False faith

Чонгук тихо прикрыл дверь за гостями и щелкнул замком. Повернувшись, он наткнулся слегка нетрезвым взглядом на дремавшего Тэхёна. Парнишка скрутился на диване калачиком, подмяв под себя довольно сопевшего Ёнтана, который и не думал выбираться из удушающих объятий. Немного прибрав последствия внеочередного собрания шайки и погасив свет на первом этаже, Гук легко подхватил Тэ на руки вместе с псом — парочка практически не расставалась, и Чонгук уже смирился с тем, что в постели их трое — и понес драгоценную ношу наверх. Уложив парнишку в постель, Гук стащил с него штаны и носки, а вот футболку предпочел оставить, чтобы не соблазниться манящим телом. Только не сегодня, когда младшему пришлось вновь столкнуться с жестокостью. Чонгук скользнул взглядом по стройным ногам, задержавшись на содранных коленках. Сегодня он не задумываясь выстрелил в каждого, кто посягнул на свободу и жизнь Тэхёна. И не пожалел об этом ни на мгновение. Никто в этом гребаном мире не смеет поднимать руку на Тэ. И не из-за обостренного чувства собственника — просто Гук считал Тэхёна олицетворением всего самого доброго, что существует в этом мире. Прошло уже больше года, как этот мальчишка прочно поселился не только в его жизни, но и в душе, в сердце, в сознании, но каждый божий день Чонгук продолжал задавать космосу один и тот же вопрос: чем заслужил он подобное благословение? Гук не был меценатом широкой души, не подбирал больных животных в детстве, всегда считал себя черствым и неспособным на сожаление и прочие эмоции, присущие нормальным людям. Тогда за что ему достался такой подарок? Ресницы парнишки дрогнули, и он открыл глаза, сонно посмотрев на Чонгука. Губы его растянулись в нетрезвой улыбке, и он хрипло проговорил: — Поцелуй меня, пожалуйста. В груди Чонгука разлилось предательское тепло, как и всякий раз, когда он слышал подобные просьбы. И отказать не смог бы, разорвись сейчас в этой комнате хоть тысяча снарядов. Опустившись рядом, Гук запустил пальцы в смоляные волосы и притянул парнишку к себе, мягко накрывая его рот губами. Тэхён тут же закинул ногу на бедро мужчины, прижимаясь всем телом, силясь стать как можно ближе, а еще лучше — слиться в единое целое, пробраться под кожу, впитаться в кровь. Обхватив Чонгука рукой за талию, Тэ запустил ладошку под рубашку, пройдясь ноготками вдоль позвоночника. Он знал, что это сводит Гука с ума, распаляет неконтролируемое желание. Трезвым Тэхён порой все еще смущался и даже иногда краснел, но стоило ему хоть немного выпить, и парнишка смелел настолько, что часто перехватывал инициативу в свои руки, удерживая контроль над Чонгуком. И мужчина подчинялся, пусть испытывал при этом смешанные чувства, которые не всегда приходились ему по душе, но огонь, разгоравшийся в глазах любимого, затмевал все, занимая главенствующую позицию. Вот и сейчас Тэхён явно был намерен поиграть в босса. Опрокинув Чонгука на спину, он оседлал крепкие бедра и, схватив за запястья, завел руки ему за голову, прошептав в приоткрытые губы: — Не шевелись. Прошелся кончиками пальцев от запястий до подмышек, надавливая ровно настолько, чтобы прикосновения ощущались сквозь ткань рубашки, скользнул к груди и принялся неторопливо расстегивать пуговицы одну за другой. Чонгук едва не рычал от возбуждения, глядя на закусанную нижнюю губу Тэхёна. Хотелось протянуть руку и коснуться розовой плоти пальцем, высвободить из плена белоснежных зубов, тем более что мужчина не раз на себе испытывал их остроту. На его предплечьях то и дело появлялись новые следы, оставленные любимым в порыве неконтролируемой страсти. Расправившись с рубашкой, Тэхён развел ее полы в стороны, обнажая широкую грудь и плоский живот. Огладил знакомую до самой крохотной родинки фигуру масленым взглядом, тяжелым, густым, пускающим искры. Поелозил пальчиком по животу возле пояса брюк, забравшись самым кончиком под него и чуть оттянув. Чонгук нетерпеливо поерзал под любимым телом, давившим на пах, тем самым распаляясь еще больше. Едва сдержался, чтобы не подмять парнишку под себя и не залюбить до полумертвого состояния. Но Тэхён приказал не шевелиться, потому Гук лишь стиснул руки в кулаки до побелевших костяшек. Этот жест не укрылся от Тэ, но тот промолчал, лишь дернул уголками губ да впился в любимое лицо подернутым пеленой возбуждения взглядом. Удовлетворенно кивнул и в качестве награды наклонился, обхватил губами затвердевший сосок Чонгука и втянул его. Мужчина выругался от прокатившейся по телу дрожи и в наказание получил укус. — Молчи, — приподнявшись и посмотрев в две черные бездны, в которые превратились глаза Чонгука, приказал младший. — За каждый звук будешь наказан, — предупредил Тэ и подарил любимому свою фирменную квадратную улыбку. Гук закатил глаза. Эти игры сводили его с ума, заставляли терять контроль над ситуацией, над собственным телом, которое откликалось на такую смену ролей болезненным возбуждением. Все ощущения обострялись, когда приходилось сдерживать желания: прикоснуться, поцеловать, войти в любимое тело. Зато получая, наконец, возможность утолить жажду, наслаждение становилось в разы мощнее. Чонгук понятия не имел, откуда в Тэхёне взялось такое желание руководить в постели. Подозревал даже, что не обошлось без Чимина, который незримо присутствовал в их спальне. Гук догадывался, где именно Тэ набрался знаний в искусстве глубокого минета, периодически лишая Чонгука способности думать не то что трезво. Думать в принципе. Или эти приколы с наказаниями. К тому же именно под натиском Чимина Тэ начал ходить в тренажерный зал, и постепенно Чонгук замечал изменения в любимом теле. Нет, горой мускулов Тэхен не стал, но из мягкого, субтильного мальчишки превратился в подтянутого молодого человека: под светлой кожей отчетливо просматривались в меру подкачанные мышцы, и даже наметились кубики пресса на животе. Чону нравилось такое преображение, но вместе с физическими изменениями Тэхён креп морально. В его поведении чувствовалась уверенность в себе, он учился давать отпор и отстаивать свое по праву. Если раньше его обходили стороной из-за холодности и отстраненности, то теперь — из-за нежелания схлестнуться с ним в перепалке, если взгляды вдруг не сойдутся. И здесь опять-таки сказалось влияние Пака. Неразлучная парочка навела свои устои в компании и приструнила особо зарвавшихся моделей. Вот и сейчас, глядя на решительно настроенного Тэхёна, Чонгук испытывал смесь недовольства и удовлетворения — адский эмоциональный коктейль, от которого вело сильнее, чем от крепчайшего виски. Позволил стащить с себя брюки вместе с бельем, приподняв бедра, и застонал, ощутив влажное прикосновение губ к возбужденному члену. Наказание последовало незамедлительно: резкая боль пронзила внутреннюю сторону бедра, когда в кожу впились зубы Тэ. Гук прикусил щеку изнутри, чтобы не выкрикнуть имя любимого, когда тот провел языком от основания до головки и, обхватив ее губами, неспешно впустил плоть в свой рот. Молчать было сложно, практически невыносимо, просто невыполнимое задание, но Чонгук справился. Не издал ни звука, даже когда перед глазами едва не разорвались цветные фейерверки. Но подступивший, казалось, оргазм откатился, словно огненный шар, лишь слегка обжег внутренности, но не охватил все тело, когда Тэхён отстранился и потянулся к тумбочке, выудив из ящика смазку. Гук даже не заметил, когда младший успел избавиться от своей одежды, и теперь обводил осоловевшим взглядом стройное тело, гибкое, с россыпью родинок на груди, знакомых до мельчайшей, едва заметной отметины. Чонгук протянул руку, чтобы коснуться теплой кожи, но Тэ оттолкнул ее и, резко наклонившись, прикусил кожу внизу живота. — Черт! — выдохнул Гук, зажмурившись, за что получил еще один пронзительный укус. Он плотно сомкнул веки и с шумом втянул воздух через ноздри, сдерживая просившийся наружу словесный поток. Услышав тихое «Можно?», кивнул, даже не пытаясь выяснить, о чем просит Тэхён. Потому что Тэхёну можно все. Тэхёну позволено что угодно, только бы он всегда находился рядом. И всегда был таким: теплым и ледяным одновременно, мягким и властным, нежным и дерзким. Тэ устроился между раскинутых бедер мужчины и принялся выцеловывать пах, дразнить кончиком языка, прихватывать губами, осторожно втягивая нежную кожу. Он скользил влажной от смазки ладонью по всей длине члена, чуть придавливая головку. Ускорял темп и снова снижал его до неторопливых поглаживаний. И Чонгук молчал все то время, пока младший изводил его своими ласками. Нервно жевал губы, но молчал, и лишь тяжелое дыхание выдавало наивысшую степень возбуждения. Гук не издал ни звука даже тогда, когда ощутил дразнящие прикосновения к анусу и легкое давление. Промолчал даже тогда, когда прохладный от лубриканта палец скользнул внутрь, несмело, робко, неглубоко и сразу же отступил. Только распахнул глаза и уставился на Тэхёна, не скрывая удивление. Парнишка судорожно сглотнул, опасаясь ответной реакции за свою дерзость. Замер, сидя на коленях и тяжело дыша. Утонул взглядом в бездонных черных дырах, не боясь потеряться в них, напротив, мечтая. Но все еще ждал. — Ты правда хочешь этого? — А когда Тэ кивнул, Чонгук сел и, запустив пальцы в черные, спадавшие мягкими волнами, довольно длинные волосы, притянул парнишку к себе, легко коснувшись губами кончика носа. Мужчина не произнес больше ни слова. Он снова лег на спину, послушно закинув руки за голову, как и было велено ранее, тем самым показывая, что сдается на милость любимого и готов принять все, что тот сможет ему дать. Гук понимал, что рано или поздно это может произойти. В Тэхёне долгие годы скрывалась настолько мощная сексуальность и нерастраченная энергия, что ему всего было мало: ощущений, эмоций, прикосновений и ласк. И порой эта страсть, расплескиваясь через край, вышибала напрочь самоконтроль. Поэтому желание младшего отведать новых ощущений не было чем-то космически нереальным. Чонгук и сам уже не раз задумывался, как скоро Тэхён захочет отведать новый вкус. Не сказать, что мужчина мечтал оказаться в роли нижнего, но он чувствовал, что это переведет их отношения на совершенно новый уровень. Туда, где доверие окончательно станет безоговорочным. И Гук не ошибся в своем решении. Тэхён расплавил его своей нежностью, разорвал душу в клочья тягучим удовольствием, расковырял сознание и поднял на поверхность самые сокровенные тайны и желания. И позже, лежа в темноте и неторопливо целуя влажные волосы, колечками прилипшие к виску любимого, Чонгук думал лишь о том, что именно таким и должно быть счастье: бескрайним и глубоким, как океан; легким и парящим, как облака; бесконечным и сверкающим, как вселенная…