Карандашные линии

Нас вывели на крышу, обосновав это отсутствием здесь прослушки. Я внимательно слушала Костенко, надеясь уловить изменения. — Я генерал-майор Костенко. Следственное управление Федеральной Службы Безопасности, — по полной представился он, предъявляя документы, — Можете обращаться ко мне Сергей. Оказалось, что как только ему сообщили о нас, генерал-майор рванул из Москвы в США. Было видно, что Костенко не то чтобы нервничает, но… хочет получить ответы, которые искал больше пятнадцати лет. Он не допускал ни жеста, ни слова который его выдавал, вот только я была отчасти художником, и умела подмечать детали. Легкая отрывистость речи в интонациях, жестикуляция, само тело, будто готовое бросится в атаку в любой момент. Он почему-то напоминал мне жидкую сталь. В первую «встречу» я не смогла это уловить — слишком быстро всё произошло, но сейчас, чем больше он говорил, тем больше я понимала, что человек этот несгибаемый, и если он поставил себе цель — он будет к ней идти. Тогда, в неправильной реальности, Костенко поставил себе цель — отомстить тем, кто испортил ему жизнь и чуть ли не под белы рученьки отправил под трибунал. Эта была не столько ненависть карьериста, сколько опрометчиво поставленная цель, от которой он уже не смог отступиться. И всё бы ничего сейчас-то он нормальный вот только оказалось случилось кое-что. Людей в списке было немного больше. — И только я знал, почему убийства прекратились, — продолжал рассказ Костенко, доставая ламинированный лист, кажется, из обычной школьной тетради в клеточку, — Почти весь заказ был выполнен. Здесь три мальчика. И три девочки. Пять имен перечеркнуты, кроме последнего — Аглая Веремеева. Не имеет полной даты рождения, только год. За человека с таким именем и возрастом на преступном рынке назначена награда в миллион долларов. Еба-а-ать… Это Киняев решил, что сможет меня так найти? Он же про меня не знал, не должен был! Я ведь даже в дом тогда не заходила! — Мы, разумеется, заинтересовались, за какого ребенка можно назначить такие деньги, но не нашли подходящего. Было несколько женщин, но они не подходили по возрасту. Это достаточно редкие имя и фамилия, так что мы упорно искали человека с таким именем, но не нашли ни одного. Как и этот киллер. А вот список, который вы подали в посольство на восстановление документов. Ничего не напоминает? Повисла напряженная пауза. — Ребят, ради всего святого… Почему вы назвались этими именами? У ребят не было ответа. У меня был ответ, который никому не понравится, и никто его не услышит. Это были наши имена, и ребят тогда убили, их версии в этих реальностях. А меня искали. И дата рождения была неправильная. — Уговор, — предложил Леха, и в этот момент я его почти любила, — Доставляете нас домой — рассказываем всю правду. — Парень, ты хоть понимаешь, кого ты хочешь шантажировать? — Это не шантаж, — это шантаж, — Это договор. Нас всех обвели тяжелым взглядом, задержавшись ненадолго на каждом. А глаза — голубые-голубые. — Ладно, разберемся, — вздохнул Сергей, — Для начала вас надо помыть, переодеть… и подлечить. За счет конторы. Руку снова пришлось зашивать, зато выдали нормальные обезболивающие, сказали, можно принимать два раза в сутки, чаще не нужно, предупредили о том, что от них может захотеться спать и понизиться концентрация внимания. Понятно. Значит, отложим до более спокойных времен. После душа я смогла переодеться в чистую одежду, включавшую в себя джинсы, обычную белую футболку и вполне милую теплую толстовку сиреневого цвета — как раз на мой вкус. Пока что было достаточно тепло, так что толстовка отправилась на пояс. За футболку извинились, потому что принесли на пару размеров больше, но мне даже было так удобнее, потому что в моем времени такие вещи были модными, и тогда я любила их носить. Я плохо помню, как мы добрались до самолета и как проходили аэропорт, очнулась я только под очередную истерику Гоши и что-то заподозрившего Костенко. Наверное, это от обезболивающего, которое я выпила под надзором врача. Нет, мне нужно ясное сознание и трезвый ум, потому что нужно контролировать, что исходит из моего рта. Когда разбрелись по всему самолету после взлета, я подсела к Паше, доставая телефон на всякий случай. — Что-то случилось? — слегка нервничая, спросил он, — Рука сильно болит? — Терпимо. Мне таблетку дали, так что не переживай, — увидев, что он немного успокоился, но всё ещё недоумевает, я продолжила, — Сейчас у меня есть видео, которые докажут, что вся эта история — правда. — Это же замечательно, — без особой радости облегченно выдохнул Паша, — Не придется всё доказывать на словах. — Понимаешь… некоторые из них доказывают не только то, что нас рассказ правда, но и вину некоторых из нас. Осудить за украденный самолет в другом мире нас, конечно, не смогут и не будут, но другое, — я вздохнула, пытаясь завуалировать так, чтобы понял Паша, но не поняла Зона, — В общем, помнишь, я говорила про доверие, которое не могу от тебя получить? Сейчас как раз этот момент. — Ты не можешь мне всего открыть, потому что это может повлиять на то, что во мне, — пробормотал он, — Но пока я всего не знаю, всего не знает и Зона… Мне нужно подумать немного над этим, а пока… Он замер ненадолго, сосредотачиваясь. Вилка, лежавшая на подносе с обедом, к которому Паша так и не притронулся, подлетела над столом. — Ты знала, — совершенно уверенно кивнул Паша. Да, но одно дело — знать, что вещи могут летать сами по себе, а совсем другое — наблюдать это собственными глазами. Вилка парила сантиметрах в двадцати над столешницей. Я осторожно тронула её. Вилка покачнулась, но потом вернулась в изначальную точку, потом упала на стол. Паша обернулся на меня, отметив мое удивленное лицо. — Я могу её согнуть. — Верю, — кивнула я автоматически, — Не нужно. Мало ли тут камеры. — Их я тоже могу вырубить. — Могут возникнуть подозрения, — ответила я тихо, — Давай не надо. — Мне просто очень страшно. Просто тогда получается, что это я убил отца Клэр. — И спас её мать. И саму Клэр, — попыталась подбодрить его, — И самое главное, если бы не ты, я бы там погибла. Я просто не успела ничего сделать, этот псих целился прямо в голову, и почти попал, понимаешь? Жуткая математика, но ты троих человек спас, а убил одного. — Всё равно это как-то неправильно. Я медленно достала из рюкзака нож, вытащила из ножен, повертела. Нашла в отражении отполированного металла Пашу, и медленно заметила: — Я этим ножом убила человека. Этим же ножом тот Костенко пытался тебя убить. Защищалась им от психа с топором. И потом срезала бинты, чтобы наложить новые и проверить, что там с раной. Им можно кромсать овощи, а можно — людей. Паша только чуть кивнул, перевел взгляд с ножа на вилку, так и оставшуюся лежать на столе, спросил дрожащим от нервов голосом: — Думаешь, это мне может быть подконтрольно? — Этого я не знаю, — покачала головой я, — Но знаю, что сам по себе нож никого не убивает. Я попытаюсь что-нибудь придумать, и поверь, Костенко сейчас — меньшая из проблем. Остальной полет я выстраивала в голове последовательность сюжета, пытаясь вспомнить все детали. Из-за обезболивающих сознание туманилось, но к концу полета я уже отошла от них, потому что рука снова болела, а сознание прояснилось. У меня был план. На самом деле, весь полет думать одну и ту же мысль было скучно, но в какой-то момент Костенко перестал звонить кому только можно и нельзя, и мне удалось с ним поговорить. Я извинилась за то, что не хочу нарушать условия договора, и на вопрос «о чем же ты тогда хотела поговорить» предложила обсудить литературу, хотя бы того же Булгакова, мол, мне интересно ваше мнение. Мнение разошлись и мы не успели прийти к консенсусу, потому что Сергею снова стали названивать, но я ощущала удовлетворение от разговора со взрослым думающим человеком, да и самую важную реплику я услышала: — Я хочу защитить вас, но вы не говорите от кого. Уже почти перед посадкой я попросила Пашу: — Если я скажу, что нужно что-то сделать, ты молча это делаешь, хорошо? Я понимаю, что это не самое приятное в жизни — постоянно кого-то слушаться без причины, но у тебя достаточно сил, чтобы любая ошибка стала фатальной. Грубо говоря сейчас вы все идете по очень тонкому стеклянному заминированному мосту, один шаг не туда — и вы трупы. Однако вы не знаете дороги, глаза, руки и ноги у вас связаны. У меня есть нож, чтобы вас развязать, и знание, куда провести. Я понятно объясняю? Паша на мой спич только молча кивнул, но потом уже задал вопрос на ухо: — Самому ничего не предпринимать? — Пока я тебя не останавливаю, — поправила я так же тихо, — Делай всё, что считаешь нужным. — Я хочу не дать Костенко нас довезти до конца. Я только плечами на это пожала, мол, вперед. Ехали в микроавтобусе, так что влезли все, и не было такой толкучки как в каноне. И Гоши на переднем тоже не было, он сидел рядом с Аней. Те же вопросы, те же ответы, ничего нового. И машина, набравшая высокую скорость, подрезавшая машину с конвоем, которая ехала впереди. Я надеюсь, те ребята хотя бы живы… Мы буквально чуть ли не вылетели из сидений — знание будущего от импульса не спасало. — Бежим, быстро! — крикнул Вершинин, замечая вылезающих из перевернутой машины боевиков. Да, перебегать многополосное шоссе — это жесть. У Гоши снова случилась истерика и неожиданно для всех нашел в Насте сочувствующего. Аня получила обидное «ты же детдомовская, у тебя нет семьи!». В этот момент Гоша собрался и как-то даже успокоился. Леха успокоил Настю, я коротко взглянула на Пашу. Тот задумчиво смотрел на всю компанию, очевидно, пытаясь понять, что я изменила и всё ли в порядке. — Нам нужно где-то переждать, — вспомнила о насущных проблемах Аня, — И у нас ни денег, ни еды, ни телефонов. Паша хмурил брови, пытаясь продумать наш маршрут, но про Игоря вспомнил почти сразу: — Есть тут один человек, я с него готов последнюю рубашку сорвать — даже совесть не кольнет. — Упырь какой-то? — хмыкнул Леха. — Хуже. Подкастер. — Тот самый, который у тебя деньги спер? — уточнила Настя и получила в ответ короткий кивок. В операции «обольсти программиста» мне участвовать не особо хотелось, да и велика была вероятность, что парень просто хлопнется в обморок от обилия благожелательно настроенных к нему девушек. Вот и доверяй потом хрупким прекрасным созданиям. После перекуса пиццей я отвела Пашу в сторону и тихо сказала: — Сейчас мы все идем к Костенко. Мы можем тихо посидеть, пока ты с ним договоришься, но тут нам оставаться нельзя — могут найти. Вопреки моим смутным опасениям, Паша не стал тянуть одеяло на себя: — Понял, — кивнул он и крикнул уже всем, — Ребят, собираемся! Тут оставаться нельзя, нас могут найти. Надо разделиться. Бьемся по парам и идем разными путями в то место, куда я скажу. Я и Аглая идем за телефоном, договариваемся с Костенко, и подходим туда. Когда мы там окажемся, вы должны быть неслышимы и невидимы, если вдруг Сергею всё-таки нельзя доверять. Ни в коем случае не попадитесь, никаких ссор. Если вас поймают, то мы пойдем вас спасать прямо в ловушку. Это понятно? Я молча отправилась следом за Пашей — города я не знала, а вот про Глобал Кинтек могла немного рассказать, чтобы не тратить на это время. — Когда я сидела в посольстве, то искала материалы про новейшую историю, всё, что связано с Чернобылем и прочим. Там практически ничего не изменилось, за исключением одного маленького факта — теперь там проводит стройку компания «Глобал Кинтек», владелец которой — Дмитрий Киняев. Ничего не напоминает? — Нет. Должно? Я просветила коротко: — Он переехал из США, когда был маленьким. Там его звали Дерек Флетчер. Это имя о чем-то тебе говорит? — Тот странный парень, — кивнул Паша, вспоминая, — Погоди, ты хочешь сказать, что он вырос, но всё ещё хочет нас убить? — И даже смог. Давай я напомню тебе ещё кое-что. В больнице ты был донором. Так вот твою кровь перелили девочке по имени Дина, которая выросла и родила сына Дерека. Дальше мне надо объяснять? — Моя кровь «пошла по рукам», — я хмыкнула на этот каламбур, пока Паша продолжил, — И теперь Зона, которая легко взяла контроль над ребенком, выросла, и решила убить нас, потому что мы несем угрозу. Он умеет как я? — Он не основной носитель, — поправила я, — Так что его силы меньше, но он учился их контролировать, так что он очень опасен. Он и заказал вас во младенчестве, потому что хотел себя обезопасить. Зона хотела. В его лице я видела фразу «блять, когда это кончится, я так заебался». Слово в слово. Я взяла его за руку, переплела пальцы. — Я немного потяну время. Нужно проверить, все ли добрались. Сможешь? Потом выйдешь ко мне, ребята пусть пока на местах остаются. Я только кивнула, Паша сел на кусок бетона, с бутылкой воды, которую у меня забрал, а я оглянулась вокруг. За кучей строительного мусора обнаружились Настя и Леха: — Ребят, пока план не меняется, — пояснила я, — Гоша и Аня здесь? — Да, за забором, там дырка есть, пролезут, если надо будет, мы им свистнем. Кивнув, я направилась туда. Гоша и Аня были на месте, так что я разъяснила им пару деталей и отправилась обратно. Я немного опоздала к началу разговора. Костенко ждал нас на том месте, где и договорился Паша. — Не доверяете, — не спрашивал Костенко, заметив, что нас только два из шести, — Зачем же вы пришли? Паша пожал плечами и выдал простую истину: — Потому что нам всем больше не к кому идти. Но теперь я хотя бы знаю, кто нас хочет убить. — Про Киняева я и без вас знаю, — чуть ли не фыркнул офицер, — Ты мне лучше скажи, зачем ему это? Так, пора брать дело в свои хрупкие руки. — Защита в обмен на информацию, — предложила я, нервно комкая пальцами рукав толстовки. Всё-таки генерал-майор ФСБ это далеко не мой уровень, — Могу рассказать всё в машине, но вы должны отвезти нас туда, где вы работаете. Нас не должны забрать люди Киняева. — Остальные? — спросил Костенко. Павел махнул рукой, через пару минут подошли все. Я села на переднее сиденье, остальные расположились сзади. Леха снова оказался в багажнике. — У меня есть несколько видеороликов, которые вам следует увидеть, но это подождет, — просветила я, — Задавайте мне правильные вопросы и получите правильные ответы. — Почему Киняев хочет вас убить? — продолжил гнуть свою линию Сергей. — В вашем вопросе есть как минимум половина ответа, — подтолкнула я. Мне хотелось как можно меньше разжевывать, потому что такой информации доверяют меньше. — Какую опасность вы представляете для Киняева? — о, а он быстро схватывает, — И откуда он знал о том, что вы будете для него опасны? Паша хмыкнул сзади. Понятно, вспомнил игру с правильными вопросами. В отличие от Павла, Костенко схватывал налету — сказывался опыт. — Помните царя Ирода? Убей своего врага младенцем, — напомнила я, — Киняев, как умный человек, решил убить нас до того, как мы успеем что-то натворить. Но ошибся. Те мы и правда ничего не сделали, но те, с которыми вы в одной машине, для него опасны. — Чем вы отличаетесь от тех детей? — снова уловил суть Костенко. — Это не совсем мы, — объяснила я, — Тест ДНК вам покажет, что это мы, но есть небольшое отличие. Эти ребята, кроме меня и Паши, могут рассказать вам всю историю СССР, от его основания и до две тысячи тринадцатого года. Да, если бы у него была возможность, он бы накачал меня «сывороткой правды» и допрашивал в каком-нибудь бронированном подвальчике, но пока что я достаточно сговорчивая, чтобы не идти на такие радикальные меры. — СССР распался в девяносто первом, ты что-то путаешь. Или ты хочешь сказать, что для них Союз не разваливался? Я уже и не знала, что сказать по поводу Советов, но Костенко мне прекрасно в этом помог. — Для них — нет, — покачала головой я, наблюдая за дорогой, стараясь собрать мысли в кучу, — В посольстве Паша сказал, что нас обокрали и мы пересекли границу нелегально на корабле. Это тоже неправда. — Об этом я смог догадаться, — кивнул Сергей, — Как вы тогда оказались в США, если ваша Родина тут? — Прилетели туда на угнанном самолете, — честно призналась я, — У меня даже фотографии есть, могу показать. Сергей не то чтобы возразил: — У нас никто не угонял самолетов. Про какой самолет вы говорите? — Про тот, из нераспавшегося СССР. Я думала, вы спросите про другое. — Почему СССР не распался? Я улыбнулась: — Потому что нам удалось предотвратить аварию на Чернобыльской АЭС. Костенко сжал пальцами руль и поджал губы. Объяснение выходило слишком логичным, чтобы быть ложью. — Вы хотите сказать, что вы все — путешественники во времени? — Вы сами это сказали, — заметила я, — Более того, у меня есть фотографии прибора и, если ничего не поменялось, в бункере неподалеку от Припяти есть несколько ученых, у которых осталась и первая, и вторая модель, но в этом я уже не уверена. — Это звучит как полный бред, — заметил Костенко, — Но допустим — только допустим! — что вы говорите правду. Так откуда вас знает Киняев. Вернее, это понятно, вы пересеклись с ним в США, когда перемещались. Почему он решил, что вы для него опасны? — Потому что мы… на самом деле не все мы, а только я и Паша, — исправилась я, — Мы знаем о Киняеве правду, которой он не скажет другим. Хотя бы потому, что он тоже не король в этой шахматной партии. Не выше ладьи. — Аглая, а ты тогда кто? — спросил внезапно Гоша. — Я не фигура. И не игрок, — добавила я, немного улыбаясь. Этот вопрос показался мне забавным, как и сравнение, случайно появившееся в моей голове, — Случайно оказавшийся на доске человек, который видел эту партию раньше. Я увидела в зеркале заднего вида, как удивленно приподнял брови Паша, и подмигнула ему. Уж он-то понял, почему я так сказала, и что имела в виду. — Я всё ещё не понимаю, в чем ваша опасность для Киняева, — заметил Костенко, — Потому что его не один раз проверяли, и он действительно занимается полезными для человечества вещами, его проверяли психиатры. Вы понимаете, что если ему доверили строить второй саркофаг, и он выкладывает всю информацию, то ему нечего скрывать? Костенко метнул на меня быстрый взгляд, заезжая на парковку. Я молчала, обдумывая ответ, чтобы он прозвучал максимально близко в правде, и одновременно не слишком много ему сказал? Как же сложно общаться с одновременно опасным и умным человеком, но, немного помедлив, я всё же смогла найти, что сказать: — Тогда зачем ему убивать нас?