Карандашные линии

Я ничего не успевала сделать — ни отшагнуть назад, ни замахнуться ножом, ни хотя бы пригнуться или просто упасть, лишь бы не получить удар топором по голове. Это что, всё?.. Мысли все остановились, но через секунду я поняла, что всё ещё жива. Глубоко вздохнула — и клянусь, услышала, как топор срезал два выпавших из косы волоса. Мужик замер с перекошенным от ярости лицом, широко распахнув глаза, в которых полопались сосуды. Лезвие топора, застывшее в сантиметре от моего от лица. Мозг принялся работать в ускоренном режиме, я быстро поняла, что если побегу назад, то меня догонят или всадят в спину топор, и сделала выбор между «бей или беги», проскользнула вперед, за спину, и в следующий момент одновременно застонал от натуги Паша, и смог сбросить с себя чужие силы мужик, а я со всей силы пнула его в спину, надеясь, что так его хотя бы прокатит по лестнице, и этого окажется достаточно. Даже несмотря на весь приложенный мой вес, психу это почти не помешало, он сделал несколько тяжелых шагов по ступеням, развернулся, я отступила назад, жалея, что не порезала ножом — не успела — когда был шанс. Я рванула к одной из комнат на втором этаже, услышала топот ног по лестнице и тяжелые шаги — он шел за мной. За несчастной женщиной, за маленькой Клэр. Постучавшись в запертую дверь, не успела дождаться, когда мне откроют, в дверь опустился топор, и я только чудом смогла избежать прямого попадания в своей голове. На меня замахнулись снова. Вбежали ребята. Мужик уже не обращал внимания на меня, за один раз прорубив остатки двери и заходя в комнату, где звала на помощь его жена. Леха кинулся на спину психа, я не смогла увидеть, что было дальше — остальные просочились следом, я кинулась туда последняя. Лехой проломили стол, я сделала один рывок в его сторону, смогла ранить, но не смертельно, а от боли он только озверел ещё больше. Я споткнулась о разломанные доски, и оказалась на полу, больно ударившись больной рукой. Разошелся шов, и меня парализовало от прострелившей руку боли. Раздался жуткий крик наложенных друг на друга голосов. И псих с топором просто выпал в окно. Секунда. Другая. И вот нас снова тянет через время. Мы все упали на доски. Вокруг — пустая комната, только какие-то чехлы и одинокая стремянка. Пока ребята разбирались, что происходит, я, стараясь не замечать боль — выходило плохо и через слезы — но самое главное я увидела, достав телефон. Это был тот случай, когда я обрадовалась двум полоскам. Две из четырех кирпичиков связи — значит, сейчас РФ и всё относительно работает. Я выдохнула, роняя телефон в рюкзак. Поднимая окровавленный нож с пола, я осторожно разрезала бинты, Ох, как же я так умудрилась. Нужно будет снова зашивать, скорее всего, потому что шов в середине разошелся. Правда, вытаскивать нити самой — верх глупости. — Ань, не поможешь? — спросила я нетвердым тихим голосом, доставая из рюкзака бинты. — Господи, — тихо выдохнула она, быстро оказываясь рядом, — Ты как? — Держусь, — пробормотала я, подавая ей бинты. Паша выбежал, отобрав прибор у Гоши, Аня хотела было метнуться следом, но потом перевела взгляд на меня и осталась, решив, что обработать рану — первостепенная задача. Завязав бинт на бантик, она встала и протянула руку. Крови натекло немного, но пол мы перепачкали неплохо. Я вышла следом, по ходу протирая использованными бинтами нож от крови и засовывая его обратно в чехол, а тот — в рюкзак. Голова болела, так что я насухую заглотнула пару таблеток обезболивающего, не уверенная, что поможет. Ребята сидели на скамейке перед шоссе, сломанный прибор валялся на лужайке перед домом. Я глянула на детали. Да, восстановлению не подлежит, разве что попытаться ученым рассмотреть все детали и всё такое, но всё равно не факт, что выгорит. — Паш, у тебя кровь, — тихо сказала я, — Можно обработаю? — Не болит, не волнуйся, — пробормотал он, рассеяно притягивая меня к себе, утыкаясь щекой куда-то в живот. Сил краснеть уже не оставалось, но я старалась. — Паш… — Я думал, он тебя топором зарубит, — пробормотал он, несмотря на удивленные взгляды друзей. Про испуг он, конечно, не скажет, не позволит себе даже признать, но было видно, что он… переживал, — А потом ещё и это. Рука? — Шов разошелся, — кивнула я, — Аня помогла перебинтовать, но нужно будет снова в больницу так или иначе. — Где мы сейчас? — спросил Леха. Шум машины, из неё вышла Клэр, которой очень шел голубой кардиган, по крайней мере, мне понравилось. Ребята в шоке уставились на неё. Я во время всего разговора смотрела на лицо Паши и только хитро улыбалась, когда ребята уставились на него с единственным вопросом: какого хера? Паша пробормотал в ответ: — Ну, у меня для вас плохие новости, ребята… Я только чуть улыбнулась — всё шло так, как должно было идти. Посольство Российской Федерации, расположившееся в монументальном бежевом здании, чем-то напомнило мне здание КГБ. Наверное, издержки сталинизма и конструктивизма в виде высоких окон, правильных форм и ступенчатой крыши. Над лепниной в виде двуглавого орла над входом гордо развевался знакомый с детства триколор. Все выкинули по дороге паспорта, а я свой сунула в прореху на дне — потайной карман, который в свое время получился из случайной дырки. Паспорт оказался на дне под подкладкой. — Я буду рассказывать нашу историю. Про то, что нас ограбили. Ты ведь знаешь всё, что я скажу, сможешь подтвердить? — спросил Паша тихим шепотом, пытаясь нарыть в планшете про РФ. — Замени негров кучкой подростков, в Ласби не так много черных, — попросила я. Две близняшки, совершенно одинаковые, подошли. Одна из них забрала Пашу, другая проводила нас в большую комнату непонятного назначения. — Аглая, ты знаешь, что тут происходит? Ты же была с Пашей с самого начала! Ну, понеслась. Те вопросы, с которыми должен был разбираться Паша, достанутся мне. — Я была с ним не с самого начала. Я даже с вами нормально познакомилась только в СССР, — ответила я, — Помните то странное ощущение, будто вы живете не своей жизнью? Это было не совсем из-за рамок советского общества, а немного по другой причине. Аня прищурилась: — Хочешь сказать, вы что-то изменили? — Да. Авария, которая произошла в США, должна была случится в Союзе, — объяснила я, — И вкупе с кучей других проблем он бы развалился на разные государства. В их числе и Российская Федерация, бывшая РСФСР, если не ошибаюсь, стала правопреемником. Теперь это и есть страна, в которой мы все родились. За этим последовал ещё один вопрос. И ещё. Я не стала до конца рассказывать, откуда взялась в Чернобыле и почему оказалась в бассейне в такой удобный момент, вкупе с другой информацией это вызывало кучу вопросов. — Почему Паша и те… другие мы отправились в Припять? — задал главный вопрос Гоша. — А это пусть он вам сам расскажет. Я всего не знаю, могу и перепутать. По-моему, у него деньги украли, много, по приказу одного мудака, который стал мудаком, потому что вы ему жизнь испортили. Петля. Гоша потер пальцами переносицу. Зато здесь были розетки, вполне уютное кресло и у одной из стен — пара узких шкафов с книгами. Теперь, когда я никуда не бежала и не боялась на долгое время потерять телефон, можно было посмотреть, что я делала в последние дни, проверить сообщения и социальные сети, если повезет. ВК просил обновы, но очевидно, хотел просто старую версию себя вернуть. Увы, я возвращать старую версию, рискуя потерять старые переписки, не хотелось. В переписках обнаружилось кое-что, ответившее мне на вопрос, почему я собрала такой рюкзак. Несмотря на то, что следующий день по моей памяти должен был быть будним, подруга позвала меня на ночевку, а я согласилась. Хотя… я не уверена, что я не пропустила один день. Я не помнила, чтобы соглашалась на ночевку, хотя для того времени года эта одежда вполне подходила, и в теории могло объяснить презервативы… Хорошо, допущу, что я собиралась на ночевку к подруге, поэтому просто доложила к обычным вещам сменку и взяла перекусить. Но это не объясняет всей остальной хуйни! Больше я ничего не смогла узнать, ни причину пропажи одного дня, ни самого моего появления, а все версии, начинавшиеся от тяжелых наркотиков (да, вот такая лихая подруга, что я могу её в этом подозревать) и до похищения агентами анти-парадоксо-временного спецназа*, казались откровенным бредом. Я уже забралась с ногами в кресло в самом темном углу, пытаясь переварить всю полученную информацию, воткнула в ухо наушники и, наверное, задремала, потому что когда закрылась дверь в эту огромную комнату, я вздрогнула, выплывая из смутного состояния дремы. Я чуть кивнула, как будто передавая эстафету: — Я рассказала им частично, что происходит, но полностью историю ты мне рассказывал, поэтому… — Да, спасибо, — качнул головой Паша, — Там останешься? — Тут темно, есть электричество и вайфай. Мне вполне комфортно, если ты об этом. Не хочу перебивать твою и так замечательную историю своими не самыми информативными комментариями. Время до ночи я провела в телефоне, параллельно делая несколько вещей. Первое и самое простое — музыка, которая вперемешку играла в наушниках, и под которую я время от времени отстукивала ритм пальцами. Второе — искала информацию. Гугл работал по всей форме, так что я спокойно могла поискать и то дело, и информацию про Киняева. Дело о пропавших детях никакой информации мне не дало, видимо, никаких новостей в сеть не просочилось. Мое имя в социальных сетях дало только какую-то женщину хорошо за сорок, которая была всего лишь однофамилицей, и даже жила не в Питере и не в родном городе, а во Владике. С Киняевым было всё куда интереснее. Я смогла освежить свои знания. Это был этакий Илон Маск от мира ядерщиков, только выглядел он как маньяк, однако я прекрасно понимала, как работает ядерная энергия, и что если не придумать, куда деть отходы, то она никогда не станет безопасной. И дело даже не в возможности взрыва — тогда это был исключительно человеческий фактор, можно сказать, сами виноваты, но потом в Чернобыль стали свозить отходы со всего мира. Это как на бомбу с отсроченным механизмом доложить сверху ещё несколько таких же, чтобы в конце концов всё взлетело на воздух. Ладно, во всем мире около двухсот АЭС, но вот если их станет больше, то и отходов станет больше, а радиация — это и загрязнение, и болезни, и мутации, и куча ещё всякой херни. На Ютубе я не нашла людей, которые осуждали бы деятельность Глобал Кинтека, кроме радикалов, которым в принципе всё не нравилось, хотя любой носитель мозга в организме должен понять, что это небезопасный механизм. Насколько эта корпорация разрослась, что государство не контролирует больше Зону Отчуждения, доверяя это частным лицам. Если у Киняева есть люди в системе, у которых звание выше, чем у Костенко, то становится понятно, почему офицер не смог ничего с ним сделать. Даже если что-то крупное всплывет, немедленное задержание не последует. Даже если у Костенко будут неопровержимые доказательства того, что Киняев заплатил за убийство детей — откуда? Такие вообще существуют? — то даже тогда не факт, что успеем. Сейчас нужно не дать этим людям забрать Гошу, чтобы у них не было метода давления. И оставаться под присмотром Костенко тоже нельзя, он одного ботана защитить не смог, а если нас будет шесть? Ладно, пять. В общем, пока я вижу практически тот же выход, который придумали и в оригинале: убрать Киняева и по-быстрому прикрыть всякое строительство под саркофагом. В моем-то мире там что-то странное мутилось, а тут вообще жесть, и все решили, что это нормально? Либо это массовый гипноз, либо у него просто охуительные маркетологи работают. Мне нужно было немного поговорить с Пашей о тех видео, которые я сделала, которые могут использованы против него, и сделать это так, чтобы Зона не решила, что эти доказательства надо уничтожить. Моя задача — показать, что Костенко можно доверять, и можно его использовать для достижения общих целей. Поскольку я просидела несколько часов в одной позе, всё тело затекло. Я слышала отдаленно монолог Павла, который рассказывал обо всей истории. У Леши были какие-то вопросы, но Паша остановил его. Аня подсела к Гоше, тихо что-то рассказывала ему что-то про разные времена. Гоша млел. Ну, пусть ему хотя бы в третий раз обломится, почти нормальный парень, потерял ориентиры, правда, во всем полагаясь на отца, но его немного направить — и будет здравый человек. Это вам не псих-Леха, преданный, как пес. Ага, тот самый, с Зоны. Тоже с арматурой, бешеный и на людей кидающийся. — В той реальности Костенко быстро нас нашел, — пробормотал Паша куда-то в мое плечо, — Думаешь, сможет и тут нас достать? — Может, тут он нормальный мужик. Должно же было хоть кому-то повезти? — задала риторический вопрос я, — В посольстве он нас вряд ли достанет, а там… выкрутимся. Спать ложились уставшие и задолбанные. Несмотря на то, что я успела немного подремать днем, пока как заправская ищейка рыла всё, что было в свободном доступе на Киняева, я смогла не только уснуть, но и выспаться. Пока оставалось немного времени до пробуждения остальных, я сделала то, на что не хватало ни времени, ни концентрации ранее. Достав из рюкзака скетчбук, подтерла неправильные даты, приписав к цифре «20» ещё и «13», и теперь это был не скетчбук, который я использовала с января по апрель две тысячи двадцатого года, а в том же веке и месяцах, но на семь лет раньше. Пока Паша досматривал не самый приятный сон в стиле «Привет, я Виталий Сорокин! И я из ещё живой Припяти, а не из твоих сексуальных фантазий, уж извини», я рисовала его почти спокойное лицо — он немного морщился периодически, и чуть-чуть дергался во сне. В какой-то момент мне это надоело, я села рядом, переложила тяжелую голову со светло-русыми выгоревшими волосами на колени. Он немного успокоился, а на все шутки Лехи у меня был один ответ в десять сантиметров длиной — средний палец и насмешливый взгляд, мол, твоя девушка тебя на коленях полежать не пускает и первый и последний раз у вас был полвека назад. В общем, мне было, что ему ответить. Только всем надоело сидение взаперти не первый час, поэтому Леха начал колотить по двери, требуя свободы, а Гоша угрожал отцом в городском управлении. В какой-то момент Павел дернулся, потом вообще вскочил, очевидно, приняв удары по двери за выстрелы. Удивленно посмотрел на ребят, которые оказались в его поле зрения, потом оглянулся, увидел меня с не менее удивленным выражением лица, оглянулся на Настю и Аню. — Не знаешь, тут есть вода? — я только кивнула на стеклянную бутылку рядом с диваном, на котором сидела Настя и листала что-то в планшете. Да, ребят, пользовались бы передышкой, так нет. Леха опять начал чудить. — Товарищи дипломаты! Я, Горелов Алексей, объявляю вам ультиматум! Или вы нас выпускаете, — он уточнил у Гоши юридическую терминологию, — Или я совершу акт дефекации прямо посреди этого зала!.. На ваш дубовый стол! Да, поори в запертую дверь, умник. Я поморщилась, прикрывая устало глаза. А как почти замечательно начиналось утро! И честно, лучше бы это не был самый дебильный сработавший план, потому что дверь открыли, и внутрь, в сопровождении двух громадных военных в черной форме вошел Сергей Костенко в шикарном синем костюме. Паша подскочил, тут же отходя на шаг назад и разбивая дно бутылки, пытаясь приказать, но от удивления тон был больше испуганным: — Так, стой! — и поднял вверх «розочку», — Не подходи! — Что случилось, молодой человек? — спросил Костенко спокойным тоном, который лично я могла сравнить только с бархатом. Так говорят люди с хорошо поставленным голосом, умеющие управлять им, и теми, кто этот голос слушает, — Нам не нужны неприятности. Чем я вам так не понравился? И взгляд такой сосредоточенно-спокойный, будто не он тут с необоснованной агрессией столкнулся. — Ты меня не знаешь? — с толикой удивления спросил Вершинин. — А должен? — ухватил самое главное Костенко. — Для чего ты здесь? — ну, Паша, честное слово, к условно-незнакомому человеку с вооруженной охраной лучше обращаться на «вы». — Чтобы доставить вас на Родину, как вы и просили, — ответил Костенко, обводя нас всех взглядом. Ну да, колоритная компашка. Павел с царапиной на носу, Леха на столе, Настя с прозрачным планшетом и я с перебинтованным предплечьем, — Но сначала нам нужно поговорить.