команды. Призраку не везёт на этот раз - без свидетелей Фейн Сурана позволяет себе быть таким злым и разрушительным, как хочется. И выжигать всё кругом дотла. Призрак? Тем хуже для него.       Перчатки, что находятся в вещах жертв, сделаны из тонкой кожи. Похожи на те, другие - последний предмет, что Зеврану остался от матери, и который Вороны отобрали у него. Да, она была шлюхой… а до этого - долийкой, бросивший свой клан ради эльфа-дровосека. Он погиб от какой-то заразы и оставил ей только долги.       А та умерла при родах. Первая жертва, да?       Перчатки совсем новые. Может быть, ненадёванные.       Зевран смотрит на два этих кусочка кожи, как на маленькое чудо.       - Ты запомнил... - говорит он.       - Никто не дарил мне подарков, - говорит он, и Фейн осторожно отвечает, что это не стоит благодарности.       Подарки, которые доставались ему в своё время - парочка стеклянных шариков в детстве от Йована и несколько зуботычин от старших учеников. Негусто, верно?       Он замечает за Зевраном, что тот всё ещё не может привыкнуть к личным вещам. Кажется, Вороны запрещали их ещё строже. Если даже перчатки матери приходилось хранить под матрасом, то что и говорить о других мелочах… Зеврану нравится золото, но просто потому, что его можно обменять на еду, вино или снаряжение.       Вороны не разрешали хранить сувениры, а те, что находили… что ж, их никто не видел. Очень последовательное уничтожение. Теперь Зев собирает только то единственное, что может всегда унести с собой без риска, что кто-то отберет это - переживания. “Солнечные моменты”. И даже за них словно не держится - оттолкни его, он… поймёт.       Фейн не хочет отталкивать.       Не его.       Не того, у кого и так ничего не осталось. Кроме… чести?..       Бывший Ворон оценивает себя строже, чем могла бы припечатать Винн, но никогда не расскажет об этом ей или кому-то вроде. Смешно, но из всех, кого Фейн видит, Зевран, убийца и сын шлюхи, наиболее честен в вещах, что стоят честности. Не юлит, не обманывает себя, не полагается на Создателя.       Это… странно. Но Фейну начинает казаться, что он теперь понимает жизнь лучше. Иллюзии разбиваются очень быстро, когда тебе не дают погрузиться в них. А без иллюзий сложно не стать жёстким - и не начать ценить поступки.       “Ринн была никем. И я тоже. Мы просто пешки, и нам показали, как легко быть смахнутыми с доски”. А маги - просто пугала; кого волнует то, что у пугал могли быть какие-то желания? Могли бы быть. Круг учит воспринимать их, как пороки.       Фейн желает осознанно - и теперь готов уничтожить того, кто скажет слово поперёк.       Он выбрал. Знает кто-то или нет, ему достаточно знать самому. Если, когда всё кончится, антиванец захочет уйти, то и правда завершит миссию, но вряд ли получится дожить до этого времени.       Лёд в серых глазах может стать очень опасным и острым льдом.              ...Когда, в один очень промозглый и воистину мерзкий вечер, Зевран спрашивает, что за отношения в точности у Фейна с Морриган, тот сперва смотрит непонимающе. Кто вообще ляпнул, что что-то было? Всё давно кончено, да и не было ничего такого. “Осложнение” не началось, по обоюдному согласию. Они друзья. Знающие так же много о дружбе, как о любви, но лучше двигаться ощупью, чем стоять на месте.       - Ты любишь, кого пожелаешь, и не мне в этом что-то менять. Я не имею на тебя никаких прав, помыслить об этом не могу. И… я знаю, как бывает у мужчин с женщинами… Морриган не из тех, кто будет делиться.       Фейну его стукнуть хочется. Откуда взял, откуда…       - Хочешь заставить меня выбрать? - щурится он лукаво, не желая теперь сам сдаваться так просто.       - А мне что прикажешь делать? Да, я убийца, вор, любовник… но не обманщик. Если между нами всё не может быть честно, пусть лучше вовсе ничего не будет...       Играть перестаёт хотеться сразу. Приходится объяснять - долго, вдумчиво… что ведьма-оборотень его не интересует. Совсем. Совершенно…       Успокоенный, Зев читает совершенно идиотские стихи - что-то про постель, конечно же - и признается, что их произнесла женщина, которую ему “заказали”, и с которой он переспал перед убийством. Истории у него, хм, не блещут разнообразием - кто-то в них всегда падает. На шелк или в грязь…       Сам вопрос о Морриган же приносит надежду... Робкую, глупую. Что для сияющего - и замаранного - антиванца Серый Страж со всей его неопытностью и ненасытностью неофита - и правда что-то большее, чем способ скоротать время на привале.       Фейн не может говорить об этом, не может и не хочет признаваться; зачем? Услышать ещё раз, что привязанность - это слабость? Лучше молчать. Ему не привыкать хранить тайны и контролировать лицо, слова и поступки.       Зевран тоже не спрашивает.       Их привязанность хрупка и боится обозначения; пока слова не сказаны, её словно нет, а, стало быть, не за что бояться, верно?       Так проще.       Так куда проще; прикрывать друг другу спину в первую очередь; спорить о глупостях, но не о важном; разбирать снаряжение; трахаться, как в распоследний раз. Ходить вокруг да около.       Поверить, что всё может быть серьёзным, страшно, да и что вообще такое эта пресловутая серьёзность - зачем усложнять, в таком случае? Они даже не мужчина и женщина. Они просто выбитые из кладки камни. Такие не кладут в фундамент.       Наверное.       Мор идет за ними по пятам, и не время произносить громкие слова.