Дела семейные

      Целый. Чёртов. Месяц. Когда Прошутто хотел кого-то найти, то у того была неделя, максимум две, а один особо удачливый беглец смог продержаться три, но его рекорд так и оставался непобитым. До этого задания. Куро, казалось, испарился или, быть может, действительно залёг на дно, потому что ни его, ни даже малейшего намёка на его присутствие в этом чёртовом городе не было. Заказчик на все вопросы отвечал, что, мол, всё проверено и перепроверено, ищите дальше. Ага, сейчас. И русалку вам поймаем, и золото лепреконов добудем, платите только.       Пускай мысль сбежать с приличным вознаграждением и казалась такой заманчивой, Прошутто привык держать своё слово, да и репутацию портить не хотелось. Он честно установил несколько сотен камер по всему району, прочитал досье чуть ли не на всех здесь проживающих, но практически никто не вызывал подозрений. Если даже кто-то попадался, то был сразу отброшен: то не сходились параметры, описывающие Куро как мужчину высокого и отлично развитого, то психологический портрет, а иногда срабатывала профессиональная интуиция. Ризотто как был, так и оставался самым вероятным кандидатом на столь запоминающуюся роль, но… У него есть сын, он с увлечением рассказывает о своей работе и, ладно, он реально нравится Прошутто.       Информатор никогда не ограничивал себя в чём-либо, однако девушек в его постели побывало несоизмеримо больше, чем парней, да и парни были в основном невысокие и достаточно изящные, а тут вдруг… Вообще не его типаж, но было в этом человеке что-то хищное, хотя и далёкое от злобы, почему, собственно, Прошутто и решил оставить свои подозрения. В нём не было стремления убивать, лишь какая-то непонятная грусть и отчаяние. Прошутто знал, что его симпатия заметна, да что там, он просто безбожно палился, раз за разом находя поводы для новых встреч, не понимая, однако, почему его так ни разу и не оттолкнули. Да, он выбирал свободное время, которого у самого было тоже далеко не в избытке, но чёрт, неужели это совершенно не казалось подозрительным?       Его заказчик начинал наседать, требуя результата, так что Прошутто просто кинул ему свои наработки по подозреваемым, а потом спросил, почти надеясь на худшее, точно ли Куро одиночка? Чуть помедлив, глубокий голос в трубку произнёс, что да, после чего прочёл лекцию на тему того, насколько чёртов Куро безразличная мразь и насколько он не в состоянии что-либо испытывать. Да, Прошутто допускал, что его реально провести, но ежедневные походы на работу, пробежки по утрам с собакой, которая не сильно похожа на злобную телохранительницу, и пацан, отношения к которому мужчина так и не понял. Между ними, когда-то, наверное, очень близкими, будто повисла недосказанность, которую он, совсем ещё чужой человек, был не в силах разрушить.       Мелоне мало-помалу добивался своего. Гьяччо приходил к ним всё чаще, бесшумно проникая в комнату его брата уже со своим джойстиком. Играл он почти всегда Саб-Зиро, игнорируя других героев, а когда любимчика занимал соперник, без особых возражений брал Скорпиона, за которого играл даже яростнее, будто сам становясь героем. Отношение к нему у Прошутто тоже изменилось, он начал замечать, что брат был в чём-то прав — мальчик боялся слишком резких звуков и вздрагивал от любых прикосновений, кроме, разве что, грубых — единственный раз, когда мужчина хлопнул его по плечу, не особо рассчитав силу, он не ощутил привычной дрожи. Тем не менее, синяки, которые, конечно же, были, не выходили за рамки простой юношеской дурости. Значит, не Ризотто… Впрочем, это совершенно не его дело.       Они давно оставили фамильярность, обращаясь друг к другу по именам, встречаясь почти каждый день за обедом и на пробежках. Пару раз даже ходили в ресторан неподалёку, где подавали ту самую Маргариту, изначальную, с которой раскалённый сыр просто капает. Конечно, Ризотто не раз упоминал, что пиццу вообще не очень любит, а если выбирать, то хоть с мясом. И ананасами. Да, чёрт возьми, этот идеал мужественности любил отвратительную ошибку кулинарии, противоречащую всем правилам, которых Прошутто, честно говоря, не знал. Сам он предпочитал совсем другую, с маслинами.       Дни, кажется, бегут всё быстрее. Корпорация требует объяснения, и Прошутто прекрасно их понимает — платят ему уж третий месяц, а отдачи всё нет и нет, но ничего не может с этим сделать. Он следит за подозреваемыми, взламывает все их соцсети, ищет любую возможную и невозможную информацию. О Ризотто, конечно же, ищет тоже, но находит лишь пустоту — примерный работник, отличные отзывы под скромной анкетой с чёткими требованиями и предложениями. В семейную жизнь не лезет, знает лишь, что была сестра. Воображение упорно рисует длинноногую и грудастую версию его соседа в чёрном платье с разрезом от самого пояса и голой спиной. Смог бы он променять такую женщину на самого Ризотто? Мужчина честно старается об этом не думать — у него и так проблем хватает. Страсть не выходит за пределы ванной. Жучки в телефонах выдают по несколько часов скучных разговоров ежедневно, на которые уходят драгоценные часы его сна. Круг подозреваемых сужается пугающе медленно, оставляя Ризотто в центре огромного круга из алых нитей в гордом, пугающем одиночестве. У него нет алиби, которое мог бы кто-то подтвердить, полностью совпадают рост и телосложение, даже голос похож на те искажённые хрипы, что удалось записать. И всё равно Прошутто никак не мог в это поверить, честно стараясь найти доказательства этим логичным, но таким неприятным теориям. — Как тебе кажется, ты мог бы убить человека? — спрашивает, сидя буквально в метре. На столе вино, уже гораздо лучше, чем то, которое они пили в самый первый раз. — Не думал об этом раньше, — чуть хмурится, поднося бокал к бледным губам. — Скорее да, чем нет. Если он будет угрожать.       От ответа хочется сбежать, потому что именно так ответил бы человек, желающий отвести от себя подозрение. Это чёртова игра в шашки, в которой проигрываю оба, скатываясь в чёртов цугцванг. — Ты же понимаешь, что наш кредит доверия почти исчерпан? — Сантана — один из заместителей босса Дыо, отвечающий за внешние контакты, — потягивает молочный коктейль через розовую трубочку. У него длинные светлые волосы, собранные в хвост и отвратительный вкус, если честно, но он остаётся внушительным, одним своим видом будто показывая, кто тут главный. — Подозреваемых трое, — отвечает Прошутто, сжимая кулаки до боли. Он не врёт, а чёрный нетронутый кофе в постепенно остывающей кружке затягивает, поглощая душу. Если придут за теми, кто в его списке, то и за ним самим причём сам же виноват. Он думает, что надо бы спрятать Мелоне, хотя и не собирается прощаться с жизнью. — Это последнее предупреждение, — в пакете лежит три пряди волос, две светлые и одна тёмная, почти чёрная. Ида всё время жаловалась, что Мелоне ничего не унаследовал от неё, смуглой, темноволосой, с блестящими карими глазами, на что Маркус, такой же светлый и голубоглазый, как и все в их роду, лишь смеялся, подкалывая раз за разом. Это предупреждение. Если он здесь, то уже наплевал на собственную жизнь, но вот семья, которая так далеко и так призрачна… — Я всё сделаю, — он говорит, но вовсе не уверен. Прошутто уязвим, сам понимает. Хорошо. Ладно. Он решился.       Чувства, притесняемые холодным разумом, бурлят, как в адском котле. Имеет ли всё это смысл? Это тупое, бесполезное увлечение, причём даже не факт, что невзаимное, увлечение мужчиной, убийцей, которого ищут многие и описывают как безэмоционального и не умеющего чувствовать привязанность. А как же работа? Не ради него же этот грандиозный спектакль?       Пускай. Выбор прост и понятен — он или человек, который действительно подходит на роль искомого. Который уезжал как раз в то время, когда было совершено очередное убийство с почерком Куро. Пускай временные рамки всё-таки немного сдвинуты. Пускай.       Ты или он. Убей или будь убитым. В мире хищников, увы, побеждает хитрейший.       Очередное «заседание» завершается его победой — предсказуемо, хотя игра ему действительно нравится. Уметь защитить себя действительно полезно, особенно когда речь идёт о его достаточно редкой профессии. Честно говоря, этим он убил сразу несколько зайцев: имея юридическое образование, показывал молодому поколению Фонда как должен работать адвокат, а сейчас, немного отойдя от криминалистики из-за умелой слежки, объяснял, что делать в совершенно других жизненных ситуациях; подтверждал своё прикрытие в глазах Прошутто, который, каким бы превосходным сыщиком не был, прокололся единственный раз, чего было вполне достаточно. Ну и денег заодно зарабатывал, не в состоянии убивать под бдительным взглядом наёмника. Было забавно и немного жутко, что обычно это он — тот, кто выслеживает и пугает, а сейчас и на него спустили псов.       Именно из-за этого он и был вынужден обратиться за помощью. Да, Куро работает один — это общеизвестная истина, однако это вовсе не значит, что у него нет связей или полезных знакомств. И хотя Ризотто действительно не мог похвастать богатым списком должников-политиков, кое-кто у него всё-таки был. Кое-кто, который в своё время увёл у него невесту, позволив ей стать первой леди криминального мира, став его лидером — Джотаро Куджо.       Аканэ Курогири — так её звали, маленькую американку с японскими корнями. Тогда ещё совсем молодой Ризотто думал, что они влюблены, даже взял своим псевдонимом часть её фамилии, которая так кстати была созвучна с его собственной. Как в итоге оказалось, они не только здесь говорили на разных языках, но и с ней, и с Куджо, который стал его заменой, мужчина общался вполне нормально. Кажется, их дочери уже семь. Ему не о чем сожалеть, но есть, о чём вспомнить. — Да? — голос в трубке низкий, холодный и будто каменный, хотя уже гораздо мягче, чем лет десять тому назад. Он действительно подходит главе «Фонда Спидвагона» — третьему после самого основателя и своего деда. — Хотел сказать спасибо, синьор Куджо, — телефон другой, не тот, который он демонстрировал Прошутто, специально купленный два дня назад. — Боюсь, мне может понадобиться Ваша помощь ещё раз. — Кто-то должен был научить их достойно держаться перед судом, — убийцы походили на крыс и действовать привыкли ночью. Такие люди, профессионалы в своей сфере, терялись под взглядами людей, перед камерами. Собственно, для такого Куджо и придумал это странные на первый взгляд занятия. Новый способ самозащиты. — Услуга за услугу, синьор Неро.       Ризотто сворачивает в переулок, зная, что даже сейчас где-то поблизости его близкий враг. В каждом глазке камеры, под каждым опущенным козырьком, в отражении высоких матовых стаканов. Никто из них не хочет драки, ведь сама их вражда — лишь пустые издержки профессии. Хищники, вынужденные охотиться друг на друга, читающие мысли другого по нечаянным движениям. Ризотто ждёт первого шага, тихо проговаривая просьбу в трубку, не шевеля губами, не давая себя прочесть.       Прошутто хочет столкнуть со стола ноутбук. Он не знает, с кем говорит сейчас Ризотто, не хочет опять хватать призраков за хвост. Боль и отчаяние соединяются в кипящий коктейль, что зовётся злобой. Схватить телефон — такой же чистый, без лишних звонков и нитей. Ты прячешь свои секреты, Ризотто Неро? Как же сладка фамилия, которую он узнал так поздно — его раскрыли давно, очень давно, но не избавились, водя за нос фамилией мальца, так некстати услышанной в кабинете проклятого директора. То, что Гьяччо ему не сын — тоже совсем свежая для него информация. Почему же он не обращал раньше внимания на все знаки, что подкидывала ему жертва? Не хотел? Возможно… Ну что же, у него тоже есть, кому позвонить!       Гудки долгие, даже немного слишком для его расшатанных нервов. Голос на той стороне низкий и тягучий, почти нечеловеческий. Он высасывает жизненные силы, так что Прошутто рад, что ни разу не видел этого человека, создавшего корпорацию на костях. Начиная работать на него, мужчина не подозревал, что его наниматель окажется в конечном итоге настолько неприятной личностью. — Слушаю, — требовательный, но не так, как видится многим. Как будто ему все должны, все вокруг — его рабы сейчас или в будущем. — Это Фантоцци, — секунда промедление, как каменное укрытие, — сэр. — Кажется, Сантана уже всё тебе объяснил, — на коже липкое, будто от слизи, ощущение страха, такое чуждое Прошутто. Он не знает, не смог найти ничего про босса Брандо, который предпочитает, когда к нему обращаются по имени. — Нет, мне всё предельно ясно. Хотел сказать, что я закончил, мистер Дыо.