***
Вернулся Британия домой поздно ночью, лошадь отвёл в стойло самостоятельно. Письма лежали в небольшой сумочке, которая была у него на бедре, их он отдаст завтра. Затем он прошёл к лавке и сел, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Интересно, а Франция- — Добрый вечер, с возвращением в родную гавань, — он стоял перед ним. Кто бы сомневался. — Здравствуй, — продолжил сидеть в том же положении. — Как там дела с часами? — присел рядом. — Я не занимался сегодня этим вопросом, но вскоре понесу в ремонт. Они довольно старые, потому ещё нужно постараться найти ма- Он резко распахнул глаза, нахмурил брови и выровнялся. «О нет, опять эта рожа…» — подумал Франция, ведь уже знал, что за этим последует. — А почему я говорю с тобой? — У себя спроси, — пожал плечами. — Хотя, наверное, это я приволок тебя силой, усадил несчастного на лавку и заставил отвечать на страшные вопросы. Какая я мразь. Тот вздохнул и прикрыл глаза, взгляд Франции задержался на его седых ресницах, вообще он находил его внешность необычной. Экзотика, иначе не скажешь. — Ты долго тут собираешься находиться? — Ну… Меня вроде как метлами не гонят, — поднял брови и поджал губы, что на щеке образовалась ямочка. — Я сегодня общался с Канадой, по твоему кабинету я не шарюсь, мне неинтересно это. — Спасибо за твою благородность. — Чем богаты, тому и рады, — абсолютно невинно улыбнулся. — Как Канада? — Хорошо, только скучал по тебе. Знаешь, иногда бесит упоминания тебя в наших разговорах. Великобритания улыбнулся про себя, ему было приятно, что Канада беспокоится и вспоминает о нём. — Так и что с часами? Мастера искать будешь? — Ага, — кивнул. Как же сегодня тяжело вывести его на разговор, ему обязательно нужна эмоциональная встряска для того, чтобы он перестал задавать глупые вопросы или перестал отвечать односложно? — Куда ездил? — По делам. — Исчерпывающе, — махнул рукой. — Слушай, а я узнал, что если союзу отрубить какую-то конечность, то она вырастет через время — правда? — Правда, — посмотрел на него. — А вот мне интересно, если отрубить тебе голову ты будешь некоторое время бегать без головы, курицы на забое, видел такое? — засмеялся. Шутка не была оценена. А Франции хоть бы что, он размахнулся рукой и хлопнул его по плечу. — Я шучу! Но мне интересно, она вырастет назад? Как этот процесс вообще происходит? — его глаза засветились от радости. Он заметил, как у Британии на лице отпечаталась усталость, союз опустил голову, убрав передние пряди, чтобы они не мешались. Ему очень хотелось спать, но он не уснет, как и предыдущие десяток ночей. — Канада говорил, что у тебя проблемы со сном, пробовал к лекарю обращаться или в церковь? — Не помогает, — прошептал. — Много лет уже не помогает. — Ты годами мучаешься? И сколько бессонница длится? — М-м-м, — задумался. На отреченные темы он был не против поговорить, тем более раз Франция присел на уши и не хочет уходить, и ночь впереди долгая. — Неделями, иногда могу две ночи подряд спать, иногда вообще могу не спать или лишь полночи подремать и всё. Я обращался ко всем, но со временем понял, что это скорее особенность моего организма и один из недугов, которое мне принесло моё… Остановился и поймал себя на мысли, что сейчас болтнёт лишнего. Какой отвратительный день. — Существование?.. — продолжил Франция. — Рождение, — поправил и вывернулся из ситуации. — У каждого свой недуг, у меня такой. — И?.. Ты чувствуешь себя нормально? — Не совсем, но я устойчивей к такому, чем человек. Человеческий организм не выдержал бы такого, мой — да, всё просто. — Ужасно, — скривился. — За что же такие создания, как вы, должны страдать? — Франция, — вымолвил его имя на выдохе. Страна аж вздрогнул от неожиданности, Британия нечасто зовёт его по имени, а тут тон ещё такой. — Я. Серые глаза устремились на него. — Если ты думаешь, что я забываю кто я, зачем я создан и какую функцию несу, то ты ошибаешься. Я знаю свои характеристики, я примерно знаю, что у других союзов, как они выглядят и себя ведут. Я никогда никому не высказывал эту мысль, но хватит. При личном общении хватит, что ты будешь говорить у меня за спиной меня не волнует, что ты будешь говорить обо мне на публику и какой спектакль для общественности устраивать тоже. При личном общении, раз ты припёрся сюда, раз я тебя терплю, позволяю многое, прошу относиться ко мне хотя бы не как к равному, а по-человечески. Знаешь, что это значит? — Знаю. — Вот. Моё терпение не бесконечное, я тоже умею показывать зубы. Я понятно изъясняюсь? Франция надавил ногтем на валик возле ногтя. Он не разрывал зрительный контакт с Британией. Серые глаза союза были тусклыми, неинтересными, взгляд был тяжёлым. Они были никакими. Но то, какие эмоции плескались в них — вот это было чем-то необычным. — Ясно. Можно вопрос по пройденному материалу? — Да, — другого и ожидать нельзя было. — Перед тем, как твоё правило ступит в силу, я тоже хочу высказаться. Мне противно всё ваше существование, я вижу мало смысла в физическом создании написанного на бумаге. Но раз Господь так распорядился, что текст принимает материальную форму — пускай. Но Господь вас явно не пожалел. Существует ли хоть один полностью здоровый союз? — Нет. Франция развёл руками. — Ты — расходный материал, на твоём месте могли быть уже десять, ты просто выживший. Лучший из худших. Союзы то глухие, то слепые, то говорят невнятно, так ещё и роста огромного. И некоторые страны оставляют самый плохой вариант. Вот, например, Фергус. Союз Шотландии и моего отца. Честно, Фергус был грязью из-под ногтей. Он родился никем и умер никем, ведь собаке — собачья смерть. Ваш вид не может поддерживать разговор светский, вы просто существуете и вызываете этим жалость. В большинстве случаев, союзам нельзя разговаривать со странами не по делу. Наш с тобой диалог это в принципе уникальность. Он остановился, чтобы перевести дыхание, на минуту отвёл взгляд, а затем снова глянул на него. Британия смотрел также. Выражение лица не изменилось, Франция столкнулся с абсолютным холодом и безразличием к его словам. — И теперь, зная мою позицию, я хочу спросить у тебя одно: к чему это всё? Ты пытаешься возвать к «человечности», ох. Союз постучал пальцем по внешней стороне ладони и посмотрел вдаль, о чём-то задумавшись. — Потому что с тобой я могу выстроить хотя бы какое-то подобие диалога. И разговоры с тобой не вызывают у меня сильного отвращения и отторжения, как, например, разговоры с Пруссией. Возможно, потому что жизнь сводила меня чаще с тобой, чем с остальными, у нас с тобой больше общих точек соприкосновения, вот и всё. И ещё раз: из-за того, что у нас много общего, мы должны уважать друг друга, я иду на уступки. Хочу напомнить, что я в любой момент могу забыть о том, какой я «особенный», «не такой, как другие союзы», и рассказать Англии о твоём нахождении здесь, — он повернулся к нему и впился в него взглядом, затем придвинулся ближе. — Поверь, я найду что сказать, как сказать, и как именно подать эту информацию, или подгадаю, когда у него будет плохое настроение. И он поверит мне, а не тебе. Ты вроде как сейчас ослаблен, не хочешь очередного конфликта, а я тебе обещаю, если Англия узнает — тебе придётся ох как не сладко, он и камня на камне не оставит. Понял? Страна поджал губы и кивнул. — Но нам с тобой пока везёт, ведь я играю в «не такого как все» союза, ведь мы оба не хотим во мне увидеть настоящего союза. Надеюсь, ты умеешь прислушиваться, а не только слышать. И хочу напомнить, я не выбирал кем рождаться, я не просил об этой жизни. Я прошу об обратном. Он замолчал и ещё некоторое время смотрел на него, а затем поднялся. — Я, кстати, имел честь говорить со страной, который уважает личные границы, и относится ко мне как к равному. И, Франция, он не рассыпался от этого, а дальше живёт себе. Ах, и ещё, это не я пытался тебя вывести на разговор некоторое время назад, забыл, что ли? Франция остался один сидеть на лавке, собеседник покинул его, оставив с мыслями наедине. — Тварь, — приложил руки к лицу и замычал. — Какая же скотина последняя. Но была в словах Великобритании доля правды, правды, которую Франция не хотел принимать от слова «совсем». Ещё раз прокрутив все его слова в голове, француз смутился. Чёрт его дери, да, он пытался вывести на разговор этой ночью. Это не Британия подошёл к нему и не начал забрасывать вопросами, в надежде вывести на диалог. Кажется, чердак у него совсем едет, раз он решился выполнить условия союза. — Сука, — сплюнул на землю и вскочил на ноги. — Хорошо, хорошо. Франция вошёл в здание и стал неспеша подниматься по лестнице наверх, прошёл по коридору, постучался в дверь. — Войди, Франция, — сказал Британия. — Уже по шагам узнаёшь? — с дебильной улыбкой на лице ввалился в его кабинет. — Не стану отрицать, — вглядывался в документ. Дверь закрылась, и страна сел уже на знакомую софу, закинув ногу на ногу. Британия не отрывал взгляд от бумаги, будто Франции не было в его кабинете, наоборот, он даже слишком увлечённо начал что-то расписывать. Взял лист бумаги из тумбочки, что-то написал и отложил в сторону. Англия просил всё чётко расписывать, чтобы не приходилось тратить много времени на разбор бумаг, а ещё приходилось писать большими буквами, ведь англичанин уже плохо видел даже в своих очках, которые он всё не находил времени поменять. — Очки, точно, — прошептал Британия себе под нос, и сделал пометку, что ему нужно найти врача, который подберёт Англии новые очки, прошлый врач уже умер, потому придётся обращаться к новому. А ещё стоит страну уговорить на эти самые очки. Да и Шотландии нужно зрение проверить… — Эй, — отозвался Франция. — Да? — продолжил заниматься своими делами. «Да подними же ты свои глаза на меня, обрати внимание» — прорычал Франция. — Я хотел извиниться. Прости меня, — сказал он. — За что? — расписался. — За моё плохое отношение к тебе. Ты прав. Рука замерла, остановившись что-то подписывать. Британия отложил лист в сторону и глянул на Францию, тот прожигал в нем дырку своими жёлтыми глазами. Страну оглядели с головы до ног. — Я серьёзно, — снова привлёк к себе внимание. Заметил, что Великобритания уже остыл и его взгляд стал совсем иным: более спокойным. Он подпёр рукой голову, но ничего не говорил, он всем своим естеством показывал Франции, что готов слушать дальше. Тот вскинул брови, но не стал противиться. — Да, мне не стоило относиться к тебе таким образом. Общение с Канадой нужно мне, приезжаю сюда я, и навязываюсь тоже я. Я не хочу неприятных последствий для себя, потому давай будем друг для друга партнёрами. Обещаю, что я больше не буду принижать тебя, а буду относится к тебе как к равному. — Правда? — Я хочу попытаться, — протянул ему руку. — Но это исключение я делаю исключительно при личном общении, а на виду у других оставляю за собой возможность вести себя так, как считаю нужным. Договор? — Я не буду просить с тебя подписей, а настоящий договор составлять не буду, надеюсь, что слово ты умеешь держать, — пожал ему руку. Франция обхватил пальцами его руку, закрепляя своё обещание. — Я знаю, что такое слово. — Благодарю за понимание, Франция, — Великобритания чуть улыбнулся, крепко сжал его руку. Рука страны была меньше, чем его, потому это было довольно ощутимо. Франция уставился на него, заострив внимание на его улыбке, она была искренней, настоящей, хоть и с тенью усталости. Другие так часто ему улыбаются, потому улыбку союза он всегда замечает. Эта его эмоция такая натуральная, какая-то по-детски правдивая. В голове всплыли его слова «я прошу об обратном». — Мои слова задели тебя? — аккуратно спросил. — Нет, я постоянно слышу подобное. — Ты сказал, что просишь об обратном, это то, о чём я подумал? — после этой фразы, уголки губ союза снова опустились, а без того серые глаза потускнели. Франция понял, что снова задел его, снова ступил не туда, нужно было держать язык за зубами. Рука союза вырвалась из хватки и опустилась на стол. — Ты лезешь в слишком личное. Не воспринимай мои слова близко, эту часть моей речи можно забыть, она не несёт в себе смысловой нагрузки, — отчеканил. Чёрт, да о чём он только думал, когда задавал этот вопрос? Каждый раз Франция ступает как по минному полю в общении с ним, шаг влево, шаг вправо — Британия закрывается и сворачивает разговор. Другие хотят, чтобы их узнавали, как личность, раскручивали и разгадывали загадку в них, потому специально подкидывают подсказки, но не он. Он просит об отношении к себе как к равному, но стирает любое упоминание фраз и слов, которые действительно описывают его как личность, а не как оболочку. Насколько Британия искренен в своих словах, а точно ли это нечто, которое говорит с ним, с Францией, действительно Великобритания? — Я не хотел обидеть. — Ты не обидел, просто эти слова не стоят твоего внимания, — на него снова смотрел союз. Франция нахмурил тонкие брови, как ни странно, это кольнуло его где-то глубоко. Только ему удаётся хоть приоткрыть эту дверь, как она снова захлопывается, так ещё и щёлкает его по носу. Ему удалось увидеть настоящего Британию вчера, на кладбище, и в сегодняшнем разговоре. Но фраза «я прошу об обратном» была как кувалдой по голове. Открыла новую сторону союза для Франции. Там действительно всё намного глубже, сложнее и больнее, чем ему казалось. — Ещё что-то? — Нет, — ответил Франция. Душевные разговоры действительно имеют своё влияние. С каких пор Франции интересно чьё-то душевное состояние? Тут бы за своим уследить. Он может разгадывать людей, завлекать их сладкими речами, давать им возможность говорить о себе, оставлять подсказки, играться, а потом использовать в своих целях их слабости, да и не только. А тут, за столько лет, он лишь вчера к его ногам прилетел первый осколок личности Великобритании, при чём, по абсолютной случайности, как и сегодня. Имея несколько крупиц в руках, страна всё равно не может понять кто он. Вертится ли его жизнь исключительно вокруг семьи, политики, или там есть ещё что-то. Впервые за столько десятилетий Франция задумался об этом, заметив две случайности, которые могли бы никогда не произойти. — Утром я уезжаю. — Понятно, — ответил союз. — Провожать не буду. — Не стоит, — махнул рукой. Кто же ты, Великобритания? Почему хочешь к себе хорошего отношения, но, кажется, сам себя не уважаешь? Он точно не безмозглая кукла, не язва, он действительно «нечто больше, чем просто союз». Страна пригляделся снова к длинным седым ресницам, пока тот что-то вычитывал, как они подрагивают, обратил внимание на круги под глазами. — Доброй ночи, Великобритания, — развернулся и побрёл к двери. — До свидания. Задержался за дверью, уставившись в пол. Бросил последний взгляд на дверь, подумал о том, кто сидит за ней в одиночестве. Вздохнул. Завтра уезжать домой, а только ведь стало интересно. Но ничего, у него получится разгадать тайну его личности. Письмо упало на стол к Англии, мужчина поправил круглые очки и посмотрел на печать. — Почему не в общей стопке? Кто-то особенный? Или ты что-то напутал? Не дури и положи- — Это от Уэльса. — А? Письмо подвинули ближе, Англия смог разглядеть печать и личную подпись Уэльса. — Зачем? — Он хотел передать Вам. — Ты виделся с ним? — Да, хотел его увидеть лично и познакомиться, простите меня за мою вольность, — поклонился. Англия взял письмо в руки и рассмотрел конверт. — Узнал что-то для себя? — широко улыбнулся. — Понравилось? — Нет. Губы криво изогнулись, а длинные ногти впились в конверт. — Я почитаю, надзиратель мне не нужен, иди, — отодвинул стопку в сторону. — А, хотя нет, я ещё хотел сказать, что через неделю состоится очередной бал, там будут участвовать страны. Не знаю, пойдём ли я и Скотт, но ты идёшь точно и это не обсуждается. Заодно покажешь свои навыки в танцах, как я тебя и учил в детстве, помнишь? — Конечно. — Вот и хорошо, теперь иди. — Хорошего дня, — поклонился и покинул комнату. Англия провёл его взглядом и резко разорвал ногтем край конверта, чтобы достать лист. Осталось найти Шотландию и заставить его прочитать письмо. Отыскать его было не так просто, оказалось, он сидел в самой дальней комнате. — Здравствуйте, — тихо сказал, тот бросил на него взгляд, а затем снова отвернулся. — Доброе утро. — Я не с пустыми руками, — достал письмо. — Уэльс просил Вам передать. На лице отобразилось искреннее удивление, он уставился на конверт, но не взял его. — Я не буду читать это, — скривился. — Вы должны его прочитать, он очень волновался об этом. — Ах, волновался он, а не волновался ли он несколько десятилетий назад, когда убегал? — ударил его по руке, чуть не выбив из неё конверт. — Он раскаивался, ему правда жаль, он передавал извинения. — Ох, да, мне же так помогут его извинения, только прикладывать мне их куда? — он явно начинал закипать. — Чего ты пристал ко мне? И вообще, что ты делал у него? — Возможно, если бы мои родители были со мной чуть больше откровенны, то мне бы не пришлось выпытывать информацию у других, — швырнул письмо на стол перед ним. — Я тебе что-то должен? Я просил тебя идти к нему? Это было исключительно твоё странное желание, я не имею к этому отношение. И с каких пор ты так со мной разговариваешь, кнопка? — А Вы не разговаривали с Уэльсом лично сколько уже лет? И что такого, чтобы просто прочитать от него письмо? Я не прошу отправлять ему ответ тут же! — он никогда не позволял себе такой дерзости по отношению к Шотландии, но он сразу опустил взгляд, тем самым отступая. Сам Скотт не ожидал, что союз будет разговаривать с ним на повышенных тонах. — Вот оказывается, что делает с союзами целебное отношение Уэльса к ним, у них сразу на голове вырастает корона и голос повышают на своих хозяев. Так вот, Британия, оставь это на пороге дома Уилла, может, ему понравится, когда на него кричат, м? Объясняю популярно: мне до сих пор жаль, что Уэльс по вине Англии, и только Англии, потерял свой глаз, но он не жил с ним в одном доме на протяжении многих лет, что он мне может сказать в письме? — Я не знаю, я не читаю чужие письма, но я видел его слёзы, слышал, как он раскаивается, что-то он нашёл Вам написать, господин Шотландия. Мужчина сжал руку в кулак, воспоминания о прошлом приносили ему огромную боль, ему иногда кажется, что это было сном, а он всю жизнь действительно прожил с Англией. Англичанин из его прошлого, совершенно другая страна, а Уэльс один из персонажей снов. В голове закрепились образы Англии-тирана и труса-Уилла. — Уходи, просто уходи, не говори мне больше ничего, я не хочу ни видеть, ни слышать тебя, Великобритания. — Шотландия, я честен с Вами, я правда хочу помочь, я- Это был крик души, Великобритания был готов сделать всё что угодно, чтобы прекратить ужас, если нужно умереть — он умрёт, если нужно убить кого-то — он убьёт, но только бы те страны из рассказа Уэльса вернулись бы. — Если бы я мог, я бы повернул время вспять, я бы сделал всё возможное, чтобы помочь. — Я не хочу говорить на эту тему, Британия, ты говоришь о невозможном. Это наивно, по-детски глупо, тебе сколько лет? Может, я сейчас удивлю тебя, но первые годы жизни с ним я тоже об этом думал. А что я сделал не так? Может, я мог что-то исправить? А может мне стоило больше говорить, настоять на том, чтобы он рассказал о своих отношениях с родителями? Явно стоило покопаться в этом или всё-таки нет? Мне, наверное, всё же стоило заткнуться, когда он посягнул на мою свободу и этим сделал мне больно. Великобритания, ты делаешь из меня дурака, но я далеко не такой. Я тоже задавался этими вопросами. Но что бы я не думал, я бы никак не смог предотвратить его недуг. Я не убегу от него, это невозможно, единственный выход — убить себя или его, только так можно было спастись. Шотландия отвёл от него взгляд, стал смотреть в сторону, сквозь стену. — Разговор не имеет смысла, уходи. Ты и так всё понимаешь. Да ни черта он не понимает. Великобритания не смог вымолвить больше ни слова и ушёл из комнаты. Скотт продолжил смотреть в пустоту, а затем глянул на конверт на столе. Оглянулся, ушёл ли союз, ещё немного посидел не двигаясь, и рука сама потянулась к посланию. Взял тихо и аккуратно, будто боясь, что его могут услышать. Ногтем поддел край, оно зашуршало, он вздрогнул, казалось, звук пронёсся по всему дому. Вроде и понимал, что это его воображение, но страх окутывал. Медленно открыл и достал лист бумаги. А что будет, если он прочитает? Ничего, в случае чего закопает, сожжёт, скажет, что ничего не было. Англия закончил читать, рука его напряглась, и он со всей силы сжал лист бумаги, чуть ли не разрывая его ногтями. Злость, непонимание, пустота. «Прошлый Англия» — это кто? Тот, над которым глумились и издевались? — «Тот, кого мы любили», — процитировал строку из письма. А почему он не любим? Да что он делает не так? Что случилось? Он не понимает. — Не знаю, не понимаю, да что вы хотите от меня?! Размахнулся кулаками и ударил ими по столу. Скинул с него все предметы, те повалились на пол. Обхватил подсвечник и швырнул его в стену, тот ударился, оставил крупную вмятину и с грохотом упал. Взял себя за горло и сильно сжал, согнулся над столом, до крови расцарапал кожу. — Я не понимаю, Уэльс! — прорычал, а затем завыл. — Я — это я! Я же Англия или нет?! Вместо слёз и истерики его обуяла злость. Он искренне не мог понять в чём заключается проблема. Письмо вылетело из рук Шотландии, как только он закончил его читать. Это письмо было для него как свобода, свобода, которую он не получил. В голове замелькали события прошлого, он слышал голоса, ощущал запахи, он смотрел на них не от своего лица, а со стороны наблюдателя. Злости не было, была лишь бесконечная тяжесть и печаль в душе. Спина его устала нести непосильную ношу обиды и боли, которая скопилась за столько лет. За это он ненавидит Англию только ещё больше, ещё сильнее, за то, что не смог любить его, за отобранные годы жизни. Он понимает чувства Уэльса, понимает, что он хотел спасти себя, но он не хочет его прощать. Потому что его, Шотландию, никто не пожалеет, его никто не простит, никто не вылечит, никто не обнимет и не вернёт утраченное время. Они были друг другу такие родные, близкие, а теперь стали самыми чужими людьми на земле. Он вытер слёзы и поднял бумагу с пола. Великобритания плёлся домой, еле переставляя между собой ноги. Невероятно тяжёлая неделя, как и все остальные, печаль кажется ему бесконечной. Кажется, будто внутри него ничего не осталось кроме неё, настолько она поглотила его, он не видит света в конце тоннеля. А есть ли у союзов душа? Неужели все не ощущают того, что чувствует он? Как бы другие поступили на его месте? Он залез рукой во внутренний карман и достал оттуда часы. Стрелки стояли также, как и вчера. Определённо нужно отнести к мастеру.***
Франция развалился на своём кресле, закинув ноги на стол. — Константин! — М? — отозвался пожилой дворецкий. — Мне стоит появиться на новом светском мероприятии, — покивал сам себе. — Вы же говорили, что затея глупая. — Да, говорил. Но я сделаю по-хитрому, — улыбнулся и радостно посмотрел на мужчину. — Только не нужно, как в Ваших рассказах, когда Англия чуть глаз Вам не выколол. — Нет-нет! Это уже проигранный сценарий, больше повторять не хочу. Есть у меня одна идея…