Её сын

      Откладывать обучение сына было не только бессмысленно, но и опасно. В отличие от мальчика, Реджина представляла, какие чудовищные формы порой принимает неуправляемая магия. В своё время Румпельштильцхен постарался максимально наглядно объяснить ей последствия пренебрежительного отношения к обучению. Помнится, она тогда неделю спать по-человечески не могла. Тёмный оказался весьма… убедителен.       Окружающие Реджину волновали мало: даже стань кто из них жертвой стихийного выброса мальчика, она вряд ли огорчилась бы. Но Гарри пугала сама возможность этого, а видеть его напуганным и подавленным теперь, когда он только-только оттаял и начал приходить в себя, женщине категорически не хотелось. Кроме того, магия была способна навредить своему маленькому носителю, даже убить его, а допустить такое…. Немыслимо!       Вести Гарри в склеп было рановато. Вот подрастёт — тогда можно будет всё показать. И ингредиенты для зелий, и ритуальные предметы, и книги заклятий. Хотя хранилище с сердцами она, пожалуй, отложит на более позднее время. Когда будет уверена, что Гарри не станет рубить сплеча и сможет выслушать её и понять. Пока он слишком мал, чтобы понимать: в мире, кроме чёрного и белого, есть ещё и серое. И этой серости больше всего.       Для занятий выбрали сад позади особняка. Гарри стоял под яблоней, чуть не приплясывая на месте от нетерпения. Реджина усмехнулась при виде его энтузиазма. Когда-то она и сама трепетала перед первым занятием, представляла, как подчинит себе могущественнейшую из природных сил. Правда, причины у неё были менее благородные.  — Что будем делать? — радостно спросил Гарри, когда женщина подошла ближе.  — Для начала ты попробуешь почувствовать силу. Магия есть везде. Она в воздухе, в земле, в воде и в огне. Она окружает нас, даже если мы не подозреваем об этом. Но самое главное — магия есть в тебе. Эта та её часть, которая всегда рядом, просто большую часть времени она спит и просыпается только тогда, когда очень нужна. Ну-ка, вспомни, когда с тобой случалось что-то необычное? Гарри нахмурился.  — Один раз тётя хотела нарядить меня в старый свитер Дадли. Свитер был ужасный-преужасный, такого противного коричневого цвета и в каких-то разводах. А ещё он жутко кололся и плохо пах. И я представлял, как выйду в нём на улицу, а надо мной все будут смеяться. Обзывать вонючкой или страшилой. И тогда свитер вдруг стал совсем маленький, на меня не налез. Но в тот раз тётя не обратила на это внимания. А потом я уронил тарелку, а она заметила и начала ругаться, а я представил, как меня сейчас будут бить, и подумал, почему бы этой тарелке не стать снова целой. Она и стала. Ну и с Энди и другими мальчишками. Я жуть, как испугался. И разозлился, что всё плохое всегда происходит со мной.  — А потом с качелями, когда ты опять-таки испугался, — кивнула Реджина. — Вот видишь, сила пробуждается от твоих эмоций. Она как бы защищает тебя от опасности, реальной или мнимой. Поэтому когда ты злишься, или пугаешься, или сильно огорчаешься дотянуться до неё проще всего. Однако мы хотим, чтобы ты научился магией управлять, а для этого нужно вызывать её в любой момент. Сделать её такой же частью себя, как рука или нога. Для начала попробуй хорошенько вспомнить один из тех случаев, когда ты колдовал. Гарри опустил голову и насупился.  — Это плохие воспоминания, — пробубнил он. — Мне не хочется снова переживать.  — Я понимаю, — вздохнула Реджина, опускаясь перед сыном на корточки. — И, поверь, мне бы не хотелось заставлять тебя это делать. Со временем ты сможешь колдовать, просто вспоминая ощущения, которые возникают, когда пользуешься магией. Но для начала эти ощущения нужно прочувствовать и запомнить. Поэтому сначала воспользуемся воспоминаниями, чтобы силу призвать. И да, воспоминания должны быть пугающими или огорчающими, ведь когда ты счастлив, магия тебе, в общем-то, не нужна.       Гарри кивнул. Ему явно не нравилось то, что нужно делать, но он не собирался так просто сдаваться. «Да, — подумалось Реджине при взгляде на его сосредоточенное лицо, — Упорства ему не занимать. Я зря переживала о том, что он слишком мал для серьёзных занятий и что ему будет не хватать усидчивости».       Мальчик медленно перебирал все воспоминания своей маленькой, но богатой на события жизни. И горьких было больше, чем светлых и хороших, но, увы, сколько бы он ни хмурился, ни поджимал губы и ни морщил лоб, ничего не происходило. Наконец, Гарри открыл глаза и виновато посмотрел на Реджину.  — Не получается, — плачущим голосом сказал он. — Я стараюсь-стараюсь, но у меня не выходит. Простите, пожалуйста, простите!       Он шмыгнул носом, на глаза навернулись слёзы, губы задрожали, и тут Реджина почувствовала силу сына. Огромную, мощную, необъятную, всепоглощающую. На что это было похоже? На мощный прилив, затапливающий берег, на бушующий ураган, сметающий всё на своём пути. Старые деревья дрогнули и закачали ветвями, хотя погода была безветренной. Те, что тоньше и слабее, склонились до самой земли. Реджине пришлось сделать несколько шагов назад, настолько сильным оказался удар.       И в то же время было в этой силе и что-то ласковое, тёплое, нежное. Как материнская ласка, как робкий поцелуй, как дружеское объятие. Оно пряталось где-то в глубине, в оболочке из первозданной мощи. «Боже мой, — прошептала про себя Реджина. — Какой же у тебя потенциал, маленький! Как же повезло всем тем идиотам, обижавшим и унижавшим тебя, что ты не догадался дать им сдачи по-настоящему! Да ты же весь Сторибрук смести с лица земли сумеешь! Ты и впрямь настоящее чудо, сокровище, не имеющее цены».  — Всё выходит! — счастливо засмеялась она. — Именно так, как надо. О чём ты сейчас думал? И, пожалуйста, Гарри, мы же договорились, что теперь мы на «ты».  — Я боялся разочаровать тебя, — всхлипнул ребёнок. — Ты так радовалась, что я маг. А когда потребовалось доказать, я ничего не смог.  — Смог, солнышко, конечно, смог! У тебя здорово получилось для первого раза. Ты что-нибудь почувствовал? Гарри кивнул.  — Стало тепло и легко вот здесь, — он ткнул куда-то в середину грудины. — И ещё немного щекотно.  — Постарайся запомнить это ощущение. Попробуем ещё раз?       Они пробовали снова и снова целый час. Реджина закончила бы раньше, но тут уже воспротивился вошедший во вкус Гарри. Больших успехов достичь не удалось, но на то, чтобы дотянуться до силы, мальчику теперь не требовалось думать о плохом, а тратил он на призыв всего пару-тройку минут. Ничего особенного сделать не сумел: несколько раз раскачал деревья, смёл одну клумбу (до смерти испугался при этом, и Реджине пришлось ещё минут двадцать успокаивать его и заверять, что эта клумба была ей не так уж и дорога), чуть не разбил окна, выходящие в сад. Когда последняя попытка воспользоваться силой сбила его с ног, Реджина не терпящим возражения голосом заявила, что на сегодня занятия окончены.  — Завтра в школу. Если сегодня ты истратишь все силы, то не сможешь утром встать. А то и заболеешь. Тебе всего пять лет, Гарри, не надо надрываться.  — Ну почему так? — расстроенно спросил всё ещё сидящий на попе под деревом мальчик. — Я ведь чувствовал себя так легко и свободно, когда призывал магию. А теперь мне кажется, что я весь день работал по дому. Или в саду.  — Это нормально. Если будешь целый день бегать, устанешь, верно? И занимаясь тяжёлым физическим трудом, тоже через какое-то время свалишься без сил. Магия — это такой же труд, как и всё остальное. Даром она не даётся, приходится отдавать что-то взамен. Чем сложнее заклятье или ритуал, тем большей отдачи он от тебя потребует, — сказала и словно наяву услышала любимую фразу Румпельштильцхена: «За волшебство надо платить, дорогуша!». Женщина отогнала призрак прошлого и подняла сына с земли.  — Всё придёт со временем, Гарри. И уставать меньше станешь, и результаты будут более впечатляющими. Не спеши, всему свой срок.       На самом деле, Реджина была поражена результатами. Она была уверена, что ей потребуется не один день для того, чтобы научить Гарри чувствовать силу внутри себя, чтобы объяснить, как её призывать. А сын управился за один час. Да, он не умел её пока что контролировать и никакой определённой формы придавать ей не мог. Но в своё время самой Реджине — уже не ребёнку, а молодой женщине — пришлось потратить гораздо больше времени. Потому ли, что дети схватывают всё быстрее? Или причина в чём-то другом? Если бы можно было узнать побольше о его родителях и этом его шраме…. Почему-то Реджине казалось, что информация о Лили и Джеймсе помогла бы многое понять о способностях сына.       Вечером, лёжа в кровати в ожидании колыбельной, Гарри вдруг спросил:  — А почему ты мне не показала, как колдуешь? Ты же волшебница.       Реджина вздохнула. Как рассказать ему обо всём? Избегая при этом объяснений про Тёмное заклятье, Сторибрук и другие миры? Она не готова к такому разговору. Да и Гарри казался ей слишком юным для подобных бесед по душам. Может, и не понять. Или расстроиться.       Но мальчик в очередной раз её поразил, всё решив для себя.  — Наверное, какой-нибудь злой колдун тебя заколдовал, — с непоколебимой уверенностью заявил он. — Ты не бойся, я вырасту, всему-всему научусь и тебя расколдую. Но сначала тебе нужно поверить в свои силы, вот. Я про это по телевизору слышал.       Реджина потрясённо молчала. Хотелось бы ей знать, как он до такого додумался. Заколдовал, точно. Вот только злым колдуном в этой сказке оказалась она сама.  — А что, если это я была злой колдуньей? И меня лишили магии в наказание? — осторожно поинтересовалась она. Гарри серьёзно посмотрел на неё.  — Ты не можешь быть злой. Тётя Петунья и дядя Вернон были злыми. Энди был злым. А ты добрая. Я уверен, ты была самой-пресамой хорошей волшебницей. Как фея-крёстная из сказки про Золушку.       Мальчик уже спал, а Реджина всё сидела возле его кровати. «Ты самая-пресамая хорошая». Давным-давно что-то похожее ей говорила девочка, которой она помогла справиться с понёсшим конём. Потом эта девочка разрушила её жизнь. Может быть, Гарри подарен ей судьбой, чтобы всё исправить? А не получится ли так, что, когда правда будет раскрыта, он отвернётся от неё?       Если она когда-нибудь услышит от сына: «Ты — Злая Королева», её душа умрёт. На сей раз окончательно.

***

      Гарри проснулся с отличным настроением. В последнее время такое случалось всё чаще и чаще. А после того, как они две недели назад начали заниматься магией, мальчику и вовсе хотелось то ли летать, то ли смеяться. Прошлая жизнь постепенно превращалась в дурной сон, в кошмар, от которого ему повезло избавиться. Лица дяди Вернона и тёти Петунии, равнодушных воспитателей и озлобившихся на весь мир сирот стирались из памяти, вытесняемые счастливыми днями в Сторибруке.       Впереди была суббота — день, полный отдыха, развлечений и игр. Жаль, конечно, что сегодня позаниматься магией не удастся. Вчера он сильно перестарался: под конец разболелась голова, потемнело в глазах и, кажется, пошла носом кровь. Мисс Миллс ужасно испугалась и разволновалась, сразу уложила его в постель, сделала холодный компресс на лоб и принесла сладкий чай с мятой. Таблетку тоже дала, но Гарри не стал пить. Ерунда же, не так уж и болит! Вот когда дядя Вернон отхлестал его ремнём чуть ли не до крови, тогда болело будь здоров. А сейчас просто усталость. Мисс Миллс покачала головой, но настаивать не стала. Только проворчала, что ему же хуже.       Вот она очень понимающая и умная, но почему-то не всегда. Гарри уже через час стало легче, он даже смог поужинать в столовой, а не в кровати. Поэтому сразу же спросил, во сколько занятия завтра. А мисс Миллс строго так сказала, что ближайшие два-три дня никакой магии ему не светит. Только отдых, прогулки и хорошие впечатления. А ведь нельзя терять ни минуты! Он же почти ничего не достиг. Разве что магию научился чувствовать. Как же он поможет мисс Миллс снова стать волшебницей, если будет прохлаждаться?       Правда, сама мисс Миллс придерживалась другого мнения и считала, что Гарри — очень способный ученик и быстро всему учится. Она так и сообщила, когда мальчик сильно расстроился из-за отсутствия видимых результатов, мол, не многие и в более старшем возрасте достигают подобного. Но она говорит это потому, что его любит.       Любит. Гарри прижался носом к стеклу, разглядывая мисс Миллс, проверяющую яблони перед зимой. Неужели она и впрямь его любит? Его, ненормального уродца, оказавшегося не нужным даже родным тёте и дяде? Конечно, мисс Миллс не раз и не два повторяла, что никакой он не урод и не чудовище, но иногда сомнения всё же закрадывались в душу Гарри. Тем более удивительными казались любовь и тепло, которые дарила ему эта женщина.       Он долго ждал подвоха. Так долго, что, в конце концов, устал ждать и позволил себе поверить, что теперь-то он в безопасности. Сбылись наивные мечты, нашёлся человек, который забрал его к себе в дом, чтобы любить, баловать и играть. И всё обязательно будет хорошо. Никогда его больше не бросят и не выкинут. Гарри улыбнулся своему отражению в стекле. Какая она всё-таки удивительная, эта мисс Миллс!       Нет, Реджина. Она была рада, когда он стал называть её Реджиной. Сказала: это значит, они теперь лучшие друзья и доверяют друг другу. Это приятно. Сам Гарри в себя не очень-то верил, но знание, что кто-то готов делать это за него, придавало сил. А силы очень нужны, иначе с заклятьем, которое наслали на Реджину, не справиться! Это неправильно, когда волшебница не может колдовать.       Мальчик в последний раз бросил взгляд на прогуливающуюся женщину прежде, чем соскочить с подоконника. Может быть, она будет не против, если он назовёт её «ма…». Гарри зажал себе рот, хотя вслух не произнёс ни звука. Как бы ему ни хотелось, Реджина всё-таки не его мама, она просто его усыновила. Взяла брошенного и никому не нужного сироту в свой дом. Конечно, сама Реджина много раз говорила, что он — её сын, что он дорог ей. Но всё равно Гарри боялся обидеть её тем самым словом, которое с замиранием сердца повторял себе с раннего детства.       И боялся снова потерять надежду, ведь если женщина посмотрит на него разочарованно и строго, станет больно. И плохо. И это точно не забудется, сколько бы потом они ни играли в театр, ни объедались вместе мороженым и ни кормили голубей в парке. Пусть всё остаётся, как есть. В этом случае Гарри может тешить себя иллюзиями, что однажды сможет прыгнуть к Реджине на шею и сказать: «Я так люблю тебя, мам».       Мальчик шмыгнул носом и тут же зло вытер его рукавом. Он уже большой. Большие дети не плачут. Да и с чего глаза портить? Впереди много интересного, его ждёт замечательный день. После того, как он целую неделю с горящими от восторга глазами пересказывал Реджине все просмотренные передачи про динозавров, она сдалась и пообещала отвезти его в террариум в Бостоне и показать змей и ящериц. «Если и остались в этом мире динозавры, — сказала она тогда, — то это они».       Надо побыстрее умыться, одеться и позавтракать. И не забыть прихватить с собой Чипса. Его плюшевому пёсику тоже нравятся динозавры.

***

      В террариуме было шумно и многолюдно. Гарри вертел головой по сторонам так, словно она у него на шарнирах. Реджина посмеивалась и говорила, что так он себе когда-нибудь свернёт шею. Они протолкались сквозь толпу к одному из аквариумов, возле которого никого не было. Наверное, оттого, что лежавшая внутри внушительных размеров змея спала и не обращала внимания на суету вокруг.       Гарри прилип к стеклу. Рептилия завораживала своими размерами, узором чешуи, царственным пренебрежением к крикливым и надоедливым двуногим.  — Если бы я мог родиться ещё раз, — сказал Гарри, обращаясь к Реджине, — я бы хотел родиться змеёй. Они такие спокойные, никуда не спешат, ни о чём не тревожатся. А мисс Бланшар на уроке сказала, что раньше люди считали змей символом зла. Или чего-то в таком духе.  — Ты не согласен с мисс Бланшар? — чуть выгнула бровь Реджина. Гарри показалось, что в её голосе прозвучали нотки удовлетворения. Он задумчиво потёр шрам — машинальный жест, давняя привычка.  — Ну, — протянул мальчик, — мисс Бланшар, конечно, хорошая. И много-много всякого знает. Только какая-то она беспомощная, что ли. Потерянная. Как будто не понимает, где оказалась и что здесь делает. Тётя Петуния про таких говорила: «обнять и плакать».       В глазах Реджины мелькнула какая-то тень, но исчезла она так быстро, что Гарри не поручился бы, что и в самом деле это видел.  — Так вот, — продолжил он, решив не ломать голову над всякими странностями, — может, во всех остальных вещах она и разбирается, но про змей точно ничего не знает. Как они могут быть коварством? — Гарри выразительно ткнул в стекло, показывая на обитателя аквариума. Змея чуть повернула голову в их сторону, словно прислушивалась. — Скорее уж, они символ ума. А, и ещё медицины, я видел картинку в больнице. Разве врачи, которые всех лечат и спасают, выбрали бы кого-то плохого?       Он посмотрел на Реджину и удовлетворённо кивнул, сочтя женщину достаточно впечатлённой его неоспоримыми аргументами. А змея вдруг приподнялась, приблизилась к разделительному стеклу и прошипела:  — Спасибо, юный маг.       Наверное, будь Гарри обычным мальчиком, он бы закричал. Или отпрыгнул подальше. Или ещё какую глупость сделал. Но обычным он не был. В конце концов, обычные мальчики не учатся колдовать в старых яблоневых садах под руководством самой настоящей волшебницы. Так что он подтянулся на заграждающих перилах и чуть ли не носом ткнулся в аквариум.  — Ого, вы можете говорить! — восхищённо протянул он. Змея, кажется, слегка оскорбилась.  — Разумеется, могу, — обиженно заявила она. — С твоей стороны, мальчик, было грубостью и глупостью заявить нечто подобное. Я же не удивляюсь тому, что говорить можешь ты. Хотя змееусты встречаются среди вас крайне редко.  — Ой, — смутился Гарри. — Простите меня, мэм? Сэр?  — Сэр, — с достоинством ответил змей и стал будто бы ещё больше.  — Простите меня, сэр, — покладисто согласился Гарри. — Я как-то не подумал. Мне не хотелось вас обижать. Но что вы имели в виду, говоря, что среди нас редко встречаются змееусты? Среди кого? И кто такие змееусты? Разве не каждый человек может вас понимать?  — Сколько вопросов, — усмехнулся змей. — Что ж, во-первых, я прощаю тебе невольную грубость. Понимаю, ты ещё совсем крохотный змеёныш, можно сказать, только вылупившийся из яйца. Во-вторых, разумеется, не каждый человек способен понять, что я говорю. В противном случае возле моего аквариума стояла бы толпа двуногих. Вы такие любопытные. В-третьих, змееустами как раз и называют тех магов, которые умеют разговаривать с нами, змеями. Другое дело, что эти самые змееусты редко к нам прислушиваются. А стоило бы. Может, тогда маги не были бы такими растяпами.  — Разве маги растяпы?  — О, ещё какие, маленький змеёныш. Впрочем, скорее всего, когда-нибудь увидишь это сам.  — Реджина — волшебница, — Гарри махнул рукой в сторону женщины. — И она очень собранная и ответственная. Никакая не растяпа.  — Реджина, — змей покачал головой. Выглядело это со стороны более чем странно. — Не совсем обычный маг. Не смогу объяснить, так что поверь на слово.  — А откуда вы столько знаете? — в мальчике проснулся неутомимый исследователь. — Вы, наверное, много, где побывали?  — Я вообще нигде не был, — возразил змей. — Но бывали некоторые из моих соседей. Порой мы ведём долгие беседы, здесь ведь так скучно и одиноко.  — Правда? — огорчился Гарри. — Может, вас тогда выпустить? Вы бы смогли попутешествовать.       Змей издал странный свистящий звук. Через какое-то время Гарри догадался, что он так смеётся.  — С тобой не соскучишься, змеёныш. Да, я бы изрядно повеселился, претвори ты в жизнь своё предложение, но всё же откажусь. Моё путешествие продлилось бы ровно до двери на улицу. Но всё равно спасибо тебе и за добрые слова, и за доброе сердце. Надеюсь, жизнь у тебя будет долгой и хорошей. А теперь займись той женщиной, что тебя привела. Мне кажется, ей хватит на сегодня впечатлений.

***

      Её сын разговаривает со змеёй. Её сын. Разговаривает. Со змеёй. Реджина почувствовала, как мир перевернулся с ног на голову. Разве такое возможно? Она покопалась в памяти, но так и не смогла припомнить ни одного мага, умевшего общаться с животными. Разве только Мерлин…. Но о нём сохранилось так мало достоверных сведений, большую часть которых превратили в легенду, что веры в подобные вещи не было вовсе.       Женщина посмотрела на сына, увлечённо ведущего какую-то светскую беседу со змеёй. Реджина могла убедить себя, что ребёнок просто развлекается и фантазирует, если б не различала отчётливо в шипении интонации, паузы, вопросы. Нет, это был полноценный разговор. Реджина надавила пальцами на виски. Да, пожалуй, ей потребуется время, чтобы принять мысль, что и такое возможно. С ума сойти! Закончатся ли когда-нибудь сюрпризы, которые приготовил ей Гарри?       Пока мальчик увлечённо болтал, Реджина осторожно поглядывала по сторонам. Но люди вокруг не проявляли никакого интереса к повисшему на ограждении и шипящему ребёнку. Хорошо всё-таки, что Гарри всего пять лет. На мальчика постарше, пожалуй, глядели бы с неудовольствием и подозрением. А ей самой доводилось всякое видеть. И к такому она тоже привыкнет. Когда сумеет уложить это в голове.       Наконец, сын распрощался с новым знакомым и схватил её за руку.  — Я думаю, — авторитетно заявил он, — ты ему понравилась.  — Змее? — на всякий случай уточнила Реджина.  — Да. Он назвал тебя необычной и вообще говорил о тебе с уважением. «Ну да, — подумала Реджина. — Белоснежке с птичками да зайчиками миловаться, а меня вот змеи уважают. И всё равно приятно, чёрт возьми!»  — Змей сказал, что я змееуст. То есть говорю на пар-сел-тан-ге, — между тем делился впечатлениями Гарри, тщательно выговаривая незнакомые слова. — И что они редко среди магов встречаются. Реджина, а ты слышала про змееустов?       Женщина покачала головой.  — Значит, он не обманул, — с довольным видом кивнул сам себе Гарри, а Реджина чуть не споткнулась на ровном месте. Её сын, выходит, считает её истиной в последней инстанции? Принимает на веру всё, что она скажет? В отличие, от слов Мэри-Маргарет или, мама дорогая, змеи. На душе от этого понимания стало тепло и светло. Её малыш верит, что уж кто-кто, а она врать не станет. Однако это означало, что со временем придётся рассказать ему всё без утайки — от начала и до конца. Нельзя разрушать образ, созданный ребёнком. Или можно? Разве есть в Сторибруке кто-то, кроме неё, кто помнит прошлое?  — В общем, я бы не отказался ещё раз с ним пообщаться, — заключил мальчик. — Мы ведь ещё придём сюда, Реджина?  — Непременно, — пообещала женщина, отбрасывая в сторону мысли о том, что стоит и чего не стоит говорить сыну. Пока ещё рано думать об этом. Вот сын подрастёт, тогда она и решится на серьёзный разговор.       Или не решится.  — Пойдём поедим блинчиков с вареньем?  — Конечно! — засиял Гарри, и они, держась за руки, нырнули в запрудившую улицу толпу.