~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Юнги сонно пошарил ладонью по простыни и резко сел в кровати, осознав, что рядом никого нет. — Чимин! — крикнул он, но ответа не последовало. Через открытую балконную дверь доносились уже привычные звуки: громкие голоса переговаривавшихся через двор женщин, детский смех, велосипедные звонки соседских мальчишек. Но в небольшой квартирке под крышей трехэтажного здания, ставшей за минувшие недели для парней домом, стояла пугающая тишина. Юнги вскочил с кровати и быстро обошел все помещения, но ни в ванной, ни в кухне, ни в большой комнате Пака не было. Парень натянул джинсы и уже собирался идти его искать, как вдруг с улицы послышался знакомый голос. Юнги пулей вылетел на балкон, скользя взглядом по маленькому дворику, со всех сторон окруженному одинаковыми домами. Чимина он узнал не сразу, а лишь спустя пару минут, когда заметил знакомую футболку с надписью «Люблю Прагу» на спине. Только теперь ярко-рыжую растрепанную шевелюру сменили черные как смоль волосы, уложенные в аккуратную прическу. Парнишка о чем-то переговаривался с дородной женщиной, смуглой настолько, что ее вполне можно было принять за негритянку. Ее длинные кучерявые волосы были собраны в неаккуратный хвост, а выцветший цветастый сарафан плотно обтягивал пышную грудь. Женщина перекинула через веревку мокрую простыню и, повернувшись к Чимину, слегка потрепала его по щеке, а потом взъерошила черные волосы. Парнишка улыбнулся и что-то ответил. Меньше чем за месяц Пак настолько продвинулся в испанском, что более или менее свободно общался с местными. При том, что Юнги даже двух слов связать не мог. Старший продолжал наблюдать за Чимином, который вроде и улыбался, но улыбка его была наполнена грустью. От женщины тоже не укрылось настроение Пака. Она обняла его, похлопывая по спине, и что-то говорила, гладя ладонью по волосам. Юнги сглотнул подступившие слезы. События прошлой ночи ворвались в сознание с новой силой. До самого утра он не мог уснуть, думая о случившемся. Порывался позвонить Чонгуку, но так и не решился. Все еще опасался за жизнь Чима. Хотя теперь понимал, что Дракон гораздо более опасен, чем Хосок. Чимин словно почувствовал, как Юнги наблюдает за ним. Поднял голову и встретился взглядом со своим парнем. Даже попытался улыбнуться, но вышло слабо. Нехотя выпутавшись из объятий аргентинки, Чим что-то бросил ей на прощанье и пошел в дом. Юнги не спешил уходить с балкона. Вытащил из пачки, лежавшей на небольшом столике, сигарету и закурил. Повернулся, услышав шаги, и оперся спиной о парапет. Он ничего не сказал, когда Чимин тоже закурил, хотя всегда ворчал. Но только не сегодня. — Ты как? — негромко спросил он, когда Пак сел прямо на пол, опершись спиной о стену. Юн опустился напротив него, положив локти на согнутые в коленях ноги и бессознательно вертя в пальцах тлеющую сигарету. Чимин внимательно посмотрел на Юнги из-под спадающей на глаза черной челки точно такого же цвета, как и у самого Юна. Пак безумно удивился, когда дней десять назад, проходя мимо салона, Юнги вдруг остановился перед входом и сообщил, что ему надоело краситься в белый. Парнишка так и не понял, с чего вдруг старший решил настолько резко сменить имидж. А Юн не то чтобы намеренно умолчал, просто не было подходящего случая объяснить, что уже не пытается убежать от черноты, сидевшей внутри. Потому что рядом с Чимином она растворилась, исчезла. Юнги даже не заметил, в какой именно момент это произошло. Он просто не боялся больше засыпать в темноте, потому что рядом был тот, чей внутренний свет горел ярче сотен огней. Не боялся замерзнуть, потому что Чимин согревал его своим теплом, окутывая словно бархатным покрывалом. Не боялся превратиться в монстра, потому что Чимин этого не допустит. Убьет зверя при первом же его появлении, уничтожит бесконечной любовью и нежностью. Юнги затушил окурок в пепельнице, стоявшей на краю столика, проделал то же самое с наполовину выкуренной сигаретой Чимина, после чего придвинулся к парню так близко, что чувствовал его дыхание на своей коже. Запустил пальцы в черные волосы, улыбнувшись едва заметно, одними уголками губ, и прошептал: — Тебе очень идет. — Не мне, — проговорил Чимин, отводя виноватый взгляд. — Моему душевному состоянию. — Хочешь сказать, что красишься каждый раз, когда меняется настроение? — приподняв одну бровь, проговорил Юн с легкой насмешкой. — Не настроение, а состояние, — поправил Чим строгим тоном недовольного непослушным ребенком взрослого. — Это разные вещи. — Когда мы встретились, ты был розовым, — фыркнул Юнги, а на губах Чимина вдруг расплылась улыбка. — Хочется мне узнать, кто довел тебя до столь крайней степени романтизма? Пак склонил голову набок, насмешливо поглядывая из-под челки. — Скажем так, — начал парнишка, — когда я впервые увидел тебя, мои волосы были далеко не розовые. — Хммм, это что-то новенькое, — протянул Юн и недовольно заворчал, когда Чимин резко поднялся и скрылся в комнате. Старший нехотя поплелся за ним и забрался на кровать. Он чувствовал себя совершенно разбитым после бессонной ночи, проведенной на нервах. — Смотри, — бросил Чимин, широко улыбаясь и протягивая телефон, в котором не осталось и следа от вчерашних сообщений о Джихуне. Сев, Юнги взглянул на экран и нахмурился. На фотографии волосы Чимина были такими же черными, как сейчас, однако ярко-оранжевые пряди пробирались сквозь смоляные, словно языки пламени. — Даже представить боюсь, что ты тогда чувствовал, — прошептал Юнги, отбросив телефон и встав на колени. Сгреб в кулак футболку на груди парнишки и потянул на себя. — Расскажешь? — шепнул, прежде чем провести языком по приоткрытым губам. — Поверь, ты не хочешь знать, что происходило тогда в моей жизни, — проговорил Чимин, едва сдерживаясь, чтобы не ответить на откровенную ласку. — Я все хочу знать, — заверил его старший, прокладывая цепочку из поцелуев по острой линии челюсти к уху. — И когда-нибудь ты расскажешь. — А ты? — в тон ему прошептал Чим. — Ты расскажешь? За все время со дня своего побега из Сеула ни один из них не заговорил о прошлом, груз которого каждый тащил на своих плечах. Они и сейчас не были готовы говорить о нем. Но со временем, когда льды растают и их сердца вновь начнут размеренно биться в унисон, разгоняя горячую кровь по венам, они расскажут. Обязательно расскажут. Чтобы не осталось никаких тайн и загадок. Чимин застонал, когда зубы Юнги сжались, прикусывая мочку уха и чуть оттягивая ее, а пальцы проворно расстегнули ремень и застежку на джинсах, стаскивая их вместе с бельем. Этого оказалось достаточно, чтобы младший загорелся пламенем возбуждения. Накал эмоций в душе требовал разрядки, стремился вырваться наружу, и неважно как — потоком слез, истерикой или диким безудержным сексом. Быстро избавив любимого от одежды, Чим потянулся к тумбочке и схватил баллончик со смазкой, сунув его в ладонь Юнги, перевернулся на спину и потянул старшего на себя, впиваясь в его губы ненасытно и жадно. Но Юн отстранился, приподнимаясь на вытянутых руках и нависая над ним. — Нет, Чимин-и, — покачав головой, прошептал Юнги и оседлал бедра младшего. Медленно наклонился, пристально глядя в широко распахнутые глаза, и прошептал: — Сегодня ты за рулем. Смысл фразы дошел до Чима не сразу. Сначала он успел растаять от прикосновения губ к чувствительной коже на шее и ключицах, едва не сойти с ума, когда Юнги потерся возбужденным членом о его член, зажимая их между животами. А когда старший перевернулся на спину, увлекая Чимина за собой и обхватывая его бедра своими худыми ногами, вдруг резко отстранился, презрительно посмотрев на Юнги. — Мне на хрен не нужна твоя жалость! — ядовито прошипел он, кривя губы от отвращения. — Чимин, — позвал его Юн, не отводя взгляд. — Поверь, жалость — это вовсе не то чувство, которое я сейчас испытываю. — Да? — не скрывая сарказма, бросил младший. — Тогда с чего вдруг убежденный актив воспылал желанием быть снизу? — О, какой поэтичный слог... — протянул старший в тон. — И с чего ты взял, что я — убежденный актив? Чимин переменился в лице от этих слов и ехидной улыбки, заигравшей на красивых губах. — Ты же тогда… — промямлил парнишка, но растерянно замолчал. — Правильно, — закивал Юн. — Я ни слова не говорил про актива, а тем более про убеждения. — Но… — Когда-нибудь и я расскажу, — прошептал Юнги, прежде чем поцеловать парня. Чимина вдруг охватил безотчетный страх при мысли, что Юн сейчас в его полной власти, открытый и беззащитный. Парень лег на кровать, закинув руки за голову и при этом не сводя взгляда с лица младшего, на котором отчетливо отражалось чувство паники. Но паника эта была иной природы, нежели Юн привык видеть в карих глазах. Сейчас Пак наслаждался смесью возбуждения от предвкушения того, что произойдет, и страха сделать что-либо неверно. Хотя в этой ситуации невозможно сделать неправильно. Все, что между ними происходило, — правильно, именно так, как и должно быть. Юнги даже казалось, что он, наконец, пришел в точку, к которой двигался с самого начала, с того дня как покинул родительский дом в Тэгу. Сейчас, лежа в теплой постели, сжигаемый жадным взглядом карих глаз, Юнги распахнул душу и впервые не испытал от этого боль. Чимин робко протянул руку и провел кончиками пальцев по плоскому животу, затем по отчетливо выделяющимся под бледной кожей ребрам. Юн прошипел сквозь стиснутые зубы от этих прикосновений, вызвавших дрожь по всему телу от кончиков пальцев на ногах до макушки. Полные губы Чима дрогнули в несмелой улыбке, а руки уже скользили по внутренней стороне бедер от паха до колен и обратно. Когда ладошка младшего накрыла возбужденный член, Юнги вцепился пальцами в металлические прутья изголовья кровати и бедра его сами приподнялись навстречу руке Чимина, ласкавшей, сжимавшей, гладившей чувствительную кожу. Юн лишь едва заметно вздрогнул, ощутив прохладу смазки, но тут же заставил себя расслабиться, позволяя младшему продолжить подготовку. Пак действовал осторожно, несмело и до невозможности нежно. Юнги даже удивлялся тому, насколько плохо он знал Чима. Даже подумать не мог, что этот взбалмошный мальчишка способен доводить до исступления чувственными неторопливыми поцелуями, легкими, словно перышки, прикосновениями. Сводить с ума бесконечным шепотом, вызывавшим дрожь по телу, от чего хотелось кричать. Но тут же горло перехватило судорогой от застрявшего воздуха, когда губы Чимина, горячие и влажные, сомкнулись вокруг набухшей головки, а язык принялся вытанцовывать самую изысканную балетную партию на бархатистой коже. Когда член Чимина практически беспрепятственно проник в тело Юнги, тот уже сгорал от разожжённого внутри пламени и не смог сдержать стона. Спина парня выгнулась, а бедра инстинктивно поднялись навстречу движениям Чима. И если еще несколько минут назад, предлагая себя, Юн испытывал неуверенность в верности своего решения, то в это мгновение все сомнения растворились, словно туман в рассветных солнечных лучах. Чимин не торопился, он медленными размеренными движениями подводил Юнги к вершине наслаждения, безотрывно разглядывая лицо, выпивая отражавшиеся на нем эмоции. Намеренно растягивал удовольствие, созерцая, как меняется Юн. От жесткого, неулыбчивого, вечно хмурого и ворчащего хёна не осталось и следа. Он ушел по-английски, не попрощавшись, а его место в сердце и жизни Чимина занял пусть по-прежнему немногословный, но нежный и заботливый Мин Юнги. Доверяющий Мин Юнги. Любящий Мин Юнги, даже если он не произносил этого вслух. Чим ощущал эту любовь всем сердцем. Она обволакивала, впитывалась в кровь, проникала в легкие с воздухом, которым дышали оба. Парнишка сел на колени и потянул старшего на себя, усаживая верхом. Юнги тут же обхватил Пака за шею, и пальцы его запутались в черных прядях, взлохмачивая их. Идеальная прическа совершенно не в духе его вздорного мальчишки. Чимин усмехнулся, но стал серьезным, когда вновь вошел в тело, легко принявшее его. Глаза в глаза, смешиваясь дыханием, слизывая негромкие стоны с губ, парни неторопливо взбирались по радуге прямо туда, где ослепительные вспышки, где сладкий аромат наслаждения витал в воздухе, где даже без слов произносились самые важные фразы. Где одной лишь улыбкой можно выразить то, для чего тысячи слов окажется мало. И позже, когда утомленные, но счастливые они лежали, восстанавливая сбившееся дыхание, огромный бесконечный мир уместился в этой крохотной комнатке. — Давай вернемся в Корею, — попросил Чимин, остановившись у самой кромки воды, ожидая, когда неторопливо набегавшая на песок волна коснется его босых ног. — Зачем? — спросил Юн, поглядывая на парня и пытаясь понять его мотивы. — Там все еще опасно для тебя. — Он подошел и обнял Чима со спины, кладя подбородок ему на плечо. — Я не переживу, если с тобой что-то случится, — прошептал старший. — Однажды я уже терял близкого человека. — Мин замолчал, мысленно добавив: «На этот раз может не оказаться рядом того, кто спасет меня». — Джихун… — произнес Чимин и тут же осекся, сглотнув слезы. — У нас никого нет. Его даже похоронить некому. Юнги развернул парнишку к себе лицом и обнял так крепко, словно хотел передать ему часть своих сил, чтобы пережить трагедию. — Я свяжусь с Чонгуком. Он позаботится обо всем, — пообещал Мин, зарываясь носом в черные волосы и мечтая, что когда-нибудь они вновь станут розовыми, или красными, или желтыми. Какими угодно, только не черными.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Уже вторые сутки пошли с момента, как обнаружилось исчезновение Тэхена. Парнишку искали все: и полиция, и бандиты, причем конкуренты, узнав о беспределе Квон Джиена, присоединились к поискам. Предателя, выпустившего беглецов, вычислили быстро, и как только его доставили в логово Хосока, Чонгук незамедлительно приехал туда, и только вовремя оттащившие его люди брата спасли несчастного. Еще несколько минут, и Гук забил бы того до смерти. Он вкладывал в удары всю свою ненависть за то, что из-за этой твари Тэхен попал в лапы Дракона. Нет, с себя Чон-младший вины не снимал. Если бы он был более сдержанным, терпеливым и хоть немного думал, прежде чем сказать что-либо, ничего не случилось бы. Гук оказался бы рядом в ту страшную минуту, когда Дракон появился в доме Тэ. Но теперь Чонгуку не оставалось ничего другого, кроме как изливать злость на того, кто помог Квону бежать, и корить себя за глупость и упрямство. Он даже представить боялся, что сейчас происходит с Тэхеном, его нежным мальчиком, который едва не терял сознание от одного вида крови и ревел от жестоких шуток Гука. — Блять, — прошипел Чонгук, прогоняя стоявшие перед глазами жуткие картины, которые услужливо рисовало воображение. — Ты только держись, малыш, — прошептал он в пустоту темной комнаты, прижимая к себе Ёнтана. Пес так же, как и Гук, чувствовал, что происходит, и прижимался к нему, ожидая поддержки. Шпиц тихо заскулил, лизнув руку Чона. — Да, Тани, я тоже скучаю по нему, — проговорил мужчина и зажмурился, ненавидя собственное бездействие. Но ему не оставалось ничего другого, кроме как сидеть в ожидании новостей. Вдруг телефон Тэхена, лежавший рядом, ожил, извещая о полученном сообщении. Открыв ленту уведомлений, Чонгук нахмурился, увидев, что один из подписчиков отправил видеофайл. Гук, три года не пользовавшийся смартфонами и интернетом, понятия не имел о том, как пользоваться соцсетями. У него и до аварии не было аккаунтов в инстаграме или твиттере. А теперь и подавно. Он уже хотел снова отложить телефон, как пришло новое сообщение от того же подписчика, вместо имени которого был просто случайный набор цифр: «Советую посмотреть кино, Чонгук. Можешь пожалеть, если не сделаешь этого». Страх сжал горло мужчины стальной хваткой, а сердце остановилось. Гук посадил Ёнтана рядом на диван, а сам сел на край, уперев локти в колени и сильнее сжав телефон. Дрожащим пальцем нажал на видео, и с первых же кадров на него навалился всеобъемлющий ужас. Камера медленно ползла вдоль тела Тэхена, безвольно лежавшего на старом матрасе. Одна рука его была прикована наручниками к металлической петле в стене. Другая свисала с матраса. Задранный выше локтя рукав открывал место сгиба руки, по которому бесформенными пятнами расползлись кровоподтеки от уколов. «Привет, Чонгук-и, — раздался голос за кадром. — Мы с тобой лично не знакомы, но я так много слышал о тебе, особенно о твоей сообразительности». — Камера приблизилась к Тэхену, беря крупным планом бледное лицо с черными кругами вокруг глаз, пересохшими потрескавшимися губами, впалыми щеками со следами ударов. Чонгук впился зубами в собственную руку, прокусывая кожу до крови, с трудом сдерживая крик. Грубая ладонь Дракона скользнула по щеке Тэ, оглаживая, пальцы очертили контур челюсти, прошлись по шее, задержавшись, прислушиваясь к пульсу. «Классного мальчишку ты себе отхватил, Гук-и», — усмехнулся Дракон, а Чонгук, взревел, раскачиваясь вперед-назад, не в состоянии отвести взгляд, полный ужаса и ненависти, от экрана. Окажись он сейчас рядом, сломал бы к черту руку Дракона, раскрошил бы каждую косточку, только бы эта тварь никогда больше не прикасалась к Тэхену. «Возможно, если бы я трахал его, мне вполне хватило бы этого, чтобы прятаться в какой-нибудь норе до конца дней…» Чужая рука нагло прошлась по груди вниз, зацепила край свитера и потянула его наверх вместе с вылезшей из-за пояса джинсов рубашкой, обнажая плоский живот. «М-м-мм, наверное, он такой сладкий… Правда, Чонгук?» — Тварь! Сука! — зажмурившись, проорал Гук в пустоту комнаты, проклиная себя за то, что допустил такое. «Но, знаешь, я решил дать тебе шанс. — Дракон сделал многозначительную паузу, давая время Чонгуку успокоиться и сосредоточить внимание на видео. — Надеюсь, ты уже в состоянии выслушать мое предложение». Квон навел камеру на себя, и от выражения его лица Чонгука охватил леденящий душу ужас. «Я не трону твоего пацана, Чон. Ты должен вывезти меня из страны. Мне плевать, как ты это сделаешь, но предупреждаю: времени у тебя немного. Еще несколько дней, и твой мальчишка крепко подсядет на наркоту. Не веришь мне — спроси у Юнги. Он тебе расскажет, что такое «Черная пантера». — Губы Квона растянулись в подобии улыбки, которая больше походила на звериный оскал. — Так что подумай, а я свяжусь с тобой завтра. Держи телефон пацана рядом, связываться буду через него». Прежде чем отключиться, Дракон еще раз навел камеру на лицо Тэхена, но теперь Чонгук знал, что Тэ не просто спит, а находится под действием наркотиков. Мужчина остервенело вытер выступившие на глазах слезы, как только экран телефона потемнел. Нервно закурил, судорожно меряя шагами комнату и решая, что делать дальше. Однако решение пришло само, когда собственный телефон Чона, лежавший на столе, внезапно зазвонил, а на экране высветилось «Клоп». — Что такое «Черная пантера»? — приняв вызов, бросил Гук. — Что? — ошеломленно переспросил Юнги, а когда мужчина повторил вопрос, встревоженно проговорил: — Да что у вас там, черт возьми, происходит? — Дракон сбежал, — сообщил Гук. — Знаю. Эта тварь прислал Чимину фотографию мертвого Джихуна, которого сам же и убил. Сука... — со злостью выдохнул Юнги. — Тэхен у него, — едва сдерживая дрожащий голос, выдавил мужчина. — Черт, это плохо. Очень плохо! — прорычал Юн. — Его ищут уже вторые сутки, как сквозь землю провалился. А только что эта тварь прислала мне видео. Он накачивает Тэ наркотой. — «Пантерой»?! — воскликнул Юнги, холодея от страха, забравшегося под кожу. — Это пиздец, Гук! Полный пиздец! — заорал он в трубку, подстегиваемый собственными воспоминаниями. — Я рассказывал тебе, что эта дрянь делает с людьми! И только сейчас Чонгук вспомнил исповедь Юнги, в которой тот упоминал название наркотика. — Блять, я не знаю, что делать! — Чего он хочет? — с трудом совладав с собой, спросил Юн, благодаря всех Богов, что не стал все же звонить Чонгуку при Чимине, а вышел из квартиры, дождавшись, пока тот уснет. — Выехать из страны. — Этого нельзя допустить! — прорычал Мин. — Надо понять, в какой норе эта крыса. Скинь мне видео, возможно, я узнаю то место. И Юнги узнал. С первых же кадров узнал подвал дома Джексона, в котором была лаборатория. И тут же сбросил Чонгуку адрес. Спустя полчаса «гелик» остановился через дорогу от нужного здания. Выскочив из машины и подбежав к дому, Гук на ходу проверил пистолет, дослал патрон в патронник и снял с предохранителя. Не раздумывая ни секунды, выбил дверь ногой и влетел в дом, внимательно обшаривая погруженные в полумрак помещения. Дракон, застигнутый врасплох, ошарашенно уставился на Чона-младшего, надвигавшегося на него с вытянутой вперед рукой, сжимавшей пистолет. Квон потянулся к оружию, лежавшему на столе, но тут раздался выстрел, и он рухнул как подкошенный, даже не осознав, что произошло. В остекленевших глазах навсегда застыло удивление. — Держись, малыш, — шептал Чонгук, поглядывая в зеркало заднего вида на Тэхена, все еще пребывавшего в полубессознательном состоянии, вцепившись одной рукой в руль, а другой пытаясь отыскать в телефоне Тэ номер Джина, быстро переводя взгляд с экрана на дорогу и обратно. — Позаботься о нем, — велел Гук Сокджину, уложив Тэхена в кровать. — Если надо будет, вези в больницу. — А ты? — спросил Намджун, топтавшийся на пороге спальни, все еще ощущая неловкость в присутствии Чонгука. — Мне нужно уехать, — бросил Гук не вдаваясь в подробности и покинул дом Тэхена, оставив младшего в надежных руках.~ • ~ • ~ • ~ • ~ • ~
Хосок ожидаемо не спал. Чон-старший сидел в своем кабинете, судорожно пытаясь понять, где может скрываться Дракон, когда Гук резко распахнул дверь и быстрыми шагами пересек комнату. — Пусть твои люди разберутся с телом Дракона. Оно по этому адресу. — Чонгук положил на стол телефон с открытым сообщением от Юнги. — Джей Би, сделай, — бросил Хосок ожидавшему указаний подчиненному. — Да, босс, — ответил мужчина и пробежался глазами по экрану, запоминая адрес. — Все сделаем. Чонгук сел в кресло и закурил. — Рассказывай, — попросил он спустя несколько мгновений тишины, а когда Хосок удивленно приподнял бровь, добавил: — Что произошло в тот день? Старший хмыкнул: — С чего вдруг такие перемены? — Я застрелил его, не задумываясь, — пояснил Чонгук. — Все, что имело значение в тот момент — жизнь Тэхена. — Он замолчал, пристально всматриваясь в лицо брата. В то мгновение, когда Дракон упал с простреленной головой, перед глазами Чонгука вдруг всплыло лицо восемнадцатилетнего Хосока, застывшего на пороге отцовской спальни с выражением неприкрытого ужаса. — Что сделал отец, прежде чем ты выстрелил в него? — Ничего, — сквозь стиснутые зубы прошипел старший. — А что он собирался сделать? — Чонгук уже понял, что лишь страх за жизнь близкого человека способен толкнуть на такой безрассудный поступок. — То же, что и всегда, — проговорил Хосок, с трудом подавляя отвращение, такое же, какое испытал в тот день, обнаружив маленького Чонгука, опьяненного наркотиками, в спальне отца. — Оттрахать молодое тело, а потом задушить. — И добавил, отвечая на застывший в глазах брата вопрос: — Не знаю, почему в тот день выбор пал на тебя. Может, никого больше не нашлось. Или просто не воспринимал тебя как сына. Даже на руки никогда не брал. — Хосок внимательно посмотрел на брата, с сожалением заметив, как постепенно к тому приходит осознание случившегося. — Мне тогда было не до разговоров. Стоило увидеть тебя, обдолбанного, почти раздетого… Я действовал на уровне инстинктов. Видел, как отец делал это раньше, и должен был защитить тебя. Чонгук ожидал чего угодно, но только не такого откровения. Он не был уверен, что именно блокировало его память: защитная реакция организма или наркотики. Только все, случившееся перед выстрелом, словно скрывалось до этой минуты за плотной непрозрачной занавесью, которая теперь вдруг спала. И Гук будто наяву снова ощутил тот страх, когда отец разбудил его ночью, вытащил из постели и повел куда-то. Заставил выпить какую-то горькую таблетку, а потом начал целовать, но не так, как папа сына, а по-другому, противно, в губы. Вспомнил, как грубые руки шарили по телу, забираясь под пижаму. И услышал свой собственный голос из прошлого. И голос этот звал на помощь, выкрикивая имя Хосока…