Take off your mask

*** — До завтра. — Да. До завтра. Коридор небольшой квартирки освещают закатные лучи из большого окна на кухне. В зале играет музыка, сопровождая собой приятный вечер, который уже покидал их обоих, и Юнги, так тепло улыбающийся своей легкой улыбкой. Он пришёл примерно в четыре, помог Чимину, который как раз собирался в магазин, с выбором продуктов и сам принес их домой, как бы Чимин ни упирался. С Юнги было хорошо, но вот только сам Чимин не мог понять и принять того, что сейчас зарождалось глубоко внутри. Казалось, что лишь рядом с Мином было тепло и уютно в начале этого часто пасмурного лета. Вот только страх сковывал руки за спиной, не давая пошевелиться. Юнги еще раз улыбнулся, и, помахав рукой, вышел за дверь, обосновавшись лишь о новой встречи завтра вечером, и скрылся вглубь коридора лестничной площадки. Чимин оставался стоять у закрытой двери, слушая голос внутри и успокаивая собственное сердце, которое предательски вырывалось из грудной клетки. Что-то в голове громко фыркнуло от одной лишь мысли, буквально пять минут назад, о том, что Мин все еще через чур хороший, и это бесило. С Юнги было слишком спокойно, и это пугало. Откинув от себя дурные мысли, Чимин громко выдохнул, и с остервенением посмотрел на дверь своей квартирки. Вся она была залита золотым светом исходящим из больших окон. Чимин прошел в ее глубь, падая на большую кровать и мыча в подушку с мыслями о том, что все невыносимо, и сам Пак для себя тоже. Казалось, что весь мир сейчас глупо смеялся над ним, а в голове просто ломались со смеху последние две клетки мозга. Сон приходит на Чимина не быстро, он провожает взглядом солнце, которое медленно садиться за окном, окрашивая все уже не в золотой, заменяя его розовато-алым. Вот только и в эту ночь вновь приходит Енхи. Вновь эти мягкие черты лица, красивые лисьи глаза, как у их матери, прямой носик, четкие скулы, но только прямые тонкие губки, которые он унаследовал у их добродушной тетушки. Енхи всегда был таким, до самого конца, теплый, заботливый и действительно настоящий. В последнее время вина нарастала в душе Чимина вместе с сомнением. Он винил себя за то, что не смог тогда быть с Енхи близко, не мог помочь ему, просто поддержать, у Чимина тогда было много своих забот, шестнадцать лет, тяжелый возраст и пустая голова. Иногда Чимин обвиняет Сонхва, он и в прадву таил на нее невероятное количество ненависти, она разбила всю реальность, что так долго и прекрасно строилась вокруг жизни чиминова брата, вот только ненависть к себе обострялась с каждым днем и угнетала сильнее. Чимин просыпается ближе к полудню, чувствуя на щеках такие привычные дорожки из слез и жжение в глазах. Ничего необычного, Чимин привык. Восемь лет как привык. Вставая с кровати, Чимин потянулся и выглянул в окно: там светло, солнечно, играют детишки на площадке и все следует своему череду. Чимин на сегодня свободен, в универ на защиту только через полторы недели, сегодня он не работает — отработал полную смену еще вчера — так что делать все равно практически нечего. В голове мельком проносятся мысли о том, что можно бы было опять пойти к Юнги и просиживать задницу у него, но — во-первых, он тут же одергивает себя от этой мысли, а во-вторых, — Мин и сам говорил о том, что сегодня у него много работы на другой части Сеула, так что не вариант. Тяжело выдохнув, Чимин пошел на кухню, доставая из холодильника так и недопитую бутылку красного мартини, которые следовало бы разбавить чтобы не так жгло горло, но было плевать. В голове все еще играет образ Енхи, и Чимин тяжело выдыхает, делая пару больших глотков, и запрыгивает на подоконник. Мысли роились, и Чимин откровенно бесился от этого, хотелось напиться и выругаться последними словами на стену, но количества мартини не хватило бы, чтобы уйти в беспамятство. Так что как только легкий туман расходиться по голове, перекрывая за собой все образы и мысли, Чимин решает, что самым лучшим вариантом будет поговорить с тем, кто был для Чимина всем после смерти Ена, ему просто нужен Сокджин. Чимина немного покачивает, алкоголь берет его легко, и невольно вспоминаются слова Юнги о том, что тот от него откажется, и это вызывает у парня легкий смешок. Он подходит к шкафу, скидывая с себя футболку и домашние брюки, смотря на себя в зеркало шкафа. Все как и раньше, за эти пару месяцев Чимин даже привык видеть это отражение вместо того, что смотрело на него в упор на протяжении девятнадцати лет. К хорошему привыкаешь быстро, верно? Хмыкнув себе, он натягивает белую футболку и черные джинсы, почти справляясь с управлением собственного тела, и уже готов был идти, как взгляд упал за клетчатый край. Чимин остановился, смотря в упор на вещь, и лишь через минут пять решился и подошел к ней, поднимая с пола. Он сразу понял, что это рубашка Юнги, вот только что-то внутри замкнуло от этого, но сам парень тут же натянул ее на себя и стремительно вышел за дверь. Дорога была в тумане, и он почти не помнил как дошел до кофейни, как открыл дверь и немного растерянно осмотрелся. У одного из столиков стоял Тэхен, который последние три дня не отрывался от своего соула, и было неудивительно увидеть Чонгука, сидящего в телефоне буквально за соседним столиком, и Рюджин за барной стойкой. — Рю-ю! — начал Чимин, и его голос разошелся в почти полной тишине, — А где босс? — Чимин, все хорошо? — девушка посмотрела на него с вопросом в глазах, а Тэхен тут же двинулся к нему, но Чимин тут же рукой показал, что ему не стоит этого делать. — Мне нужен Джин. — припечатал он. — Он у себя… Один сейчас, — кивнула Шин, и Чимин сразу же прошел в его кабинет. Сокджин сидел за столом, перебирая бумажки и почти не обращая внимания на вошедшего, вот только Чимина такой расклад мало устраивал. — Хе-ен, — начал Чимин, привлекая внимание. — А? — тут же оторвался Сокджин, поднимая взгляд, — Чимин? Что ты тут делаешь? У тебя же выходной. — А я не могу просто так прийти к любимому хену? — пьяненько и немного невнятно поинтересовался Чим, и Джин тут же встал, подходя в плотную. — Чимин, ты пил? — твердо спрашивает Ким. — Ну, немножко. — пожимает плечами Пак, — Я хотел поговорить с тобой, хенни. — О боже! — прошипел Сокджин, аккуратно сажая Чимина на диван и выглядывая из кабинета, — Рюджинни, будь душкой, сделай, пожалуйста, Чимину водички с лимоном. И тут же вошел обратно. Чимин лежал на диване, кутаясь в рубаху и рассматривая потолок, иногда глупо посмеиваясь. Джин покачал головой, и, аккуратно садясь рядом и проводя рукой по мягким волосам Чимина. — Что случилось? — осторожно спрашивает он, подозревая, что именно могло произойти. — Ну, знаешь, жизнь штука отвратительная, — многозначно и пьяно начинает Чимин, — Иногда и кретины оказываются такими хорошими, а потом ты понимаешь, что единственный кретин тут ты сам, — и смеется. — Что-то с Юнги не так? — спрашивает Джин. — А с ним все не так, — возмущается Чим, дуя губки, — Он вообще какой-то странный, нахуй его посылаешь, а он не идет, — возмущение и шок мешаются в голосе Чимина, и Джин оценивает положение вещей, как херовенько, но не критично. — Понимаешь, я не могу себя заставить. Он хороший, а я говно. Потому что я вредный и веду себя как ребенок, который боится погладить собачку, потому что когда-то его укусила злобная такса. — То боишься признать чувства к Юнги из-за того, что боишься повторить судьбу Енхи? — бьет в ключ Сокджин, и Чимин на него сердито смотрит. — Вот скажи мне, — начинает он, поворачиваясь на бок, — на кой черт ты вообще спрашиваешь, если знаешь, что это так и есть? — Ну, мало ли, — пожимает плечами старший, — Ох, Чим, ну напиваться-то зачем? — Я устал! — взвизгивает Пак, — Могу себе позволить немного расслабиться. На этих словах в комнату входит перепуганный Тэхен, который ошалелыми глазами смотрит на Чимина и ничего не понимает. Но подходит ближе и отдает в руки Джина стакан, понимая, что лучше ничего не говорить. — Спасибо, Тэхенни, — кивает головой Сокджин и укоризненно смотрит на Чимина, а тот лишь глаза закатывает, но принимает стакан и выпивает залпом. — Я пойду, хен? — спрашивает Тэхен, и Сокджин кивает. Они оба провожают спину Тэхена до двери, они оба все еще не могут полностью привыкнуть к такому Тэхену. — Давай ты перестаешь напиваться по поводу и без? — спустя несколько минут тишины спрашивает Ким, и Чимин фыркает, звучно ставя стакан на столик, — Нет, ну серьезно! Юнги мне уже жаловался, что у него скоро в рабочей норме будет забирать тебя пьяным! — Ой, да всего пару раз было. — бубнит Чимин. — Только за ту неделю, ты пришел к нему пьяным два раза, и один раз позвонил, и он искал тебя по всему Хонде*! — аргументирует Джин. — Подумаешь. — дуя губки, отзывается Пак. — Ох боги, — качает головой Сокджин, — может… Я понимаю, что ты это и слышать не пожелаешь, но… Чимин, отпусти Енхи. Серьезно. Восемь лет прошло, Ена давно нет. Он ушел из этого мира по своей воле, и это было его желание. Убивая себя, он разбил тебе сердце, но… Хотел бы он такого для тебя? Я читал его предсмертную записку, и он желал тебе счастья, так почему ты убиваешься? Чимин посмотрел на него, как на врага народа, мгновенно щетинясь, но почти сразу остыл. Последний раз он был на могиле брата шесть лет назад. Первые два года он ходил на кладбище как заговоренный, ежедневно, сидел и рыдал там пару часов, но потом, перед старшей школой, решил оставить все это, больше никогда не возвращаться туда. Тогда же и сны отпустили Ена, вот правда ненадолго. Через полгода Чимину стал циклично сниться один и тот же сон, как он забегает на второй этаж их родного дома, и на полу комнаты брата лежит бездыханное тело, с выпирающим клинком посреди грудной клетки. Всю среднюю школу Чимин не вылезал из кабинета школьного психиатра, а после переезда в Сеул, который был очень стрессовым для парня, как и поступление на желанный факультет, Енхи пришел к нему лишь однажды, улыбнувшись и до апреля этого года более не вторгался в новую жизнь брата. Воспоминания обжигают все внутри хуже реальности, которая сейчас смотрела в упор в лице Сокджина, что в те годы для Чимина был всего лишь другом по переписке. — Знаешь… — Чимину и в правду дается это нелегко, но он решает, что хочет этого, — Ты сегодня на машине? — Эм, да? А зачем тебе? — не понимает Джин. — Подбросишь? *** Обстановка в машине не то, чтобы была сильно напряженной, но Сокджин частенько смотрел через правое плечо на Чимина, мирно рассматривающего природу и домики за окном. До кладбища ехать относительно недолго, так что полчаса в абсолютной тишине не успели надавить так сильно, как могли бы. За все это время Джин успел раза три спросить Чимина, уверен ли он, на что Пак отмахивался, говоря, что давно пора бы навестить братца. Мать часто бывала там, убирая могилу, так что Чимин вовсе не удивляется, когда прощаясь с Сокджином приходит на место и видит все в чистоте. По правде, он уже и не помнил, где точно находиться могила Енхи, но что-то внутри его звало за собой, и Чимин покорно слушался, и шел, проходя через чужие могилы и невысокие деревья, которые кустарниками ровнями дорожки по склону. Как говориться, если мертвые хотят тебя видеть, они сами покажут куда тебе идти. На удивление, это работает. Чимин заходит в оградку, осматриваясь и смотря на ровный граненный камень с аккуратно высеченными слогами «Пак Енхи». Чимин хмыкает, понимая, как давно тут не был, и садиться на оградку, смотря в упор и чувствуя, как теплый ветер обдувает его щеки. — Ну, что ж, Ен, давно не виделись, — начинает он, пока ком подходит к горлу, — как дела, хен? Все хорошо? Как ты? Чимин знает, что задает вопросы в пустоту и кусок камня не сможет ответить на его вопросы, но что-то внутри начинает сочиться кровью, открывая старые раны. — Знаешь. Я тут соула нашел. Давно, правда, — пожимает плечами парень, — Он хороший. Я знаю, что ты до последнего любил Сонхву, хотя, честно, хен, она того не стоила. Понимаю, что если бы ты сейчас видел то, что происходит в моей жизни, то сто процентов бы сказал: «Ну, Чимин, ты должен любить своего соулмейта! Он же буквально предназначен тебе Судьбой, не будь идиотом!», но тебя нет, чтобы ты мог мне это сказать, Енхи. Прости… За то, что так давно не навещал тебя, тебе самому приходилось это делать, — это выходит со смешком, а потом Чимин перестает смотреть на камень и опускает взгляд на ноги, смотря, как мерно с его глаз капают на конверсы слезы. Глотая горькие слезы, Чимин жмурился и возводил голову к небу, стараясь заглушить истерику. Он не мог, все было слишком сложно. «Восемь лет,» — услужливо напоминало сознание, и Чимин немного успокаивался. — Знаешь, ты был так во многом прав, — качает он головой, — Прав по поводу танцевального, и прав был тогда, когда упрекал меня в дружбе с Кену, прав на счет Тэхена, да даже о том, что нужно было готовиться или о том, что мне стоит бросить курить. — уже громко произносит Чимин, — мне так жаль… Ты всегда был прав, хен, вот только я никогда не слышал. Слезы бьются о закрытые веки, и сейчас просто хочется плакать. Хочется отпустить все и постараться жить без страхов. Потому что кажется, что сильные руки всегда счастливого Енхи, который даже в последние месяцы своей недолгой жизни улыбался, хоть и был поломан на части. Он никогда не боялся и жил. Почему Чимин так не может. Именно за эти полтора часа тишины и одновременно излития души, Чимин понял, — он тоже хочет жить, и более того — он будет жить.  — Я скучаю, братец… Но знаешь, спасибо, Енхи-хен, давно я не называл тебя так, верно? Я постараюсь жить. *** Сокджин привез Чимина домой, поговорив с ним в машине о всякой чепухе, отвлекая от ненужных мыслей, и Чимин благодарен ему за это. День опять потрачен впустую, и Чимин это полностью понимает тогда, когда стоя у машины, он крепко обнимает хена, прощаясь с ним до завтрашнего рабочего дня, и возвращается домой, оглядывая квартирку, вновь залитую тем же золотом, что и вчера. Неожиданно вспоминаются слова Юнги о прогулке вечером, но от него сегодня еще не было звонков или сообщений, так что Чимин предпочитает оставить эти мысли, останавливая себя на том, что у того слишком много работы на сегодня. Откидывая телефон на тумбу, Чимин по привычке идет в душ, смывая остатки дня. Все кипело своим напряжением и одновременно гложило чрезмерным спокойствием, и это немного заставляло недоверчиво оглядываться. «Затишье перед бурей…» — шепнуло сознание, и Чимин тут же с ним согласился. Вокруг было что-то не то, будто само сердце переживало и тут же успокаивалось, подобно задобренному сливками коту. Теплая вода оглаживала загорелую кожу, и Пак искренне наслаждался этой минутой, моментом без мыслей, без раздумий, и наконец-то без вины. После стольких слез на кладбище над могилой Енхи, он наконец-то чувствовал себя отпущенным, прощенным перед самим собой и освободившимся от оков страха, который оставил на тонких запястьях кровавые осеки от стальной хватки. Все внутри мешалось в адскую кучу, но сейчас это мало волновало, он будто тут же переродился, оставляя того себя мертвым лежать рядом с Еном, понимая, что это единственный вариант, и иначе быть не может. Выйдя из душа, Чимин тут же топает в спальню и заваливается на постель, смотря на шторы, которые играют при теплом свете с порывами летнего ветра, и прикрывает глаза, тут же погружаясь в сладкую дрему. Чимин видит дом. Родной дом, из которого он уехал более, чем четыре года назад, оставляя прошлое и променивая его на нечто новое. Все как раньше: что-то вновь стоит на тех местах, как Пак привык в детстве, все еще родное, но не такое, каким это видит Чимин сейчас, изредка приезжая домой проведать маму. Он мерно выдыхает, понимая, что это — всего лишь сон, и что-то внутри доверяется фальшивой реалии, следуя наверх. Лестница привычно скрипнула на четвертой ступени, и совсем скоро стал виден коридор с всего тремя комнатами — спальнями. Чимин проходит дальше, останавливаясь у двери которая смотрелась ярким пятном, — Ен когда-то окрасил ее в мятный, радуясь этому как малый ребенок, на тот момент ему было двадцать, за два года до его смерти. Парень смотрел на ее очень долго, оглядывая испачканную краской ручку, но взяв глубже воздух все же открыл дверь. Из комнаты повалил густой свет, заставляя парня прикрыть глаза рукой, но позже он вошел и шумно выдохнул. Он не был в этой комнате почти семь лет, не решаясь туда заходить и что-либо трогать, так же как и мама, которая старательно держала эту комнату в том же состоянии, что ее оставил Ен перед своим уходом. Все было на своих местах: желтые светлые шторы, молочного цвета стены с кучей рисунков человеческой анатомии и много фотографий близких друзей брата. Как всегда раскиданная кровать с серым постельным и ярко оранжевыми подушками, — над которыми раньше кривился Чимин, считая это крайней безвкусицей; его письменный стол, книжный шкаф почти во всю стену с кучей, как мама их называла, «пылесборников», в виде засушенных цветов в стеклянных банках, и медицинское пособие скелета, которого братец ласково звал Альфонс. Все так и осталось, разве что постель мать теперь заправляет, после того, как стряхивает с нее пыль и изредка открывает проветрить окошко. Чимин стоит в ступоре, когда чувствует чужую руку на плече и вздрагивает, резко разворачиваясь, и натыкается на теплую улыбку. Енхи стоит в домашней одежде, его любимой футболке и брюках в клетку, а в его руке две кружки с зеленым чаем, которые как и норовят пролить содержимое из-за неустойчивого положения в чужих ручонках. — Е-енхи? — Чимин заикается. Это первый сон, когда он видит Ена живым вот так. — Привет, Чим-Чим, — ласковое прозвище срывается с его губ мягким голосом, и Чимин поверить не может в это, — Возьми это у меня, ты ж меня знаешь — я пролью. — Ты такой не аккуратный… — ворчит Чимин почти рефлекторно, принимая кружку, — ты уверен, что стал бы хорошим хирургом, хен? — Я бы стал ахуенным хирургом, Чимин, — смеется старший, и падает на свое кресло, прося Чимина осеть на кровати, — Ты ведь хотел поговорить со мной, верно, малой? Чимин мнется, закусывая губу и смотря в сторону, а потом выдыхает и вновь смотрит на живого брата, хотя и понимает, что это всего лишь сон, которому скоро суждено закончиться. — Когда ты был там, — многозначительно выделяет это слово Енхи, и Чимин тут же понимает, что брат говорит о кладбище, — ты сделал правильные выводы, Чим-Чим, я рад, что ты до этого допендрил, хотя бы через восемь лет. — Да. Я знаю, — пожимает плечами младший Пак, — Просто в моей жизни появилось одно недоразумение. Младший чуть чуть мнется, фыркает даже, но вот Енхи от чего-то задумывается на секунду, по-умному смотря на брата через ободок кружки. — Кстати о нем, — продолжает Ен, после того, как относит кружку от губ, — его ж Юнги зовут, верно? — Чимин кивает в знак согласия, — Он реально хороший парень, и я просто уверен, что не первый это тебе говорю! Сто процентов Тэхен тебе тоже мозг протер уже, и, кстати о нем, как он? — О да, — смеется Пак, — Ты далеко не первый. Тэхен тоже встретил своего соулмейта, недавно, буквально на днях. Ты не представляешь какой он красивый, правда, все его страдания не прошли даром, и его соул — Чонгук — прекрасный человек, мы с ним дружим, — Чимин улыбается при воспоминаниях о них. — Это чудесно, Чим, — улыбка Енхи, давно забытая, но такая родная, что все тепло внутри поднимается и заставляет светиться, — Вот только что ты собираешься делать со своим принцем, а, голубая кровь? — Перестань меня так называть! — шипит Чимин, вспоминая как Енхи начал его так называть после того, как застукал его и Тэхена за учением в поцелуях, когда обоим было лет по четырнадцать. — Ну, а кто ты? — смеется старший, — ты давай, не увиливай от темы. — Ну… — Чимин прикусывает губу, а потом тяжело выдыхает, — я хочу жить. Я наконец-то смог расстаться с прошлым и страхами, и не собираюсь увиливать вновь, так что я буду действовать! — Молодец! Правильно поступаешь! Не будь как я и дерзай, Жизнь — сука еще та, ебет — мама не горюй, но найди нужный градус, и все будет супер! — смеется Енхи, вставая со своего места, — а теперь, иди и еби Жизнь сам! Чимин смеется, видя как открылась дверь и из нее повалил густой свет. Он широко улыбнулся, готовый пройти в него, в новую жизнь, но резко останавливается. — Эй! Ты чего? — спрашивает недовольно Ен. — Я могу сделать кое-что на последок? — спрашивает Чимин, будто понимая, что более никогда не сможет встретить Енхи во снах, и робко подходит ближе. — Конечно, — пожимает плечами старший. — Я… Могу обнять тебя? Енхи не отвечает лишь разводит руки, и Чимин ныряет в его объятья, чувствуя чужое тепло и подбородок на своей голове. — А ты все так и не вырос, — стебется Енхи. Он счастлив, слезы текут по его щекам, вот только улыбка все никак не слезает с лица. Чимин сжимает брата в объятьях крепче, и в последний раз счастливо смотрит ему в глаза, запоминая каждую детальку дорогого сердцу человека. — Спасибо, Енхи-хен! — выкрикивает Чимин, разворачиваясь, чувствуя толчок в спину, и вылетает за дверь. Чимин подскакивает на кровати тяжело дыша. Он чувствует слезы на щеках, дотрагиваясь до них кончиками пальцев, и широкую улыбку. Оборачиваясь на окно, Чимин видит темное небо и ярко пунцовую полосу на горизонте от заходящего солнца, на которое нависли тучи, и тут же подскакивая, напяливая на себя юнгеево худи и первые попавшиеся джинсы, вылетает из дома, набирая смс Тэхену:

«Я выбираю любить»

Не зная, что его ждет. *** Чимин уже идет недалеко от парка, когда его телефон начинает вибрировать, и он смотрит на горящий экран и видит номер Юнги. Он смотрит на экран с пару секунд, почему-то думая, брать или же нет, но после лишь пожимает плечами, и берет трубку, тут же прикладывая телефон к уху. — Да? — по привычке спрашивает Чимин, ожидая услышать чужой хриплый голос. — Здравствуйте, — слышится совершенно незнакомый женский голос, и Чимин останавливается, столбенея, — Могу спросить Ваше имя? Все внутри переворачивается, и ком нарастает в горле, в то время как руки начинают очень сильно трястись. — П-пак Чимин, — едва дрогает голос, и Чимин не может понять, что происходит. — Вы ведь соулмейт Мин Юнги, все верно? — все так же спрашивает девушка, когда внутри Чимина зарождается паника. — Да, верно. — Это уже хорошо, — немного с облегчением выдыхает девушка, — Мы не смогли найти в его телефоне контакты семьи, и наткнулись лишь на Ваш. Я звоню вам из городской сеульской больницы. Ваш соулмейт попал в аварию, и сейчас находиться в реанимации не мог… А дальше Чимин уже не слышит, рука буто лишается всяческой опоры и он совершенно не помнит, как срывается с места буквально летел со всех ног в больницу. ***