Дела семейные

      Последний пролёт лестницы они преодолевают в полной тишине, даже звуки шагов не слышны, заглушаемые этим мёртвым безмолвием. Пассионе было частной и весьма дорогой школой с заметным спортивным уклоном, хотя важнее было то, что только здесь Гьяччо смог продержаться дольше года. Недоверчивый, озлобленный и слишком легко выходящий из себя, здесь он так и не завёл друзей, но, что удивительно, умудрился не нажить врагов и даже научился почти нормально общаться с одноклассниками. Ризотто прикрывает глаза рукой. Он честно старался быть хорошим родителем, заботиться о племяннике, так резко свалившемся на его одинокую голову. Что же он делает не так?       Аптечки спрятаны по всему дому, но он специально ведёт подростка в гостиную, достаёт пинцетом осколки из брови, аккуратно клеит пластырь. Взгляд Гьяччо холодный и почти мёртвый от так легко читаемой вины, хотя всё же Ризотто знает, что на каждый свой вопрос он получит лишь свежую порцию ругани. И всё-таки… — Что произошло? — Тали подходит ближе и неуверенно лижет руки мальчика. Вначале тот никак не реагирует, но потом всё-таки кладёт бледную ладонь с яркими венами на пепельную голову собаки. — Этот мудак постоянно болтал и всё время пытался дотронуться! — взрывается Гьяччо. Его глаза наливаются кровью, а кулаки судорожно сжимаются и разжимаются обратно.       Касаний он не выносит, особенно если со спины, что явно и попробовал сделать Мелоне. В какой-то степени Ризотто его понимает, но такая агрессия… Для психологов никогда не будет поздно, это действительно так, вот только Гьяччо на терапию никогда не согласится, даже если его будут пытать. Учитывая их профессию, приходилось признавать, что долго мальчик не проживёт в любом случае. Есть у него, правда, одна идея, лишённая всякого смысла и шанса на успех…       Ризотто садится разбирать документы и сортировать данные на свою новую цель. Он неуловим лишь потому, что широкая общественность не знает и половины его грехов — маскировка всё под самоубийство, несчастный случай, да под что угодно, лишь бы даже отдалённо не было похоже на убийство. У них есть комната в подвале, обитая пластинами для полной звукоизоляции и матами для безопасности. Там стоит несколько тренажёров, а в смежном помещении, выкупленном у сварливой старой дуры, что жила за соседней дверью, маленькая лаборатория с ядами и по совместительству оружейная. Особенность Ризотто была в том, что он почти никогда не использовал огнестрел, если, конечно, его потенциальная добыча не владела таковым.       Мужчина кивнул подростку, а тот, быстро переодевшись, пошёл за ним вниз по лестнице. Откуда-то снизу были слышны голоса, один из которых приятной вибрацией оседал на дне черепной коробки, заставляя легко мотнуть головой и развеять это странное послевкусие.       Гьяччо не смотрел в глаза, сегодня его концентрация упала ещё ниже, чем была до этого. Он кричал просто потому что мог, кидаясь вперёд без всякого плана и логики. Мужчина устало потёр переносицу, а потом отправил племянника домой — в душ, а потом за уроки, которые, кстати, нужно было ещё спросить, потому как из школы он сегодня нагло дезертировал. Сам же Ризотто продолжил заниматься в гордом одиночестве, в конце опять выйдя на пробежку, но уже без Тали и посторонних на стадионе, к которому так привык. День пролетает незаметно, а утром Гьяччо нарочно выходит раньше, чтобы не сталкиваться с надоедливым соседом. Тали скулит, не желая нарушать привычный распорядок, аккуратно хватает угрожающе острыми зубами за руки и щиколотки, но Ризотто знает, что всё это бесполезно.       Этой ночью Гьяччо опять стонал во сне, нет, в этот раз он почти плакал, но ничего не говорил. Мужчина провёл по его волосам, таким же белесым, почти седым, как и у него самого, взял худую руку, согревая, но через несколько минут всё-таки оставил мальчика наедине с кошмарами. — Ты куда? — Гьяччо отрывает голову от горы учебников, за которой был скрыт почти полностью, лишь на секунду, а его голос близок к истеричному — видимо, снова что-то не получается. Горячая голова у него от Альфонсо, тот тоже не мог и секунды усидеть на месте, а голос казался слишком громким. Пока что это единственное, что есть у него от отца.       Этот день прошёл для парня почти благополучно, хотя мужчине кажется, что это лишь из-за его свежеобразованной привычки избегать Мелоне. Он замечает пометки в конспекте, оставленные знакомым почерком Фуго — одноклассника Гьяччо, с которым тот хотя бы ладит. Судя по всему, это опять математика — сеньор Формадджо лютует, заставляя детей идти вперед программы. Впрочем, после его садистских методов, от которых подгорало даже у самых терпеливых и усидчивых, дети сдавали экзамены на твёрдое «Отлично», так что Ризотто был вполне доволен молодым и амбициозным преподавателем. — Вчера мы пригласили соседей на ужин, — особыми навыками готовки Ризотто похвастать не мог, но элементарно запечь курицу и красиво разложить колбасу было вполне в его силах.       Мальчик скривился, как будто его заставили глотать дешёвые таблетки без подсластителей, но уныло попёрся следом. Честно говоря, конкретно сейчас он бы предпочёл тренировки рукопашного, пускай все его атаки были бы привычно заблокированы, а сам он валялся на жёстких матах с болью во всём теле. И всё-таки огнестрел оба на дух не переносили.       Ризотто доверил младшему нарезать салаты, пока сам занимался мясом, Тали же крутилась под ногами, выпрашивая кусочек пока что сырой курицы. В какой-то момент она подпрыгнула, почти выхватывая мясистую ножку прямо у хозяина из рук, но тот ловко уклонился, одновременно кидая питомице шкурку и отвлекая этим внимание. На пользу ей это не пойдёт, но иногда же можно, правда?       Гьяччо молчал, хотя Ризотто мог поклясться, что видит, как у того в голове не очень тихие черти вылезли из омута и устроили драку. Сам он тоже успел не раз подумать о правильности подобного решения. Пустить кого-то в свою жизнь, даже если это всего лишь поверхностное общение — слишком важный и сложный шаг для него, привыкшего к почти полному одиночеству. — Мы сегодня вообще драться будем? — не выдерживает подросток, сжимая кулаки. Пускай всё сводится к тому, что он бросается вперёд, лихорадочно пытаясь довести атаку до конца, но каждый раз оказывается отброшен чётким, годами отрабатываемым ударом. — Нет, сегодня отдыхаем, — Ризотто самому немного непривычно, хотя он чувствует, что сейчас, впервые за несколько лет, они могут себе это позволить. Кишки скручивает от непонятного предчувствия — хорошего, плохого?       Парень фыркает и отворачивается, уходит в свою комнату, где висит груша и есть хотя бы турник. Ризотто садится на стул и устало трёт переносицу. Их общение всегда было… сложным, но последние пару лет племянник стал действительно невыносимым. Как по характеру, так и внешне. Маленькое отражение Беатрис, такой живой и неутомимой. Она, кажется, и убивала с улыбкой. Гьяччо копировал даже жест, которым она поправляла очки в тонкой серебристой оправе, хотя и забыл всё, что вообще мог.       Гьяччо не был доволен тем, что его послали позвать гостей, но стоило Мелоне открыть дверь, как выражения лица парня сменилось с мрачной терпимости на откровенную ярость. Кое-как процедив приглашение, он, испепелив улыбку на чужом лице с не успевшими сойти веснушками, отошёл в тень площадки, ожидая. Прошутто, явно не успевший переодеться после работы, вышел через несколько десятков секунд, Мелоне проскользнул за ним, сразу устремившись вверх по лестнице и напевая под нос что-то невероятно надоедливое. Гьяччо тихо зарычал сквозь сжатые зубы, но последовал за ним, а Прошутто, смотрящий ему в спину с нескрываемым любопытством, стал замыкающим в этой странной колонне.       Дверь в чужую квартиру показалась ему излишне толстой, но мужчина тут же отогнал эту мысль — если судить о людях по их двери, то так недолго и с ума сойти. Всё внутри, начиная с прихожей и заканчивая, в чём он всё же пока не уверен, ванной, выдержано в чёрно-белых тонах, хотя кое-где всё-таки проскальзывает разнообразие в виде серого, а стиль пускай и до боли минималистичен, как отметил мужчина с некоторым удовольствием, хотя бы есть. Без излишеств, зато практично.       В гостиной уже был накрыт небольшой стол, хотя сам элемент мебели явно был принесён с кухни. Ворс ковра был удивительно мягким, пушистым и по цвету близким к чёрной дыре, так что казалось, что ты стоишь в невесомости. Курица, пара салатов, нарезанный хамон с сыром и маслинами и, куда же без этого, вино, так сказать, среднего класса. Такое обычно ставят, когда встреча не столь важна, чтобы тратить на неё что-то более дорогое, но нельзя упасть лицом в грязь перед гостями. В общем-то, это вполне логичный выбор со стороны хозяина. — Вы удивительно быстро, — он засмотрелся на стол и пропустил появление Ризотто.       Тот был одет в джинсы, явно домашние, и тонкий чёрный свитер, так что Прошутто даже задумался о том, а есть ли у этого человека одежда других цветов. Прочем, представить соседа, скажем, в зелёном, он не мог, сколько потом не пытался. Мужчина ощутил смущение — как своё, так и Ризотто, ведь сам он сейчас стоял в деловом костюме, в котором и вернулся десять минут назад домой, так что они просто смотрят друг другу в глаза, пока голос Мелоне не разряжает обстановку. — Ого, это всё вы приготовили? — он уже отломал ножку и выбрал себе самое удобное место. Иногда переменчивость настроений брата пугала Прошутто, ведь он мог поклясться, что до внезапного приглашения тот был не в духе из-за какого-то босса в видеоигре, чьё имя в потоке ругательств мужчина всё же уловил — Фрида или как-то так. Названия самой игры он, к сожалению, не запомнил, иначе бы залез в настройки и тайком снизил уровень сложности. — Нет, купил в магазине, — Ризотто смотрит спокойно, что кажется, будто только глаза в его облике не врут. Гьяччо скептически хмыкает, кривит рот, и всё же лишних звуков пока не издаёт, хотя хочет, это заметно. Сам мальчишка замирает у стола, не понимая, куда стоит сесть, чтобы быть как можно дальше от своего мучителя, но мест всего четыре, так что если не рядом с Мелоне, то точно напротив. В его взгляде, направленном на Ризотто, читается почти мольба, такая искренняя, пускай и противоречивая по своей природе, что даже Прошутто проникся, но суровый великан покачал головой, обрекая воспитанника на незавидную участь. Мужчина чувствовал волны уничтожающего гнева, но Гьяччо всё-таки сел справа от его брата. Тот улыбнулся и тут же ущипнул новоявленного соседа за руку чуть выше локтя. Из-под стола раздалось угрожающее рычание, и Тали просунула голову между мальчишками, переводя взгляд с одного на другого. — Вы не говорили, что у вас есть собака! — Мелоне испугался скорее внезапности произошедшего, чем самой собаки, и всё же дискомфорт от проявления слабости разлился лёгким румянцем по бледному лицу. — А, Тали, верно? — Прошутто подошёл ближе и мягко провёл рукой по пепельной голове. Та наклонилась вправо, с интересом рассматривая гостя, которого почти ни разу не видела. — Ей можно хамон?       Ризотто кивает, хотя изначально недешёвое мясо должно было быть закуской, и собака, будто поняв, кто в этой компании намерен её баловать, тут же начинает вилять хвостом, преданно глядя Прошутто в глаза. Гьяччо одними губами шепчет «Предатель», за что получает хвостом же по ногам.       Беседа идёт своим чередом, хотя и только между старшими, пока младшие жадно вникают в происходящее. Они говорят о вине, в котором, как оказалось, оба разбираются вполне неплохо, о спорте, в котором оба не разбираются совершенно, о фильмах старой школы и, совсем немного, о музыке. При слове «реп», раздавшемся из уст неугомонного Мелоне, Ризотто вздрагивает. Видимо, в этом доме на него наложено вето, что неудивительно. — Кстати, вы так и не сказали, где работаете, — Прошутто накладывает себе ещё порцию цезаря, одновременно вытирая салфеткой губы, испачканные в жире убиенной во славу человеческого чревоугодия птицы. Вкусно получилось, кстати. — Адвокат в мировом суде, — он роняет это с отвращением и самодовольством одновременно, как будто работа полна разочарований, но он всё равно чрезвычайно ею горд. — А вы? Я помню вашу визитку, но… в чём сейчас состоят обязанности дворецкого? — Хм… — Прошутто уже приходилось отвечать на подобные вопросы. — Честно сказать, на мне лежит несколько больше обязанностей, чем это было бы в средние века. В целом, я отвечаю за дом, стол и сад, если таковой имеется. — Уже нашли работу? — Да, но не думаю, что это надолго. Скоро до него дойдёт, что мои услуги слишком сильно бьют по его кошельку, — мужчина сдержанно рассмеялся, — ведь я просто дьявольски хороший дворецкий!       На этот моменте он корчит гениально-злобную рожу, так что смеются все: даже Гьяччо, кажется, усмехается, а Тали заливается счастливым лаем. Сколько собаку к кинологу не води, волка ты из неё не вытравишь, и Металлика — отличный тому пример. — Я пойду покормлю Фулди, — соскакивает Мелоне со стула, мельком глянув на часы. — Это кот, — поясняет Прошутто двум парам удивлённых глаз. Про тиранию этого пушистого зверюги, которого нужно кормить шесть раз в день в строго отведённое время, если не хочешь лишиться мебели, он решил тактично умолчать. — Может на приставке поиграете?       Гьяччо дожидается кивка Ризотто, а потом хмуро спрашивает про какую-то игру, название которой Прошутто явно слышит не впервые. — Да, есть! — Мелоне переминает с ноги на ногу. Они уже опоздали, но, возможно, что-то ещё можно спасти, если они поторопятся. — Я за Милину! — Саб-Зиро, — парирует тот, и они быстро уходят в темноту коридора.       Разговор с Ризотто течёт в удивительно лёгкой и непринуждённой манере. О чём именно они говорили, он сейчас уже и не вспомнит — о королях и капусте, как сказали бы классики прошлого века. В какой-то момент поднялась, будто сама собой, тема оружия, но Ризотто не поддержал её, упомянув свою неприязнь к насилию. Легко ему говорить, с таким-то телом…       Мелоне возвращает Гьяччо на его законное место через примерно час, уводя брата с собой. Ещё достаточно рано, но никто из них не хочет задерживаться до конца. Спускаясь, Прошутто ощущает приятное послевкусие вина, мяса и хорошей беседы.       В их квартире удивительный порядок, лишь в вечно заваленной вещами комнате Мелоне привычный бардак. На полу лежит джойстик, изломанный до состояния пластика с несколькими уцелевшими микросхемами. Он качает головой, зная, что насколько бы Мелоне не был умён, он слишком добр для того, чтобы обижаться на человека из-за несчастного устройства. — Ты всерьёз решил его достать, да? — он опирается плечом об косяк и скрещивает руки на груди, пока Мелоне стоит на коленях, собирая обломки. — Нет, — Мелоне лёгким жестом отбрасывает чёлку с лица, — я решил его вытащить. — Что ты имеешь ввиду? — Наверное, ты не заметил, но… Мне кажется, что он не сам по себе такой.       Мелоне всего тринадцать, но его глаза намного, намного старше, мудрее, чем у многих стариков, каким бы малолетним извращенцем он ни был — Прошутто раз десять вызывали в его прошлую школу, потому что маленький пройдоха подсматривал за девочками, и он почему-то был уверен, что скоро вызов повторится. — Мне кажется, — продолжал подросток, — что с ним что-то случилось. — Знаешь, не все люди хороши. Некоторые такими рождаются.       Прошутто подходит и садится рядом, сгибая ноги в коленях. Он хочет прикурить, но не в квартире же, тем более, не в комнате брата! Его умиляет эта наивная вера во всё хорошее, в то, что даже тот несносный маленький засранец может чего-то стоить. — Не тот случай, — Мелоне почти шепчет, его трясёт без причины. — Так, ладно! — мужчина приобнимает младшего за плечи. — А теперь научи и меня играть в этот ваш… Mortal Vombat? — Kombat, — Мелоне пытается скрыть смех, но лишь делает его прерывистым и нечётким. Он знает, что Прошутто специально извратил название игры. Мальчишка растягивается на тёмно-фиолетовом ковре, улавливая звук заставки. Кажется, чем дольше длится этот день, тем лучше он становится.