Карандашные линии

У меня была буквально секунда, чтобы что-то сделать, и я не придумала ничего лучше, чем осторожно уронить телефон на мягкий пуф в углу, и прикрыться условно-металлическим подносом. Пуля засела в нем, покорежив металл. Пока Паша перезаряжал ружье, я сделала, что могла — кинула подносом в него. Я не ожидала, что это его вырубит, но это сработало. У него прибавилась ещё одна ссадина, так что я вздохнула, глядя на два бессознательных тела. Вдруг Паша открыл глаза, подскакивая к окну и задергивая шторы. Выглянул через щелочку: — Там Костенко, — сообщил он, — Нужно быстро собраться, тут нельзя слишком долго оставаться. В дверь позвонили. Раздались голоса его друзей. — Надо спрятать в шкаф труп, — быстро буркнул Паша, хватая парня за руки, — Поможешь? — Только потому, что это ты просишь, — мне не хотелось не то что касаться мертвого человека, но даже и подходить к нему, однако я выбралась из-за стола, и помогла запихнуть мертвеца в шкаф. Паша пошел открывать дверь. — Вы чего, все тут? — удивился он, наблюдая трех своих друзей на площадке. Ребята, проявляя чудеса бестактности, вошли в квартиру, но я не хотела с ними в данный момент знакомиться, и лучше бы выйти чуть позже, им и без меня проблем хватит. С другой стороны, они ведут себя как лучшие друзья — вваливаются в квартиру, знают, что где лежит. Или это издержки советского воспитания, когда всё общее. Непонятно. Когда из гостиной раздался крик, я ринулась туда, забежав практически одновременно с Павлом, который тут же раздраженно спросил: — Нахрена ты вообще туда полезла? Настя что-то пробормотала в свое оправдание, Паша попытался узнать, откуда они все знакомы, но Леха взял слово, наконец, обозначая главное: — Ребят, если вы во всем разобрались… школы, бокалы, родственницы, шкафы, лицеи… давайте перейдем к сути вопроса. Это кто такой?! После затянувшейся паузы ребята чуть ли не рассмеялись. Гоша, выглядящий куда как лучше в этой реальности, похлопал по лицу копию Павла. Разумеется, он предположил, что это розыгрыш и даже похвалил, но Настя ринулась проверять пульс. — Ребят, он холодный! — запаниковала она, отшатываясь в сторону. — Ребят, стойте, просто одну секунду! — крикнул Паша, метнувшись за ружьем. — Всё, я звоню отцу! — выдал любимую на ближайшее время фразу Гоша, доставая телефон. — Сядьте, — четко сказал Паша, обведя всех тяжелым взглядом. У меня от этого по спине забегали мурашки, и вовсе это не бабочки в животе. Павел дернул затвор, практически переходя на крик, — Я сказал: сядьте! В общем-то, можно было и не говорить, у меня от этих слов уже чуть ноги не подкосились, таким суровым и… ужасающим он был в этот момент. — Я не хотел вас это впутывать, — сбивчиво, но с теми же стальными интонациями начал Паша, — Но так получилось. Даже не знаю как это объяснить. Уже дослушав ужатый до нескольких предложений рассказ, я вдруг услышала то, чего не ожидала: — Аглаю мы встретили случайно, перед тем как пытались уехать. Она отправилась к бассейну, откуда на следующий день я переместился вместе с ней и Костенко в восемьдесят шестой год. Повисла недолгая пауза. Ребята переглядывались, но потом Гоша всё-таки сделала очевидный вывод: — Ребят, он упоротый, — медленно произнес Гоша, и обратился к Павле, таким тоном, каким обычно общаются с психами, — Паш, чтобы ты не думал, тебе это только кажется. Скажи, что ты принимал и как давно? Пока Павел пытался объяснить своим друзьям, что им угрожает опасность, я метнулась на кухню, скинув в рюкзак упаковку печенья и прозрачный контейнер с чем-то вроде мяса. Нашла влажные салфетки, о которых чуть ли не грезила всё это время. Едва я успела сунуть всё это добро в рюкзак, который, как оказалось, не резиновый, зазвонила пожарная сирена. Я закинула на плечи рюкзак, а поднос сунула в верхний ящик для посуды. — Аглая! — крикнул Паша, но оценив, куда я забралась, стянул меня со столешницы, — Кто-то поджег шахту лифта, надо уходить, бегом. Заводи машину, я попытаюсь уговорить ребят. Надо понять, за машиной или за нами следит Костенко. Поняла? — Да, давай, — получив ключи, я вместе с ребятами выбежала на лестницу, затерявшись тут же среди других людей. Я побежала к машине, рюкзак стучал по спине. Я завела машину, быстро перекинула рюкзак с переднего сиденья на заднее. А смогу ли я уйти от погони так, как сделал это Паша? Может, лучше просто пересесть и пристегнуться? Я банально не успела принять решение, потому что Паша вместе с Лешей подошел к багажнику, который я заранее приоткрыла, закинул туда завернутое в плед ружье, отдал Леше прибор и уже через минуту приземлился на соседнее сиденье. — Скажешь, куда, — попросила я, выруливая на главную улицу. Придерживая руль одной рукой, другой я достала телефон, на ощупь открывая нужное приложение и включая музыку. Ну, так я уж точно справлюсь, под Рамштайн-то кто не сможет проехать. Телефон отправился в бардачок. — Думал, в твоем стиле что-то более попсовое, — выдохнул Паша, заметно расслабляясь. — Когда как. У меня есть парочка, но пока что я немного на нервах, поэтому буду признательна, если оставишь то, что играет. Мы просто ехали по широкополосному шоссе, и я перестроилась в другой ряд, где, как мне показалось, машины едут быстрее. Паша положил мне на руку ладонь, и без паники, спокойно сказал, убирая её: — Перестройся обратно. За нами едет черный джип. Возможно, он нас преследует. — Хорошо. Будь добр, следи за ним через зеркало заднего вида. И пристегнись. Джип действительно преследовал — кто бы сомневался. — Сворачивай направо, попытаемся оторваться, — буркнул Паша. Я быстро повернула, полностью сосредотачиваясь на дороге. Посигналила пешеходам, свернула ещё раз. Джип не отставал. Поворот, поворот, ещё один. Тихо попискивая и борясь с желанием зажмуриться, я лавировала между машин, один раз даже выскочила на бордюр. — Давай под погрузчик, — показал выход Паша. — Не успеем! — крикнула от нервов я, — Нам крышу нахуй снесет! — Не снесет, давай. Я повернула руль не чувствующими руками, сворачивая и зажмуриваясь. — Глаза открой! — крикнул, вжимаясь в сидение, Паша, и в этот момент чиркнули по крыше. Глаза я выпучила настолько сильно, что они, казалось, вот-вот выпадут. — Е-ебать!.. — выдохнула я от шока. Мы вырулили дальше. Послышался скрип шин позади: — Ну вот, а ты говорила не успеем, — меня аккуратно похлопали по плечу, — Давай в тот проулок, там должен быть тупик. — Е-е-е, — слабым голос порадовалась я, — Оторвались. — Остановишься перед зданием, — попросил Паша, — Ключи не забудь. Я за ружьем. Пока Паша разбирался с ружьем, я отошла к другой стороне, которую сложно было разглядеть, со стороны въезда. Паша захлопнул багажник и подошел ко мне, назвал адрес и потом добавил: — Если что, побежишь туда. Это дом Лехи был, заберешь у него прибор и… делай с ним, что хочешь, в общем. — А ты что, помереть планируешь? — спросила я, — Ты мне, между прочим, нужен. Медленно и неотвратимо въехал джип. — Что? — удивился Паша, — В смысле, думаешь, без меня в США не попадешь? — В общечеловеческом, — пояснила я, — Будет интересно — в другой раз спросишь, сейчас немного не до того. Из машины вышел человек в черном, Паша подкрался к нему, положил на спину ружье. Человек в кожаной куртке вздрогнул. Я не слышала, о чем они говорили — слишком далеко стояли, но и без этого было понятно, что разговор идет напряженный. Через минуту Паша жестом позвал меня: — Мы поедем с этим парнем, — просто кивнул он в сторону Ника, — И он всё нам расскажет. — Хорошо, только рюкзак заберу, — сказала я, внутренне расплываясь от этого «мы» и «нам», хотя по-другому было бы странно говорить, учитывая то, что нас было двое и… черт, кажется, я опять смущаюсь. Именно из-за этого взгляд Ника я едва заметила, но расшифровать не смогла, — Минуту. На водительском сиденье сидит мужик за сорок. Рядом с ним Паша. Я на втором ряду. Дежавю какое-то. — В кармане переднего сиденья для тебя есть письмо, — сказал Ник, бросив взгляд на меня через зеркало. Я пошарила в кармане, убирая рюкзак в сторону — там действительно обнаружился тонкий запечатанный конверт. Вскрыв его, я узнала собственный почерк. «Я хочу попробовать выйти из этого мира. Я убью себя на станции, но я не уверена, что у меня получится. Мне удалось выжить, но помочь я никому не смогла, всё, что случилось там, случилось и тут, так что просто слушайте Ника. Я упустила свой шанс, их отношения после известных тебе событий стали окончательными. Тебе нужно просто рассказать ему всё до США, а лучше — до посадки, найди несколько минут. Он действительно замечательный, но не повторяй моей ошибки. Рисуй его. Я не могу находиться в постоянном состоянии неловкости с ним и вечного «если бы я знал чуть раньше». Я не хочу оставаться в этом времени, но и возвращаться и забирать свой шанс на возможное счастье тоже не хочу. Я совсем забыла, что эта ветка случится со мной. Тебе. Мне. Повезло больше. Тебе действительно стоит ему поверить, ты оказалась рядом с ним, когда больше никого рядом не было, и ты помогла ему. Поверь в собственную красоту хотя бы ненадолго. Это у меня теперь шрамы на руках и сердце, но тебе… Повезет больше, я знаю. А я попробую вернуться. Если Никита не сможет найти мое тело — а он попытается, — значит, у меня получилось, и тебе не стоит и пытаться попасть обратно в родной мир, потому что я уже туда вернулась. Не смей. Аглая Шредингера — одновременно вернулась и осталась. С любовью, которую я случайно пустила в собственное сердце дальше, чем планировала. P. S. Сейчас тоже можно умереть от любви». В конце, на небольшом кусочке, был набросок портрета. Без теней и полутонов было сложно узнать, но той же формы брови, скулы, короткие волосы, выбеленные солнцем, хитрые, прищуренные глаза. Закрыв глаза, я легко могу представить себе это лицо. Открыв любимый скетчбук, я отыщу этого человека на страницах, пусть и не такого похожего, как хотелось бы. Я из того прошлого сказала мне, что у меня всё может получиться, и мне хочется верить, осталось только смелости набраться и сказать… Наверное, у реки. Машина сейчас, по-моему, к набережной едет. А что, если сердце сильно горячее — выброшу его в холодную воду. А если не примут и будет до ужаса стыдно, то и сама — туда же, и кто меня останавливать будет. Я сидела, прикусив изнутри щеку, как будто каменная. Ник о чем-то говорил Паше, тот слушал внимательно и серьезно. Ник действительно остановился на набережной Москвы-реки. С другой стороны высотки в голубом и красном, в моем времени и мире — это знаменитый Москва-Сити, а тут — кто знает. Я сидела немного в стороне на ограждении, свесив ноги вниз. В нескольких метрах под — темная гладь реки. Она несла свои воды, и рябь отражала свет от зданий на том берегу. Я вглядывалась в глубину, наверное, пытаясь найти слова, чтобы в них передать чувства. Глубина манила, обещала открыть тайные знания, звала в свой необычный, загадочный мир, где есть что-то очень загадочное, что-то волшебнее тонкокрылых фей и прекраснее мудрых эльфов, что-то более грубое, чем умельцы-гномы, и что-то более смертоносное и могучее, чем великий дракон. — Аглая? — раздался голос над плечом, — Пора ехать. Ник мне всё объяснил, надо забрать ребят. — Да, — отстранено кивнула я, разворачиваясь к нему лицом и перекидывая ноги на другую сторону, — Сможешь уделить мне минут десять? Это не срочно, но важно. Паша вглядывался в мое лицо, махнул Нику, тот понятливо скрылся в машине. — Знаешь, у тебя очень интересная жизнь. По крайней мере — последние дни, — начала я немного издалека, — Если бы по ней сняли сериал, ты бы посмотрел? — Да, наверное, — пробормотал Павел, не совсем понимая, куда я клоню, но не перебивая, давая время собраться. — Так вот, я бы тоже хотела посмотреть на твои приключения, — согласилась я, стараясь не сжимать бетонные края слишком сильно и не отводить глаз, — Я и посмотрела. В своем времени. И мире. Паша, зажмурившись, помотал головой: — Хочешь сказать, что твои рисунки — кадры из этого сериала? — Как-то так, — пожала плечами я. — Хорошо, допустим. Я уже не только в это готов поверить, — кивнул он ещё раз, ставя руки по бокам скорее от усталости, благо, разница в росте позволяла не сделать этот момент неловким. Куда там. Не только позволяла, но ещё и способствовала. Слишком близко. Слишком горячо. Я постаралась немного отползти к краю, — Почему ты рисовала именно меня? — Это слишком простой вопрос, — пробормотала я, отчаянно стараясь не краснеть. Судя по сосредоточенному лицу напротив, получалось так себе. Надо было попросить не давить и вообще немного отойти, но, если честно, мне было немного не до этого, — Потому что ты мне нравишься. Паша чуть улыбнулся: — Вот оно как, — пробормотал он, чуть-чуть отстраняясь, но всё ещё недостаточно, — А я думал, ты из будущего прибыла, чтобы нас остановить от ошибок. Сможешь рассказать про те события, которые случатся? — Я боюсь, что если я это сделаю, они не произойдут, — пробормотала я, — А известная линия меня более-менее устраивает хотя бы по тому, что она не очень плоха. Я хочу попытаться изменить кое-что, но не уверена, получится ли. И знаешь, я не знаю совсем всего. А слова о том, что он мне не безразличен, Паша, кажется, мимо ушей пропустил… Лучше бы просто отшил, честное слово. — И точно, — он вдруг дерзко ухмыльнулся, как тогда, когда провоцировал Костенко в бассейне, и у меня от этого взгляда внутри всё плавится начало, боже, пусть он или перестанет, или ещё что-то… Я ещё немного отодвинулась, вот только бетонное ограждение подо мной было не бесконечное. Я начала клониться назад, попыталась вернуться обратно, но стала падать вниз ещё сильнее, руки, уставшие держаться за край, царапнули ногтями по бетону… — Черт. Сильная рука держала ворот накинутой куртки. — Возьмись за руку, — спокойно говорит он, и я просто берусь за предплечье, — Я сейчас тебя вытащу, не разжимай пальцы. Меня подняли обратно. Я сползла с ограждения совсем, вот только Паша почти не отошел. Теперь, когда я не сидела, а стояла, разница в росте стала заметнее, хотя, казалось бы, десять сантиметров, право слово. Я спрятала взгляд куда-то вниз. — Ты что-то хотел сказать. Паша медленно положил руку мне на щеку, а у меня из всех ощущений только это и осталось, слишком много всего, слишком близко, просто слишком. Грудь будто сдавило, не давая до конца вдохнуть, и покалывало кончики пальцев, я вряд ли что-то видела. — Посмотри на меня, — и чуть приподнял лицо, — Я не знаю концовки этой серии, в отличие от тебя. Я не знаю, доживу ли и справлюсь ли, и тебе не нужно мне об этом рассказывать. Я не могу тебе ничего обещать, ты ведь просто замечательная. Такая одновременно домашняя и смелая. Невероятно. Он замолчал ненадолго, а я смогла переключиться, глядя в одни конкретные глаза серо-зеленого цвета. Я почувствовала, будто из меня душу вынимают, не могу смотреть людям долго в глаза, слишком опасно. Лучше скрыться, куда-то в сторону, так проще и безопаснее. Привычнее. — Я не хочу тебя потерять. Я понял, почему ты так старалась попасть в прошлое. Если все мои друзья обязательно появятся тут в том или ином свете, то твоя смерть будет окончательной. Я не хочу тебя потерять. Теперь — не хочу. — Никто не знает, что случится завтра, — пробормотала я, уже, кажется, расплавленная до состояния розовой лужицы. Ну нельзя быть… таким. — Я не знаю. Никита не знает, и мои друзья. Даже Костенко не знает. Ты — знаешь, — он наклонился совсем близко, щекоча дыханием губы, — И поэтому я хочу поцеловать тебя прямо сейчас, потому что завтра могу умереть в этом неправильном мире. Я чуть кивнула: — Мне страшно, — призналась откровенно, потому что действительно сердце заходится в бешеном ритме, и стучит где-то в висках, — Но я хочу попробовать. Так получилось, что до этого, я не много целовалась, и никогда по-настоящему, и никогда с человеком, который мне… нравится настолько сильно. — Ты можешь сказать мне, если не понравится, и я перестану. Ничего страшного. Я снова чуть кивнула, немного наклоняя голову и прикрывая глаза. Паша подался на встречу не слишком быстро, будто давая мне возможность передумать, и что-то рвалось против. Нежно взял лицо в ладони и… поцеловал. Напряжение, копившееся где-то глубоко внутри, растеклось по венам огнем, все ощущения собрались на губах человека рядом. Это было не слишком долго, но по-настоящему. Он отстранился, смотря с легкой улыбкой на то, как я тяжело дышу, стараясь понять, что со мной произошло. Нежно провел ладонью от плеча до ладоней, переплел пальцы. Черт, у меня же ладошки потные! — Ещё раз? — спросил он. Я чуть кивнула, не пытаясь уже разобраться с ощущениями, а просто… получая удовольствие. И мы снова поцеловались. Спереди, за спиной Паши, донесся автомобильный гудок. Вот же! Только распробовала. Ник, уже успевший развернуть машину — и когда успел? — показывал на метафорические наручные часы. — Время, — проворчал Паша, — Тебе понравилось? — Очень, — кивнула я, — Не совсем разобралась, но… понравилось. До машины мы шли не за руки, хотя я была бы не против, потому что, кажется, теперь… доверяла ему, что ли? — Разобрались? — задал риторический вопрос Никита. Ну-ну, завидуй дальше. Несчастный он, на самом деле. Всю жизнь на алтарь положить, а потом его версия, для которой он всё и делает, вообще выбирает не нежно любимую Аню, а… меня, — Тогда едем. Нам нужно успеть на рейс. — Подождете пару секунд? — спросила я, открывая заднюю, когда оба оказались внутри. Дождавшись короткого кивка и просьбы не затягивать, я отошла на пару шагов, и, наконец, выпустила скопившуюся в теле радость и огонь. Запищала, зажимая рот руками и подпрыгивая. — У меня с крашем взаимно, — пищала я, — У меня с крашем взаимно! Еба-аный све-ет!.. Потом совсем перешла на ультразвук, и только секунд через пять вернулась в нормальное состояние, после чего уже села в машину. На меня смотрели одинаково озадаченные взгляды. Всё, можете забирать мою тушку и везти на реанимацию. Я официально закончилась.