Парадокс живого мертвеца

— Как видите, пятого убийства не последовало. Подробности последних изложит Лена. Зачем постоянно устраивать бесполезные сборы? Ханако, наверно, думал так один, обладая своими соображениями на этот счёт. Сбор Семи Тайн для академии Камомэ являлся масштабным событием, на нём затрагивались наиболее острые темы, а индивидуальные вопросы считались не важными и не достойными рассмотрения. Как однажды упоминал Седьмой, Тайны работали до того автономно, что объявлялись на сбор анонимно, не раскрывая ни личности, ни имен помощников. В какой-то степени, это было сделано специально, чтобы уменьшить риск уничтожения: если бы кто-то вознамерился развалить коллектив, пришлось бы постараться, отлавливая членов по отдельности, ведь злодей не обладал бы никакой информацией. В целом, система была похожа на засекреченную организацию, участники которой почти не взаимодействовали друг с другом за пределами зала. Ада, как известно, придерживалась другого принципа, порой принуждая к контакту. Если у тех же полтергейстов возникали технические непонятки и проблемные случаи, они обращались за советом когда напрямую к Шульц, когда на собрании. Такая политика взрывала мозг. Зачем тревожить по таким пустякам, касавшимся только тебя и твоих обязанностей? Это не раздражало, не выглядело странно? Нет, Вторая поощряла вдумчивый подход и, вроде бы, была рада, а на недоумение помощника всегда криво усмехалась. — Первый труп – Маргарита Дубогреева, восьмой «В» класс. Обнаружена в шесть тридцать утра, время – примерно четыре-пять часов утра, смерть наступила от удара тупым предметом. Оружие – пила. Убита в классе английского, кроме ссадины на кисти следов борьбы не выявлено. Посмертно вспороли живот, частично вынули кишечный тракт, — парень отметил, что Лена изменилась за последние дни. Руки спокойно держали отчёт, манера была исключительно бесстрастной, разительно отличаясь от того нервного заикания, неуверенного, заискивающего тона и потевшего лица. У неё выдержанный и ровный голос, прямая спина, сосредоточенный вид. Восьмиклассница круто повзрослела. — Второй труп – Коцюба Дарья Игоревна, восьмой «А» класс. Обнаружена в кабинете математики в семь двадцать утра, смерть наступила вследствие обезглавливания около шести утра. Орудие убийства неизвестно, возможно, забрали с собой. Это мог быть топор. Предварительно её усыпили эфиром, под партой нашлась тряпка со следами крови. Кровь не принадлежит Дарье, — подчеркнула Кучма. — Только настоящая экспертиза может вычислить, мужская она или женская. — Тогда откуда тебе знать, что она не Дашина? — возразила Алёна Владимировна, казалось, за неделю постаревшая. Никто не удивится, если завтра женщина появится седой. — Логика, — спокойно сказала Лена. — Под ногтями убитой я нашла эпителии и засохшую кровь. Она поцарапала убийцу. — Необычно, что дух дал себя поцарапать, — отчужденно сказала Ада. Ханако заметил, что начальница чаще становилась отрешенной. Парень нащупал под пиджаком фотографию и, преисполненный надеждами, вздохнул: вот кончится шумиха и он вручит подарок, который должен ей понравится. — И он промокнул рану мокрой тряпкой? — Алёна презрительно вскинула бровь: — как ты вообще поняла, что её усыпили именно эфиром? — Оставался слабый запах, а банка эфира стояла в траве под окнами, — сухо ответила та. — Третий труп – Игнатенко Нина Николаевна, учительница биологии. Отравление. — Отравление?! — изумился Глеб, впрочем, резонно. — Да. Определила по цвету трупных пятен. Женщину нашли мертвой в своём кабинете после первого урока, то есть, в девять пятнадцать или девять двадцать утра. На втором уроке было окно. Мышьяк подлили в стакан с кофе, а упаковку подкинули в сумку. Причем класс закрыт изнутри. Это было сделано для того, чтобы все поверили в самоубийство. — Но это все-таки убийство? — взволнованно уточнил Глеб, сердобольная душа, тихонько сидя между двумя полтергейстами. — Журнал открыт, ручка брошена, перед смертью звонил её сын, в сумке валялся блокнот со списком планов на сегодня. Это была далеко не молодая, но не помышляющая о кончине женщина, здоровая, с семьей и внуками. Зачем умирать в школе? Почему не дома? Почему мышьяком? — Лена выдала весомый аргумент. — Первый урок она вела как всегда, рассказывала истории и шутила. Выглядела тоже повседневно, с легким макияжем. Родственники не замечали никаких наклонностей. Родных старушка пламенно любила: все уроки про сыночка трещала. Так что, странно. — Если она была все время кабинете, как призрак подкинул мышьяк? — вставил Даниил, лениво прикурив. Ханако почти двусмысленно улыбнулся, ибо чувствовал, что вальяжная поза и пренебрежительные взгляды – напускное. Упрямый полтергейст внимательно слушал, но, видимо, был слишком смущен для открытой похвалы. Ха-ха, дурашка, вот потеха. Может, подколоть? — Подмешали, когда Нина Николаевна выходила в уборную. Убойная доза. Зато, интересно, что сначала упаковку припрятали на шкафу: там были крошки яда, просыпали второпях. К слову, у нас в школе, как все знают, регулярно травят мышей, поэтому не удивительно, что убийце удалось стащить пакетик. — Менты выяснили, что за день до убийства у завхоза пропала казенная пачка отравы, — бросил Даниил и покривился, подтягивая очки ближе к переносице. — Сходится, — кивнула Елена. — И далее... Богданова Мария Хобтеева, тоже восьмой «В». Убита в шесть сорок в уборной – перерезали горло. Перерезали, скорее-всего, появившись сзади, убийца – правша. Вероятно, оружие или призрачное, или было телепортировано, ибо я понятия не имею, куда можно было засунуть нож в малюсеньком женском туалете... Но есть вариант. Мария найдена спустя десять минут перевертышами. В то время она переписывалась с подружкой, писала, что испугалась того, как качнулось окно от сквозняка. Может, тогда и пронесли нож. Пока Маша делала свои дела, он проник в кабинку и нанес удар. Кучма вопросительно посмотрела на Седьмую, ожидая, что математичка снова придерется к достоверности с вопросами, но Алёна мрачно читала документ. — Кое-что ещё, — перед тем, как закончить, заговорила школьница, — на стене уборной кровью написана цифра «28». — Вот, чёрт, только загадок нам и не хватало, — буркнул Даня, с треском вдавливая в блюдце окурок. — Стиль постоянно меняется, — вслух подумала Шульц, когда наступила тишина. — Убитые знакомы друг с другом. Маша и Марго – Ленины одноклассницы, Даша из параллельного, Николаевна преподавала в восьмых классах. Есть какая-то связь. — Да. Это меня напрягло, — покачала головой Кучма. — И ещё непонятно: каждые четыре дня новое убийство. Это бросается, правда? — Очень, — влез Глеб, — и трупов всего четыре. — При чём это к «28»? — математичка оторвалась от планшетки со скептичным замечанием. — Может, число жертв, которые он хочет набрать? — предложил опять Глеб, а Егор стукнул его по макушке. — Или это привязано именно к убитой? — гадал Даниил. — Это код. Все обернулись на Аделину. Когда девушка выглядела так, не оставалось сомнений, что от взмаха клинка Первой Тайны прольётся чья-то кровь: в зрачках, сбегаясь из дальних углов, стягивалась чёрная, обдающая холодом, воистину непроглядная тьма. — От чего? — нахмурилась Алёна, недоумевая. — 4428 – код от сейфа. — И что..? — Даниил осекся. Не принимавший участия в диалоге ван Хейзен, сидевший на стуле в дальнем правом от Ханако углу, зашипел. Ханако удивленно следил за реакцией Четвертого: существо навострило уши, заблестело круглыми глазенками, и незаметно для всех, от гигантской мышиной туши отделилась одна маленькая тень и шмыгнула к выходу, растворившись на полпути. — В нём архив. В архиве компромат на каждого из вас. И на меня тоже. — Компромат?! — старший полтергейст поперхнулся и закашлялся, вскочив с места. — Ты чё, чокнутая, Контролёрша?! Ты рехнулась?! Нет, ты рехнулась! Срань, ты точно поехавшая! На хрена ты собрала на нас компромат, ещё и в одном месте?! Ты же не дура! Так какого чёрта, мать твою? Этот мудила скоро вырежет живых, а потом и на мертвых перейдет, и всё благодаря этой гениальной идее! Спа-си-бо! Разрушить Семь школьных Тайн реально. И архивы могли неплохо подсобить. Даня говорил те вещи, которые никто не осмелился бы сказать вслух. Если убийца узнал код... — Спокойнее, молодой человек, — отрывисто попросил Фредерик, — благородная Вторая загладит вину и уничтожит преступника. — А может, мы вапще ни правельно всё поняли?.. — тоненько пискнул Егор с детским акцентом. — Уничтожит? Ну-ну. Для начала надо поймать. Ловим на наживку? — парень в круглых очках окинул Кучму оценивающим взглядом, кажется, пытаясь пошутить. Школьница из прошлого скривилась бы, показала язык или побелела, но Кучма, участвовавшая в собрании, ответила одним словом. Слепая готовность к самопожертвованию поубавила в духе желание прикалываться. Разозленный, он недовольно отвернулся. — Мы его поймаем, — фраза источала фантастическую, в данной ситуации, уверенность, настолько непоколебимую, словно всё действии давно было в шляпе. Коллектив смекнул: Ада имела план. Окружающие было накинулись на начальницу с расспросами, как из ниоткуда пулей вылетела мышь, буквально рассекая воздух, вспорхнула на плечо Ады и что-то зашептала. Четвертый суетливо поднялся, а Ханако видел, как белели костяшки сжатого Шульц кулака. — Фредерик, немедленно на позицию, — скомандовала Вторая, а помощник ощутил растущее в воздухе напряжение. — Алёна, ты за мной, страхуешь. Четвертый окольцовывает мой кабинет. Полтергейсты, направьте силы на защиту класса. Даниил, проведи здесь защитный купол. Что бы ни один волос не упал с Лены по моему возвращению. — С-стойте, куда вы?! — вскочила Кучма, бледнея. Девочка хотела что-то нашарить в кармашке рюкзака, но растерялась. — Мы идём шлепать непослушного мальчика, возомнившего себя богом, — аура Ады разгоралась адским алым огнём, пронизанным неудержимой жаждой мести. Когда она повернула голову, парень вздрогнул: — А ты проводишь меня до двери и поклянешься остаться за порогом. Понятно? — О чём ты? Я зайду с тобой. — Нет, — резко отрезала девушка. — Или запереть тебя здесь? Я не прошу тебя. — А что? Приказываешь? — закончил за неё Ханако. Спустя короткое молчание в ответ донеслось холодное: — Именно. Приказываю. Она остановилась. Он видел только спину, внезапно понимая, что от этого мгновения зависело очень многое. Будущее школы, будущее коллектива, благополучие учеников и учителей, справедливость и правосудие. Неизвестно, сколько ещё Лене приходилось бы обследовать тела ни в чем неповинных людей. Но какое-то подозрение загрызало изнутри, дурное предвестие, подсказка от шестого чувства; он украдкой обнажил нож, решив при первой надобности вступить в бой. Скользкий червячок продолжал расколупывать сплетение – странное ожидание чего-то неисправимого. Аделина обернулась. Теперь он видел лицо. Лицо выцветшее, серое, будто из черно-белого фильма; резкие полуприкрытые глаза, неожиданно различимые в мельчайших деталях: каждая прожилка дымчатых радужек, невзирая на скверное освещение, была до того видна, что Ханако усомнился в собственном зрении. Однако от этого стало ещё страшнее. — Пора прощаться, малой, — она присела на корточки перед ним, как перед ребенком. — О чём ты, Вторая? — натянуто улыбался Ханако, пытаясь заставить убедить самого себя в том, что не до конца всё понял. Аделина ласково улыбнулась. Эта улыбка полоснула его по живому. Светлая грусть, смешавшаяся с несвойственной нежностью, раскроила его тело и позволила ледяному морозу обвить его остановленное сердце. — Это – лучшее, что происходило со мной за всю мою жизнь, — он похолодел. Это смахивало на предсмертное прощание. Он застыл весь вкопанный в паркет, на пороге, среди тамбура, около закрытой двери кабинета Шульц. Червячок перерос в волка, разорвавшего Ханако зубами на куски. То, как девушка улыбалась, было слишком похоже на маску, которой часто пользовался он – улыбка, отвлекавшая внимание от сожаления, тоски и скорби. — Нам придется прервать наш контракт. — Ты же шутишь... Ада?.. — на нём тоже застыла маска: недоуменный смешок недогадливого помощника, не понимавшего ни её, ни этих слов. Ада хмыкнула, отводя отстраненный взгляд. — Ничто не вечно, — поднявшись, она кое-что шепнула на ушко и двинулась вперёд. Вопреки договоренности, он сорвался с места. Резким скачком Ханако пролетает сквозь стену прямо за ней, прямо следом, на лету хватает лавандовый рукав в надежде, что успевает. Но было поздно. Ханако замер, уставившись на призрака из прошлого. На мгновение он вытеснил всё. Призрак беззаботно ухмылялся, сверля хищными янтарными глазами ввалившегося Седьмого. Мальчик с ровно стриженными короткими волосами имел ту же шляпу и наклейку на правой щеке, обманчиво напоминая простого ребенка. Маленький Дьявол. Убитый парнем родной брат. Ханако сжимал лавандовый рукав, будто на владелице держался весь его неустойчивый мир, будто всего-лишь ухватившись за край, он сможет удержать девушку от разрушений и спасти от неминуемого проклятия. Но всё как в замедленной съёмке: кабинет содрогнулся, и Вторая носком отталкивается от разверзнувшегося пола, трепет кроваво-алого плаща, упавшего с плеч; ударная волна хлестанула по лицу, парень не успевает отпрянуть и клинок на бешеной скорости пробивает ладонь насквозь, прибивая к стене. Оглушительный крик от мученической боли, молниями прокатившейся по телу, и нечто теплое, струясь, побежало по кисти, по рукаву, по пиджаку, и из глаз невольно брызнуло, а в замыленной картине кабинета Ханако мог разглядеть лишь жестокие глаза, пронизывающие ненавистью, но не его — а Цукасу. Она накинулась внезапно, будто природное бедствие, приставляя к горлу пропитанное ядом лезвие. Бумаги с шорохом разлетелись, со стола с грохотом посыпались вещи, стул перевернулся, Вторая обхватила тонкую шею, впиваясь в неё пальцами. Цукаса ухмылялся. Аделина была на грани убийства, и Ханако, истекавшего кровью, словно переломило пополам. Обжигаемый болью, кислотой разъедавшей последние осколки его сердца, Седьмой мог назвать Первую Тайну только демоном. Огонь дьявольски животной безжалостности танцевал чертями в распахнутых глазах. — Ва-ай, какой весёлый приём! Так ты и есть Аделина Шульц? А ты мне нравишься, — дружелюбно хихикнул Цукаса Юги, хитро щурясь. Растянулась клыкастая улыбочка, не предвещая ничего, кроме зла. — Убери эту штуку, я хочу поздороваться с любимым братиком. Э-эй, брате-ец! Как дела? — Сукин сын, — прошипела Шульц сквозь зубы, и полыхавшая ярость в зрачках выдавала желание вонзить в кадык садиста меч. Пытаясь выдернуть, Седьмой извивался, но малейшее движение причиняло неописуемые страдания. «Зачем ты так поступила, Вторая..? Зачем ты сюда пришла? Зачем ты...» — от попыток резь усиливалась, доходила до локтя и выстреливала в голову, болевой шок подкашивал ноги, но парень не мог сползти и отчаянно держал тело, что стремительно размякало, в узде. Аделина говорила что-то брату, её едкое цежение звучало неразборчиво и размыто, будто бы вибрация, пробивавшаяся через железный купол издалека, и наплывала на виски. «Нельзя терять ни минуты» — билось у него в уме. Собравшись с силами, помощник рывком выдернул свободной рукой клинок. Кровь хлестала, давно залив локоть, но он забил рваный вопль поглубже, пошатываясь и с трудом удерживая равновесие. — Ада, не надо! Остановись... — заплетающимися шагами Ханако побрел, перебарывая то, что в другое время его бы надолго обездвижило. Над Седьмой Тайной академии Камомэ не смело властвовать ни одно препятствие. Аделина скосила через плечо безразличный взгляд. — Шаг – и я убью обоих. Ханако пропустил дрожь, не узнав ни голоса, ни повадок. Сидевшая на Цукасе девушка по-волчьи скалилась, блестя глазами в ледяном бешенстве; до мозга костей пробирало от повеявшего замогильного сквозняка. От страха, откликнувшегося в коленах и защекотавшего живот. — Вторая... ты не помнишь меня? — нож предательски задрожал. Седьмой намеревался лихорадочно сглотнуть, но тягучий ком мешал, давил, перекрывал путь к воздуху, хотя призрак много лет как разучился дышать. Черты стали ещё резче, контрастно чернея; они создавали жуткую картину, в которой главный акцент был на поблескивающих белках. Начальница с размаху всадила клинок в плечо схваченного преступника и без труда перегруппировалась. Цукаса был по-полицейски прижат к паркету. — Эй-эй, девочек нельзя обижать, я не хочу с тобой драться, — захлопал ресницами Юги, хмурясь с детским недовольством, но особо не вырываясь – накинутое на длинную рубашку чёрное кимоно окрашивалось кровью. — Кажется, меня снова убьют, ха-ха! Вот потеха, да, Амане? Седьмой растерянно замер, белея. — Это же ты, маленький ублюдок, убил пятерых человек? — вкрадчиво спросила Шульц. — Кто знает! Я слышал, ты убила троих. Ва-а, это захватывает! А знаешь, Первая, ты мне нравишься, так что, я могу исполнить твоё желание, — расплылся в улыбке мальчишка. — Просто попроси. Плата не такая уж и большая, а ты сразу перехочешь моей смерти! Когда на Ханако лежала ответственность за исполнение прихотей живых, Цукаса отвечал за мёртвых. За определенную цену мечты в действительности сбывались... Но Цукаса – змей-искуситель, извращавший желания до абсолютного безумия. Не заботясь ни о чьем благополучии, змей-искуситель обращал невинные просьбы в кровопролития, трагические гибели и круговороты мучений просто потому, что это будило в нём пугающий восторг. — Мне будет приятнее расчленить тебя вручную. — Ха-ха, понимаю твой интерес, Первая! Амане тоже это радовало! Но подожди, я хочу обнять его! Амане-е-е! — мальчишка зашевелился. Шульц, замахнувшись сапогом, врезала ботинком под ребра. Безжалостный удар, слабый хруст. — Хватит, Вторая... — теряя крупицы выдержки, болезненно прищурился Амане. Амане Юги, очень привыкший к «Ханако». — Заткнись, паршивец, — жестко распорядилась Шульц. — Вмешаешься – переломаю кости, — и окровавленный меч чётко прилетел в вытянутую руку. Видимо, раздвоение на клинки и появление плаща были особыми способностями Первой Тайны. Она смотрела прямиком в янтарные глаза брата-близнеца Ханако, наверняка думая о том, как эффективнее обездвижить его и убить. — Прошу тебя, не убивай... — он мазнул взглядом смеявшегося мальчика, — Цукасу. Не надо. Вторая, я — твой личный помощник, с которым ты заключила контракт! Припоминаешь хоть что-нибудь? — Милая у вас семейка: лжец и маньяк. Не испытывай моё терпение, — не сводила взгляда с Цукасы Аделина. — Я знаю, что в четырнадцать ты хотела подзорную трубу, — вопреки здравому смыслу, Ханако подступил ближе. — Аделина – это имя, которое дал тот, кто тебя убил. Ты говорила мне, что оно нравилось тебе сильнее "Ангела"... Мгновение. Прыгнув, Седьмой сваливает Вторую на пол. Цукаса с беззаботной улыбкой взмыл в потолок, весело сделал в воздухе мертвую петлю и скрылся в белесой пелене, заполонившей кабинет. Мелькнули в тумане черные сферы хакудзедай. Всего секунда – и они исчезли, растворившись вместе с хозяином. Ханако сдавленно захрипел от мощного удара, пришедшегося по челюсти. Казалось, зубы свербели, гудели, чесались и их будто бы свело; в носу защипало, а чьи-то нежные, но злые пальцы зарылись в волосы и рывком запрокинули голову, натягивая локоны до предела. По ощущениям, миллион раскаленных игл впился глубоко в мозг. — Клала я, откуда ты такой вылез и чего тебе надо. То, что этот сучоныш – твой ёрисиро – твои грёбаные проблемы, — зашептал на ухо низкий голос одновременно чужой, одновременно принадлежавший Аде.— Я не выбираю тех, кому плевать на жизни других. Благодаря твоей омерзительной жалости умрет вчетверо больше. Эта кровь – на твоей совести. Раз этот мусор должен был быть под твоей опекой, я имею право прирезать тебя здесь и сейчас. Кто знает, на чьей ты стороне? Ах, ты знаешь моё второе имя? – Шульц презрительно улыбнулась, пронизав улыбку притворным сочувствием, и дернула голову набок, приблизившись: — Теперь я знаю, кто влез в мой архив. Я позабочусь, чтобы наказать тебя за содействие болезненной смертью. — Посмотри... посмотри... — еле волоча языком, он слепо потянулся к карманам штанов, кроме озлобленного лица ничего не видя. Отдернув руку от кармана, девушка обыскала его. Шуршание. Ханако продолжил. — Это мы с тобой на концерте Ива... тебе очень нравятся его песни... ты играла их мне на гитаре много раз... Это недопонимание... Яд действовал. Седьмой уже не двигался, потому Шульц просто выпустила волосы – и он упал на пол сам, ощущая, как разом отказывало тело. Сквозь высокочастотный писк прорезался звук рвущейся бумаги. Вместе с разорванной глянцевой фотографией была разорвана его душа... на мелкие-мелкие части.