Карандашные линии

Положив трубку, я метнулась обратно в кабинет. Бессмысленно всех дергать, пусть передохнут, но свет я лучше выключу, и окна занавешу — незачем давать повод. Хотя, если вдруг люди из охраны Киняева всё-таки решаться пробраться в здание ФСБ… Всё равно, я лучше перестрахуюсь. — Что случилось? — сонно спросила Настя, — Какие-то новости есть? — Да, Киняев уехал в Припять. Это территория другого государства, поэтому так просто туда не попасть. Он пытался оперировать нами, поэтому Сергей позвонил сюда и узнал, что с нами всё в порядке. Это значит, что-либо его пытались взять на слабо… В коридоре послышался шум. —…либо нас похитят позже, — я выглянула за дверь. Несколько весьма крепких ребят стояли за дверью, я пыталась вспомнить друзей Сергея, но образы упорно отказывались появляться в памяти, я смогла только судорожно вспомнить имена, поэтому прикрыла дверь и тихо щелкнула замком, — Костенко сказал не высовываться из здания. — Те люди от Киняева? — спросила девушка, подходя ближе. — Не знаю. Буди всех. Только тихо. Если Паша опять будет буянить — по щекам разок дай, очухается. — Ты на него злишься, — хмыкнула девушка, — Забей, он нормальный. — Он ненормальный, — поправила я, — Но я на него не злюсь. Всё это — не его вина, а самый виноватый уже получил по заслугам. Пока Настя тормошила ребят и всё им объясняла, я подтянула к себе рюкзак и начала в нем рыться. Скетчбук, блокнот, какая-то еда, нож, косметичка… Да, пистолет был, вот только я из пистолетов не стреляла, да и чем от винтовки отличается — тоже не помнила. Надо будет Лехе или Гоше отдать, у них было суровое советское ОБЖ, из школ там почти готовых боевиков выпускали. — Гоша, доверяю пистолет тебе, — тихо произнесла я. — Ты разве не умеешь стрелять? — почему-то удивился Гоша. — Из пистолета ни разу не стреляла, рисковать не хочу, — честно призналась я, — Да и страшно мне. Беря оружие в руки прежде всего ставишь на кон свою жизнь. — Пистолет — не для того, чтобы пугать, — согласился Гоша, — Есть план? — Для начала выжидаем. Я тихо подползла к окнам, осторожно выглянула наружу. Вроде чисто, но никто не знает, может, они решили изменить белым джипам… Снова бился в висках пульс, мы сгрудились возле дверей, спиной я чувствовала, как дышала Аня, которая тоже приблизилась в дверям. В дверь постучали. Медленно повернулась ручка, дернулась раз, другой, и затихла. Раздался голос секретарши, она спокойно сказала: — За вами приходили. Я сказала, что товарищ генерал-майор вас уже забрал. Можете выходить, если вам что-то понадобится. У вас будет несколько часов. — Паш, ты сможешь узнать, есть ли кто-то за дверью? — спросила Аня. Паша только хмуро покачал головой. — Хорошо, спасибо, — ответила я, — Если что-то будет нужно, мы выйдем. Просто пока что все спят. Мы простояли так ещё минуту или две — время снова закручивалось в спираль, и было непонятно, как оно течет. — Ладно, кажется, всё в порядке, — пробормотала Аня, — Давайте ложиться спать. Она была права, так что я убрала нож в карман толстовки, проверила целостность бинтов и немного закатала раскатавшийся рукав — не хотелось бы портить такую хорошую вещь кровью, не отстираешь же потом. Я уже снова вернулась в полюбившийся стул, когда подошел Паша и спросил: — У тебя правда есть видео, на котором я… убиваю самого себя и Антонова? — Есть. А ты хочешь посмотреть? Вершинин кивнул, я достала телефон и выключила звук, незачем ребят будить, пусть спят. Паша смотрел на это в полном шоке: — Делать-то что? — спросил он, поднимая брови, — Я же и в тебя целился. — О, не только целился, но и стрелял, — улыбнулась я, убирая телефон в карман, — Вот только поднос пуля не пробила, а поднос, прилетевший по голове, вполне себе приводит тебя в сознание. Зона хотела убить меня ещё тогда, но потом ты взял её под контроль. И смог применить свои способности, чтоб спасти. — Это как вирус, — пробормотал Паша, — А то что я тогда тебя спас, почти не удивительно. Люблю ведь. Я уткнулась взглядом в свои ноги на столешнице, ничего при этом не видя. Мне первый раз в любви признаются… офигеть. А мне что делать? Тоже сказать? Я ведь могу обидеть, если не скажу этого же в ответ? А почему?.. — Тише ты, — пробормотал Паша тоже, кажется, смущенно, положил руку на макушку и окончательно растрепал косу, — Хочешь, я тебя обниму? Я не особенно понимала, что происходит, потому что мысль о мимоходом сказанных словах, таких одновременно естественных и неожиданных, всё ещё просачивалась в мой мозг, поэтому я говорила автоматически: — Я думала, ты совсем из ума выживешь из-за этой Зоны, и до конца мы нормального тебя так и не получим. Будешь психовать по всякому поводу, на своих кидаться… — Ну, ты знаешь, как с этим бороться. — Угу. Паша осторожно — может, даже излишне, — отодвинул в сторону волосы, наклонился, обжигая дыханием, целуя в доверчиво подставленную шею, будто вдыхая в пульс, и от этого сердце заходилось быстрее. — Хочу, чтобы это просто закончилось, — поделился он интимным шепотом, — Хочу спокойно тебя целовать или заниматься всякой ерундой, просто пожить хочу. — Разберемся со всем этим, — снова напомнила я, и тоже поделилась в ответ, чувствуя, как плавлюсь изнутри от каждого движения губ на моей шее, — В институт хочу, архитектором… Я затихла, думая уже о чем-то совсем другом и от сна и откровенных поцелуев в шею меня совсем вырубало. — Спать пойдешь? — хитро спросил Паша, — Или тебя на ручках? — Ага, ребята вчетвером едва на этот несчастный диван поместились. Я книгу дочитаю лучше, потом посплю. — Нет, ты и так каждый раз спишь плохо, — качнул головой Паша, — Не смотри на меня так. Я забочусь о твоем здоровье. Ты то вообще не спишь, то спишь мало. Не знаю, с чем это связано, но у тебя уже синяки под глазами, это не есть хорошо. То есть, они оттеняют синеву твоих глаз, но давай не надо? — Ла-адно, — вздохнула я, поддаваясь чужим рукам и вставая со стула. Паша устроился на моем месте, я повозилась и забралась с ногами в кресло. Услышала что-то вроде «какая она милая» и приятную тяжесть чужой куртки уже на грани сна, немного улыбаясь и подтягивая под себя ноги… Этот человек точно не знает, как выбивать себе сон, когда ты студент и живешь на кофеине… это ещё у меня сессии нет… Я не поняла, как уснула, зато пробуждение случилось будто по щелчку. По щелчку пистолета. За ту секунду, что я промедлила, я уже придумала себе кучу всего, начиная с того, что люди Киняева, которые пробрались сюда, пока мы спали, сейчас всех тут повяжут. Я тут же попыталась придумать, что делать, если ситуация из ряда вон, потому что нужно срочно просить Павла разобрать оружие. Я чуть-чуть приоткрыла один глаз. И — клянусь! — увидела, что Паша поднял пистолет на меня, стоя в двух шагах. В голове настойчивое крутились самые разные слова, при чем среди них ни одного цензурного. Я вдруг четко осознала, что щелчок был от предохранителя, и я уже проморгала время. Но Паша не стрелял. Секунда, другая, рука продолжала дрожать. Я ещё не успела проанализировать, что произошло, когда кинула его куртку, которая всё ещё оставалась на мне, на пистолет недалеко от моего лица, и всем своим весом увела руку в сторону. Выстрел. Дырка в ковре. Я выпустила куртку, замахиваясь. Эхо пощечины, прокатившееся по утренней тишине кабинета. Куртка упала на пол вместе с пистолетом. — Что случилось? — недоуменно начал оглядываться Паша, — Уже утро? — Ага, — кивнула я, подбирая куртку вместе с пистолетом и под её прикрытием закинула пистолет в рюкзак, — Судя по черным венам на веках, тебя опять захватила Зона. Паша вздохнул, поволочился к стулу, устало опустив плечи. Потер лоб. — Только не говори, что я снова пытался тебя убить. Я пожала плечами: не хочет — не надо. Куртку я снова накинула на плечи, чтобы продолжить досыпать. Оказалось, что рано я решила расслабиться — ребята тоже проснулись. И выстрел, в отличии от Паши, они слышали и запомнили. Аня посмотрела на дырку в полу, наткнулась на взгляд Паши, на меня, снова скрючившуюся в кресле, поджала губы и остановила движением руки все вопросы. Настя сонно пробормотала что-то про кофе, Леха вызвался вместе с ней сходить в кафе, я попросила себе какао. Аня и Гоша о чем-то тихо переговаривались, и под их говор я снова провалилась в сон. Только в этот раз это был действительно сон с каким-то неприятным привкусом лимонного сока во рту, хотя я так и не смогла вспомнить, что мне снилось. Следующие пробуждение встретило меня холодным какао и ещё более холодным взглядом Костенко, который хотел дождаться Аню, успевшую куда-то уйти. Вставать не хотелось, как и выбираться из-под куртки, потому что снаружи — холодный и жестокий мир. Паша, заметив мой молящий взгляд, отлевитировал мне кружку, к которой я и прислонилась губами, не вылезая из кресла. Милота какая, сейчас он мне какао левитирует, а час назад пытался меня застрелить. Шторы уже вернулись на свое место, солнце пробивалось сквозь толстый слой облаков, и на дорогах горели огоньки фонарей то и дело сигналящих машин — красные и желтые. Провыла где-то вдалеке сирена, простучал по рельсам трамвай. Москва жила. — Сергей, вы сегодня спали? — уточнила я поглядывая на сурового генерал-майора, — Ну, хоть пару часов? — Не спал, — спокойно ответил Костенко, а мой какао покрылся метафорической коркой льда, — Не до того было. Я решила, что лучше мне заткнуться и потом, может, принести мужику кофе, а то он, не добравшись до Киняева, перекусает тех, кто поближе. Но Костенко, согнавший Пашу на диван, перебирал какие-то бумаги и отвечал на невнятные звонки — при том делал он это настолько односложно и коротко, что понять, о чем речь, не представлялось возможным. Вернулась, наконец, Аня, извинившись за долгое отсутствие. Костенко хмуро глянул на девушку, обвел всех тяжелым взглядом и пересказал события предыдущей ночи. Я глубже вжалась в кресло. Оказалось, Киняева кто-то предупредил о том, что мы у ФСБ, но он сначала не поверил и отправил своих людей искать нас по городу. Ну, логично, что свалившие от ФСБ ребята в ФСБ надо искать в последнюю очередь, но и сюда группу отправил, правда, оказалось, что людей на всю Москву у него хоть и много, но недостаточно, чтобы целой группой сразу во все возможные места отправить. Так что в ФСБ ребята с разрешением от прокурора пришли только ночью, но секретарь их выпроводила, мол, всё это давно и неправда, да и забрали ребят, у них документов, мол, нет, это не наше дело. Будет ещё генерал-майор заниматься шестью ребятами, пусть и незаконно пересекшими границу государства, и какая разница какие они там имена на восстановление документов назвали. Киняев просто поставил на то, что нас успеют найти и забрать до того, как Костенко с нами свяжется, или что ещё было более вероятным, что Костенко не имеет с нами никакого канала связи. Не получилось. Но сам Киняев всё ещё в Припяти, и его оттуда надо как-то достать. Костенко выложил дальнейший план действий уставшим голосом, будто взвешивая каждое слово: — Кто из вас умеет стрелять? Почти все? Надо же. Откуда? — ОБЖ, — дружно ответили ребята. — Я выдам вам оружие. Здесь вас в мое отсутствие я оставлять не рискну, вы и так тут уже долго, и по камерам вас легко найти. Я отвезу вас в свою квартиру. Паша и Аглая едут со мной в Припять. Алексей и Анастасия зайдут со мной в магазин, потому что у меня в квартире продуктов нет. — Всегда в холодильнике шаром покати, — на грани слышимости пробормотал Паша. — В моей квартире вас вряд ли будут искать, но свет по ночам не включать, сильно не шуметь. Я оставлю вам один телефон и связь с одним знакомым — если что-то срочно понадобиться, то звоните ему. Всё понятно? Все кивнули. Я допила какао и всё-таки встала. — Всё, на выход. Я оставила кружку на подоконнике, вернула Паше куртку и накинула рюкзак. Пока ехали до супермаркета, попросила Настю взять мне какую-нибудь теплую толстовку темного цвета, потому что моя сиреневая — лучшая мишень для снайпера, и, если честно, не хотелось её портить. Ребят ждали недолго, но за это время я успела набросать портрет Паши, который успел задремать. Вид у него был донельзя усталый, и без того острые черты лица омрачались чуть впавшими от недосыпа скулами. Я провела ногтями по внезапно зачесавшейся шее, чуть задев подзажившую царапину. Надо же, совсем ведь недавно всё было. Сколько прошло? Неделя? Больше? Меньше? С этими переходами во времени — непонятно. Квартира оказалась под стать Костенко — без лишних деталей, истинно суровое холостяцкое жилище. Ничего плохого вроде раскиданных носков и трусов там, конечно, не было, но отсутствие заботливой — не то чтобы женской, но хоть какой-то руки — чувствовалось. Не было оставленных впопыхах вещей, ни единого цветка на подоконнике, пара фотографий на столе в кабинете — и только. Да ощущение ненужности во всех четырех комнатах. Как только вся эта история с Зоной Отчуждения закончится, подарю ему кактус. Они вообще могут неделями стоять без всякого ухода, это же не орхидея, но хоть что-то. Или веселую кружку, а то у него шесть одинаковых, да граненый стакан. Сергей Костенко вообще чем-то занимается помимо работы? Не мое дело, конечно, и всё такое, но ему хоть в какой-нибудь реальности повезет? А то он то мертвый, то бандит, то трудоголик. Ладно, не каждая женщина такую жизнь выдержит, но друзья-то у него есть же. Долго расклеиваться мне не дали, времени хватило на умыться, переодеться и перекусить тем, что успела наваять на кухне Аня. Попрощавшись с ребятами, мы не самой веселой и бодрой компанией отправились обратно к зданию ФСБ, по крайней мере, я так думала. Однако нас привезли на окраину города, к небольшому частному аэропорту, где оперативно погрузили в вертолет, и мы полетели к черту на куличики. То есть, в Припять. За время полета я успела порадоваться тому, что взяла наушники, потому что было невероятно громко, и требовалось как-то успокоить нервы. Егор показался мне совсем молодым относительно остальных, вряд ли намного старше нас с Пашей, у него был не ежик, как у остальных присутствующих тут парней, и пара прядей постоянно болтались перед глазами от сильного ветра. Ещё у него были низкие скулы, и он был очень высоким, по моим прикидкам — метр девяносто в нем точно есть, может, даже выше. Егор был не самым красивым человеком, которого я когда-либо видела, но был в нем некоторый шарм, запомнившийся лично мне необузданной дикостью. Его напарник Саша — слишком мягкое сокращение для такого сурового взгляда, — имел, напротив, несколько асимметричные и более мягкие черты лица, которые не столько портили его, сколько придавали суровости, кажется, если бы он улыбнулся, то его улыбка, даже самая добродушная, больше походила бы на ухмылку. Он был немного ниже своего напарника. Они оба отличались от Сергея, который, когда не пытался произвести обратного впечатления, казался мягким и очень добрым человеком, глаза которого лучились теплом, и если он слишком широко улыбался, то вокруг них появлялись лучики-морщинки. Вот только Сергей Костенко редко улыбался. А ещё у него были мешки под глазами — тоже не от хорошей жизни. Я почувствовала, как Паша чуть толкнул меня локтем и намекнул взглядом, мол, хватит пялиться. Чтобы не напрягать нервных боевиков, я отвернулась к окну, наблюдая под ним зеленый океан, по которому то и дело прокатывались под сильным ветром волны. Красивое зрелище… Когда показали, что до посадки полчаса, я залезла в рюкзак. Костенко как-то странно посмотрел на нож в моих руках, который я закрепила на здоровой руке. Узнал свою игрушку? Или эти ножи часто кто-то использует? А хрен его знает… Про нож-то я этому манипулятору как-то и не рассказала. Показался вдали жуткий саркофаг. Нас выгрузили на пустой площадке рядом с колесом, практически там, где я оказалась в первый раз, рядом с колесом обозрения и договорились при отсутствии связи на подбор через сутки. Вперед?..