Pov. Алиса
Больно. И тошно. Противно от начисто выбеленных стен, насыщенного запаха лекарств, идеальной тишины. Руки исколоты иглами от капельниц, покрыты синяками вены. Я едва вспоминаю, что происходит, но не знаю, сколько прошло времени. Пытаюсь поднять голову, но снова ощущаю острую боль. Время тянется медленно. Я не знаю, сколько проходит минут или часов, пока гробовую тишину не нарушает легкий скрип двери. В палату входит молодая медсестра. При виде ее мне становится тревожно, я вспоминаю реабилитационный центр, после которого люди в белых халах перестали внушать доверие. Но у нее теплые руки и добрая улыбка. Успокаивает бездонным голубым взглядом. — Как ты себя чувствуешь? , — шепчет настолько тихо, что я едва разбираю слова. — Плохо. — Как с тобой все это произошло? , — ее вопрос вводит в ступор, я не знаю, стоит ли ей рассказывать, стоит ли ей доверять. Просто начинаю плакать. — Если тебе что-то угрожает, не бойся, я могу попробовать тебе помочь. — Нет, — пытаюсь совладать с собой, — все хорошо. Никакой опасности. — Уверена? — Да. А где мой телефон? , — я говорю еще тише, чем она. — Не знаю, тебя привезли на скорой в пижаме и без вещей. Скорее всего, он у твоей мамы. — У мамы? , — к горлу подкатывает ком, и я больше не могу говорить. Она не понимает, в чем дело, но я и не рвусь объяснять. Часы, проведенные здесь, тянутся медленным паровозом. Я снова привыкаю к одиночеству и отсутствию отца в моей жизни. Он всего раз был здесь за три дня, но почти не говорил со мной. За него это пыталась делать Маша, но с ней не хотела говорить я. Вымаливаю телефон. Хватаюсь за него, как утопающий хватается за последнюю соломинку, в надежде увидеть хоть одно сообщение, хоть один пропущенный звонок. Но ничего. Совсем. Абонент все так же не абонент. В голову закрадываются мысли набрать Киру, но я торможу себя. Какое она вообще имеет отношение ко всему этому. К тому же, я не просто опоздала. Я совсем не явилась на стажировку в понедельник, и во вторник, и сегодня. Завтра меня снова не будет в офисе. Кажется, это конец всего. Работы в Оксишопе, которая так и не началась. Нашим отношениям с Мироном, если это вообще можно назвать отношениями. Что это вообще было? Неужели все вокруг были правы, и я для него была увлечением? Очередным. Больно осознавать это. Но еще больнее принять тот факт, что мое рвение наладить отношения с отцом исчезло бесследно. Я ставлю точку в своих попытках. У меня больше нет желания тянуться к человеку, который отталкивает, и с каждым разом все сильнее. Я понимаю, что не прощу ему. Ни то, что он бросил нас, ни то, что случилось с мамой, ни это кошмарное время, проведенное в Питере. — Алиса, — голос Марии врывается в мои мысли, — послушай, у тебя через неделю день рождение. Ты станешь совершеннолетней. — Да, но тебя это не касается, — отворачиваюсь. — Я хочу, чтобы ты запомнила этот день на всю жизнь, пусть он будет счастливым. — Отец уже сделал все для того, чтобы этот день был счастливым, и ты его поддержала. Дальше я справлюсь сама, — я не выдерживаю, сажусь на кровать и проговариваю четко каждое слово, смотря ей прямо в глаза. — Мне исполнится восемнадцать, и больше вы никогда меня не увидите. Сможете дальше жить втроем, дружной семьей. Я не буду привносить хаос в ваш дом. — Зачем ты так? , — в ее глазах читается почти страх. — Да просто все это не мое. Знаешь, что я реально хочу сделать в свой день рождения? Купить билет на поезд и вернуться в Киев. Меня там ждут два замечательных человека, которые и есть для меня семья, — я вспоминаю, как долго не писала Яне и тете Оле, игнорировала их сообщения, мне становится стыдно. Наверняка, они сходят с ума. — У тебя есть отец… — Нет, — перебиваю ее, — у меня никогда не было, нет и не будет отца. Отец бросил нас с мамой, когда мне было шесть месяцев, и я жалею о том, что судьба вообще нас свела.Pov. Мирон
Страшно болит голова и тошнит. Я открываю глаза и не понимаю, где нахожусь, что происходит. Вокруг хаос. Разбросанные вещи, бутылки, окурки. На столе у дивана лежит пакет с колесами. Я едва узнаю в этом всем свою квартиру. Но это хорошая новость. Жаль, на ближайшее время это единственная хорошая новость. Издалека доносятся разговоры на повышенных тонах. Какого хрена? Я пытаюсь встать, но голова кружится, ноги подкашиваются. Падаю обратно, цепляя рукой стакан, который со звоном падает на пол и разбивается. — Мирон, сука, вставай! , — взбешенная девушка орет на меня, дергая за руку. Я не сразу узнаю в ней Женю. — Что здесь вообще происходит? — Жень, он не встанет, — голос Вани звучит спокойно, размеренно, виновато. — Встанет! , — я замечаю, как она уходит, и возвращается с чашкой в руках. В следующую секунду на меня выливается ледяная вода, и я действительно начинаю приходить в сознание. Но ничего не говорю. — Почему ты молчишь? Что здесь происходит? , — она не уймется, я понимаю это не могу говорить. Умоляюще смотрю на Ваню, намекая взглядом на то, чтобы он увел ее подальше от меня. Он уводит ее на кухню, а я остаюсь так же обездвижено, бесцельно сидеть на диване, разгребая спутавшиеся мысли. Наушники распутать и то легче. Я не помню совсем ничего с того момента, как мы с Алисой вышли с клуба. Алиса. Где она вообще? Пытаюсь вспомнить, но напрасно. Меня одолевает страх. Неужели я сорвался? Обидел ее или прогнал. Но как я мог сам прогнать ее? Становится только хуже. Пытаюсь снова подняться, и на этот раз у меня получается доплестись до кухни. — Жень, налей воды, — еле произношу, падая на стул. — На голову? , — она все еще сердита, но уже не орет. Интересно, что ей рассказал Ваня. — Просто налей воды и оставь нас наедине, нам нужно побазарить. — Урод, — она почти швыряет на стол стакан, наполняет его и выходит. — Жалкий слабак. — Вань, че случилось? , — спрашиваю шепотом, когда девушка выходит, закрывая за собой дверь. — Ты пил. Неделю. И… не только пил, — его взгляд падает на пакет травы, оставшийся на подоконнике. Блять. — Неделю? С кем? — Сам, чувак. Мы приехали в клуб, ты накидался, разбил свой телефон и уехал с какой-то бабой. А позавчера явился сюда, но был в настолько ужасном состоянии, что даже не понимал, что происходит. Называл меня Алисой, глотал колеса и не собирался трезветь. — А Женя как тут оказалась? — Прости, но я сказал ей, что ты тут, и она притащилась. Я пытаюсь переварить услышанное. Как я мог бухать неделю, и где я мог быть так долго? Главное, с кем? Хотя нет, главное другое… — А где Алиса? , — я таращусь на Ваню. — Братан, ты вообще хоть что-то помнишь? — Последнее, что я помню — как мы с ней вышли из клуба. — Охуеть, — он в деталях рассказывает мне все случившееся, что предшествовало моему запою, и я не удивляюсь. Теперь понятно, почему я ушел с другой девушкой и почему так много пил. Прошу его подать бутылку водки, но он только пожимает плечами и сообщает, что в этой квартире ничего алкогольного больше нет. Мы возвращаемся в гостиную, где Женя наводит порядок. Мне ужасно стыдно перед ней, и чтобы не задеть ее снова, убегаю в ванную. Меня все еще тошнит, и я не сдерживаюсь. Наклоняюсь над унитазом, пошатываясь, включаю воду, чтобы хоть как-то заглушить эти противные звуки. Я никогда больше не буду пить. Мне становится легче, желудок опустошается и, кажется, проясняется в голове. Стаскиваю футболку, становлюсь под душ. Холодная вода заставляет все тело напрячься. С каждой минутой алкоголь отпускает, но становится больнее от осознания того, что я потерял Алису. Я исчез на неделю. С левой телкой. Испугался ее папаши. Тряпка. Правильно все говорили, у нас с ней ничего не выйдет. Я ее не достоин. Интересно, как она. Вытираю лицо полотенцем, пытаюсь схватить футболку, но она падает за стиральную машинку. Черт. С трудом пытаюсь перебороть лень, лезу за ней, но нахожу цепочку, с кольцом вместо подвески. Меня словно током бьет. В голове всплывают флешбеки. Вспоминаю ночь, когда Алиса попала под колеса моей машины, как я раздевал ее. Я точно знаю, кому принадлежит эта вещь. Руки начинаю дрожать. — Где мой телефон? , — я вылетаю из ванной. — Держи, — Женя отдает мне его в руки, — но он больше не включится, — действительно, вид у него ужасный. С трудом достаю из него сим-карту и забираю ее телефон в эксплуатацию. Даже не обращаю внимания на протесты. Почти сразу после включения сообщения начали приходить одно за другим. Господи, какой я идиот. Она звонила. Не один раз, не десять, не двадцать. Я тут же бросаюсь перезванивать, но она не отвечает. — Окси, что происходит? , — Женя с Ваней спрашивают почти одновременно, и я бросаю на стол телефон вместе с цепочкой Алисы. — Она не берет трубку. Это и куча шмоток, — показываю на пакеты в углу комнаты, — все, что у меня от нее осталось. — Господи, хватит! , — она закатывает глаза, хватает свой гаджет и выкидывает оттуда мою карточку. — Поиграл в любовь, пострадал, показал всем отличный спектакль. А теперь соберись с мыслями и запиши альбом на этой чудесной ноте. — Какая же ты сука. — Это ты дурак! Ты реально хотел что-то серьезное построить с малолеткой? Тем более, что ее папаша против этого. Тем более, что он Михаил Румянцев. Успокойся, забей. А если хочется трахнуть тело посвежее, у тебя огромный список поклонниц, которым еще нет восемнадцати. Только не влюбляйся, я, как твой менеджер, не вывезу этого. И завтра у нас собеседование с девочкой на должность менеджера. — На какую должность? , — я смотрю на нее с недоумением. — На должность менеджера в магазин твоего мерча, — она злится, направляется к выходу. — И если ты не явишься к одиннадцати, я утвержу ее сама. — Ты никого не утвердишь на эту должность! , — я подлетаю к ней и хватаю за руку. — Она занята, поняла? — Нет, не поняла. Кира сама не справляется. — Алиса будет там работать! , — меня поглощает ярость. — У тебя есть две недели, чтобы разобраться со всем этим дерьмом, иначе меня ты больше не увидишь в качестве своего менеджера. Я устала, правда, — вырывается и уходит, захлопнув за собой дверь. Я вылетаю из квартиры вслед за ней, вызывая такси на ходу, и направляюсь к дому Румянцева. Мне нужно увидеть Алису. Нужно поговорить с ней, чего бы мне это не стоило. Дверь снова открывает ее младшая сестра. — Где Алиса? , — врываюсь в квартиру, не дожидаясь приглашения, но сразу же понимаю, что дома вообще никого больше нет. — Вы с ней разминулись, — она закрывает входную дверь и проходит в гостиную. — В смысле? Она давно ушла? — Дня три назад, — язвительно смеется в ответ. — Только не ушла, а уехала. Куда, не сказала. Но уехала не сама. Ее забрал какой-то симпатичный парень на крутой тачке, — что она, блять, несет. У Алисы здесь даже знакомых нет. — Но я осталась, — берет меня за руку, и я чувствую, как снова начинает тошнить. — Поверь, я была бы куда более верной девушкой, чем эта потаскуха, — в ее голосе отвращение и презрение. — Ты дура, — отталкиваю ее так, что она падает на диван. — Еще хоть раз скажешь что-то подобное о ней, я не посмотрю на то, что ты ребенок. — Да тебя, я смотрю, возраст вообще не смущает, — смеется снова, — трахаешь несовершеннолетних, руку поднять можешь. Слушай, ну чего тебе стоит со мной переспать. Тем более, я покрасивее Алисы буду, — она вообще соображает, что ей четырнадцать. Хотя, по ебальнику не скажешь. Накрашена лет на двадцать. — Не будешь, так что закрыли тему. — Да чем она лучше? , — мелкая начинает психовать не по-детски. — Всем, малышка. Всем. Ладно, мне пора, когда Алиса вернется, скажи, что я заходил, — но понимаю, что она ничего не скажет, если Алиса вообще вернется в этот дом.Pov. Алиса
Последние четыре дня пролетают легко, почти на одном дыхании. Я еще никогда не ощущала себя так легко. Заставила себя смирится со всем случившимся и приняла решение выйти отсюда свободной от боли, страха и разочарований. Меня еще гложет обида, но я пытаюсь заглушить ее веселой музыкой и мыслями о том, что совсем скоро я вернусь домой. В свой настоящий дом. Тянусь за телефоном, включаю вайбер. — Малая, неужели ты нашла время на свою старую подругу? , — в голосе Яны столько радости. Как я могла не звонить ей раньше? — Как ты? Где ты? У тебя послезавтра важнейший день в жизни, ты вообще в курсе? Эх, как жаль, что ты не в Киеве. Представь, как мы могли бы зависнуть! , — она тараторит без остановки, а я не могу перестать смеяться. — Яська, это, конечно, мой день рождения, но у меня есть подарок для тебя и тети Оли, — наконец, у меня есть возможность вставить пару слов. — На послезавтра у меня есть билет до Киева, в одну сторону. Так что зависнем. Не шестого, но несколько дней погоды не сделают. — Алиса? , — ее голос не такой веселый уже. — Что случилось? Ты так рвалась в Питер, чтобы через месяц вернутся? А как же учеба? — Не поступила я, — голос предательски начинает дрожать. — Выкладывай. Только все. Не вздумай что-то утаить. — Потом, все потом, — стараюсь не зареветь. — Нет, сейчас! Хватит уже шифроваться! И я рассказываю. Все. С самой первой минуты моего приезда сюда. Про ссоры с отцом, про то, как тупо забивал на меня, про украденную сумку, аварию и Мирона. В ярких подробностях. Я бьюсь в истерике, рыдаю в трубку, но замечаю в какой-то момент, что мне становится легче. Просто от того, что я выговорилась родному человеку и точно знаю, что она меня не осудит, что она все равно останется на моей стороне. — Ты уверена, что отец тебя отпустит? — У него и так нет прав садить меня под замок, а через полтора дня, он вообще ничего не сможет сделать. Он мне никто. И это не просто на словах. Нет ни единого документа, подтверждающего его отцовство, и я этому очень рада. — Тогда где ты будешь до отъезда? — Если я не смогу снять место в хостеле, перебьюсь на вокзале. Теплый ветер нежно играет с моими распущенными волосами. Выхожу из больницы налегке. В сумке только паспорт, телефон и кредитная карта, которой я сегодня воспользуюсь последний раз. Раздается звонок, но я только отключаю звук, увидев номер отца. Даже не расстраиваюсь, делаю глубокий вдох и направляюсь в центр города. Прохожу сквозь улицы и понимаю, что совсем ни о чем не жалею. Да, здесь произошло больше дерьма, чем чего-то хорошего, но я благодарна этому городу за Мирона. И даже плевать, что это нельзя назвать отношениями. Не замечаю, как быстро оказываюсь у торгово центра, где он заставил меня перемерять целую кучу шмоток, где мы смеялись, где я была собой и по-настоящему счастлива, несмотря на то, что накануне меня всего лишь сбила машина. — Простите, Алиса? , — тонкая рука касается моего плеча, я оборачиваюсь и вижу Киру. — Алиса! Я думала, ты испарилась, — в ее глазах радостный огонек. — Я все еще жду, когда ты придешь на стажировку, — она тараторит воодушевленно. Кажется, ей бы больше подошло звание девушки из страны чудес, чем мне. — Я не приду, — пожимаю плечами, — я уезжаю завтра. — Куда? , — огорчается, пламя блекнет в ее глазах. — Домой, в Киев. Она пытается устроить допрос, вовлекает в разговор, и я не понимаю, как оказываюсь с ней в кафе. Я отвечаю на ее вопросы сухо, коротко, не вдаваясь в подробности. Она понимает, что не вытащит из меня всех ответов и больше не навязывается. Рассказывает о чем-то невнятном, снова тараторит быстро, в поднесенном настроении. Время от времени поглядывает на часы. — Слушай, мне пора идти, но, может, переночуешь у меня? — Если ты не сдашь меня отцу или Мирону. — Не сдам, — улыбается, — обещаю. Тем более, какой смысл, раз уж ты все решила. Шумный вокзал переполнен людьми. Грустные взгляды провожающий пересекаются со счастливыми — встречающий. Мне становится неловко от осознания того, что я одна. Отец с самого утра пытается дозвонится, но я все так же не беру трубку. Не хочу. Почему-то надеюсь увидеть входящий вызов с другого номера, но не уверена, нужно ли мне это. Есть ли смысл. До отправления остается все меньше времени. Судорожно проверяю часы, паспорт. Приближаюсь к перрону, встречаю взглядом проводника. Тянусь за паспортом, с уверенность открываю его, чтобы достать билет, но вместо него нахожу записку, выведенную красивым почерком: «Прости, но я не позволю тебе заниматься саморазрушением. Я хоть и кажусь недалекой, но видела вас вместе, и понимаю, что на самом деле ты хочешь просто сбежать, надеясь, что на расстоянии сможешь разлюбить его».Pov. Мирон
Нет, я не пью, не закидываюсь, не курю, не ебусь. Я просто не высовываюсь на улицу, потому что не вижу в этом смысла. Потому что мне даже в спальную зайти тяжело. Там на кровати все еще валяется черная рубашка, которую она присвоила себе. И я не хочу ее убирать. Все еще надеюсь, что она вернется и мы продолжим. Лучше бы не вспоминал. Сука, как же тошно. Время от времени Ваня, Илюха и Женя названивают мне, чтобы убедиться, что я снова не сорвался. Тяжело чувствовать себя ребенком под контролем, но стараюсь с пониманием относится к ним, тем более, что я реально накосячил. — Да какого черта? , — я отвечаю на звонок, даже не смотря на дисплей. — Ты обещала звонить не чаще двух раз в день. — Нет, Мирон Янович, я тебе ничего не обещала, — в трубке звучит шепот Киры, смешанный с шумом воды. — Хотя, Жене стоило бы тебя контролировать каждый час! — Ок, да, ты права. Что-то еще? — Да, хватит разрушать свою жизнь. Завтра Алиса уедет в Киев, и если ты не хочешь потерять ее насовсем, действуй. — В Киев? — Да. Поверь, она страдает не меньше, чем ты, только все время, которое ты прогулял, она была в больнице. — В какой больнице?! , — не понимаю, что за бред она вообще несет и откуда у нее вся эта информация. — Вот у нее на вокзале завтра и спросишь. — На каком вокзале, откуда ты это знаешь? — Мирон Янович, сам Боженька послал меня тебе купидоном, так что хватит задавать глупые вопросы. Брейся, доставай свою лучшую футболку, и… — она замолкает, -…сейчас, секунду. Подтвердить… Да… — Что «И»? , — она меня начинает раздражать. — Завтра у тебя в три часа поезд в Киев. Номер перрона, с которого будет отправляться поезд, узнаешь на вокзале. — Кира, ты в край ебнулась головой? , — я не просто раздражен, я зол на нее. — Твоя придурковатость приносит пользу только в магазине. — Как хочешь, — она отвечает резко, сердито. — Билеты будут в офисе Оксишопа завтра с девяти утра. Если ты не пиздел по поводу чувств к этой девочке, то придешь за ними. В противно случае, ты возместишь мне потраченные на них деньги. И вообще-то, мне нужна помощница. Когда ты займешься этим вопросом? — Ты хочешь поговорить об этом сейчас, в одиннадцать часов вечера? — Ну я же не виновата, что в другое время ты занят саморазрушением. Я сбрасываю. Ничего не отвечаю, просто сбрасываю, потому что не хочу с ней ссорится. Она — крутой работник, но иногда чудит херню, которую я не понимаю. Да вообще никто не понимает. В голове прокручиваю ее слова по поводу Алисы. Больница, билеты, Киев. Что, черт возьми, произошло? Будет ли она после всего рада видеть меня? Захочет ли она остаться здесь со мной? Какого черта? Вместо того, чтобы просто лечь спать, я нервно измеряю шагами гостиную, не зная, как поступить. Я заебался метаться из крайности в крайность. Во мне нет ни капли определенности. Я не знаю, как поступить правильно. Отпустить ее, дав шанс на нормальную жизнь? Или эгоистически привязать к себе, подвергнув новым страданиям? Я в толпе нахожу ее. Растерянная, почти ревет. Отходит от проводника, достает телефон, пытается кому-то дозвониться. Я больше, чем уверен, что сейчас она проклинает Киру, как только может. У меня в руках три билета. Один — тот, который Кира вытащила у нее. Два других — билеты до Киева на поезд, который отправляется через три часа. Я могу поехать с ней, попытаться помириться, наладить все. Но я точно так же могу отдать ей билет на этот поезд и отпустить. Мне сложно решится. Хочется просто сбежать, но поздно. Сквозь поток людей она замечает меня. Поднимает голову, и ее недоверчивый взгляд упирается в меня. Я снова не понимаю, что она ощущает, о чем думает. Это снова становится сложной задачей, словно книга закрылась, и мне придется перечитать ее заново. В секунду она набирает скорость и просто мчится ко мне. Повисает на моей шеи. Заключаю ее в объятия. Чувствую, как бьется ее сердце. — Кира соврала мне, — она плачет, — но как же я ей благодарна за это. — Алиса, — пытаюсь посмотреть в ее карие глаза. — Я облажался. По полной программе. Прости. — Не говори ничего. Пожалуйста, я… — запинается, будто забыла все слова. — Я… люблю тебя. Не бросай меня больше, пожалуйста.