***
— Итак, рота, — Оля построила солдат, чтобы выяснить, кто стал виновником инцидента. — Думаю, всем известно, что было вчера после отбоя. Поэтому спрашиваю прямо: кто у нас такой умный, что поднял руку на своего боевого товарища? Солдаты и сержанты в недоумении переглядывались между собой, не понимая, кто мог это сделать. Только Золотарёва прятала от всех глаза, уставившись в пол. Катя же первые секунды просто стояла в строю без лишних угрызений совести. Прятаться она не собиралась: девушка не побоялась ответственности, поэтому сделала шаг вперёд. — Это я, товарищ лейтенант. — Я, честно говоря, даже не удивилась. За мной в канцелярию! — Матрёшкина поманила виновницу кивком. — Остальным разойтись! Токаревой ничего иного не оставалось, как пойти за офицершей. Как робот на автомате, Катя поплелась в кабинет. Её лицо было безэмоциональным, и, казалось, девушка вовсе не переживала по поводу того, какое наказание подбирала для неё временная ротная. — Ничего удивительного: главная залётчица сержантского состава нашей роты, — констатировала лейтенант. — А теперь садись: будем разбираться. Младший сержант послушно села, а Оля в тот момент приковала к ней свой вопросительный взгляд. Вполне спокойная реакция тоже не удивила Матрёшкину: та уже давно привыкла к статусу залётчика. — Вопрос будет простым, — наконец присела и лейтенант. — За что ты избила солдата своего отделения? — Она стучала на ротную, товарищ лейтенант, — Токарева подняла пустой взгляд на офицершу. — Информация подтверждена. — И что мне с тобой делать? — та вздохнула. — Объясни мне. — Ну, по уставу нужно наказать, Ольга Петровна, — Катя пожала плечами. — Оно-то логично, — Матрёшкина издала смешок. — Да только вот как именно? Лейтенант понимала Токареву чисто по-человечески, ведь она сама не терпела доносчиков. А ещё Оля прекрасно осознавала уважение младшего сержанта к Волковой. И тем не менее, поступок Кати стал грубым нарушением уставных правил взаимоотношений между военнослужащими, поэтому наказание должно было хоть приближённо соответствовать. Матрёшкиной пришлось поломать голову над этим. — Строгий выговор тебе точно гарантируется, — Оля почесала подбородок. — Есть строгий выговор. — Но ты сама понимаешь, что этого мало. Так… — тем временем у офицерши в голове проскочила мысль. — Насколько я знаю, в клубе нужно порядок навести. Помощник бы не помешал, поэтому я постараюсь по поводу тебя с Зубовым согласовать. — Вы хотите меня в клуб отправить? — Катя переспросила с нотками возмущения в голосе. — Токарева, это ты ещё легко отделалась. Пацанов за такое на губу* и в дисбат** гонят, между прочим. Но если ты не хочешь в клуб, я могу и по поводу хоздвора подумать. — Не надо хоздвор. Есть помогать в клубе. — Да погоди ты! — фыркнула офицерша. — Скажешь это, когда я с командиром части согласую.***
Подполковник Зубов таки одобрил решение Матрёшкиной отправить провинившегося сержанта в клуб, поэтому утром Токарева поступила в распоряжение лейтенанта Кулешова. Девушка поплелась в здание с явной неохотой: ещё ночью она настроила себя на то, что лейтенант надоест ей с бреднями о высоком искусстве, от которого, собственно, Катя явно была далёкой. Однако ситуация сложилась по-другому. К удивлению Токаревой Петя старался не разговаривать с ней. Лейтенант видел, что Катя была не в настроении, поэтому старался не беспокоить её лишний раз и поручал ей самую лёгкую работу. Он обрадовался тому, что Оля прислала ему помощницу: она сделала это очень вовремя, ведь ему самому всё с рук валилось. — Значит так, для тебя, товарищ младший сержант, будет несложная, но очень ответственная работа, — Кулешов обратился к девушке. — Нужно отсортировать старые плакаты: одни выбросить, а другие на восстановление.***
Приходько в свою очередь был возмущён инцидентом. Он понимал, что Золотарёва больше не имела возможность выполнять свою «функцию». С другой же стороны, это стало для замполита поводом забраковать роту в целом, частности и младшего сержанта Токареву. Майор решил совершить попытку договориться с Зубовым по поводу должности штабного писаря для своей доносчицы, чтобы хоть что-то стало для него выгодным. Однако Зубов, по всей видимости, был настроен на совершенно другое. — Успокойся, майор! — рявкнул подполковник. — Ты не первый год в армии, поэтому должен знать, как поступают с доносчиками. Ты головой думал, прежде чем нанимать стукачку? — Я поступил плохо, признаю, — замполит смиренно кивнул. — Но и бойчиха эта доморощенная далеко не святая. Её хоть наказали, как следует? — Мы с Матрёшкиной разобрались по поводу наказания для провинившейся. — А с Золотарёвой что будет? Может, таки поставим её на должность писаря? — Не дождёшься, Приходько, — Зубов оскалился. — Пусть в другую часть переводится. Хотя… Отставить перевод! Я уволю её: пусть в другом ремесле ищет себе выгоду, а армия не для этого создана! Замполит знал, что он не смог бы переубедить Зубова. Естественно, майор остался ни с чем, и он прекрасно это понимал. Но тем не менее, ему оставалось только покинуть кабинет командира части, осознав его непреклонность.***
Токаревой совсем туго шла работа, и начальник клуба это заметил. Плакаты постоянно выпадали Кате из рук: казалось, она совсем не думала о работе, поэтому двигалась, как робот. А ещё младший сержант чуть ли не каждый час отпрашивалась в курилку. Лейтенант, конечно отпускал её по доброте, но взял за должное выяснить, что происходит с Катей. Тем не менее, Петя понимал, что разговором он вряд ли помог бы младшему сержанту. Парень хотел придумать, чем бы подбодрить девушку, ибо выглядела она совсем потерянно. Поэтому Кулешов решил отвлечь её от работы. — Слушай, Токарева, а это правда, что ты солдата избила? — Так точно, товарищ лейтенант, — пробубнила Катя. — Правда без прикрас. — Несильно хоть? — в голосе Кулешова читалась некая настороженность. — Да не очень, — она пожала плечами. — Ударила пару раз кулаком по лицу, а напоследок головой об стенку. Лейтенант был поражён: Токарева с удивительным спокойствием рассказывала о том, как избивала Золотарёву. Совесть Катю ничуть не грызла, и это было более, чем заметно. Кулешов уже приготовился спросить о причине столь агрессивного поведения, но младший сержант как будто предусмотрела это. — Крыса она, — девушка подсела на столик, — Пётр Алексеевич, я надеюсь, что Вы поймёте. И ей хватало подлости стучать на ротную! Не на нас, сержантов, не на солдат, а на ротную, товарищ лейтенант! Да если бы не Елена Матвеевна, хрен бы она в армию попала! Подстилка драная… — Товарищ младший сержант, подбирай слова, — Кулешов сделал замечание. — С офицером разговариваешь, в конце концов. — Виновата, — Токарева выдохнула. — Но всё же… Это было слишком большой подлостью, чтобы просто закрыть глаза. Да наша ротная мне за старшую сестру была, когда нашим взводом командовала в горячей точке! Кулешов, конечно осуждал насилие, да и мотив вовсе не оправдывал Токареву. Поэтому понимал её Петя с огромной натяжкой, и то благодаря тому, что он видел, как младшему сержанту стало обидно за Елену. И только после этого лейтенант для себя сделал вывод: Катей двигало сильное душевное переживание, а её тирады возмущения стали тому подтверждением. Пете пришла в голову довольно неожиданная мысль. Он про себя подумал, что Токаревой стало бы легче, если бы она увидела Лену. Сам Кулешов каждый день навещал её, а у младшего сержанта не находилось такой возможности. Он решил: Катю нужно отвести к ротной. — Одевайся, — произнёс Петя приказным тоном. — Зачем, товарищ лейтенант? — Токарева взглянула на него с недоумением. — Мы сейчас кое-куда пойдём, — лейтенант взялся за свой бушлат. — Куда это? Никуда я не пойду, если Вы мне толком не объясните! — девушка упёрлась. — Пошли, я сказал! — воскликнул Петя, застёгивая пуговицы. — Я подскажу тебе только одно: мы пойдём за территорию части. — Ещё и за территорию части? — прислонившись, младший сержант выпучила глаза. — Пётр Алексеевич, Вы хоть понимаете, что я отгребу, если пойдёт что-то не так? Мало мне того, что я из-за Золотарёвой в этом Вашем театре торчу? — Уймись, Токарева! — лейтенант схватил девушку за плечи и слегка встряхнул. — Всю ответственность я беру на себя. Уже по-человечески прошу тебя: иди за мной. Поверь: тебе это очень нужно.***
Катя успокоилась, когда поняла, что Петя завёл её в клинику, где находилась Волкова. Девушка была уверена: ей станет легче, если будет знать поподробнее о состоянии своей ротной. В тот момент младший сержант пожалела, что задавала Кулешову лишние вопросы и упрямилась вместо того, чтобы сразу послушаться. Когда же оба оказались рядом с Волковой, Катя с грустью и некой болью взглянула на неё. Девушке стало тяжело смотреть на мертвенно-бледное лицо Елены, на синеватые следы, которые остались после инъекций наркотиков, на толстенную иглу от капельницы, торчащей в руке. Да и сама атмосфера в целом была гнетущей. На этой почве Катю переполнили эмоции, поэтому слеза покатилась вниз, не сдержавшись на ресницах. Петя был не особо эмоциональным: он привыкал потихоньку. Врачи периодически утешали парня тем, что ситуация Волковой, в сравнении с многими другими случаями, оказалась далеко не безнадёжной. Выражение лица Кулешова изменилось только в тот момент, когда пошевеливались ресницы Лены. Парень подскочил, как ошпаренный. Он сразу же выбежал в коридор, дабы сообщить медперсонал об увиденном. — Сестра! — Елена Матвеевна, — прислонившись к ротной, произнесла Катя полушёпотом. — Вы слышите меня? Глаза Лены продолжили открываться, однако больше никаких движений она не совершала. Девушка продолжила неподвижно лежать в койке. Даже когда глаза полностью открылись, не поменялось и положение головы: Волкова совершенно не реагировала. — Что, оклемалась уже? — на пороге появилась Евгения Альфредовна — та самая медсестра, которая угощала друзей Елены спиртом. — Елена Матвеевна… — заладила Токарева. — Да оставь ты её в покое, — женщина обратилась к младшему сержанту. — Разве не видно, что она не реагирует? И в ближайшее время не сможет: рефлексы должны восстановиться. — А долго они будут восстанавливаться? — Кулешов вопросительно взглянул на медсестру. — Сын мой, каждый случай индивидуален, — она издала смешок. — Да и не бери ты в голову. Раз очухалась, будет жить. Девка молодая: на поправку быстро пойдёт. Дальше Евгения Альфредовна попросила молодых людей уйти, аргументировав это тем, что пациентке нужен покой. Они в свою очередь не возражали: надо, так надо. Надежд на поправку стало больше, и это было главным. Визит к Елене, по всей видимости, чудотворным образом подействовал на Токареву. Она явно стала повеселее после того, как Волкова открыла глаза. Девушка была безумно благодарна Пете за возможность навестить ротную. Кулешов в свою очередь обрадовался тому, что ему таки удалось растормошить Катю. Ведь это означало, что нести наказание девушке будет гораздо легче.