Парадокс живого мертвеца

— Кто-нибудь видел Егора? Участников срочного собрания охватила тишина склепа. Запыленного и жуткого, как царившая в нём атмосфера. — Чёрт! Один Даня в ярости перебирал словарь нецензурной брани, без церемоний перепрыгивая с безобидной ругани до лексики, вызвавшей кровь из ушей. — Твою мать! Мы в дерьме! Без Ады мы потеряли сорок процентов военной мощи! Если маньяк нападет, нас, гребаный сапог, будут вертеть на..! Нам, твою мать, п..! Как это произошло? — он вскипел, подорвался и буквально метал молниями. — Без Егора мы точно обречены, — заметил Глеб, подозрительно спокойный. — Почему? — встрял Ханако. — Мы в ..., — расставляя паузы в слогах, заключительно объявил полтергейст, с размаху обрушился на стул и нервно закурил. Математичка, доселе просматривавшая какие-то документы, принесенные с собой, закончила панику низким, но четким голосом истинного заместителя: — Для таких случаев существую я. — А-а-ада-а, — в слезах обратился к потолку средний дух, — как же мы без неё-ё-ё! Какой, однако, потихоньку развивался шум... Ханако проникся и тоже приуныл. Аделина непонятно где, сама, без шанса на возвращение. А если с ней что-то случится? Вдруг место, где она появилась, кишело сильными духами или монстрами? Вдобавок, камень совсем не помог. Если она очутится посреди улицы, то вовсе забудет, откуда пришла! Тогда никому не под силу помочь Шульц. — Отлично, — сухо отрезав, Седьмая упорядочила стопку бумаг, стуча ими о стол. Строгое лицо женщины обвело окружающих жесткими глазами. — Работаем как всегда, но отчеты приносим мне. Если нападет убийца, против него выступим все. — Допустим, — начал Даниил, затягиваясь. — мы могущественные, это да, но без начальницы врезать ублюдку вроде того психа не сможем! — Да! — подскочил Глеб, ударив кулаком. — Нам его не убить и не запечатать! Плюс архивы без присмотра! И как нам отыскать Аду?! — И помните, что где-то среди нас шляется предатель. Да тот ублюдок всё просчитал! Я не представляю, как мы разгребем это дерьмо! Седьмая, а ты вообще молчи, ты первая подозреваемая на роль крысы! — Что-то ты разболтался. — Даня, не время ругаться, Алёна Владимировна права. — Тц. Предлагайте, как искать Контролёршу. На крайнем противоположном стуле молчала Лена, следившая за беседой отстраненно, с видом человека, осознававшего где-то в бункере близость Конца Света. Боль, стрелявшая из карих зрачков девушки, обливала потом любого, кто смотрел на неё Мельком глянув на Даню, помощник Шульц задумался, заметил ли он опустошенность девушки. Если заметил, то из коллеги мог выйти отличный актёр: играл равнодушие ко всему, кроме насущного вопроса о всеобщей безопасности, он мастерски. — Пойти в Нигде? — подумал Глебушка. — И пропасть следом, — подсказал язвительно старший полтергейст. — Молодые люди, мы найдем, как разрешить эту задачу, — примирительно улыбнулся Фредерик, раскидывая руки, — давайте рассмотрим корень проблемы. Почтенная Вторая перешагнула через порог кабинета и исчезла. У вас есть предположения, с чем это связано? — Телепорт? — Сомневаюсь, — качнул головой Ханако. — Вторая не использует хакудзедай, а телепортировать привидение мало кто может. — Ни черта не известно, ни черта не ясно, — скрипнул зубами Даня. — Ладно. Держим оборону. — Собрание окончено.

***

Почему жизнь всегда дает одно, но в отместку отбирает другое? Только помаленьку будни начали окрашиваться светлыми оттенками, боль потери – отступать, только радость обыкновенной юности постучалось в Ленино оконце, как приключилось... это. Едва новое счастье, подобно лекарству, помогло немного срастить дыру, зиявшую вместо сердца в груди, как с мясом вырвало новый кусок тела. За что эта равноценность? Это неправильно. «Неправильно, — криво улыбнулась Елена отражению в зеркале перед входом в столовую. Позади мелькали пятна силуэтов разного роста, телосложения, стиля одежды – от модных брендов до невзрачных, практичных вещей. И снова Лена игнорировала косые взгляды: всех удивлял надолго застывший человек, смотревший на себя, будто в прострации. Он не поправлял волосы, не вертелся, обсматривая себя со всех сторон, не прихорашивался, а, сродни призраку, нерушимо замер вне времени и суматохи. — Неправильно. Кто меня спросит, нравится мне или нет? Я не должна распускать сопли. Я думаю, я стала очень слабой и ранимой после смерти тёти. Меня бросает в слезы по каждому поводу. Я это вижу. Невозможно скрыть от себя эту детскую слезливость». Тот, кто таращился на Лену из зеркала, кажется, уже был на пределе: черные синяки, потрескавшиеся губы, покусанные от вызванного зубрежкой напряжения, старые, какие-то совершенно не смеявшиеся глаза. Кто знает, ей вполне могло просто померещиться, что каждый теперь видел в этих усталых глазах истощение. Молочный шоколад. Похожи на молочный шоколад. Красота цвета ослепляла, стоило солнечному лучу пролиться на радужки. В остальное же время они самые обычные. Коричневые, блеклые. Неособенные. Как у первого встречного. На них никогда не обращали внимания из-за распространенности, цвет до того невзрачен, что вряд ли даже брат помнил, какой он у Лены. Аделина разглядела красоту в полумраке лестничной клетки. Способность Тайны открыла ей возможность разглядеть, а если бы и не открыла – акцент не на том. Она разглядела. Аксиома. Когда не разглядел интернет-парень. Когда разглядывали в виртуальном мире, в переписках, в чатах, даже не видевшись ни разу вживую, но, увидевшись, наверняка бы не признали этой красоты. Красота слишком увертлива и скрытна. Слишком осторожна. Чересчур индивидуальна. Она могла прятаться за чем угодно, начиная отталкивающей внешностью, заканчивая дурным характером. Она не любит выставляться напоказ. Или Лена не хочет всем её показывать. — Привет, — махнула ладошкой Даниилу, входя в кабинет зарубежной литературы. Из-за полтергейста Кучма больше не ненавидела это место до истерик. В нём психологически давили на контрольных, требуя за десять секунд ответить на двенадцать устных вопросов; в нём размазывали фантазию, перечеркивая абсолютно весь текст сочинения на линейном листе. В нём унижали, если медлил у доски, чередуя елейное хамство с приторной лестью. Здесь занижали оценки за личную неприязнь. Приходилось буквально выживать. А после того, как целый год ты работал по полной, на сто пятьдесят процентов, выжимая из себя последние соки, игнорируя порой другие предметы, ты всё равно получал восемь. Вне зависимости от того, заслужил ты это восемь или нет. Те, кому было наплевать, выходили из кабинета со смехом. Те, кто ходил в школу учиться, выходили в слезах. Маргарита тоже плакала. И Лена плакала. Плакали вместе, часто по отдельности, скрываясь в разных женских туалетах. А если вместе, то на третьем этаже, утешая друг друга и вытирая мокрые лица салфетками. Её уволили. Туда ей и дорога. Спасибо, Господи. Когда-то очень давно кабинет принадлежал прошлой классной. Замечательной классной. Времена пятого-шестого класса при гнете зарубежницы воспринимались как самый счастливый период школьного курса. Дружеская атмосфера, уроки, в которые вкладывалась душа, интересная подача, фирменные фразочки, родненькие, успевшие запасть в сердце. Первое время, даже всего-то минуя любимую дверь с золотой табличкой, школьница не могла сдержать слёз. «Не смейте стоять там, где стоял Он», — цитировала Кучма строку из фильма о Гарри Поттере, распираемая чувством омерзения. — Лена. Уже не нравится этот тон. Что-то не так. Даня стоял, прислонившись стеной к доске. В той же одежде, что и обычно, но без рубашки. С тем же блеском чёрных волос, с той же ехидностью. Но что-то настораживало. Поза? Нет. Предчувствие. В воздухе не висело никакой тяжести. А сейчас тяжесть висела. Нагнетала. Пугала. — Да?.. — разве он вообще когда-то называл девушку полным именем? Лена сбросила рюкзак прямо на линолеум, настигла Даниила за десять шагов и вопросительно заглянула в его глаза. Тёмные. Темнее, чем у неё. В них труднее выискать отблеск посторонних цветов. Парень оттолкнулся, спрятав руки в карманы. — Я должен уйти. Не дав Кучме секунды изумиться, добавил: — Надолго. Он перед Леной. Высокий, на голову. Свободный, раскрепощенный. Но до пробирающих мурашек серьёзный. — Почему? Что случилось? — заплетающимся языком проговорила девушка, раздумывая, тянуться за сердечным или обойтись валерьянкой. — Надо. — Что значит «надо»?! Разъясни, я с ума сойду! — облепило липким ужасом, нежеланием признавать этот миг, этот отвратительный миг, когда жизнь подложила очередную свинью! Чёрт бы побрал нытье! Жизнь опять щелкнула по носу, втрое больнее, чем в прошлый раз! — Есть дела, их нужно сделать. Я могу и не вернуться, конечно, — он прошел мимо, отводя взгляд. Смешок не разбавил атмосферу. — Но я вернусь. — Они очень важные? — тихо спросила Лена, сминая пальцами рукав кофты. Впервые за месяц Елена надела черную футболку, а не свитер. — Да, — если представить, что Кучма лежала в гробу, то Даня только что забил последним гвоздем крышку. — Я... — реакция. Какая реакция должна быть? Хочется умолять остаться или биться в бессмысленных расспросах. Но вряд ли настрой бойца, шедшего в битву с загадочными очень важными делами, поднимется от прощаний славянки и пустых рыданий. — я поняла. Хорошо. Насколько это? — Может, до конца твоего девятого класса, может, управлюсь быстрее. «Лена, не плачь, не плачь, не плачь, не плачь, — заторопилась она, тщетно пытаясь себя успокоить, — не плачь, не лучшее время, не наводи морось, я тебя умоляю, только не сегодня, только не сегодня...» — Ты не скажешь, почему уходишь, да?.. — Нет. Если не справлюсь, хоть не так обидно будет, — хмыкнул дух. Лена не поворачивалась. По остолбеневшей спине и какому-то скомканному голосу, он, кажется, раскусил её. — Я знал, что ты будешь не в восторге. Иди сюда. По звуку он ладонями похлопал по коленам. Кучма утерла треклятым рукавом навернувшиеся слезы и села, избегая зрительного контакта. — Прости, пожалуйста, я сейчас, только успокоюсь... — сбивчиво залепетала та, а Даниил просто обнял обеими руками. — Прости, что я такая... Я склеюсь, дай минуту... — Если б мне кто-то близкий сказал, что сваливает невесть куда и хер пойми зачем на год, я бы тоже не обрадовался, — поделился парень ей в правое ухо. — Это нормально. Я понимаю. Мне тоже тяжело. — Я буду скучать, — честно призналась Лена. — У меня есть небольшой подарочек. Если воспримешь мою отлучку как командировку — отдам, — соблазняюще улыбнулся Даня. — Когда ты уезжаешь? — осведомилась она, вытирая лицо и неуверенно поднимаясь. — Этой ночью, — скользнув от первой парты к учительскому шкафу, он раскрыл его и залез внутрь. — Нашел. «Кхм, как-то я опозорилась. Но, вообще-то, мог бы и раньше предупредить, а не ставить перед фактом», — призрачная рука что-то протянула. Увидев это боковым зрением, девушка подняла голову. — Это..? — распахнула глаза Кучма, запнувшись. Ухватилась за край. На физиономии полтергейста заиграла довольная ухмылка. — Моя рубашка. Рубашка?!! Не верилось! Подушечки пальцев прошлись по мягкой ткани, помятой, но по состоянию будто магазинной. Бесспорно, прекрасное качество. Красный в чёрную клетку. Мужская. Большая. Пахла бабушкиным шкафом, а возможно, сыростью. Запах — единственное, что выдавало старость. — А ты думала, моя рубашка со мной на тот свет ушла? Не. Вот реальная. Забирай. Я как откинулся, забрал потом несколько шмоток на память. После смерти от вещей в любом случае избавляются. — Ух ты, — перехватило невольно дыхание от подарка, развеявшего ненадолго тоску. Издав восхищенно-счастливое «у-у-у-у», Лена накинулась на парня со объятиями. — Э, э, э, ты чё? Тебя так порадовали мои шмотки? Ну ты извращенка, — хохотнул полтергейст, еле удержавшись на ногах от прыжка девушки. — Ты... Ты не поймешь! Фетишист! — смущенно фыркнула она, сияя ясным солнышком. «Не могу же сознаться, что мечтала, чтобы тот, кого я буду любить, подарил мне свою футболку! Желательно на пару размеров больше! А-а, как прекрасно!» Одержимая восторгом, Лена прижалась на радостях, чтобы порывисто чмокнуть предмет обожания в щеку. Предмет обожания оставался в недоумении, но, видимо, был доволен, что смог смягчить удар. «Я думала, так только в аниме бывает!» — со скупой слезой шморкнула носом Кучма, забыв про упреки. Всё, происходившее в суровой обыденности Кучмы, медленно, но верно перерастало в безумство, и правда смахивавшее на выдумку. Кто бы мог представить, что мы жили не в простецком мире науки, а в сложном и многогранном мире неизвестного, где, стоило приоткрыть завесу тайны, можно было наткнуться на нечто необъяснимое? — Раз мужик, не пойму... Кто теперь сексист? О, теперь и фетишист... — злорадно подловил бывший старшеклассник. И этот гад – парень, и не чей-то там, а Лены! «Как вспомню, страшно становится», — хихикнула девушка. Но стоило вспомнить об этом, как вспомнилось и то, что этот парень скоро выпадет из вышеупомянутой обыденности, был намёк, что навсегда. Пусть это всего-лишь небольшая вероятность, но она всё же была, и от неё всё же не застраховаться. — Да ладно тебе... Можно я надену прямо тут? — Да пожалуйста, — благосклонно одобрил Даниил. Отпрянув от него, Лена торопливо сняла кофту и скинула на парту. Ощущения, пронявшие сущность восьмиклассницы, внятному описанию не подлежали. Она вдруг нарисовала в воображении себя: в сравнении с Даней, низенькой, крутившейся с вытянутыми крестом руками под его пристальным взглядом. — Неплохо. Будешь самой крутой. Можешь хвастаться, что ты сняла это не с брата, а с меня. — С трупа, как же, — отшутилась Лена. — Я буду носить, но... Ты уходишь, чтобы найти способ... связать наши души? В яблочко: лицо изменилось. — ... — старший полтергейст укоризненно закатил глаза, поняв, что план раскрыли. — Есть немного. Ты хочешь уйти после девятого. И что, будешь торчать здесь три года сверху, чтобы выиграть мне время? Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Я уйду, чтобы вернуться, — прежде, чем Лена откроет рот и осыплет злыми, первыми пришедшими на ум аргументами, подлетел, вздернул рубашку, поправляя смятые расстегнутые концы, и вкрадчиво произнес: — Я вернусь, понятно? Считай, командировка. «Что от меня зависит в данной ситуации? Ну... ничего. Я ничем не могу помочь. Совсем. Рыданиями – тем более», — вызверилась школьница, вовремя собралась, поразмыслила и кивнула, нахмурившись. — Ты прав. Никуда не деться. Идти бы пришлось. — Так уже лучше, молодец. — Тогда я тоже сделаю подарок, — лучезарно улыбаясь, Кучма достала из-за пазухи чётки, подхватила кисть Дани и упрямо застегнула браслет. — В принципе, неплохая штука, — внимательно повертел он. — Буду носить. «Равноценность – неправильно. Я сама так решила. А то, что я ответила ему взаимностью – правильно?»