Изморозь

Есть такие простые Cтрашные вещи, От которых вся жизнь Прахом, Есть боль, которая будет Почти вечной, Есть то, что уже Не исправить. Я предложила бы жить, Дальше. Немного нервно - Жить дальше И как даочжану все время удавалось вытянуть честный жребий — хоть Сюэ Ян и мухлевал так старательно? Казалось, каким-то чудом — но приходилось уступать. Вот и сейчас — уступил, проводил до порога, корзинку в руки дал, еще и поцеловать умудрился (украдкой, в шею под ухом, словно мог увидеть кто). Здесь, на отшибе, обычно никого в такое время не было. Но сегодня проснулся уже — в тревоге. Потому мухлевал особенно тщательно, собирался на рынок сам идти, но даочжан, как всегда, выиграл, и еще сразу рукой проверил, точно ли у Сюэ Яна длинная. А тот и подменить не успел. — А может, ну ее, эту капусту? — спросил зачем-то. Даочжан только улыбнулся: — Суп из соломы не очень вкусный, — и в нос поцеловал. И ушел. Даочжан ушел, а тревога осталась, холодным железом наливаясь в сердце, как бывает, если железо нагреть, расплавить и оставить течь, пока не застынет. Так и застыла… Сюэ Ян впервые не знал, куда себя день. В похоронном доме всегда было чем заняться — чинить пол, крышу, стены, проще было сразу снести и построить новый, да руки не доходили. Но в этот день работа не спорилась. А-Цин куда-то делась, то ли ушла на речку белье стирать, то ли по женским делам намылилась, это Сюэ Яна не волновало. Он взял метлу и попробовал хотя бы подмести двор от опавших листьев, но получалось только гонять их по кругу. Ханьфу даочжана, требующее починки, лежало поверх пустого, прогнившего по стенкам короба, поверх его кожаного пояса, напоминавшего о прошлой жизни — какой-то далекой и кажущейся мутным сном. Надо было чинить — хороший пояс, таким не разбрасываются, но все время откладывал. Решил, что самое подходящее время — не прошло и четверти часа, как в ярости отшвырнул одежду прочь, исколов себе пальцы. Не клеилось ничего. Желая избавиться от незнакомого, давящего чувства, вызывающего тошноту, отправился во двор потренироваться. Пробежал несколько кругов, отжался, не считая подходы, напоследок достал ножи и пошел к любимой стене — всегда упражнялся, когда даочжана не было дома. Всегда попадал в цель. Сейчас — промазал. Сюэ Ян застонал от досады, подумал — надо было попросить даочжана купить вина. Хотелось выпить так, что драло горло, но дома не держали даже самого дерьмового пойла. Хотелось развалить здесь все, взять топор и подрубить стену, стоять, глядя, как валится на бок кривой домишко, со всеми его гробами и высокими порогами, расшатанными дверями и скрипучими окнами. Хотелось взять солому, чиркнуть огнивом, кинуть внутрь и уйти. Гадкое чувство не отпускало. Сюэ Ян вырвал из стены нож, вернулся в дом, схватил последнее оставшееся в миске яблоко, немного пожухлое и заветривающееся, и разрезал его напополам. В насквозь прогнившем яблоке копошился червяк.