Карандашные линии

На нетвердых ногах поднялась по ступенькам, постаралась игнорировать твердые жесткие руки, хватающие то тут, то там, но всё равно каждый раз вздрагивая. — Такая нежная, — пробормотал мародер, трогая мое лицо своими грязными от пыли руками, — Так и хочется сломать. Это будет легко. Я упала на кровать, чувствуя спиной нож. Самой раздеться… Сейчас. — П-подожди, я хочу сама, — пробормотала я. — Хочешь поиграть? Всего лишь немного потянуть время, совсем чуть-чуть, пока не отключится свет. — Я же красивая? — спросила всё ещё дрожащим голосом, — Ты ведь хочешь рассмотреть? Столько ждать, чтобы через пять минут закончить? — Не волнуйся, если не будешь сопротивляться, даже удовольствие сможешь получить, — проворчал мародер. Всего лишь потянуть время. Когда они уже свет вырубят? — Ш-ш-ш, — выдохнула я, приложив палец к его губам, и внутренне передергиваясь от отвращения. Не выдать себя. Ни словом, ни жестом, ни взглядом. Скоро вырубят свет, просто подождать, — У нас же есть время, ни к чему спешить. Стоило мне только стянуть толстовку, как мародер накинулся, сминая бедра и падая вместе со мной на кровать. У-у-у-у, сука. Чуть ли не укусив за шею, провел по ней языком, дохнул что-то в губы и… Гирлянды погасли. Я не смогла сразу вытащить нож, просто не дотянулась, он задрался. Пока этот мужик перекрикивался с жирдяем, я не послушала указания сидеть и не рыпаться, достала нож. Тихо встала, подходя сзади. Раздался тихий треск дерева, всё стихло. Мужик пошел наружу, услышав ребят, я отправилась следом. Перехватив нож обратным хватом и держа его двумя руками, застыла прямо над мужиком, который заглянул за угол. Я знала места, куда можно ударить ножом, чтобы убить наверняка, хотя от этих мыслей подташнивало, но он предоставил мне только спину. В итоге я выбрала то, что посчитала наиболее целесообразным. Размахнувшись со всей силы, всадила клинок туда, где в теории должна была быть почка. Мужик взвыл и развернулся, но из-за того, что я вцепилась в нож мертвой хваткой, расширил рану и помог мне вытащить нож. Наверное, он матерился, я ничего не слышала, в ушах стоял звон. На меня не успели направить пистолет, когда я нанесла второй удар — в шею, куда-то под кадык. Мужик успел перехватить мою руку и сжать до синяков, но нож всё равно вошел под кожу, пусть и не слишком глубоко. Оказалось, достаточно. Спереди в коридоре замаячила стремительно приближающаяся фигура Паши, он выбил пистолет из ослабевающих рук мародера, оттащил меня подальше и рукой закрыл глаза. Я убила человека только что. Я только что буквально всадила нож в этого мужика. Паша прижал меня крепче, что-то бормоча на ухо, вытащил из рук нож, с трудом разжимая мои побелевшие пальцы. Я ничего не видела, только теплую кровь чувствовала на своих руках, и этот шепот. — Бежим, — пробормотал он, и взял за руку, выводя из этого ужаса. Мужик, на которого я старалась не смотреть, но взгляд против воли цеплялся за валяющееся тело, истекал кровью. Кажется, он был уже мертв. Мы спустились вниз по ступенькам, Паша отстрелил цепи, сковывающие Аню и Настю. Я подхватила рюкзак, успела даже надеть на одно плечо лямку, как вдруг в проходе появилась фигура какого-то из оставшихся мародеров, я похлопала ближайшего человека по плечу — это оказался Леха. И мы рванули из дома на второй космической. Я никогда так не бегала, ни до, ни после. Сзади догнала нас автоматная очередь, и мимо просвистели пули. Гоша пустил несколько в ответ. Песок мелькал под ногами, а у меня было ни единой мысли. Быстро завалились в машину, я каким-то совершенно внезапным образом оказалось за рулем, благо, опыт погони у меня есть. Вырулила на шоссе и вжала педаль газа в пол. — Оторвались? — выдохнула я, хотя знала, что нет. — Никого не видно, — ответил Никита, а я в прямом смысле проглотила штуку про то, что с его глазом много и не увидишь. Руль с трудом слушался скользких от крови пальцев, а взгляд у меня наверняка был просто бешеный, поэтому пререкания Гоши и Насти я не слушала, не до этого немного было. — Нам пиздец, — выдохнула я, когда в зеркале заднего вида отразились фары. Кажется, меня уже понесло от всего произошедшего, и скоро я начну материться как не в себя. Было принято решение позвонить Флоресу. Ник описал ситуацию. — Пригнитесь все! — крикнул Паша из багажника, когда одна из пуль попала в стекло. Машинка-то не пуленепробиваемая. Я ног не чувствовала, но всё равно жала на педаль газа. Если бы я всё внимание сосредоточила на дороге, не заметила бы, как вдалеке появился и пропал свет фар. — Ребята, я вас вижу! — раздался голос в рации. — Мы вас не видим. — Я выключил фары, еду к вам на полной скорости, — прояснил Флорес и дал инструкцию, — Поверните налево, быстро! Я не стала просить его остановиться, сразу же свернула под тарахтение Никиты и просьбы остановиться. Мимо промчалась машина. Секунду, растянутая в вечность тряской. Лязг ломаемого металла и взрыв. Я нажала на тормоз, машина дернулась, резко теряя скорость. Мы обернулись назад. Две машины стояли, и у них горели капоты, смятые как бумага. Было отсюда непонятно, выжил ли вообще хоть кто-то. Я развернулась на дороге, медленно подъехала ближе. Выходить не стала. Подождала, пока Аня на молчаливый вопрос в моих глазах покачает головой. Всё правильно. Всё так, как и должно быть. Мы вернулись в дом доктора Флореса. Девочки распределили очередь в душ, мне дали третий номер, потому что я ничего не говорила, только села, прижимая многостарадальный рюкзак к коленям, на ступеньки. Тихая ночь, ребята, шумящие вокруг. Следы высохшей крови на моих руках, стянутая кожа. Поставила рюкзак рядом с собой, села, обхватив руками колени и подтащив к себе ноги. Всё, что мне сейчас нужно — это немного успокоиться. Либо мы их, либо они — нас. И мне повезло, что я смогла. Господи, какая же я… Всё лучше чем Аня или Настя, они ведь ни в чем не виноваты. Я сняла с волос резинку и переплелась, чтобы волосы так сильно не болталась. Аня помоется, я за ней. Скорее бы, сил нет. На лице как будто тонна пыли, похоже на слой дешевой тоналки на лице. Скрипнула дверь позади. — Ты как? — где-то над головой. — Нормально, — не ложь и не правда. Нормально — оно у всех всегда разное. — Ты бледная, — как факт. Бывает. Вершинин опустился рядом на скамейку, — Скажи, что мне сделать, как помочь? Я рассеяно прислонилась к его плечу: — Ты не ушел. Не отвернулся. Позволяешь себя касаться, — тихо и шепотом, боясь не спугнуть, но запугать, — Просто посиди со мной пару минут в тишине, пожалуйста. Кто знает, что кроме этого мне останется. Паша аккуратно и медленно положил свою ладонь на мою. Было очень удобно лежать на его плече, как только я пристроилась, он наклонил свою голову, касаясь чуть больше. Я смотрела, прикрыв глаза, то на наши переплетенные пальцы, то на звездное небо с тонкой желтой полоской — след от зарева заката. Хочу растянуть этот момент, оставить его в своей памяти, как что-то очень важно и личное. Сохранить. Потому что мысль о том, что это всё, что мне осталось, настойчиво грызет мозг, потому что… потому что Паша может выбрать Аню. Он не стал мне ничего обещать, не должен был и не стал, а потому уверенности у меня нет. Не могу же я человека из-под палки заставить меня полюбить и в вечность растянуть, когда даже в себе не уверена. Может ему вообще Костенко больше нас всех нравится. — Аня уже должна была закончить, — пробормотала я, осторожно выбираясь, — Тебе, наверное, нужно поговорить с ней. Ты ведь был с ней в отношениях. Ну, то есть, местный ты, а не ты, который ты. Я встала на крыльце, оглянулась на небо. — Я понял, — кивнул Паша, не вставая, чуть коснулся икры, будто что-то передавая через этот жест, — Иди и просто смой с себя этот день. В душе с меня натекло много крови. Я стояла, опустив голову, и только тот факт, что после меня ещё несколько человек, таких же уставших и чуть менее грязных, не давал просто сесть и поплакать. Через минуту основная часть крови смылась, и я принялась оттирать себя мылом и мочалкой почти до скрипа, до красных розовых на бледной коже, даже там, где крови не было. Завернулась в одно из полотенец. Постояла у двери, подождав, пока стечет вода. Я устроилась на диване, завернувшись в плед. Под недовольное ворчание Лехи включила телефон. Связи нет, как и в Союзе, зато зарядка не уменьшилась почти с самолета. Пролистала снова фотографии, потом легла, включила музыку. Думала, немного послушаю и выключу, чтобы зарядку не тратить, но сказался напряженный день — вырубило меня через пять минут, если не меньше. Мне ничего не снилось. С утра я обнаружила, что телефон вместе с наушниками лежат рядом, видимо, кто-то заботливый вытащил из ушей и музыку выключил. И я даже догадываюсь, кто это. Девочки показали мне шкаф с одеждой, я выбрала себе белое платье и голубую рубашку в синюю клетку. Свою одежду закинула в рюкзак, проверила, что там есть, а чего нет, пополнила и так скромный запас воды и добавила дюжину фитнес-батончиков, которые обнаружила на кухне. Остальное было быстропортящимся или тяжелым. Утром, немного отдохнув, мы похоронили Флореса. Потом уехали. Наверное, я задержалась. Может, стояла чуть дольше, потому что за мной вернулись. Не знаю. Ради документов проходить через всё это — самое глупое, что можно представить, но свернуть с намеченного пути… как прыгнуть со скоростного поезда. Можно, но смертельно. Нас, девочек, отправили на второй ряд сидений, Гоша и Леха отправились в широкий багажник, куда дружно побросали все сумки, Паша отправился за руль, Никита сел рядом с ним. По дороге Никита рассказывал про этот город, я слушала в пол уха. Я пыталась вспомнить, что за чем идет. Я помнила горящий дом, странного священника и полицейский участок, помнила Клэр и светящийся шар, с помощью которого Зона довела Пашу до нужного дома. Я пыталась понять, где и что мне нужно исправить, чтобы не было Дерека. Первый раз ребята встретились с ним, когда их подвозил Огден, потом всё запахло жареным в прямом смысле этого слова. Помнит ли меня Зона? Читает ли она мысли и если да, то насколько глубоко? Она просила меня устранить эту машину времени и оставить всё так, как должно быть. В Паше говорила «правильная» Зона, которая потом, видимо, под воздействием Сорокина, стала «неправильной». Просто так убить Клэр? Во второй раз будет проще? По крайней мере, я могу попробовать уговорить ребят подождать меня снаружи, пока сама попрошу вызвать по телефону пожарных и скорую. В доме с двумя подконтрольными Зоне я не останусь в любом случае, ладно фантомы и собака, фантомы ничего не могут изменить по сути, от собаки можно отбиться, но у этих ребят есть весьма непонятные сверхспособности, и я не хочу с ними сталкиваться. Другое дело, что их может и не быть, для этого нужно всего лишь не задерживаться в прошлом. Стоп. Не задерживаться в прошлом, в пятидесятых, когда Паша за еду пожертвовал свою зараженную кровь! Но ведь не ради этого Паша был тогда в прошлом, иначе перенеслись сразу после переливания. Перенеслись после того, как спасли мать Клэр, значит это и есть цель. Однако мы не сможем попасть сразу в пятидесятые, Никита не даст мне этого сделать. И не сможем сразу из участка перенестись, прибор зарядится только ближе к тому моменту, как взорвут станцию. Сам коридор, скорее всего, и образовывается в этот момент. То есть если я ничего не поменяю, то всё будет нормально, достаточно попасть в пятидесятые, а оттуда — в две тысячи тринадцатый. Главное ничего не поменять в восьмидесятых. Главное, чтобы не было Киняева, а с двойниками можно будет справиться… как-то. Буду решать проблемы по мере поступления. Успокоившись на этом, я разглядывала город из окна. Не похож на город-призрак. Светло, почти чисто, старовато местами, но в целом очень всё цивильно. Только людей нет. В России современные-то города так не выглядят, не то что Припять и Чернобыль. Мемориал памяти, вызвавший глухую тоску в сердце. Интересно, сколько здесь было допущено ошибок, сколько людей погибли по человеческой глупости и ради фантомной выгоды?.. Когда мы вышли из машины, у Гоши опять началась паника. Настя осталась его успокаивать, Аня подошла ко мне, пока мы шли к станции: — Аглая, ты ведь пришла из того времени? — спросила она, — Мы были там знакомы? — Нет, пересеклись случайно в Чернобыле, — выдала я чистую правду, — А потом меня Зона не выпустила, там и столкнулась случайно с Пашей. Костенко не хотел меня убивать, я вообще там не пришей к звезде рукав оказалась… Просто Паша меня тогда защитил. По инерции, наверное, не уверена, я не спрашивала. Просто он сам такой. Если бы я тогда не спряталась, Костенко мог бы меня в заложники взять. Она удивилась, чуть приобнимая себя от неловкости. Думала, наверное, что я тоже из их компании, и должна быть как-то знакома со всеми. — Ого, — выдала Аня, — Какая история. А у меня всегда было ощущение, что я живу не своей жизнью. Хожу не на ту работу, занимаюсь не тем, чем хотелось бы. И с Пашей, наверное, случайно. Ты не подумай, что его увести хочу, просто думала, что ты должна знать. В моем… в этом мире у нас всё было. Ты уж не обижайся, что я его иногда как своего воспринимаю. Я задумчиво кивнула — мы пришли. На самом деле, я такого не ожидала от Ани и одновременно это было очень в её духе. Она будто за один диалог набрала кучу очков в моих глазах. Никита откинул рюкзак подальше, чтобы он не переместился с нами, я поправила свой. — А ты с нами не пойдешь? Ты же обещал ответить на все вопросы, — заметил этот жест Павел. — Паш, если обещал — значит отвечу, — уверил нас Никита, передавая планшет, — Это просто перестраховка. Паша кивнул, выставляя руку с прибором, попросил всех встать кучнее, мы подошли, оказавшись совсем близко, я перехватила на секунду взгляд Никиты, и было в нем что-то… Что-то, чему я бы не смогла найти объяснения, не знай я всего — или почти всего. Что же сделала с ним моя версия, почему он был так холоден со всеми и со мной всё это короткое знакомство, и как это всё связано между собой? Почему моя первая версия не смогла всё исправить, если знала столько же, сколько я? Дольше мялась, и Пашу увели? Он не стал её слушать? Вопросы пронеслись в моей голове, но я не успевала и никогда бы не задала их. В последнюю секунду до перемещения я успела перехватить взгляд Никиты и одними губами прошептать: — Спасибо. Прости. Прощай. И исчезнуть вместе со всеми во временном потоке, уходя от любых слов в ответ, и только немного замечая отголосок реакции — услышал, заметил и понял. Может и не полностью. А мы оказались в тысяча девятьсот восемьдесят шестом.