Новые правила

      Риордан, Серый Страж из Орлея, говорит: убить архидемона, чья душа исчезла и осквернена, можно, лишь забрав его с собой. Умереть должна живая душа, а сколько прихватит с собой плоти…       Еще одна тайна, о которой Стражам не рассказывают при Призыве, а?       Фейн соглашается с очередностью попыток: сам Риордан, как старший. Потом Фейн. Затем Алистер - выбравший наконец корону. Нельзя же рисковать кровью венценосца, а? Даже, если та жидковата.       Фейн соглашается - молчаливо, как подобает… но не готов к тому, что Морриган приходит к нему в последний вечер перед битвой. Очень спокойная, почти умиротворённая. Словно наконец настоящая.       Как все они.       Фейн помнит её лицо, когда Алистер добил Логейна. Ей не понравилось - погиб хороший стратег. Даже спуская на него всех мабари, сам Фейн не был уверен, что эту жизнь нельзя использовать иначе… но хватит щадить, да?       На войне нет невиновных, есть только живые и мертвые, и у каждого из них своя вина.       Морриган не открывает этих своих мыслей, зато предлагает иное.       Предлагает вместе сотворить осквернённое дитя, чтобы притянуть душу архидемона… и никому из Серых Стражей Ферелдена, которых осталось трое, не придется умирать. Убеждает, что сможет очистить этот зародыш, насытить магией Древних, убрать тьму. В словах Морриган есть резон, и Фейн колеблется…       Они оба маги.       Они понимают, что могут сделать. Или нет.       Фейн Сурана не выбирал становится Серым Стражем, и всё, чего он хочет на самом деле - перестать им быть. Но это не титул. И даже не какой-то дар, от которого можно отказаться или не принимать… усмирить себя уже не выйдет. Фейн вообще сомневается, что его уже что-то когда-то сможет усмирить, кроме смерти.       Решение похоже на новую чашу с дрянью… но его нужно принять. Закрыть глаза и выпить новый яд - расхлёбывать который дальше придётся... О, придётся. Возможно, ему же. Фейн постарается, чтобы ему. Долг Стража — закрывать всех собой, да? И если план хорош, какая разница, кто жертва.       Морриган рада согласию и признаётся, что Флемет на самом деле послала её именно за ребёнком. От этой новости Фейну хочется закричать или устроить в замке грозу… только толку? Отовсюду тянутся нити, опутывают его, как марионетку. Выбора будто и нет никогда. Нет и не было. Лишь ничего не значащие нюансы. Морриган ждёт… ей явно даже хочется всего этого. Видимо, рыжий эльф, подаривший ей золотое зеркальце, оказался чем-то большим, чем друг, и любовь - не такая уж постыдная слабость?..       Смешно всё это. Горько.       Не это стоит ощущать, ложась с женщиной, но Фейн чувствует себя использованным, всего лишь игрушкой двух паучих. Но он уже делал вещи, которые не мог не сделать и о которых жалел. Неужели желать выжить - такой грех?       Желать выжить… такой ценой.       Много раз.       Морриган даже удивлена тем, как он изменился; стал менее скованным… самое время отмочить шуточку про бордельную науку, только ей ума хватает молчать. Ритуалом руководит она - и Фейн делает, что должен, столько раз, сколько необходимо. Может, лучше было бы согласиться со смертью.       Наверное, лучше. Не стоит зачинать детей с такими мыслями, всё это тягостно, и у Фейна не получается даже изобразить желание. Морриган всё ещё его друг, он… мог бы быть благодарен за предоставленный выход… Только будь на его месте Алистер, или Логейн, или хоть кунари с кабаньей головой... ничего бы не поменялось. Морриган шла за осквернённым семенем,и она его получила, так?..       Конечно, слабость - испытывать чувства к Стражу, который, если что, должен будет прирезать и тебя, и… и то, что получится. Конечно.       При чём здесь вообще когда-то были хоть чьи-то желания. Даже самой Морриган - хотя она как раз рада набираться силы.       Его силы Морриган не забирает… впитывает часть скверны. Не в себя.       Фейн убирается из комнаты, как только ведьма уходит; находит воды отмыться, но вернуться обратно в ту постель не может. Болтаться без дела по коридорам - плохая примета будет для солдат… потому он отправляется к Огрену, который уже давно надрался и спит. Фейн садится в углу у стены и вливает в себя лириум - столько, сколько влезает, так, что чуть из глаз не льётся. Зевран наверное удивлён, что возможно последнюю ночь они проводят не вместе. Но идти к нему после всего… невыносимо.       Фейн вообще сомневается, что сможет рассказать, но это нужно будет сделать.       Рассвет застаёт его собранным, энергичным, даже перевозбуждённым от лириума. Пора идти в атаку - и Фейн знает, что хрупковатый рыжий эльф смотрится во главе чего угодно донельзя по-идиотски. Но выбора, опять же, нет.       Бои сливаются в кровавую кашу из заклинаний, боли, зелий, боли, заклинаний, зелий… Зева, прикрывающего спину, Алистера, работающего мечом и щитом, Стэна, прорубащего путь… Огрен и Шейла, наверное, справляются с воротами.       Когда Фейн видит Архидемона, то только усмехается.       Подбирает меч Риордана - мы не судьи. Братоубийцы, маги крови, предатели, мятежники, головорезы Хартии и просто бандиты - всякому, у кого хватит силы и смелости выйти с мечом на порождений тьмы, найдется место в нашем ордене - и в момент, когда все уже поскальзываются на своей и проклятой крови, всаживает его прямиком в драконью башку.       Сил у него… от лириума, от заклятий… как у трёх Стэнов. У него - ха-ха.       Архидемон - вот с кем хотелось бы поговорить. Задать настоящие вопросы. О том, что случилось тысячи лет назад.       Мы не судьи. Мы… отбросы и палачи на земле, что давно пропитана порчей.       Мир болен и болен смертельно; мир тоже имеет чёрную кровь в венах - такую, как в Золотом Городе, такую, как в венах Создателя…              ...А потом всё кончается.       По крайней мере, для остальных…       Город ликует. Банны рады. Алистер что-то там говорит о том, что обо всём позаботится, и Фейн улыбается, улыбается, кивает головой, радуется за других…       Шейла, Лелиана, Винн, Огрен, Стэн, даже мабари. Они заслужили отдых и новые поиски.       Сам он… безмерно устал.       Кончилось всё - кроме его кошмара и того, что за Зевом могут прийти всё равно… кроме того, что Морриган носит проклятое дитя под сердцем.       Король на троне, демон пал, Мор отступил на какое-то количество лет - хорошо ли это? Безусловно.       Фейн улыбается. Клянётся себе найти лекарство от скверны. Найти во что бы то ни стало. Выдавить саму кровь Создателя, если придётся, о, будь он воистину проклят, он, а не какие-то там тевинтерские чародеи. Морриган он хочет найти тоже - конечно, она просила её не преследовать.       Только он не преследует. Он хочет знать. Он изучит магию крови, изучит всё, до чего сможет дотянуться, потому что не желает платить за то, что никогда бы не выбрал иначе, чем в обмен на возможность дышать. Дважды. Трижды. Грех ли это - желание жить?..       Улыбка под конец дня уже становится гримасой боли. В какой-то момент, не дослушав, что ему говорят, Фейн разворачивается и проходит в выделенные ему покои, успевает снять мантию - и падает.       Спит пятеро суток подряд. Обеспокоенный Зевран не может добудиться его и потихоньку приходит в панику. Он не знает, что делать… созывать врачей?       Сбежать - ведь сидеть на месте - становиться для Воронов скорым кормом?..       Чародейка Винн рядом; Зевран умоляет её не рассказывать никому об этой странной болезни. Только Шейле, которая становится у дверей, и королю... Тот, впрочем, вполне доволен собой, настолько, что отвлекается от важных дел и милуется с Лелианой, и Зевран не раз и не два думает о том, как ему хочется всех здесь перетравить. Из… любви к искусству.       Винн казалась ему такой… осуждающей, что доверять ей не менее страшно, чем Стражу. Но Фейн Сурана ещё дышит -не единственная его ошибка, но уникальная.       С которой Зевран не знает, что делать - ни с Фейном, ни с собой…       Когда Страж наконец открывает глаза, то видит своего осунувшегося и помятого неудавшегося убийцу, сидящего на полу напротив кровати. Зев спит; Винн входит через несколько минут и, после расспросов о здоровье, тихонько рассказывает, что навела на Зеврана сон, потому что он не желал никуда уходить, пока не будет ясно, что со Стражем.       Фейн думает, не рассказать ли ей о том, что он сделал. Но Винн, наверное, уже догадалась, что ничто не достаётся просто так.       Демон мёртв… Покоя не будет - но теперь есть хотя бы надежда на изменения.       Чистое небо над Ферелденом. Пока что. Может, снова на сотни лет.       Когда Зевран просыпается, то безмерно рад и не отходит от Стража ни на шаг - собственные страхи тоже взяли верх, и он откровенно боится покушения. На Фейна. Или на себя. Или на обоих.       Дворцы ему не нравятся.              Фейн признаётся во всём дня через три, когда перестаёт натыкаться на предметы и путать синее с круглым, а самого Зеврана с колоннами или вазами золотистого цвета. Смешно, да не смешно… Фейн не хочет травиться всем этим. Наедине, почти без предупреждений или подготовки, слова лезут из него горящими углями, ядом, кислотной смазкой для стрел, смертельным корнем - Фейн начинает с предложения Морриган, но “истины” льются бурным потоком, не давая заткнуться.       Что у него не больше тридцати лет. Изменения заметны каждый день. Истощение и лириум их ускоряют.       Что он будет искать исцеления, будет, сделает всё, что потребуется. Изучит запретную магию - клин клином…       Что давно считает себя одержимым, только вот там, в Тени, это он пожрал демона, и теперь Фейн сам не знает, кто хуже. Он или “порождения Тьмы”... или это уже одно и то же. Архидемон пал, но Зов его ещё слышен.       Что отыщет Морриган и её дитя хоть в Тевинтере, если потребуется. Ведь душа архидемона - в ней… очищенная, может быть…       Что дракон имел имя, Уртемиэль, что он - искажённый тевинтерский бог красоты. В древние времена ему поклонялись музыканты, художники и поэты… Пьесы и целые симфонии сочинялись в его честь, а теперь он стал лишь сосудом скверны. Разбитым. Расколотым…       ...Что он, Фейн, не сошёл с ума - по крайней мере сейчас, - а поддержит Зеврана, если тот решит хоть передушить всех Воронов. Или стать у них главным. В любом решении, которое поможет убрать угрозу - Фейн хочет жить сам и дать жить тому, кого любит, а не вечно бегать по клетке… клетки становятся просторнее, Башня - выше, подвалы - глубже, тайны - гаже…       Что...       Глаза у рыжего совсем больные; долг, честь, остатки совести, осколки всех трудных решений вспарывают сердце, но даже слёз нет. Как нет ни слова в его исповеди ни про долг Серого Стража, ни про короны - он усадил на троны как минимум двух королей, но от стульев с резными спинками его тошнит. Как от лириума. Как от необходимости улыбаться.       Как от всех, кому нужно дёргать паяца за ниточки.       Зевран знает, что будет дальше, и просто не готов слушать, как всеобщий герой - забытый почти сразу же, как все разошлись по делам - как этот измученный мужчина будет умолять его простить и остаться. Прощать ведь нечего. Ребёнок-демон… звучит гадко, но если это цена жизни, то нет. Идти одному… всегда найдётся куда, но нужно ли выбирать такую дорогу? Фейн выглядит… немного помешанным с этими речами о фестивалях в честь тевинтерских богов и склерами, синими от лириумной пыли. Но они оба явно не совсем в себе с самого начала, да и кто стал бы винить Стража за этот срыв? За что-либо?..       Сейчас действительно можно изменить что-то самим. Друг друга тоже. Зевран решает: пусть теперь рыжий платит за то, что пустил антиванского лиса в свою жизнь и постель.       Платить придётся долго, иногда чувственно, иногда золотом, иногда кровью - и не всё ли равно, какой у нее цвет…       Как-нибудь они разберутся. Как смогут. Наверное.       Проще решать проблемы по мере их поступления.       Проще - жить, пока жив, а умирать, когда смерть подойдёт совсем уж вплотную.       В их власти теперь решать, как.