~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
— Отстань, малыш, — Тэхен мягко, но настойчиво отодвинул от себя шпица, вцепившегося зубками в развязанный шнурок, тянущийся за ногой парня, мечущегося по кухне в поисках алкоголя. И плевать, что он не нанимался в официанты своему похитителю. Его попросили о чем-то, и отказать невозможно. Не тогда, когда в душе разливается предательское тепло от осознания собственной нужности и важности. Ведь он важен сейчас? Он необходим человеку, которому плохо. И он в состоянии помочь. От осознания этого за спиной крылья вырастают. Возможно, кому-то со стороны это покажется глупым и странным: помогать человеку, который прикрывался Тэхеном, словно живым щитом, с готовностью подставляя его под прицел пистолета. Плевать! Главное, что сейчас он нуждается в помощи. Наконец в самом дальнем от входа в кухню шкафчике удалось обнаружить несколько бутылок. Тэхен вообще терпеть не мог алкоголь, но в хороших и дорогих напитках разбирался не хуже бармена с десятилетним стажем. Умение досталось в наследство от матери, которая в один момент вдруг изменилась и вместо волшебных историй перед сном рассказывала сыну, какой напиток выбрала сегодня и почему именно его. Парень предпочитал не думать о ней такой, но забыть не получалось, и иногда нежелательные воспоминания все же выползали, как крысы из своих нор, чтобы причинить боль. Выбрав наполовину полную бутылку дорогущего бренди, Тэ схватил стакан и помчался наверх, стараясь не наступить на Тана. — Жди здесь, — бросил он, обернувшись к скулившему псу, который своими коротенькими лапками не мог залезть на высокие деревянные ступеньки. Шпиц послушно уселся, все еще виляя хвостиком и жалобно поскуливая, провожая взглядом удаляющегося хозяина. — Подойдет? — влетев в комнату и опустившись на колени возле Чонгука, устало откинувшего голову на край кровати, спросил Тэхен. Гук неторопливо повернулся на голос и разлепил глаза, морщась от ощущения сухости — словно кто-то швырнул в лицо горсть песка. Протянутая к нему рука гордо демонстрировала изысканную наклейку на широкой бутылке темного стекла. — Ну это ты мне скажи, — Чонгук усмехнулся промелькнувшему на лице парнишки удивлению и тут же закашлялся. В горле саднило так, словно дикая кошка поточила о его глотку свои острые когти. — В смысле? — Наливай, — скомандовал негромкий, но строгий голос. Тэхен послушно плеснул немного янтарной жидкости в стакан. — Еще. — Заполнил почти до краев. — А теперь пей. Удивление сменилось шоком. В широко раскрывшихся глазах промелькнул ужас, будто в стакане был не высококлассный алкогольный напиток, а яд, суливший мгновенную смерть. Тэхен отшатнулся от своей же руки и покачал головой. Перед глазами все закружилось, а к горлу подступила тошнота, отдаваясь горечью во рту, вмиг наполнившемся слюной. — Пей, — продолжал настаивать Чонгук, вгрызаясь взглядом в перекошенное от ужаса лицо. Мужчина даже не пытался понять, откуда вдруг такой страх. Мальчишка не любит выпить? Это более чем странно для представителя его профессии. Юн обмолвился о мире гламура и моды, а там, как известно, дорогой алкоголь и наркотики идут рука об руку со славой и известностью. — Пей, — повторил он, здоровой рукой берясь за стакан и толкая его к приоткрытым в невысказанном сопротивлении губам парня. Мальчишка сглотнул подступившие слезы, отчего кадык судорожно дернулся, и поднес стакан прямо к губам, задерживая дыхание. От одного лишь запаха его вполне могло стошнить прямо здесь, настолько он ненавидел выпивку. Но сопротивляться впивающемуся в него взгляду черных глаз не мог. Первый глоток обжег рот и глотку, прокатившись огненным шаром по внутренностям, прожигая слизистую, и камнем слетел в желудок. Второй, следом, причинил еще большую боль. На третьем глотке Тэхен сдался и зашелся в нервном кашле, с трудом сдерживая рвотные позывы, разрывавшие тело изнутри. Жадно глотал раскрытым ртом воздух и схватился за горло, когда вместо облегчения ощутил, что в глотку словно впились тысячи отравленных жал. — Еще. — Не давая мальчишке опомниться, Чонгук вырвал стакан у того из рук и насильно влил остатки жидкости в открытый рот, не обращая внимания на булькающий кашель. Большая часть пролилась, стекая по подбородку и шее Тэхена, но что-то все же попало внутрь и причиняло теперь еще большую боль. Чонгуку самому от себя противно стало. Этот мальчишка спасал его, тащил на себе, хотя меньше в два раза, а вместо благодарности он теперь еще и издевался над парнем. Застонав от обиды на самого себя, Гук схватил Тэхена за шею и прижал к себе, приговаривая: — Ну все, все, прости. Тэ вжался лицом в пылающую кожу на груди Гука, размазывая по ней слезы и слюни вперемешку с остатками бренди. Попытался вытереть лицо рукавом кардигана, но Чонгук не отпускал, еще крепче прижимая к себе и продолжая извиняться. — Так надо, — прошептал он, но тут же заорал, когда руки парнишки обвились вокруг мощного торса и сжались как раз там, где была рана. Тэхен отшатнулся, едва хватка на шее ослабла, и испуганно уставился на скорчившегося от боли мужчину. — Простите, — пробормотал он заплетающимся языком, словно онемевшим от спиртного. Гук закашлялся, но покачал головой, давая понять, что не злится на него. — Так тебе будет легче, — отдышавшись, пояснил Чонгук, глядя в соловеющие глаза. — По трезвому ты не сможешь перевязать меня. Тэхен несколько раз моргнул. В голове его словно защелкали шестеренки, переваривая принятую информацию и осознавая ее. Алкоголь уже проникал в кровь, опьяняя и мешая мыслить ясно, но все же Тэхену удалось понять, а главное, принять мотивы столь странного желания мужчины напоить его. Сделав несколько глубоких вдохов, Тэ твердой рукой схватил бутылку, валявшуюся рядом. К счастью, содержимое вылилось не до конца. Пристально глядя прямо в пожиравшие его черные глаза, он смело поднес горлышко к губам и сделал несколько глотков. Закашлялся и утер влажные от бренди губы рукавом многострадального кардигана, впитавшего теперь еще и спиртное вдобавок к крови и слезам.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
И все-таки душ — единственная вещь во всем этом гребаном мире, которая прекрасна сама по себе, без каких-либо уловок и добавок. Просто ты и вода, льющаяся сверху, уносящая с собой все ненужное, смывающая грехи и ошибки, возбуждающая и расслабляющая одновременно. Чимин обожал душ. Только здесь, стоя под упругими прохладными струями, он чувствовал себя защищенным от всего мира, надежно скрытым от чужих глаз. Только здесь он позволял себе дышать полной грудью, сорвав маску и оставив ее за пределами этого маленького волшебного мирка, заключенного в двух квадратных метрах, окруженного со всех сторон стеклом, прозрачным, но в то же время служащим надежным укрытием от всех опасностей, подстерегающих там, за порогом. Однако сегодня все шло не так. Даже здесь Чимину не удавалось расслабиться и полностью отпустить свои страхи. Назойливые мысли, от которых всегда удавалось скрыться за непробиваемым стеклом душевой кабинки, сегодня настырно пролезали во все щели, атакуя мозг, словно стая голодных ворон, набросившаяся на израненное тело, норовя склевать его еще до того, как оно испустит последний вздох. Их огромные клювы пробивали оборону, по кусочку выдергивая мясо из едва пульсирующей души, а когтистые лапы довершали начатое, разбрасывая в стороны кровоточащие клочья. Осознав, что не может справиться с накрывающей панической атакой самостоятельно, Чимин перекрыл воду и выбрался из кабинки, но даже и не подумал достать полотенце и вытереться. Схватил джинсы, валявшиеся под ногами рядом с ворохом одежды Юнги, оставленной тут же накануне, и выудил из кармана серебряную овальную коробочку — свою маленькую жизнь. Внутри надеждой на спасение поблескивали три белые капсулы. Осторожно, словно под тонкой полупрозрачной оболочкой билось его собственное сердце, достал одну и бережно положил на язык. Проглотил, запив несколькими глотками воды прямо из-под крана, и опустился на пол, даже не дрогнув, когда обнаженная кожа соприкоснулась с холодным кафелем. Обхватив руками колени и уткнувшись в них носом, заставлял себя дышать глубоко и размеренно, не позволяя истерике захватить сознание целиком. Еще немного, всего несколько минут, и тени отступят, попрячутся трусливо по закоулкам, чтобы переждать там следующие двадцать четыре часа, в надежде захватить Чимина раньше, чем он примет очередную дозу. Юнги удалось немного утихомирить распирающее изнутри желание чашкой крепкого кофе — спасительный обжигающе-горячий напиток, протекая по внутренностям, делал свое дело как всегда безупречно, вытеснял все нежелательное для данного конкретного момента, оставляя исключительно наслаждение, ничем не прикрытое, обнаженное удовольствие с налетом горечи. Он терпеть не мог всякие там латте и капучино. Исключительно чёрный, без примеси сахара и прочих добавок. Юн предпочитал стопроцентную арабику, причем конкретной обжарки, с нотками шоколада и лесного ореха, привезенную под заказ из Вены. Юнги вообще неожиданно быстро для себя привык к новой обеспеченной жизни, и возвращаться к старой никакого желания не возникало даже на мгновение. Стоило парню прийти в себя два с небольшим года назад не без помощи Чон Хосока, невесть как разглядевшего в нем талантливого хирурга и боровшегося за молодое дарование до последнего, как он окунулся в состояние достатка и комфорта, окутавшего теплым покрывалом. Его оберегали от лишних потрясений, постепенно приоткрывая завесу истинного положения вещей внутри компании Чон Хосока, которая владела крупнейшей сетью гипермаркетов по всей стране. Лишь спустя год Юнги понял, что это всего-навсего прикрытие. На деле же Чон Хосок — никто иной как мафиози, контролирующий все преступные отрасли на севере страны, включая столицу. Но теперь Юнги не было до этого никакого дела. Даже узнай он, что Чон Хосок питается телами невинных младенцев, то не перестал бы преклоняться и быть верным ему. Босс умело прикормил Юна со своих теплых рук доверием и надеждой, окутал заботой, которая шла в разрез с привычными для парня безразличием, подлостью и предательством. Мужчина покорил юное, но уже израненное сердце всем тем, чего Юнги не нашел в родных и близких ему людях. Именно он, жесткий и безжалостный преступник, вытащил Юна из пропасти, в которую тот летел уже на полной скорости. И теперь Юнги не задумываясь поставит жизнь Хосока выше, чем любую другую, даже свою собственную. — А незваным гостям положена чашечка латте? Голос Чимина коснулся обнаженной спины Юнги, оглаживая, лаская, мягко пробегая вдоль позвонков, вызывая ответную реакцию в виде мелкой дрожи от копчика до линии роста волос на тонкой шее. Юнги не спешил оборачиваться, опасаясь, что хозяин волшебного тембра мгновенно раскусит его, наткнувшись на подернутый пеленой вожделения взгляд. — Латте не подаю, — с трудом выравнивая дрожащий голос, произнес Юнги, но и сам понял, что слишком хрипло получилось. Лишь спустя минуту он повернулся на крутящемся барном стуле и обреченно осознал, что пропал. Провалился в отливающую сталью бездну серых глаз, в которых отразилась улыбка, застывшая на чертовых губах, поблескивающих от влаги и с едва заметным пятнышком зубной пасты в самом уголке. И он уже не помнил, о чем они говорили секунду назад. Да что там, Юнги забыл имя свое, забыл, как двигаться и дышать. Просто сидел и смотрел, словно завороженный, в эти безумно притягательные глаза, а в голове отбойным молотком билась единственная мысль: промедление смерти подобно. И он умирал снова и снова не в силах сдвинуться с места, пригвожденный, ошеломленный. Медлил, потому что не в силах преодолеть охватившее оцепенение. И лишь голодный взгляд потемневших лисьих глаз нежно оглаживал плечи и руки, нагло блуждал по обнаженной груди, скользил ниже по плоскому животу, ныряя в ямочку пупка, и, разочарованный, натыкался на полотенце, опоясывавшее узкие бедра. И плевать уже на игры, которые он себе придумал. Желание играть пропало бесследно в момент появления в поле зрения этого великолепия, ослепившего и обездвижившего. И знал ведь Чимин, что эффект будет именно таким — ошеломляющим, до судорог в пальцах от нерастраченного желания дотронуться, провести по все еще влажной после душа коже. Сводящим с ума от необходимости слизать кончиком языка прозрачные капли, упавшие с волос на грудь. Знал, но не сделал ничего, чтобы облегчить пытку. Боясь моргнуть, дабы не упустить ни единого мгновения, Юнги смотрел на медленно приближающееся к нему тело, бесшумно ступающее босыми ногами по гладкому полу. И страшно ему было, что это вдруг окажется сном, наваждением и растает как призрачный утренний туман от малейшего движения, попытки дотронуться. А потому Юнги не шевелился, даже не дышал, чтобы не упустить, не потерять, не спугнуть. А Чимин с легкой обворожительной улыбкой на миловидном лице уже приблизился настолько, что чувствовал жар, исходящий от возбужденного тела блондина, на лице которого отразилось все то, что он так хотел увидеть еще прошлым вечером. Вот она — месть за вчерашнее бегство, настигшая внезапно. Мысль пронзила все еще воспаленный похмельем мозг, огненной стрелой вонзаясь в сознание. Если Чимин сейчас здесь, то вчера блондин вернулся в бар. К нему? Легкий налет вины за вчерашний разгул закрался в душу, заставляя немного сбавить обороты. Чим замер всего в шаге от Юнги, уткнувшегося взглядом в грудь с ярко выделяющимися на бледной светящейся коже темными ареолами сосков и яростно подавляющего желание протянуть руку и коснуться ее, ощутив тепло и биение сердца под ладонью. Чим оказался быстрее. Провел указательным пальцем по скуле блондина, очертив контур, скользнул по подбородку и легко, но настойчиво заставил поднять голову. Утонув в потемневших до цвета черного кофе глазах, Чимин едва отыскал обратную дорогу на поверхность сознания как раз в тот момент, когда прикосновение горячих пальцев, мазнувших по ребрам, пронзило тело сотней электрических разрядов, разорвавшихся ярким фейерверком перед глазами. Ладонь Юнги, обжигающе горячая, скользнула на поясницу, властно притягивая податливое тело, а губы, сухие и теплые, впились в бархатную кожу под ребрами, пустив дрожь по всему Чимину, вновь утерявшему связь с реальностью. Заскользивший по животу горячий острый язычок утянул в сверкающую сотнями взрывающихся звезд бездну без малейшего шанса на спасение. Оно и не нужно. Оно лишнее. Его не хочется. Только желание остаться там навсегда, вновь и вновь умирать под наглыми ласками и воскресать, судорожно хватая широко раскрытым ртом раскаленный воздух. Возноситься ввысь, туда, где невесомость качает на волнах наслаждения. Откуда падать можно бесконечно и не разбиваться вдребезги, а упиваться вечным полетом. Где теряешь себя и находишь вновь в ком-то чужом, но таком близком. С кем становишься единым целым, переплетаясь телами, растворяясь, впитываясь под кожу. Юнги с шумом втянул воздух, тут же пьянея от аромата собственного геля для душа, но такого незнакомого, смешавшегося с запахом чужого тела, щекочущего ноздри до одури, порождая цунами возбуждения. Еще сильнее вцепился пальцами в теплую влажную кожу на пояснице, которая оказалась на ощупь даже более совершенной — гладкой, как самый изысканный шелк. Пальцы Чимина зарылись в пепельные волосы, сжимая у корней и оттягивая. Но Юнги сопротивлялся. Не хотел, не мог оторваться от сладкой кожи, выцеловывая, всасывая, оставляя красные отметины на белоснежном фоне. Задыхался от недостатка кислорода, судорожные вдохи не приносили облегчения, лишь еще больше заполняли его возбуждением, сдавливавшим, казалось, все внутренности. Хотелось большего: кусать, ощущать вкус на губах и языке. Боль стала сильнее, когда Чимин настойчиво дернул за густые волосы. Юнги оторвался от изысканного лакомства, позволил себя оторвать. Откинулся назад, больно стукнувшись спиной о столешницу барной стойки, и запрокинул голову, подчиняясь. Чимин стоял между широко разведенных ног, обтянутых бесконечно узкими до острой боли в паху джинсами, и смотрел в подернутые пеленой безумной жажды потемневшие глаза. Ладонь его легла на теплую щеку, а большой палец скользнул к приоткрытым ярко-розовым губам, влажным и манящим. Мягкая подушечка неторопливо исследовала, едва притрагиваясь. Юнги сходил с ума от этих прикосновений, но боялся двинуться, нарушить идеальность момента, когда дыхание не нужно, чтобы продолжать жить. Достаточно того, что есть рядом он, его руки ласкают, глаза в омут свой затягивают. Юн захлебывался в этих ощущениях и наслаждался той болью, которая нарастала во всем теле. Ей уже мало было паха, где изначально она зародилась. Растекалась теперь огненной лавой по всему телу, охватывая огнем каждую клеточку, не щадя, не жалея. И самое страшное, что могло сейчас произойти — телефонный звонок, так не вовремя разорвавший устоявшуюся тишину, нарушаемую лишь тяжелым дыханием двух голодных парней и отчаянным биением сердец. Чимин не сдержал смешка при виде разочарования на лице Юнги. Тот достал гаджет из заднего кармана джинсов и принял вызов, едва глянув на номер, неподписанный, но важный. — Слушаю. Чим отступил на пару шагов, запустив пятерню во влажные волосы и зачесывая их назад. Уселся на высокий барный стул и уперся локтями в столешницу позади себя. Улыбнулся, когда Юн покосился на широко раздвинутые колени, едва прикрытые полотенцем, и прикусил нижнюю губу, понимая, какой эффект производит это зрелище. У него самого внутри все разрывалось от возбуждения, в разы превышающего допустимую норму при одном лишь взгляде на худощавого, но крепкого Юнги, одетого в одни лишь джинсы. Чимин внимательно следил, как блондин, зажав трубку между ухом и плечом, достает из шкафчика высокую стеклянную чашку в форме конуса и ставит ее рядом с кофемашиной. Туда же опускаются пакет молока из холодильника и металлическая кружка для взбивания этого самого молока. Продолжает негромко разговаривать по телефону, при этом на лице блондина не отражаются абсолютно никакие эмоции. Чимин не прислушивается к разговору, но искренне наслаждается низким глубоким голосом, ласкающим слух, окутывающим словно покрывалом. — Если что — звони, — бросил Юн, прежде чем скинуть вызов, и в этот же момент поставил на стойку рядом с Чимином чашку свежеприготовленного латте, издающего неимоверный аромат шоколада и лесного ореха. — Ты же говорил, что латте не подаешь? — усмехнулся Чимин, ослепляя своей чарующей улыбкой. Юнги приблизился к парню, остановившись меж его разведенных коленей и уперевшись ладонями в столешницу по обе стороны от него. Лица их были практически на одном уровне. Так близко, что горячее дыхание обжигало друг друга, а взгляды — кофейный и серый — сталкивались до искр, взметнувшихся в воздух между ними. Еще немного, малейшее движение вперед, и губы, сухие, горячие, жадные, столкнутся, сминая, безжалостно присасываясь, срывая стоны желания и наслаждения. Но нет, Юнги замирает в миллиметре и шепчет: — Иногда делаю исключения. Чимин хмыкнул, не отводя наполненного удивлением взгляда. — И много таких исключений было? — спросил, приподняв бровь. — Ты первый, — шепнул Юнги, обжигая дыханием, и, резко оттолкнувшись от стойки, направился в ванную. Разговор с заложником Чонгука, взволнованным и почему-то нетрезвым, сбил градус возбуждения, и Юн вновь мог мыслить трезво. Практически трезво. Прохладный душ окончательно приведет его в себя.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Тэхен сидел на коленях возле кровати, нервно заламывая руки и глядя на Чонгука, лежавшего на спине, бледного, с приоткрытыми пересохшими губами. Вокруг глаз залегли глубокие тени. Мужчина был похож на зомби из фильмов ужасов, которые Тэхен терпеть не мог, но иногда вынужден был смотреть из-за Джина, обожавшего подобную ерунду. Парень смутно припоминал сквозь алкогольную пелену, все еще стоявшую перед глазами и укрывавшую плотным туманом часть сознания, как дрожащими руками делал неумелую перевязку ран. При одной лишь мысли об этом, его опять начало мутить и он судорожно сглотнул подкатившую к горлу тошноту. Сменив повязки, Тэ с трудом взгромоздил тушку Чонгука, которая к счастью еще могла хоть как-то передвигаться, на кровать, устало опустился рядом, даже не подумав о том, чтобы принять душ или порыскать по дому в поисках сменной одежды. Не вспомнил о Ёнтане, так и продолжавшем сидеть под лестницей, в ожидании возвращения хозяина. Он просто лежал на боку, подложив перепачканные в крови ладошки под щеку, и пристально вглядывался в идеальный профиль Чон Чонгука, обрисовывая внимательным взглядом его контуры, запоминая, восхищаясь. А уже в следующую минуту провалился в сон, столь необходимый уставшему за нелегкую ночь телу и опьяненному алкоголем мозгу. Проснулся Тэ так же внезапно, как и уснул, вынырнув на поверхность, следуя за прорвавшимся сквозь толщу небытия стоном мужчины, лежавшего рядом. Сев на кровати, Тэхен потер лицо руками, прогоняя остатки дремоты, и попытался сфокусироваться на землисто-серого цвета лице. Мужчину бил озноб, губы мелко дрожали, а на лбу и над верхней губой проступили блестящие капельки. Длинные пальцы вцепились в простыню, которой он был укрыт, сжав ее в кулак. Тэхен боязливо протянул руку и накрыл крепкую мужскую ладонь своей, пытаясь успокоить, но тут же отдернул, словно обжегшись. Дотронулся снова, будто проверяя, а не показалось ли ему. Кожа мужчины была сухая и горячая. Немедля, парнишка спрыгнул с кровати и метнулся к стоявшему на полу пластиковому коробу с медпрепаратами, в котором так же лежал телефон, по которому можно было связаться с блондином, умело лечившим похитителя. Юнги ответил сразу, спокойно выслушал сбивчивый рассказ о самочувствии Чонгука и так же спокойно проинструктировал, что делать дальше. Только вот Тэхену почему-то не было так спокойно. По спине то и дело пробегала дрожь от одной только мысли, что нужно сделать укол обезболивающего и антибиотиков, промыть раны и наложить новые повязки. Черт, если бы только Джин-и был тут! Он бы сделал это за пару минут. Эта мысль внесла немного оптимизма в спутанное сознание Тэхена. Судорожно вспоминая, где оставил свой телефон, он сбежал вниз в одних носках, даже не подумав надеть валявшиеся у кровати мокасины, тут же наткнувшись на дремавшего под лестницей Ёнтана, радостно завилявшего хвостом. Поскальзываясь, добежал до входа в гараж, но уже через минуту вернулся с рюкзаком в руках, на ходу доставая смартфон и набирая номер Джина. — Тэ, слава Богу! — воскликнул парень, услышав голос друга, живого и, как он надеялся, невредимого. — Объясни, наконец, что происходит?! Тут такой кошмар творится! В больнице полно полиции, всех допрашивают. По новостям сообщили, что твою машину нашли и там весь салон в крови! Я уж не знаю, что и думать! Включив громкую связь, Тэхен слушал поток сбивчивой речи друга, тем временем набирая в чайник воду и ставя его на плиту. Ему просто необходим крепкий, сладкий чай, желательно с травами, но тут уж как повезет. Уколы и перевязки делать нужно, а пить снова бренди ему не хотелось. — Что ты молчишь?! — воскликнул Джин, не услышав ответа ни на один свой вопрос, лишь какую-то возню. — Слушаю тебя, — спокойно проговорил Тэхен. — Тэ, — протянул парень, вкладывая миллион эмоций в один этот слог. — Все нормально со мной, — выдохнул Тэхен. — Хорошо, что машину нашли. И кровь там не моя. — Джин облегченно вздохнул. — Тебя тоже допрашивали? — Да, — не скрывал друг. — Я просто сказал, что ты должен был заехать, но так и не появился. — А про то, что я звонил тебе? — Нет, — ответил, покачав головой, Джин, словно Тэ мог его увидеть. — Спасибо, — поблагодарил Тэхен, отыскав все же в шкафчике баночку с ароматным травяным сбором для чая и уже заваривая напиток в большой чашке. — Мне снова нужна твоя помощь. — С этим бандитом? — недовольно спросил Джин. — Тебя вообще не должно интересовать, бандит он или нет, — Тэхен попытался воззвать к совести друга и к его долгу врача. — В первую очередь он тот, кому нужна твоя помощь. — Ладно, ладно. Я понял. Рассказывай, что с ним. С телефоном в одной руке и чашкой чая в другой, Тэхен пошел в спальню, стараясь не наступить на путающегося под ногами Ёнтана, который возмущенно заскулил, когда понял, что хозяин опять не собирается брать его с собой. Далее под чутким руководством Джина, с которым все же связался по видеосвязи, Тэхен вколол Гуку необходимые препараты и, промыв раны, сменил повязки. — Не переживай, — напоследок успокоил врач. — Ничего особо страшного нет. Хотя дня два ему будет плохо. Конечно, в больнице было бы лучше, но ты справишься. — Я постараюсь, — выдохнул Тэ, устало опускаясь на кровать. — И да, советую тебе объявиться в соцсетях, пока полиция всю страну на уши не поставила. Вас и так уже в розыск объявили. — Кого это нас? — недоуменно пробормотал парень. — Тебя и твоего этого… Похитителя.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Ким Намджун нервно мерил шагами сузившееся вдруг до минимума пространство своего кабинета. От стола до двери и обратно всего шесть шагов. Шесть гребаных шагов, на которые уходит шесть гребаных секунд. Сколько раз прошелся из стороны в сторону? Десять, двадцать? Он не считал, но точно знал, что готов разорвать сейчас кого-нибудь голыми руками. Стоило войти в браузер с самого утра, чтобы тут же наткнуться на новости о враге? День испорчен. Да что там день. Жизнь летит к чертям при осознании факта, что тот, кто должен был гнить в тюрьме долгие годы, все еще жив. А теперь к тому же на свободе. Судорожно сжимая ладони в кулаки так сильно, что полукружия ногтей оставляли кровавые раны на коже, Ким продолжал мерить шагами комнату, ожидая подчиненных, которые попрятались как трусливые крысы, опасаясь гнева. Мало того, что за три года заключения Чона не удалось превратить его жизнь в сущий ад. Каким-то образом о каждом шаге людей, нанятых Джуном, становилось известно и обязательно в последний момент план срывался. Все чего удалось достичь — синяки и ссадины, но этого слишком мало для того, кто разрушил жизнь Кима, сломал все, что у него было, ради наживы. Но и сам попал в свою же ловушку. Так теперь вообще Чонгука упустили. И хрен с ним, что сбежал от системы. Главное — избежал наказания Намджуна. Робкий стук в дверь вырвал мужчину из кокона ярости, в котором он пребывал уже второй день. Резко развернувшись, Джун впился почерневшим от гнева взглядом в стоявшего на пороге кабинета Югема. — Нашли? — прорычал он. — Нет, — покачал головой мужчина. — Но есть информация о том, с кем он может быть. — Мне плевать, с кем! Главное — где! — Мы пытаемся это выяснить, — негромко, но уверенно и четко сообщил подчиненный. — Однако следов пока нет. В ответ на сообщение в пространстве кабинета раздалось злобное рычание, но Ким Югема это не испугало. Он давно знал босса и понимал причины его злости. Однако также был уверен, что тот не причинит вреда подчиненным. Его гнев был направлен только на одного человека — Чон Чонгука. Три года назад Ким Югем был правой рукой начальника службы безопасности компании, принадлежавшей Ким Намджуну. И в тот роковой день совершенно случайно не оказался в эпицентре событий, повлекших за собой все эти страшные для всех участников последствия. Хотя должен был быть там, рядом с начальником. И неизвестно, чем бы для него закончилась та трагедия, если бы по дороге на работу в него не въехала Лиса. Где бы он был сейчас? Скорее всего на кладбище, как все участники давних событий, кроме Чона, ставшего козлом отпущения для Намджуна. Югем не верил в то, что Чонгук мог быть причастен к аварии, унесшей жизни восьми человек, включая Джи, которого Намджун боготворил, любил больше жизни. Однако Гук и сам едва не погиб тогда, почти три месяца восстанавливался после взрыва. Но подозрительнее всего было то, что на месте аварии не обнаружили ни единого кусочка кейса, в котором Джи перевозил злосчастные коды к счетам, которые опустели в тот же день. Все эти домыслы Югем вынужден был оставлять при себе, чтобы не впасть в немилость и оставаться на должности начальника службы безопасности, которую занял сразу же после происшествия. Мужчина искренне надеялся рано или поздно докопаться до истины, но пока что топтался на месте, не имея на руках никаких доказательств невиновности Чон Чонгука. Но при этом он был уверен, что происшедшее никак нельзя назвать несчастным случаем. — Что известно? — уже чуть спокойней спросил Намджун, уставившись на подчиненного. — Вроде как он умудрился взять в заложники какую-то знаменитость, — пояснил Югем, пересказывая то, что удалось узнать из новостей в интернете и от знакомых на телевиденье. — Это я и без тебя знал, — бросил Джун, усаживаясь в кресло со стаканом виски и делая большой глоток. — Что-то более конкретное? — В больнице, откуда сбежал Чонгук, — пояснил Югем, — работает друг этого Ви, заложника. Намджун пристально следил за брюнетом, усевшимся в кресло напротив и продолжавшим доклад. — Только вот информация неподтвержденная. Я поспрашивал на студии, где работает этот мальчишка. Там все спокойны. Говорят, что он звонил вчера, уже после побега Чона и уверял, что никто его не похищал. Что просто поехал за город отдохнуть. Не один. На всякий случай мы установили наблюдение за тем врачом. Югем умолчал, что вероятный заложник уже выходил на связь с другом. Не хотел давать напрасных надежд и обещаний, чтобы потом самому же не пострадать, если информация не подтвердится. Он дорожил своей репутацией и ставил ее превыше всего. — Держи меня в курсе, Югем, — не скомандовал, попросил Джун. — И подготовь досье на этого врача. Прежде чем выйти из кабинета, Ким сбросил всю имеющуюся у него информацию о Сокджине на почту босса, потому как ожидал, что тот потребует файл. А Намджун в который раз удивился проницательности мужчины.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Справившись с одной проблемой — лечением Чонгука — Тэхен дал своему мозгу несколько минут передышки, чтобы определиться, какую из почти десятка проблем решать следующей. Первым делом он решил привести себя в порядок. Без этого не получится разобраться со следующими двумя — успокоить взволнованных подписчиков в социальных сетях и отвязаться от навязчивого внимания полиции. Но пойти в душ, не имея чистых вещей было по меньшей мере глупо. А потому Тэ все же устроил вылазку в поисках одежды. Повезло с первого раза. Одна из дверей в спальне вела в просторную гардеробную. Но оказавшись внутри большого шкафа, Тэхен удивился. Здесь было настолько много вещей, дорогих, брендовых, на разные сезоны, что он мог бы с уверенностью сказать: в доме постоянно кто-то живет. Однако отсутствие в холодильнике какой-либо еды (забитая до отказа морозильная камера не в счет) доказывало обратное. Тэхен не собирался ломать голову над тем, кому принадлежит это нескромное жилище и почему оно пустует. Он обязательно пофантазирует на эту тему, но лишь после того, как разгребется с делами насущными. Пробежав взглядом по полкам и вешалкам с одеждой, парень остановил свой выбор на черных спортивных штанах и футболке того же цвета, самого любимого Тэхеном. Гламура ему вполне хватало на работе, а дома он любил простую свободную одежду, которая не стесняла движений и не обязывала вести себя соответственно стилю. За длительное время, проведенное в мире моды, Тэ уже настолько привык разделять общественную жизнь и личную, что оказываясь в безопасности своего жилища и сменяя модный наряд на простую домашнюю одежду, даже движения его менялись. Походка больше не была женственной, равно как жесты и голос. Он становился обычным восемнадцатилетним парнем, слишком худым для своих лет, слишком скромным для своей профессии и слишком чутким для среды своего обитания. Шумным вечеринкам Тэхен предпочитал спокойный вечер перед камином с книгой в руках, причем она должна была быть непременно в печатном виде в твердом переплете. Или же просто мог часами смотреть на потрескивающий за стеклянной заслонкой огонь, отбрасывающий вверх искры и играющий тенями в полумраке комнаты. А еще он мечтал, что когда-нибудь у него будет дом, такой как этот, где-нибудь в горах, или на побережье, возможно, спрятанный от людских глаз в густом лесу. Он вполне мог бы прямо сейчас променять то, что имел, на уединенный образ жизни, о котором мечтал. Останавливало лишь одно — страх одиночества. В своих мечтах Тэхен никогда не оставался один. Рядом был любящий и любимый до беспамятства человек, которому парень сможет дарить всю любовь и ласку, на которую только способна его душа. И лишь поэтому Тэхен продолжал умело играть роль светской львицы и самого популярного в стране телеведущего самого рейтингового шоу. Приняв душ, парень вытер почти насухо ярко-синие волосы, аккуратно развесил влажное полотенце и, облачившись в удобную, пусть и больше на несколько размеров, одежду, вернулся в спальню, проверить состояние Чонгука. Приложив прохладную ладонь ко лбу мужчины, Тэ с облегчением отметил, что хоть температура еще повышена, по крайней мере он уже не горит так сильно. И дрожь не пробивает крепкое тело. И даже цвет лица уже не напоминает зомби. Удовлетворенно улыбнувшись, Тэхен взял свой телефон и спустился вниз, к тоскующему Ёнтану и тревожащимся подписчикам в твиттере и инстаграмме.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Приняв душ и побрившись, Юнги натянул все те же порванные на коленках джинсы и вышел из ванной. И чего он точно не ожидал, так это наткнуться на внимательный взгляд Чон Хосока, сидевшего за белоснежной барной стойкой и потягивающего кофе. Вид у него был как всегда безупречен. Темные волосы, отливающие медью от запутавшихся в них солнечных лучей, уложены в идеальную прическу. Сидящий точно по фигуре костюм, белоснежная рубашка и изысканный галстук. Гладко выбритое лицо и свежий аромат парфюма. Все это складывалось в образ человека, ставшего для Юнги божеством, примером для подражания и идолом, до которого не дотянуться, но так хотелось бы. Оглядевшись по сторонам и не увидев в пределах видимости Чимина, Юн с облегчением вздохнул. Не хотелось бы, чтобы эти двое встретились. Неловкости от собственного внешнего вида вполне хватило, чтобы уши Юнги загорелись, покраснев на кончиках. Хосок улыбнулся, оглядев растерянно стоявшего перед ним подчиненного, чем-то отдаленно напомнившего ему себя самого много лет назад. Он так же смотрел на отца, который был для Хосока целым миром, вселенной, галактикой. И восхищению в темно-карих глазах не было предела, так же как и уважению, заполнявшему душу мальчишки. Он был младше Юнги нынешнего, намного младше. Но оба испытывали такие же чувства к людям, взрастившим их. Для Юнги таким человеком стал Хосок, вытащивший его из пропасти, в которую парень неминуемо провалился бы, без малейшей надежды на выживание. Для самого Хосока таким человеком был отец. Это сейчас душа наполняется ненавистью при одном лишь малейшем воспоминании о нем даже спустя десятилетия. А тогда, в свои тринадцать он подолгу сидел в уголке отцовского кабинета, впитывая каждое слово, сказанное подчиненным, внимая каждому замечанию, проговоренному вслух, пытаясь вникнуть в самую суть отцовского бизнеса. Грязного, неправильного, противозаконного. Умом Хосок понимал это. Но душой принял преступную деятельность отца на всю жизнь, впитал ее кожей. И когда идеальная маска разлетелась на мелкие куски, принося одну лишь боль, беспощадную и нескончаемую, даже тогда Хосок не смог изменить себя в отношении к империи, выстроенной отцом. Просто он научился отделять одно от другого. От Чона не укрылось замешательство, промелькнувшее на лице Юнги при виде босса вместо красавчика с персиковыми волосами в одном лишь полотенце на бедрах, спешно ретировавшегося, стоило Хосоку переступить порог квартиры. Но личная жизнь подчиненных никогда не волновала его, если не мешала делам. Вот тут на первое место всегда выходили интересы бизнеса. Хотя с Юнги же все было как-то неправильно в привычном для Хосока понимании. Этот парень за последние два года слишком часто становился причиной того, что Чону приходилось переступать через себя, через установленные им же самим правила, а потом судорожно искать оправдание своим поступкам. И это было самым сложным. Но несмотря ни на что мужчина не просто симпатизировал Юнги. В нем он видел себя самого. Ту же хитрость и острый ум, на лету помогающие найти выход из любой ситуации. Стойкость характера и внутреннюю силу, не позволявшие пасовать, а напротив — концентрация в сложных условиях достигала наивысшего уровня. Чон Хосок шел сюда с твердым намерением наказать, наконец, Юнги за постоянные промахи, тем более касающиеся его младшего брата. Но теперь глядя на парня, стоявшего босиком в одних джинсах с влажными взлохмаченными волосами, при этом не отводящего упрямый взгляд, в котором не было и тени страха или неуверенности, твердое намерение растворилось, а на его место пришло вполне логичное объяснение. Даже если что-то шло не по плану, Юнги всегда умел исправить ситуацию. Но и попускать мужчина не намеревался, если уж решил воспитать себе достойную замену. А именно это он и планировал сделать. — Ты опять упустил детали, Юнги-я, — негромким голосом начал Чон. — В итоге мой брат ранен и его ищет чуть ли не вся полиция страны. А что там за история с этим похищением? Юнги даже не пытался понять, откуда Хосок узнает все в мельчайших деталях и в невероятно короткие сроки. Он просто принимал этот факт. — Там, где Чонгук сейчас, его точно не найдут, — проговорил парень, не оправдываясь. — А с заложником все получилось случайно. Это была исключительно инициатива Гука. Сейчас Юнги совершенно не чувствовал себя виноватым. Ситуацию в больнице он предвидеть, а тем более предотвратить не мог. Полицейский, ранивший Чонгука и чуть не сорвавший его побег, совершенно случайно оказался там, проведывая жену. И кто знал, что именно в тот момент, когда Гук выйдет из палаты, он заметит это и решит поиграть в героя? — Но план опять провалился, — игнорируя слова Юна, произнес мужчина. — Твой план. — Он указал пальцем на Юнги, однако тот лишь хмыкнул и бросил чуть слышно: — Скорее с Чонгука надо бы порчу снять. Хосок едва сдержался, чтобы не прыснуть от смеха. Но как мог он нарушить идеальный образ грозного босса? Хотя ему и самому казалось, что слишком уж брату не везет, особенно последние три года. Но вслух сказал серьезным тоном: — Дело не в порче, Юнги-я, а в интуиции. — Мужчина поднялся и подошел вплотную к парню, все еще глядя прямо в глаза. — У тебя она есть, но ты слишком часто не доверяешь ей. — Он сделал небольшую паузу, во время которой дал время Юну обдумать свои слова. — Или же игнорируешь. — Я учту это, босс, — только и ответил Юнги. — Надеюсь, — Чон Хосок похлопал парня по плечу, тут же ощутив на ладони влагу от стекавших с волос капель. — И хочу быть в курсе ситуации. Каждую минуту. — Я понял. — Звони в любое время. Последняя фраза была не просто словами. Ею Хосок наделил Юнги определенными полномочиями, которых удостаивались лишь избранные. И подпускал к себе так близко, как редко кого. После ухода босса, Юнги еще какое-то время стоял посреди просторной комнаты, обдумывая ситуацию в целом и визит босса в частности. Пока из размышлений его не вырвал игривый голос, раздавшийся прямо над ухом: — Серьезный дядя. Кто он? Юнги подошел к холодильнику, проигнорировал вопрос, достал упаковку нарезанного тонкими пластинками сыра и фруктовый йогурт, который тут же оказался в руке Чимина. Блондин нахмурился, приподняв бровь от подобной наглости. — Второго нет, — вкрадчиво проговорил он. — Мне одного хватит. — То ли Чимин не понял намека, то ли сделал вид. — Дай ложку. Юнги опешил от подобной бесцеремонности. Давно уже он не позволял кому-либо такое поведение в собственном доме. Да еще и отобрать любимый йогурт — лакомство, без которого утро — не утро и день — не день. Решив посмотреть, что же будет дальше, парень достал из ящика маленькую ложку и протянул наглецу. Тот даже не поблагодарил. Схватил ее, сунул в рот, зажав губами, открыл йогурт и бросил фольгу испачканной стороной прямо на белоснежную столешницу. Юнги становилось все интереснее, насколько хватит его выдержки, которая уже, кажется, начинала давать трещины. Опершись задницей о рабочую поверхность, такую же белоснежную, как и барная стойка, Юн сунул руки в карманы, совершенно забыв о голоде, и продолжил наблюдать за Чимином с удивленной улыбкой на губах. Тому повышенное внимание к собственной персоне не мешало ничуть, от слова абсолютно. С огромным удовольствием он поглощал сладкий йогурт с насыщенным фруктовым вкусом и кусочками клубники и вишни, а Юну оставалось лишь сглатывать скапливавшуюся во рту слюну, от того как Чимин аппетитно причмокивает, облизывая ложку. — Вкусно? — не выдержал, наконец, блондин, а в ответ получил удовлетворенное «ага» и стресс в виде влажного розового язычка, облизавшего запачканные йогуртом губы. Едва сдерживая вновь накатившее возбуждение, Юнги развернулся и пошел в спальню. Срочно надо отвлечься от наглеца и заняться делами. Иначе еще пара минут созерцания прелестей парня, и оба не покинут пределы квартиры ближайшие пару суток. — Эй, а у тебя есть еще что-нибудь пожрать? — крикнул ему вдогонку Чимин, но Юн ничего не ответил, даже не обернулся, просто махнул в сторону холодильника. Видимо его гость расценил это как приглашение, поскольку когда Юнги вернулся из спальни, одетый в черные строгие брюки, белую футболку с длинным рукавом и с пиджаком свободного кроя в руке, застал Чимина за поеданием огромного сендвича, сооруженного из нескольких слоев сыра и ветчины, обильно политых кетчупом и уложенных между двумя кусочками тостового хлеба. — Проголодался? — поперхнувшись собственным смехом, поинтересовался Юн, облокотившись на барную стойку и наблюдая за парнем. — Угу, бежумно, — и то, что с набитым ртом разговаривать не очень удобно, Чимина не смущало. — Буфешь? — Он протянул сэндвич, готовый поделиться им даже если бы это был последний кусок хлеба, но когда Юн, отшатнувшись, покачал головой, откусил еще один кусок. Большая капля соуса вытекла из бутерброда и звонко шлепнулась на светлый пол, разбросав вокруг яркие брызги. Юнги закатил глаза, сдерживая нараставшее внутри негодование по поводу свинства, которое творил вокруг себя наглец, покачал головой и вздохнул: — Мне нужно уйти. — Он сделал паузу и нарочито пристально обвел взглядом просторную комнату-кухню. — А ты постарайся не засрать тут все окончательно. — Я уберу, — прожевав, наконец, остатки сэндвича, заверил Чимин и слизнул каплю кетчупа с уголка губ, чем едва не свел Юнги с ума. Уже в который раз за последний час. — Естественно, — осаждая возбуждение, выдохнул Юн и направился к двери. — Захлопнешь за собой дверь. — Эй, как тебя хоть зовут? — донеслось до него у самого выхода из квартиры. Парень замер, медленно обернулся и бросил на гостя ехидный взгляд. — Мин Юнги, — ответил он, дергая губы в сдержанной ухмылке. Он уже и не надеялся, что этот вопрос прозвучит. — А я Пак Чимин, — расплывшись в искренней улыбке, представился Чим. — Приятно познакомиться. — Мне тоже, — прошептал Юн, все же позволив себе улыбнуться. Впервые за последние два года. Но сделал он это лишь плотно закрыв за собой дверь.