Храм предков

Времена года нехотя сменяли друг друга, время шло медленно, Храм Предков оставался неизменным. Сошёл первый снег, расцвело по весне сливовое дерево, и цветы его усыпали черепицу храмовой крыши, делая её похожей на розовое облако. Редкие лепестки красовались и на полу Храма. Редки адепты, пробегая мимо, останавливались на мгновение, смотрели озадаченно на необычную картину, но никак не решались взяться за метлу, чтобы убрать недолговечное украшение. В Храме царил покой. Напротив трех табличек стояли чаши для вина, ставшие здесь неизменным атрибутом, запах лекарственных трав тоже не желал выветриваться, смешиваясь со сладковатым ароматом многочисленных цветов, украшающих Пристань Лотоса, и дымом от благовоний. Яньли сидела рядом собственной табличкой и с упоением рассказывала, как прекрасен Ланлинь, мадам Юй, опустив голову на плечо супруга, внимательно слушала свою дочь, Цзян Фэнмянь тоже слушал и по старой привычке – делать хоть что-то, тщетно пытался поднять пару розовых, как щечки гаремной прелестницы, лепестков. В этом нелёгком деле ему помог ветер. Легкий, по-весеннему теплый, он робко коснулся людей, сидящих в храме, и лепестки сливы взлетели, чтобы в медленном танце опуститься перед Яньли. Молодая женщина улыбнулась весело, совсем по-детски и супруги Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань не смогли сдержать ответной улыбки. Что уж горевать о смерти, когда она случилась – решили для себя обитатели Храма, и их посмертное существование с тех пор стало в разы приятнее. Видимый покой Храма нарушил звонкий детский голосок: – Ты обещал сегодня показать мне мою матушку, дядя Цзян! – Обещал, значит так и будет, - сухо отозвался голос главы ордена Юньмэн Цзян. Яньли вдруг перестала улыбаться, поднялась резво с колен и робко выглянула за дверь Храма. Вовсе покидать его она не могла, равно как и другие призраки, привязанные к месту табличками. Молодая женщина смотрела, как малыш, двух лет от роду, резво шевелит маленькими ножками, пытаясь поспеть за дядюшкой. Желтое, детское ханьфу придавало ему едва уловимое сходство с цыпленком. Цзян Чэн, идущий чуть впереди, частенько оглядывался, обеспокоенно поглядывая на неугомонного ребенка, и шел так медленно, как мог. Глядя на брата и сына, Яньли тепло улыбнулась, прижала к груди руки, сцепленные в замок. Глаза щипало от непролитых слез. Малыш Цзинь Лин замер на первой ступеньке Храма и капризно захныкал: – Я устал, дядя. Не хочу идти дальше. Цзян Чэн остановился, кивнул каким-то своим мыслям и поднял малыша на руки. Громко фыркнула стоящая позади Мадам Юй: – Растет слабаком, как и его отец. – Матушка! – возмутилась Яньли. Уж ей ли не знать, каким на самом деле был её супруг? Легкая обида кольнула, но не более. К резким словам матушки Яньли привыкла с раннего детства, а заодно научилась пропускать их мимо ушей. Однако Цзян Фэнмянь не мог молчать в ситуации, казавшейся ему несправедливой. – Разве мы не носили детей на руках, моя госпожа? – обратился он к супруге тактично. Юй Цзыюань только фыркнула в ответ. – Одно дело мы, родители, но А-Чэн этому мальчишке кто? Дядя! Он не должен так баловать дитя, – Мадам Юй бросила еще один недовольный взгляд на сына, крепко держащего на руках малыша А-Лина и едва заметно улыбающегося. Характер не позволял признать, что она не права. А перед дочерью она позже извиниться, если это понадобится. Кивнув своим мыслям, женщина удалилась вглубь Храма. Ей больно было видеть осиротевшего внука, но ни лить слезы, ни кричать от безысходности она не могла. В очередной раз отругать дочь за глупость разве что, но это все позже, когда А-Чэн вновь подхватит малыша на руки, слабо улыбнется, бросив прощальный взгляд на таблички и уйдет. А сейчас Юй Цзыюань даст волю своим чувствам и будет плакать, кричать, выть от боли там, где никто её не услышит. Цзян Чэн, не способный увидеть маленькую, призрачную трагедию, поднялся по ступенькам, осторожно удерживая на руках своего племянника. Лицо его выглядело особенно сосредоточенным, а Цзинь Лин нетерпеливо болтал маленькими ножками, то и дело вскидывал руки, указывая на что-то интересное, отчего еще больше напоминал неугомонного цыпленка, отчаянно желающего взлететь. – Дядя, дядя, а ты расскажешь мне про родителей, - не скрывая любопытства, вопрошал малыш. – Расскажу, - коротко кивнул Цзян Чэн, опуская ребенка на каменные плиты пола. Цзинь Лин, резво передвигая ногами, побежал к табличке матери, но замер на полпути, обратив внимание на странную тень, скользящую по полу. А-Лин последовал было за ней, но в окно подул ветер, поднимая в воздух мелкие, яркие лепестки цветов сливы и наваждение спало. Малыш, недолго думая, сел на пол и весело рассмеялся. Цзян Чэн так и остался стоять у дверей, наблюдая за племянником. Обычно мрачный, Храм Предков сейчас казался самым солнечным местом в Пристани Лотосов. Здесь, пусть и ненадолго, поселился искренний, детский смех. Глава Цзян вздохнул и прикрыл глаза, представляя, как Яньли сама привела бы однажды сына под своды этого Храма, как мягко улыбалась бы, призывая неугомонного ребенка вести себя тише, как наблюдали бы за этим родители, также как он сам сейчас, остановившиеся у дверей, чтобы не мешать знакомству ребенка с предками. Цзян Яньли действительно с улыбкой наблюдала за сыном, не решаясь сдвинуться с места. Казалось, стоит подойти ближе и все исчезнет – и легкий ветер, поднимающий в воздух лепестки, и смеющийся сын, и брат, умиротворенный, горько улыбающийся своим мыслям. Цзян Фэнмянь тоже наблюдал, безмолвно, слабо улыбаясь и с сожалением качая головой. Лин-Лин, до сих пор не посещавший храмы, с упоением рассказывал безмолвным табличкам про все на свете. Про то, как ярко снаружи светит солнце и какие сладкие на вкус цукаты, говорил про своих дядюшек без остановки и задавал вопросы, на которые сам же пытался ответить. Закончил он свои рассказы только к закату. Устало зевнул, прикрыл глаза и замолчал. Цзян Чэн, заметив это, подошел к ребенку, поднял его на руки и, кое-как поклонившись табличкам, поспешил удалиться. Он вернулся в Храм после полуночи. Как и раньше, принес с собой вино и сладости, зажег благовония и долго молчал, преклонив колени. Пара слезинок скатилась по его щекам, подтверждая - Цзян Чэн не заснул. Следуя давно сложившейся традиции, духи собрались вокруг молчаливого Главы Ордена и сидели, пока тот не ушел прочь, чтобы вновь вернуться через какое-то время.