Храм предков

От главы Цзян слабо пахло целебными травами и совсем немного – вином. С чуть влажных волос на пол изредка падали капли воды. Казалось, он совсем как в беззаботные, юношеские годы поддался уговорам шисюна, выпил отцовского вина, искупался в пруду, а теперь пришел на покаяние к матери. Однако весь его вид, кричавший о скорби не оставлял сомнений. Случилось что-то явно серьезнее обычных мальчишеских проделок. Мадам Юй присела напротив сына, по правую руку от супруга и сложила руки на коленях, с особой внимательностью прислушиваясь к словам сына. Ее не воспитывали, как хорошую жену и мать, ей не удавалось быть всепрощающей и даже просто такой же улыбчивой и ласковой, как проклятая Цансэ Санжень, она не была, но ради своего мужа и детей оставила ночные охоты, битвы и изо всех сил старалась быть заботливой. Пусть получалось из рук вон плохо, но как любая мать, она любила и дочь, и сына, и даже Вей Ину, этому несносному мальчишке пыталась подарить немного материнской любви и заботы. Однако сейчас больше всего ей хотелось обнять своего сына, погладить по голове, как малое дитя и пообещать, что все будет хорошо. Под сводами Храма Предков Цзян Чэн провел весь день. Просил о прощении и проклинал сначала себя самого, а после своего неразумного шисюна, безостановочно лил горькие слезы. Казалось, от одних только соленых капель вокруг алтаря должно появиться глубокое озеро, от одних только злых слов должны завять все цветы, погибнуть все растения на многие ли вокруг. Только к концу его пламенных речей Цзян Фэнмянь и Мадам Юй наконец осознали – их дочь мертва. О том, что дева Цзян, молодая госпожа Цзинь, маленькая, яркая девочка Яньли погибла от меча, предназначенного Вей Ину, Цзян Чэн не упомянул. Не в силах справится со своим горем, он называл убийцей то себя, то своего шисюна. Без остановки твердил он, что должен был успеть увести сестру, должен был хотя бы попытаться спасти её. Да только что могли изменить слова? Подняв голову и неотрывно глядя на табличку матери, глава ордена Цзян повторял как молитву: «Вы были правы, я не справился.» Наконец, когда слёз уже не осталось, Цзян Чэн выпрямился, сложил руки на колени, как бывало делал, слушая отповеди матери. - Яньли мертва, - повторил он и его слова громом прозвучали под сводами храма. Мадам Юй услышав это, затихла. Прикрыла глаза, не в силах выразить свое горе ни словами, ни слезами и крепко сжала руки в кулаки, сдерживая рвущийся наружу крик. Ни к чему тревожить покой предков, спящих под сводами Храма. Ее прозрачная фигура истончилась особенно сильно, обычно гордо выпрямленные плечи опустились, голова склонилась под грузом скорби. О, если бы духи могли плакать! Цзян Фэнмянь застыл статуей самому себе, будто прирос к месту. Казалось, время остановилось в этот миг - затихли птицы за стенами храма, прекратился ветер, замер даже дым от благовоний, не смея тревожить чужое сожаление. - Это ты виноват! – глухо, почти обреченно сообщила вдруг Цзыюань супругу, - Ты привел этого несносного мальчишку, ты занимался его воспитанием, ты позволял ему слишком многое. Мадам Юй говорила долго, выплескивая всю свою боль злыми словами. Господин Цзян продолжал стоять, стоять ровно, неподвижно. Погруженные в свое горе, супруги не заметили, как вышел, покачиваясь, из храма их сын, как закрылись тяжелые резные двери, как погасли палочки благовоний. Непролитыми слезами и несказанными словами наполнился воздух в Храме Предков, запахом морской соли и грозы пропитался каждый уголок. Однако в своей скорби духи искали исцеления. Прошла тянущая боль в груди Мадам Юй, заговорил со своей супругой молчаливый Цзян Фэнмянь. У них все еще был сын, а значит была и надежда на лучшее. В другом ордене, под крылом Цзинь Гуаньшаня рос их внук - малыш А-Лин, собственный орден обещал не просто возродиться – возвысится под мудрым правлением Цзян Чэна. После этого памятного визита сына, супруги долго говорили о вещах важных и не очень, долго вспоминали приятные моменты своей жизни и просили друг у друга прощения за ошибки. Покой наступил в Храме Предков, болезненный, горький покой, какой наступает, когда общее горе объединяет давно рассорившихся друзей. Духи наконец пришли к согласию. Если бы им дано было ведать, что происходит за стенами храма! Смерть Вей Ина не стала для Цзян Чэна желанным успокоением. Боль, поселившаяся глубоко внутри, становилась лишь сильнее. В попытке избавиться от нее глава ордена Юньмен Цзян безжалостно отлавливал одного темного заклинателя за другим. В своем горе он не знал пощады. "Ты оставил меня!" - почти рычал он в пустоту, - "Но и этого тебе было мало! Ты лишил меня всего!" Образ Вей Ина нагло ухмылялся и пожимал плечами. Цзян Ваньиню оставалось только раз за разом выплескивать свою ярость, пока она не иссякла. Лишь после принялся он за дела, которые стоило давно закончить. Табличку для сестры, украшенную золотой вязью иероглифов в Храме Предков он устанавливал сам. Традициями ей было предписано стать частью чужого храма, но что значат эти традиции для заклинателей, частенько ими пренебрегающих? Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань наблюдали за сыном из дальнего, темного угла. С удивительным единодушием решили они, что поступок этот правильный и улыбались нежно своему сыну. Это формальное семейное воссоединение не могло не радовать. Закончив свою работу, Цзян Чэн спешно удалился, чтобы вскоре вернуться с четырьмя чашами для вина, кувшином, и блюдцем с семенами лотоса. Неспешно расставил он три чаши перед табличками родителей и сестры, наполнил их ароматной жидкостью из кувшина, зажег палочки благовоний. Запах лекарственных трав и дыма распространился по просторному залу. Ароматы эти успокаивали, убаюкивали и Цзян Чэн прикрыл глаза на мгновение. Воображение услужливо нарисовало такую желанную картину: сестру, сидящую напротив, робко, как в первый раз, поднимающую чашу с вином и мягко улыбающуюся; матушку, стоящую позади Яньли, как всегда гордую, немного хмурую, но по особенному заботливую; отца, сидящего чуть поодаль, словно в этой семье для него не нашлось места и даже Вей Ина, выглядывающего из-за широкой колонны и проказливо улыбающегося. Распахнув глаза, Цзян Чэн наполнил собственную чашу, медленно, наслаждаясь горечью необычного напитка, сделал глоток и горестно улыбнулся. - Вей Ин погиб. Пал от лап собственных мертвецов, на своей проклятой горе, - сообщил он тихо.