Позвольте мне жить

Когда Этьен снова открыл глаза, у него почти ничего не болело. Тело ощущалось легким и ватным. Он недолго смотрел в потолок, затем перевел взгляд вниз. Рядом с ним кто-то сидел. Этот кто-то держал его за правую, более здоровую руку, и медленно оглаживал ее пальцами. Этот кто-то был старшим братом Этьена — Дмитрием. Точно. Дима. Когда Тьен понял это, он вдруг улыбнулся. Он пошевелил рукой, пытаясь сжать руку брата, но получилось слабо — все тело слушалось его слабо. Наверное, это все лекарства. Тем не менее Дима заметил его потуги и тут же перевел взгляд на его лицо.  — Тьен? — позвал он тихо и настороженно, но все равно счастливо. Этьен едва заметно кивнул. Альфа осторожно убрал со лба Тьена прилипшую прядку, а затем погладил по щеке.  — Как ты? — тихо спросил он. Этьен приоткрыл губы — во рту совсем пересохло. Он попытался сказать что-нибудь, но не смог, и вспомнил, что голос на самом деле сорван.  — Прости, — тут же проговорил Дима. — Прости, я забыл. Доктор сказал, что твой голос восстановится через несколько недель. Я слышал, ты подавал знаки, когда был под… внизу. Ты можешь двигать пальцами, или рукой, или моргать, если ответ на мой вопрос утвердительный, хорошо? Этьен кивнул. Дмитрий тихо рассмеялся.  — Да. Или ты можешь кивать. Молодец, малыш. Хочешь воды? Этьен снова кивнул, и брат осторожно напоил его водой из заранее приготовленного стакана. Когда Тьен снова устроился на подушке, Дима перехватил его правую руку и легонько сжал.  — Тьен… Я так рад, что ты жив… — тихо пробормотал он. — Я… скучал. А ты? Я помню, раньше ты меня терпеть не мог. Он выглядел таким… Измученным. Этьен невольно затаил дыхание. Дима… скучал? Правда? Нет. Не может быть. Он даже ни одного письма за четыре года не написал.  — Отец скоро приедет, — проговорил Дима, не дожидаясь ответа, и прижался щекой к руке брата. Этьен дёрнулся — руку захотелось выдернуть. Дима, казалось, понял его мысли и горько улыбнулся.  — Ты… Не могу просить тебя его простить. Но он никогда тебе зла не желал, ты знаешь? Он… Как лучше хотел… Этьен сделал над собой усилие, и все-таки вытянул руку из хватки брата, отворачивая голову в сторону. Об отце он слушать хотел меньше всего. Вместе с тем он вдруг понял — они его семья, несмотря ни на что. Лиля семьёй дорожила… Дима виновато попросил прощения.  — Я больше не буду… Об отце. Пожалуйста, не игнорируй меня, малыш, — умоляюще протянул он, снова осторожно хватая руку омеги. Этьен снова повернул к нему голову. — Я был так напуган, — прошептал Дима, глядя ему в глаза. — Я в Петербург неделю назад приехал. Наш отряд отправили целиком — на улицах беспорядки повысились. Ты, наверное, не знаешь… А может, слышал. Этьен смотрел на руки брата, поглаживавшие его собственные, и не реагировал на слова.  — Я думал… Думал, будет время, навещу тебя. Все смелости набраться не мог… Ты так давно уехал. А потом как услышал — Институт подорвали. Подорвали? Этьен напрягся. Дмитрий заметил это и продолжил:  — Да, подорвали. Ты не знал наверное даже, Тьен. Сколько таких погибло — кто даже не знал, от чего умирает? Пусть земля им будет пухом… Этьен сжал руку брата, надеясь вернуть его к сути. Дима понял и продолжил — ему было почему-то приятно, что младший хочет слушать его, пусть тема и была не весёлой.  — Смольный подорвали. В Москве — военный госпиталь. В Киеве — торговый дом средь бела дня. Везде люди погибли. Разница во взрывах по несколько часов. Вся держава на ушах. Отец поэтому не может сейчас приехать, всюду тревога и паника, но никто пока не знает, что происходит. Идут расследования… Я… Сам бы убил того, кто установил взрывчатку. Собственными руками задушил бы. Я так боялся не найти тебя живым, Тьен… Взгляд альфы был тяжёлым и вместе с тем казался невероятно потерянным.  — Прости, малыш. Если когда-нибудь… Нет, за все, чем я когда — либо обидел тебя, прости меня. Я, когда думал, что больше не увижу тебя... Мне было так страшно. Он никак не хотел выпускать руку Тьена - поглаживал её осторожно кончиками пальцев, держал на весу, и... Словно думал, что Тьен может сбежать куда-нибудь, снова исчезнуть из поля зрения. Этьен подумал. Обидел? Он ведь действительно ненавидел Дмитрия, всю жизнь обиду на него держал, но на что? Что Дима сделал? Он попытался вспомнить хотя-бы одну причину, но не смог. Были глупые перебранки, когда Этьен был маленьким и все время пытался привлечь внимание старшего, а тот вечно был занят... Учился. Получалось, что обижаться на него не за что. Разве что на то, что Дима ни разу не написал ему ни одного письма за то время, что Тьен учился в Институте. Если уж обижаться - то он больше чувствовал это к отцу, чем к брату. В детстве он ревновал, что Диме от отца всегда доставалось больше внимания, чем ему. Потом отец не позволял ему заниматься тем, чем он хотел - его в десятилетнем возрасте очень интересовало фехтование, но это было не омежьим занятием, и ему взамен наняли учителя по рукоделию. Каждое действие отца в конце концов начало вызывать у Тьена негодование - ему не нравилось ничего из того, чем заставлял его заниматься старший альфа в семье. А потом был Институт, и за Институт Этьен держал на отца самую большую обиду - все годы обучения он ненавидел это место. Ему вдруг так сильно захотелось сказать Диме, что он не держит на него зла... Он открыл рот, но снова не смог выдавить из себя ни слова. - Тебе чего-то хочется? - взволнованно уточнил брат. - У тебя что-то болит? Этьен отрицательно качнул головой и едва заметно улыбнулся. Нет, Дима ни в чем не был для него виноват. И почему-то, едва уловимо, он напоминал Тьену Игоря, хотя совсем не был похож на него внешне.

***

Дима смог просидеть с Тьеном всего около часа, прежде чем ему пришлось уйти на службу - продолжить искать погребенных под завалами людей. Шли третьи сутки после взрыва - не получалось найти еще шестерых воспитанников, хотя работы уже подходили к концу. Дима с прискорбием, остро ощутимым на его лице, сказал, что живыми этих детей скорее всего уже не найдут. Число погибших напугало Этьена - это был один из самых страшных терактов, которые он знал за обе свои жизни. Если точнее, Этьен вообще никогда прежде не слышал о подобных терактах - только о войнах и людях, погибавших в битвах. Да и эти истории было не принято рассказывать в присутствии нежных омег. А вот из жизни Лили он помнил достаточно страшных случаев - и все-таки этот был одним из самых ужасных. Он не мог представить, чем может подобное обернуться. Кто был виновен во всем этом? Какие-то революционеры? Организации, подобные ИГИЛ, что были бичом того времени, в котором жила Лиля? Он думал об этом, и внезапно ему пришла в голову идея сравнить миры, в которых он жил, потому что это были совершенно разные миры. И эпохи. Да, эпохи тоже отличались. Если Лиля жила в двадцать первом веке, то Тьен - в девятнадцатом. Помимо очевидных отличий в виде замены женского и мужского пола полами альфа и омега, здесь, кажется, частично различалась и история. Не то чтобы Лиля сильно хорошо знала историю своей страны - весь ее ум был в свое время направлен на изучение больше точных наук, чем гуманитарных. Но основные события Лиля помнила. И хоть Этьен родился и жил на территории Российской Империи, здесь никогда не было войны с Францией, хотя по времени она должна была пройти около тридцати лет назад. Лиля в своей жизни никогда не слышала о терактах в России девятнадцатого века. Об Институте благородных девиц в Петербурге Лиля слышала. Его аналогом был Институт Благородных Омег, в котором учился Тьен. И хотя Лиля лишь единожды бывала в Петербурге, и никогда не видела Смольный, Этьен был уверен, что здания в двух мирах тоже были схожими. Тем не менее Лиля никогда не слышала о подрыве Института в девятнадцатом веке - а такое событие учебники истории вряд ли бы замолчали. Он не знал, как объяснить это, но истории двух миров, очевидно, шли разными путями. Он также не помнил, чтобы среди царей династии Романовых в памяти Лили когда-либо всплывал кто-то по имени Евгений, тогда как нынешним правителем России был Его Императорское Величество Евгений Романов. Это было довольно сложно - сопоставлять две разных истории одного государства, но заняться все равно было нечем - он не мог двигаться или читать, не мог говорить, а его брат не мог сидеть с ним все время - его работу никто не отменял. Поэтому Этьен продолжал думать, уставившись в потолок. Истории были абсолютно различны за исключением деталей. Наверное, эти знания были бесполезны для нового будущего. Произойдёт ли революция в девятьсот семнадцатом? А будет ли Крымская война? Или она уже должна была тоже пройти? Из памяти Лили не получалось выудить её даты. А будет ли Великая Отечественная? До сорок первого ещё очень далеко и, вероятно, к тому времени даже его дети будут уже стариками, если ещё будут живы, но ему было правда интересно, произойдёт ли она? Он думал, думал и думал все время, когда никто его не беспокоил. Брат навестил его ещё раз днем, а потом провел ночь на стуле у его кровати, продолжая держать омегу за руку. А на следующее утро в Петербург прибыл генерал Сергей Давыдов. Его отец.