Новые правила

      Фейн просыпается беззвучно - не кричит, не вдыхает, не дёргается.       Просто открывает глаза и пялится в темноту.       Он уже отвык спать в помещении, надо же. Всего-то несколько месяцев походной жизни, и кровать кажется чудом. Кровать... и тишина. Ветер не дует, не копается в земле мабари, не орёт ночная птица.       Тихо.       Только Зев негромко посапывает; знал бы он, как Фейн благодарен ему за совместный сон. За тепло его тела, за томную улыбку и поддёвки по утрам, за секс, когда у них хватает на это сил, и массаж, когда хочется просто упасть и сдохнуть… Фейн лечит в благодарность, как умеет; ничего больше не требует, ни дел, ни слов. Просто радуется каждой минуте, что антиванец рядом - спокойно, сдержанно даже, пока не прорывает наедине.       Прорывает всё чаще; бурно, истерично, горячо, почти напоказ “без оглядки”.       Потом снова можно держать лицо…       ...хотя кое в чём его приходится держать постоянно. Фейну не хочется пугать своими страхами даже Зеврана; не хочется тревожить, подрывать настрой.       Сейчас - смотрит на спящего в бледном свете окна, и в груди что-то ноет, ноет...       В кошмарах порождения тьмы затапливают все земли; архидемон ревёт, крошит когтями камни и тела, и Зев на фоне надвигающейся катастрофы и этих жутких когтей представляется маленьким, хрупким... и мёртвым. Вся механика его тренированного тела, вся сноровка, все приёмы - ничто против такой махины... всë это - только кровь и осколки кости. Фейн опускает голову; стряхивает дурные мысли, хотя они всё равно возвращаются.       Он видит мёртвым то себя, то Алистера, то кого-то ещё. Себя - чаще всего.       Зевран просыпается, зевает. Мурлычет что-то, пытается задремать снова. Даже полусонный, всё равно чуть рисуется, чуть играет, поворачивается в выгодном ракурсе - умеет быть соблазнительным. Вошло в привычку; что ж, бывают привычки и хуже.       Куда хуже быть красивым и намеренно портить это.              Луна светит в окно. Встать выпить воды? Пожалуй...       Кувшин напоминает формой ту-самую-урну. Всего лишь керамическую вазу с прахом сожжённой женщины...       Фейн никому не говорил, но ничего не почувствовал тогда; ну, да... он видел и даже трогал останки Андрасте. Обладают магической силой, потому что в них верит куча народу. И? Врал потом, что это было Настоящее Переживание, но только Зев понял, насколько Фейну оказалось всё равно. Может быть, даже не одобрил - он адрастианин, в конце концов, молится Создателю и грешит, как и все...       У Фейна молитва всегда застревала в горле, а теперь и подавно.       - Кошмары? - спрашивает Зевран, подбираясь неслышно. То ли дразнит иногда своими особенными навыками, то ли просто перестал уже замечать, когда их использует.       - Что-то вроде.       Горячие руки ложатся на прохладную кожу; Зев жаркий, из постели, а Фейн успел подмерзнуть у окна; смуглое на бледном. Зев обнимает за талию, прижимается. Фейн оборачивается, целует его в скулу, трётся щекой о волосы.       Фейн Сурана никогда даже подумать не мог, что будет любить мужчину. Будет любить так безоговорочно, больно, жадно; нуждаться в нем так, как никому и в голову не придет заподозрить.       Что будет любить такого мужчину - Зев шагу ступить не может без флирта, и это иногда не на шутку ранит, пусть умом и ясно, что он просто любит смущать людей и под смущением дознаваться из чего они сделаны.       - Спасибо, что не ушёл тогда. После предложения Тальесина, - шепчет Фейн на ухо Зеврану, целует татуировки на его щеке.       - Я повёл себя, как ребёнок. Не мог признаться, что... ай, да ты и сам знаешь.       Слова всё ещё не его конёк, но Фейн знает. Видит и чувствует его отношение. Все эти сомнения и глупости уже… признак. Чего-то. Лучше не называть никак, чего. Он сам умеет в слова не больше.       - Зев. У тебя есть иголка?       - Найдётся. А зачем?       - Проколи мне ухо.       - Хм. Сейчас? Ночью?       - Да. Сейчас. Ночью. Хотя если хочешь выспаться...       Антиванец только хмыкает.       - Ну, поспать я успею, а вот предложение пустить тебе кровь уникальное. Надо брать!       Он суетится, раздувает угли в камине, ищет свою иголку и какую-то склянку с “настоем для ран”.       Прокалывать, конечно, не очень приятно, но боль терпимая - в сражениях приходится хуже. Фейну приятно, что это делает не кто-то, а Зевран. Что это его руки; что Зев лично отводит ему волосы с шеи, протирает кожу, использует иголку. Фейн закусывает губу и улыбается. Чувствует, как кровь капает на плечо.       Угли дают не очень-то много света, но хватает. Фейн таращится на свою горбоносую тень и только вздыхает. Вот уж кто не красавец. Стоило усилий действительно поверить, что Зевран Араннай, герой-любовник, знавший явно и людей, и эльфов интереснее, и правда им увлечён…       Зев, закончив манипуляции, сперва начинает стирать кровь тряпицей, но потом наклоняется и хочет слизнуть часть.       - Нет!.. - Фейн пугается, отшатывается.       Так они и смотрят друг на друга - желтые радужки и серые одинаково темны в тусклом свете. Потом Фейн медленно поднимает руку; ведёт большим пальцем антиванцу по лбу, вдоль носа, очерчивает полные, такие сладкие - увы, для многих - губы. Нажимает на подбородок, чтобы тот приоткрыл их.       Отводит распущенные светлые волосы.       - Она порченая. Прости. Я... я желал бы.       Зевран думает пару секунд, а потом спрашивает вещь, о которой Фейн сам не стал бы говорить никогда. Он вообще не особенно знает, как говорить о... физических аспектах любви. Но да, он старается не позволять своим телесным жидкостям... как-то попадать Зеву внутрь. Даже если тот настаивает. Даже если безумно хочет этого сам.       Обольщаться, что от поцелуев ничего не будет, уже хватает.       Фейн допускает, что слишком нервничает. Стражи ничего не говорили о том, что может сделать ИХ кровь, но рисковать не стоит.       Путешествие сильно изменило неопытного Сурану-из-Башни.       То, что он видел на Глубинных Тропах... огромные, омерзительные матки порождений тьмы, оплывшие, изменившиеся... чудовища и дети чудовищ... всё это заронило в душе какую-то неправильность. Страх. Трещину. Ужас… Посвящение прошло для него мерзко - маг не может не понимать, что делает, принимая скверну. Это не вопрос веры; просто магический расчёт и гигиена. Скверна - это болезнь, от которой нет лекарства. Пока.       И болезнь эта пропитывает тело медленно, но верно.       Фейн хотел бы забывать об этом хоть иногда, но просто не умеет.       Зев открыл для него неизмеримую радость быть физически желанным; драгоценное переживание для того, кто едва помнит, что это вообще такое - дотрагиваться до кого-то иначе, чем в драке. Даже материнская ласка давно стёрлась из памяти… а это… Зевран опытный, этого не отнять; но Фейн каким-то чутьём воспринимает разницу почти с самого начала. Где просто умение, а где - не только.       И теперь ему снова страшно. Уже не потерять контроль - но стать причиной порчи для единственного существа, которое не даёт ему упасть.       Зевран думает ещё немного, а потом усмехается, смачивает тряпку в зелье и стирает капли ею.       - Любой обмен кровью - это ритуал. Может, и хорошо, что между нами этого нет. Но как ты говоришь - я желал бы.       - Вдень сейчас, - просит Фейн.       Зевран без слов снимает серьгу с цепочки, которую Фейн носит на груди. Ухо кровоточит, и вдеть дужку крепления в свежую ранку непросто, приходится повозиться, чтобы растянуть отверстие. Фейн терпит отрешённо. Когда всё готово, по золоту бегут густые алые капли, но Фейн обнимает антиванца, целует горячо, благодарно. У него есть заклятье исцеления, но он не хочет применять. Стремится замарать их обоих - но держит, держит любовника так, чтобы тот целовал только в губы. Не пытался получить запретного.       Иногда Зев такой же упрямый.       Фейн знает, что он боится тоже. Другого. Но пока у них есть время… нужно жить.       Фейн уже давно не закрывает глаза, когда хочет больше.                     На следующий день удаётся отвлечься ещё более радикальным способом.       В “Жемчужине” - денеримском борделе, куда Фейн со спутниками приходят из-за листовки, призывающей на встречу друзей Серых Стражей - им встречаются не только засада личной гвардии Хоу, но и чудесная Изабелла.       Славная выходит попойка на собственном корабле у этой бойкой вдовушки, которой дорогу в счастливую жизнь проложили кинжалы и мечи. Сперва Зеврановы - Ворон, собственно, лишил даму мужа, - а потом и собственные. Дуэлятнка от бога... и очень, очень красивая женщина. Фейн идёт к ней с Зевраном, как обычно, натянув маску уверенного в своих силах мага, Стража, защитника, героя…       ...а на деле сомневается, что идея хороша. Но не попробовать - нельзя. Всё… хотя бы ради улыбки Зеврана.       Фейн проходит в каюту вслед за ним, едва участвуя в разговоре; пьёт вино, ловит случайные поцелуи от него и Изабеллы; та отмечает, что ему идёт серёжка; отрешённо думает о том, что Мор близко.       Приближается что-то окончательное.       Все пытаются убить, изловить, дотянуться. Логейн... может быть, хотел как лучше, предавая короля-мечтателя. Только это не оправдание. Ничто и ни для кого не оправдание, в том числе для Серого Стража не оправдание - желание покутить, пока жизнь не припёрла к стене.       Фейн вообще понятия не имеет, что такое “кутить”; его и вызываются научить, конечно же, но он не знает, готов ли. Быть в постели втроём оказывается странно; но Зев искренне радуется, что получилось достать Стража из мрачного доспеха, и Фейн не протестует. Изабелла относится ко всему легко, и Зев - тоже…       Фейн - нет.       Он рассматривает свою ревность отрешённо, как гадкое животное, забирающееся щупальцами в душу. Анализирует её; заставляет себя наблюдать за Зевраном и Изабеллой, за их лицами, за их телами, за их любовью.       Они рады и друг другу, и что?.. Нужно надеть на Зеврана ошейник?.. Хватит, хватит клеток для всех!.. Пусть даже видеть его удовольствие, разделённое с другой, так мучительно, что хочется уйти - но Изабелла ловит Фейна за руку, словно догадывается… тянет к себе.       Запоминаются какие-то отрывки.       Две пары рук; смех; Изабелла, стонущая, жаркая; Зев, шепчущий на ухо, как его заводит происходящее; попытки делать всё это... одновременно… провальные; Фейн может сосредоточиться только на ком-то одном. Они оба ему рады - ему, это происходит с ним?.. И пожалуй, с Изабеллой хорошо - это его вторая женщина, и она не вытягивает сил… наоборот, скорее, удваивает их. Фейн смотрит ей в глаза - и оттаивает; ощущает на себе ладони Зеврана, слышит его голос, и прощает всем и всё.       Почему бы действительно не воспринимать всё проще. Каждый спасает свою душу, как может.       Это маленький пир во время чумы. Они молоды и могут умереть завтра. Или даже через час. Почему бы не быть знакомыми ближе, раз уж решили разделить фехтовальное искусство тоже?..       Почему бы нет.       Корабль покачивается на волнах чуть заметно; поскрипывают снасти. Мор близко, но ещё не здесь. Фейн засыпает в чужой постели, снова видит архидемона, когти и кровь.       Просыпается - не вдыхая, не крича, не дёргаясь, просто открывает глаза.       Пока у них всех есть хоть крупица времени - нужно жить...