Любовь на спор

— Может хотя бы по другому сядешь? — хриплый голос заставил Рому распахнуть глаза и убрать руки с лица. Сразу после короткого поцелуя он отстранился, пытаясь прийти в себя и понять причину произошедшего. Но побыть спокойно не дали, ведь Джонни пришел в себя. А суть его вопроса заставила задуматься над тем, что это упирается ему в бедро.       В панике, Фильченков резко схватил подушку и ударил её Джонатана, прижав тому к лицу. Снизу послышался удивленный крик и что-то про нехватку воздуха. «Орудие убийства» забрали быстро, подмяли Рому под себя ещё быстрее. Сверху нависал Джонни, а выбраться, тем более со снова начавшейся головной болью, было почти невозможно. Точнее Рома просто не хотел, ожидая что будет дальше.       Ласковое прикосновение заставило распахнуть глаза, уставившись на лицо напротив. Осторожными движениями, Джонни огладил скулы, провел пальцем по губам, словно повторяя действия самого голубоглазого. Спустился на шею и к плечам, обводя выпирающие ключицы. Наклонился и оставил поцелуй на одной из них. Фильченков все не двигался, лишь рвано дышал. Поднял руку, зарывшись в темные волосы и мягко потянул на себя.       Губы соприкоснулись словно по собственной воле, языки сплелись между собой в ярком танце, проверяя друг друга на вкус. Тихий стон голубоглазого утонул в этом поцелуе. Чужие губы спустились чуть ниже, выцеловывая дорожки на шее, изредка чуть прикусывая нежную кожу. Рома вцепился руками в крепкие плечи над ним, иногда чуть царапая, если Джонни слишком увлекался в укусах. Но тому явно уже море по колено и лужа по макушку. — Вы чего тут бесстыдничаете, негодники?!       На этот раз Колбаю повезло больше. Вовремя успев скатиться с дивана он с непонятным… Мявом?.. Вскочил на ноги и кинулся от разгневанной Алёны Сергеевны. Рома лишь неверяще прикоснулся к своим губам и удовлетворенно улыбнулся, прикрыв глаза. От состояния блаженства его отвлекли крики о помощи. Джонни загнали в угол, а в руках у мамы был толстенький такой словарик.       Расцепив их между собой, Фильченков сообщил, что кушать хочется. Ссоры прекратились, завтрак начался. Магия заботы о ближнем своем.       В школу Джонни сегодня было ко второму уроку, а Рому мама пускать не хотела. Даже сетовала, что стоит сменить место обучения. На это Фильченков вскинулся, ошарашенно смотря на согласно кивнувшего темноволосого. Да, у Ромы были проблемы с учебой здесь. Но… Бросить Колбая? Последний лишь развел руками, мол, да, так лучше будет.       Вспомнив что-то про телефон, Джонатан встал из-за стола, поднимаясь в комнату Ромы. Мобильный быстро был найден и стоило бы уже свалить, но внимание парня привлек альбом на столе. Портфель они разгрузили, а эта загадочная тетрадь сразу заинтересовала Колбая. Но голубоглазый судорожно покачал головой, отказываясь показывать что внутри.       Ещё минуты интерес боролся с данным обещанием. А затем честность проиграла и Джонни подошел к столу, раскрывая альбом. С первых же листов пошли рисунки. Было видно, что художник не новичок от слова совсем, но все ещё учится.       Пейзажи, портрет его мамы, школьный класс, желаемый интерьер комнаты, который он почти выполнил, лица одноклассников. На отдельном листе даже была картина основателей АХСУКЕР и небольшая приписка в виде того, какой они хотели сделать эту команду. Их целей. На следующей красовалась уже нынешняя команда.       Вообще здесь было много приписок. Было ясно, что этот дневник-скетчбук Рома ведет с переезда в этот город. Мелькали и плохие заметки, где он рассказывал о проблемах в школе, были и хорошие, где рисовал своих друзей. Себя он, кстати, не изображал. Впервые появился в этом альбоме с каким-то парнем. Заметка быстро рассказала, что это новенький в их классе. К Фильченкову он сразу начал относиться хорошо, быстро стал его другом, а затем…       Перелистнув страницу, Джонни увидел вклеенную фотографию. Два парня, в одном из которых без труда можно было узнать Рому, а второй напоминал парня с рисунка. Тот самый Юлий. И они целовались. Пусть просто в щечку, но слишком близко к губам. Заметка снова все прояснила, указав, что они стали парой.       Ещё несколько страниц были пейзажи, иногда с этим же парнем. Картина Ромы заставила вздрогнуть. Слишком неожиданно она показалась среди этого царства радости. Лица у голубоглазого не было, можно было лишь рассмотреть капающие слезы и какую-то натянутую улыбку на губах. Запястья обвивали цепи, тянущиеся куда-то за пределы рисунка. В ладонях парень сжимал треснутое сердце. Оно не сломалось, но целая сеть трещин растекалась по привычной для открыток картинке сердца. «Я слышал его разговор с АХСУКЕРами. Больно, Создатель, как же это больно… Он просто исполнял их глупое задание. Нужно было затащить меня в постель с моего согласия. Только ради этого все и было. Спасибо тебе, Юлий. Ты подарил мне радостные моменты. Я ненавижу тебя, Онешко. Ты убил меня морально. Хорошо, что я понял это прежде, чем согласился на его предложение. Вечером я выставил его из дома. А теперь стоит просто вытереть слезы и продолжить жить. Ну же, Рома, это ведь не впервые! Улыбнись, впереди ещё куча уродов, которые жаждут вытереть о тебя ноги!»       Заметка заставила нервно сглотнуть. Рома не должен говорить такое. Он ведь по характеру добрый, миролюбивый, солнечный мальчик. Неужели это НАСТОЛЬКО его задело? Тогда что же будет, когда Колбай выполнит свое задание, бросив его? Неужели… Нет, вряд-ли Фильченков решится на суицид. Глупость.       Однако записи изменились. Словно сам владелец тетради стал более мрачный. Больше не было автопортретов. Но хватало и просто кладбищ, ночных улиц, крыш и неприятностей. Заметки коротко описывали проблемы юноши. «Холер со своими дружками постарался. Нужно не показывать маме эти синяки, иначе волноваться начнет.» «И на что я надеялся, участвуя в этом конкурсе? Мою историю украли, подложив совершенно другую, а разбираться никто в этом не собирался.» «Дьявол, я совсем разнюнился. Может стоит уже прекратить притворяться вечно счастливым и неунывающим? Все равно всем плевать на это. Только хуже делаю.» «Лезвием больно. Пол раковины затопил, а облегчения не почувствовал. Чушь это, нихрена не помогает.»       Резко захлопнуть альбом Колбаю не дал новый рисунок. Также, как и остальные, он был выполнен лишь простым карандашом. Похоже, что юный художник ещё не научился пользоваться красками. Их класс и знакомая физиономия у доски. Джонни отлично помнил этот момент, когда впервые зашел в класс. Да, тогда казавшийся ему странный паренек и вправду что-то чертил, но Колбай не ожидал, что его срисовывали. Правда картина была немного размытой и неправильной, особенно собственная фигура. Неудивительно, за пару минут запомнить и зарисовать человека невозможно.       В заметке мягко рассказывалось о новеньком, его отношении, опасениях. Кареглазый крепко стиснул зубы, рассматривая картины. Это его дом с горящим окном его квартиры. Первая картина в цвете. Это тот самый павильон, где они разбирали Математику. После дождя, наверно, зашел и рисовал.       В голове все не укладывалась одна простая вещь. Рома подозревал его в отношении к АХСУКЕРам. Рома крепко подозревал его в этом. У Ромы были на это все права и доказательства. Рома все также мягко улыбался, смеялся и не боялся обнимать его. Рома все также был в него влюблен. Впрочем, о последнем Колбай не думал. Не знал. Это лишь голос Сказителя их истории, слышать который ему не дано. И к лучшему, способные расслышать этот шепот сходили с ума. — Джонни… — голос прямо из-за спины заставил резко обернуться, уставившись на непонятно откуда незаметно пришедшего Фильченкова. Нужно было что-то сказать, как-то оправдаться, но не было сил даже открыть рот, — Джонни… Зачем ты лазил в моих вещах? Ты читал мой дневник? — Да… — опираться глупо, пусть последний вопрос и не был особо важен, — прости, я просто хотел узнать. — А все хотят узнать, — голос Фильченкова неожиданно изменился. Слишком хриплый, на губах грустная усмешка, фигура как-то сгорбилась, — все просто хотят узнать что будет, если сделать с Ромой это. А как насчет того, чтобы влюбить его в себя, затащить в постель, а затем бросить? Какая хорошая идея, жаль обрюхатить не выйдет, чтобы он точно оставшуюся жизнь мучался! Замечательная идея! Давайте поставим её квестом на вступление в нашу банду! Так ведь?! Так?! — сорвался на крик голубоглазый. Предательские слезы потекли по щекам. Парень даже не пытался их вытереть, лишь злобно смотря собеседнику в лицо. — Нет я… — Что ты не.?! «А что ты нет, Джонни? Ты не взялся за это задание? Не хотел его бросить? Не был раздражен этой наивностью? Не хотел закончить все побыстрее? Разве тебе не было плевать на то, что будет с ним после? Разве тебе не было плевать на него?» — именно такие мысли промелькнули в голове самого Колбая. «Да. Да, да, да и ещё раз да! Но я не зверь. Я могу понять свою ошибку. И я не брошу его, » — отвечал себе же темноволосый, уже с уверенностью поднимая взгляд на что-то говорящего Рому. Тот запнулся, присмотревшись внимательней. — Я тебя не брошу, — твердо сказал Джонни, поднявшись на ноги и подойдя к Фильченкову, — останусь, каким бы ни был твой настоящий характер и личность. — Ты говоришь так просто ради своего задания, — отвел взгляд Рома. Но ему не дали, подняв голову за подбородок. — Нет, — твердо выговорил это слово Колбай. Так, что сразу стало ясно — не врет.       Подались вперед они одновременно. Одновременно одни ладони зарылись в светлые, почти белые волосы, а вторые сомкнулись за чужой шеей. Одновременно губы соприкоснулись и вскоре Рома ощутил, что прижат к стенке. Во всех смыслах. Теплые руки схватили за талию, а поставленное между ног колено помогло устоять. Блаженство от ласковых поцелуев и прикосновений прервал стук в дверь. — Мальчики, хватит там друг другом наслаждаться, Джонни в школу пора.       Конечно это была Алёна Сергеевна. Черт, у этой старушки просто чуйка на то, когда обломать им всю малину. Быстро попрощавшись, Колбай чмокнул в нос задумчивого, но расслабленного Рому и убежал на свои круги ада.