Карандашные линии

Кажется, придется подставить Огдена… Или попытаться помочь мужику, а Огдена всё-таки уберечь от травмы? — Слушай, — спросила я Пашу, когда мы шли по дороге, — Нужно, чтобы мы попали сегодня в больницу Ласби. Там день донора, и за сданную кровь можно получить бесплатный обед. — Хочешь сдать кровь? — недовольно спросил Паша. Ему такая идея не понравилась, — Больница, ладно, но сдавать кровь… — Просто я думаю, что я могла кое-что изменить, в очень плохую сторону. Просто чем позже я вмешаюсь, тем меньше непредсказуемых событий мы получим в итоге. Мы шли всей компанией по шоссе. Девочки, собачившиеся без повода Гоша и Леха, следом я и Павел. — Ты не должна была нас кормить, — догадался Паша, — Тогда что-то случилось бы. А потом мы бы попали в больницу. Кому-то стало плохо… там узнали про день донора. Я вздохнула. Я могла бы всё рассказать, но знать, какое именно решение примет Павел относительно всего, не могла, поэтому предпочитала не давать ему лишних данных. Мимо проехала знакомая машина. — Это же та самая! — узнал Гоша, — Машина того экзорциста! Я уже думала, что Огден просто проедет мимо, но Огден притормозил и немного сдал назад. Опустилось стекло: — Вас подбросить до города? — спросил он. — Нет-нет, спасибо, мы только что оттуда, — отказалась Аня. Священник спросил, уверены ли мы. Мы не были уверены ни в чем, пребывая в полнейшем шоке. Предложил угостить апельсинами. — Давайте я вам помогу, — сказала я, идя следом. — Если вам не сложно. Я оглянулась: — Боже, куда он так несется! Давайте немного отойдем, ещё заденет! — обратила я внимание на грузовик, — Может, он очень спешит. Огден выронил ящик с апельсинами, но моей хватке поддался, отошел в сторону. Я буквально почувствовала, как проезжается по коже металл, треск ткани и рука раздирается торчащим из доски гвоздем, прошивая руку до мяса. Я зашипела. Через секунду послышался грохот — машина врезалась в столб. — Вы в порядке? — спросил у меня священник. Я коротко и тяжело дышала, порез был не слишком глубокий, точно не глубже сантиметра, но длинный и очень болючий. — Мне, кажется, нужно в больницу, — пробормотала я, стараясь не тревожить рану, — Ему тоже нужна помощь! — выдала я и перешла на английский, — Мы можем вызвать скорую или отвести его в больницу? — Давайте я отвезу вас всех в больницу, и оттуда сообщим об этом мужчине, — предложил лучшее из возможных решений Огден, — Садитесь в машину. У вас есть аптечка? — У меня есть с собой что-то, обработаю по дороге. — Да-да, конечно. Когда сели в машину, я закатала порванный рукав, Аня, как умевшая оказывать первую помощь, села рядом, из остатков рубашки соорудив жгут. Я достала из рюкзака аптечку, выдавила пару таблеток ибупрофена, потому что перекись тут бы не помогла — тут зашивать надо. В больнице мне зашили рану и перевязали. Посоветовали сменить бинт, когда он пропитается до конца кровью. Сосудов важных не задело, вены ведь с другой стороны. Милая медсестра меня успокоила и посочувствовала, мол, шрам всё равно останется. Господи, тут бы выжить, какие шрамы… Нож я перепрятала в рюкзак ещё в машине, а оставшийся рукав пришлось закатать, чтобы не быть слишком ассиметричной. У медсестры в регистратуре я поинтересовалась, где ребята, которые приехали с Огденом, и мне сообщили, что они все в кафе. Фух, вроде пронесло. Правду говорят, за ошибки платят кровью. В столовой я молча подсела к Павлу, тот придвинул ко мне поднос с обедом. Кроме него тут был только Гоша, значит, остальные уже поели, и свалили заниматься… всякими непотребными вещами. — Что сказали? — Жить буду, — пробормотала я, поедая вполне вкусный обед, — А с тем мужиком-то что? — Это оказался какой-то псих на угнанной машине. Огден нас не выдал полиции, сказал, поможет. Мол, он перед тобой в неоплатном долгу. Не вызовись ты ему помочь — он мог бы пострадать или даже погибнуть. — Ну и замечательно, — кивнула я, — По крайней мере, проблема с тем, что делать, уже не стоит. А сок апельсиновый тут действительно вкусный. — Знаешь, каким может быть пароль? — спросил Паша, — Или не скажешь? После предположения о том, что это наверняка дата, Гоша предположил: — Ну, может, только то, что знаешь ты. Например день твоей первой встречи с Аглаей. — Или день, когда вы отправились всей компанией в Чернобыль, — предположила я, — Попробуй, благо тут количество попыток не ограничено. — Чернобыль, — пробормотал Паша, — Точно, день взрыва на ЧАЭС. И ввел знаменитое «26 04 86». — Получилось, — улыбнулся Паша, и сдвинулся ближе к Гоше, пододвигая и мой стул заодно. Интересно, тут будет что-то новое? Не было. У Никиты не было ответа на вопрос почему, у меня тоже он не то чтобы был, но я знала, что с этим можно сделать. Я хочу попробовать просто поговорить чуть позже. Подошел Огден, поинтересовался моим самочувствием, а узнав, что у нас нет места для ночлега, предложил погостить в своем доме, мол, он нам благодарен, да и дом большой, ему не жалко. Дождавшись остальную компанию, мы сели в автомобиль. Отец Огден, ещё раз поблагодарив меня, разрешил не стесняться и чувствовать себя как дома, а ему нужно подготовиться к службе. — Ну что, девочки направо, мальчики налево? — спросила Настя, Аня кивнула, поднялась на второй этаж, Настя задержалась на полпути, — Аглая, ты с нами? — Да, подойду через пару минут, спасибо. То, что они не ополчились против меня и почти принимали, было… приятно. Я была готова к тому, что Настя и Аня напридумывают себе чего-то и начнется травля, но, видимо, обошлось. Не думаю, что без вмешательства Ани, но Настя тоже… добрая. Хоть и бунтарка та ещё, но живая, и волосы — пламя. Я села за пианино, удивляясь, откуда оно вообще может взяться в доме священника-экзорциста. Отчаянно хотелось взять в руки карандаш и нарисовать что-нибудь. Ладно, кого-то очень определенного, но Паша был несколько раздражен происходящим, так что я решила просто не лезть, а помочь в той манере, в которой я могу. Крышка откинулась с гулким стуком. Я тихо пробежала пальцами по клавишам, вспоминая гамму. Уже успевший докопаться и до Гоши, и до Лехи Паша оказался рядом почти внезапно: — Умеешь играть? Я думал, ты на архитектора учишься. — Да. В свое время я музыкальную школу предпочла художественной, поэтому в последние пару лет пришлось наверстывать в ускоренном темпе, — поделилась я тяжелыми трудами, — Потом переехала в Питер из родного города, чтобы там учиться. Последний раз играла, когда дома на каникулах была. — Прости, что напомнил, — извинился Паша коротко, хотя ни в чем особенно виноват не был, — Прогуляемся, как передохнем. Я хочу спросить у тебя кое-что. Не захочешь отвечать — не надо, но, может, что-то ты всё-таки сможешь прояснить. Я чуть кивнула. Разговаривать и играть одновременно всё-таки проблематично. Лучше всего я помнила «К Элизе» Бетховена и его же «Тишину», их и сыграла. Пальцы то и дело промахивались, но когда я пошла на второй круг, стало более-менее получаться. Играть в третий раз одно и тоже не хотелось, да и чувствовала я, что мне надоедает, так что перешла на Моцарта «Дождь» — всё, что я знала из творчества великого немецкого композитора. Или австрийского, я точно не помню. Я вышла на улицу, постояла, посмотрела на ухоженную лужайку и ровный белый забор. Милое место. Я устроилась прямо на траве, не слишком беспокоясь за платье. Из-за игры на фортепиано рука саднила, скоро нужно будет поменять бинты. А хотелось рисовать. Хотя бы мир вокруг — живой, яркий и прекрасный. Но я, понимая мимолетность всякой красоты, только включила телефон и сделала несколько фотографий — и дома, и прилежащего участка, гор вдали. Минут через десять послышались шаги, скрипнула открывшаяся дверь. Я немного дернулась, обернулась. Паша. — Прогуляемся? — спросила я, закидывая телефон в рюкзак, — Ты же хотел поговорить. — Давай, — кивнул Паша. Я пошла почти наугад, надеясь выйти к дому Мэттисон. Он точно шел тогда через какие-то кусты, и не переходил дорогу… — Спрашивай. — Ты знаешь, почему я вижу эти сны? — спросил он. — Только предполагаю. Точного ответа не дали, — честно призналась я, — Ты неправильно задал вопрос. Он взял меня за руку, переплел пальцы. Идти между апельсиновых кустов, которые одуряюще пахли, ещё и за руки держаться… Я сейчас растаю, как мороженое на летнем игривом солнышке. — Если это часть Зоны, то чем это грозит? Шестью годами под чужим контролем, но это же так, пустяки… — Это уже вопрос получше, — кивнула я, — Грозит это неприятностями. Подумай сам. Этот кусок может быть сознательным. А чего хочет всякое сознательное существо? — Жить, — просто ответил Паша, и тут же предположил, — И чтобы жить, оно либо прячется так, чтобы не видели, либо… пытается подавить. Думаешь, оно может подавить мою волю? — Зона смогла завладеть Игорем тогда, — напомнила я, — И владела Дереком. Павел чуть кивнул, смотря куда-то в сторону и размышляя. — Куда нас выкинет? — Ещё один неправильный вопрос. Паша вздохнул. — Что ты можешь рассказать по всему этому? — Что могу — не хочу, что хочу — не могу, — расплывчато ответила я, — Ты поймешь это либо прямо сейчас, либо чуть позже. Или совсем не поймешь, что тоже вероятно. Пока что Паша не понял, поэтому спросил про другое: — У тебя есть какой-то план? — Да. Вот только мне нужно твое доверие, и полное, — честно призналась, немного опуская голову, — Но я не могу требовать этого от тебя, не давая того же в ответ. Паша улыбнулся, переводя взгляд на небо: — А я мучаю тебя неопределенностью, я же вижу. Не знаю, что было в том письме, передавал ли тебе ещё что-то Никита, но ты боишься, что я оставлю тебя. А я не хочу давать обещаний, которые не смогу сдержать. Могу обнять тебя прямо сейчас, это да. Хочешь? — Хочу, — тихо и шепотом. Мы остановились, скрытые апельсиновыми деревьями, Паша нежно привлек меня к себе, опустил голову на плечо, руки положил на спину. Я сомкнула свои на его спине, прижимаясь сильнее и вдыхая запах кофты. — Я могу довериться тебе, не зная всего, — прошептал Паша на самое ухо, и от этого голоса у меня в животе потеплело, и сердце так… будто болезненно срасталось. Что же ты со мной делаешь?.. — Это ведь почти честно. Мы побродили между рядами ещё немного. Наверное, я вся пропиталась этим кисловатым запахом. Дом Клэр я так и не смогла найти, хотя мне казалось, что я помню дорогу. Уже когда мы возвращались ближе к сумеркам, Паша вдруг хмыкнул: — Тяжело рассказать всё человеку, у которого в любой момент могут отобрать контроль всякие… жаждущие. — Я думала, тебе не дадут, — грустно улыбнулась я, — Зато понимаешь теперь. — Не думаешь, что я могу тебе навредить? Что могу кому-то из вас навредить? — спросил он, — Или думаешь, что справишься? Я пошутила: — Может, я вообще самоубийца и маньяк адреналиновый. Он ухмыльнулся, оценив, но остался серьезен: — Ты домашняя девочка, — покачал головой Паша, — Очень домашняя. Печь печенье, какао варить, закатами любоваться и книги читать. Это — ты. А соваться в Чернобыль по собственной воле и опасности подвергаться, это так, по большой случайности и великой необходимости. Я спрятала в лицо в ладонях, пробормотав что-то вроде «хватит меня смущать». — Но я очень удивился, когда ты радовалась экстремальной посадке на самолете. И как-то смогла вырубить огромного военного, которого мы втроем пытались сначала убедить, а потом уложить, и то не особенно получилось. Мне очень повезло, не иначе. — Погоди, я телефон не выключила. Давай сфотографируемся. Ну, хотя бы на фоне кустов? — предложила я, доставая телефон. — Давай. Смотрим в камеру и улыбаемся? Сделали несколько фотографий, на последней Паша, дурачась, вместо того, чтобы в камеру смотреть, уткнулся носом в щеку и смотрел так хитро-хитро. — Ты слишком милый, это незаконно, — пробормотала я, всё-таки выключая телефон, — Ну что, пойдем в дом? — Ляжем в машине. Мало ли, куда нас выкинет. — Сходишь за остальными, пока я воды налью? Ребята уже укладывались спать, и явно были недовольны, но против ничего сделать не смогли. Видимо, Зона поднажала на паранойю и теперь получилось примерно это. Перед тем, как ложиться спать, я включила телефон, даже режим полета отключила. Если мы окажемся в правильном времени, то он будет наконец ловить связь. Сон не шел. Всё казалось, что Паша подскочит и пойдет, закрыв глаза, туда, куда его поведут. Но было тихо. Я то и дело проваливалась в дрему, то выплывала обратно. Ужасно хотелось спать, и всё никак не моглось, ещё и неудобно было на сиденье втроем с девочками, пусть я села с краю. Наверное, поэтому я не услышала как открывается, но услышала как хлопает дверь машины. Резко открыв глаза, я судорожно вглядывалась в темноту, пытаясь заметить, куда пошел Павел, едва не перебудила остальных. Сами проснуться, мне нужно будет проверить, сработает ли возвращение от моих небольших сил и животворящей пощечины. Я шла следом за ним, сопоставляя недавнюю прогулку и этот путь между кустов. Выходило, что днем мы куда-то свернули, а теперь Паша просто прямо шел. Когда я увидела дом Мэтиссонов и знакомый ящик, то окликнула его. Со второго раза Паша услышал, обернулся, спросил, не открывая глаз, в пустоту: — Аглая? Я тебя не вижу, где ты? — спросил он с нарастающей паникой. — Сейчас, стой на месте. Я подошла и, собравшись, дала ему звонкую пощечину. Ну вот, почему нет каких-то более гуманных способов? У Вершинина дернулась голова, он схватился рукой за покрасневшую щеку и открыл глаза, пока я выдохнула: — Работает, — и добавила уже громче, — Смотри, где мы. Это же дом Клэр Мэтиссон! — Было написано, что её отец зарубил мать топором и её саму отправили в приют… — Видел кого-нибудь? — спросила я, а потом заметила мощную фигуру рядом с дверью, в этом время Паша покачал головой, — Погоди, кажется, это и есть её отец! Паша резко обернулся: — Пошли. Сможешь вывести Клэр и её мать из дома? — Попробую, но я не уверена, — ответила я, — Если что, нож у меня с собой, сейчас достану… Уже на крыльце мы увидели ребят — Паша махнул рукой, подзывая, крикнул что-то вроде «нет времени объяснять». Я забежала в дом, не находя никого взглядом, взлетела по лестнице, не скрываясь и поэтому… Совершенно не ожидая увидеть замахивающегося на меня топором огромного бородатого мужика.