Со вкусом карамели

      — Слушай, Майк, нам стоит очень серьезно поговорить. — молвит мужчина, сидевший за одним из столиков небольшого заведения. Потрепанный, уставший… Круги под глазами явно говорили о плохом сне в последнее время. Причины на то были явные. Обычно сияющий задором и радостью, он померк, и единственное, что хоть чуточку отдавало тем ярким светом — абсолютно лысая голова, не считая кудрявых, рыжих бровей, поражающих своей густотой.       Парнишка только подошёл, но он прекрасно знал, к чему тот клонит. Это было совершенно очевидно. Звонок.       Он присаживается на место напротив, ощущая мягкость подушек, атмосферно раскиданных по дивану.       — Я не хочу тебя ругать… — начал он, обращая свой взор на пристыженного сына. — И не буду. Выпрямись и сиди гордо, как мужчина семьи Мортонов. Не заставляй меня краснеть. Покажи из чего сделан и прими свои поступки. — эти слова вызвали улыбку со стороны юноши. Он немного подвигал плечами, чтобы снять напряжение, а после выпрямился, ожидая следующих слов, возможно и не самых приятных. Вероятнее всего так и было бы.       — Ты уже взрослый мальчик. Ты можешь выходить поздно, но лучше с кем-то. В этом мире мы с тобой самые обычные люди, не забывай об этом, только если в школе не разрешают использовать подавляющее число даров. Я уверен в тебе, но не могу не переживать… — говорил тот, хмурясь в бровях. Этот крупный человек, пускай и самый обычный, спокойно мог постоять за себя во многих ситуациях. Его жизненного опыта хватало на многое, а спортивное прошлое боксёра не вызывало сомнений, лишь восхищение. Он не понаслышке знал о том, что может случиться во время драки. И то, что особого повода не нужно.       — Я понимаю, пап. — кивнул парнишка, потуже затягивая школьный пиджак. Прохладно.       — Просто прошу быть осторожным и отвечать на звонки. На этом вопросе всё. — Майк уже было расслабился, собираясь подняться, но жест со стороны отца заставил его вновь опуститься на диванчик.       — Подожди. Теперь второй момент…       «Да что там?» — шумный вздох вырвался из лёгких. В момент тишины это звучало особенно эмоционально, может даже показательно.       — Может тебе кажется, что сейчас, когда ты только-только стал набирать высоту, получил возможность взлететь, но вместо этого разбился о землю… Словно это лишило тебя всего и везде сразу…       Младший Мортон невольно затаил дыхание. Это было болезненной темой, но говорить на неё нужно. Он и сам это понимал, но никто словно бы и не замечал того, что ему нужно выговориться. Люди повернулись к нему спиной, потому что он перестал быть тем самым смешным идиотом, которым его привыкли видеть. Такое… Разочаровывает.       — Я тоже ушёл из спорта не по своей воле. Чемпионский пояс я оплатил сильной травмой ноги. Думаешь, почему твой старик хромает как дед? — вдруг вырвалось у него с тихим смехом.       — Пап. — шикнул тот, пряча улыбку в уголках губ. — Ну какой ты старик, а?       — Самый настоящий. Но я не о том сейчас… — во время короткой паузы он берет его руки в свои, с легкостью спрятав от холода. Часто он делал так, когда кто-то нуждался в небольшом побеге от самого себя. Хотя бы на чуток, чтобы собеседник мог обдумать это. Без агрессии. Без паники. Спокойно. Немного отвлеченно.       — Жизнь не будет ждать. Не будет стоять на месте. Бокс отправил меня в нокаут, но кухня приняла как старого друга. Здесь, прямо в этом кафе, я познакомился с Сарой, твоей матерью, и это была одна из двух лучших вещей в моей жизни. — А вторая? — недоумевая отозвался парень. — Ты, конечно же. — и вновь этот раскатистый, задорный смех, почти заразительный. — Да, были люди, по которым я скучаю до сих пор. Наши пути разошлись, но так бывает. Это не то, чего стоит бояться… Хуже, когда они пересекаются вновь. — и такой оптимизм в своём отце он очень любил. Солнце, которое освещало его изнутри, было способно достучаться до тяжелого сердца, неспособного принять правильное решение. Найти выход из этого всего казалось ему нереальным, но… Слова родного человека успокаивают.       — То, что я сейчас тут распинаюсь… Мне известно, ты не сразу это прочувствуешь. Это долгий и очень болезненный процесс, но… Не вешай нос, матрос, люди на то и люди. Им нужно прочувствовать. Переживать своим желудком. Редко бывает иначе.       — Нет, я правда понимаю то, о чем ты говоришь… Но это очень больно… Мне кажется, я только и делаю, что ошибаюсь… Иногда мне кажется, что я тоже… Ошибка. — заявить о подобном было сложно. Майк выдавливал из себя слова, как старую зубную пасту из тюбика, оттого и лицо его выглядело соответствующе кисло: словно он всё ещё пытался улыбаться и быть сильным, даже если это так невыносимо. Держать всё это на своих плечах…       — Мы с моей, конечно, совершили кучу ошибок. Банк, маленький, по молодости и дурости ограбили с друзьями. Но ты — доказательство того, что мы сделали и что-то полезное за эту жизнь.       — Я знаю, но это чувство… Не уходит, чтобы я себе не говорил. — голова его вновь пристыженно повисла.       — Майк… — тот поднимается с места, всё так же не отпуская кисти рук, но после ему пришлось сделать это, только ради больших и крепких объятий. Словно с большим плюшевым медведем.       — У каждого из нас порой бывают плохие мысли. Но ты должен помнить кое-что. Мне обычно помогает. — а после опускает большую и теплую кисть на рыжую шевелюру, поглаживая того по голове. — Мы можем выбирать.       — Звучит не очень. — усмехнулся тот, болтая ногами в воздухе. Все же рост и габариты их кардинально отличались.       — Зато правдиво. Исцелиться или сгинуть. Взять себя в руки или пуститься во все тяжкие. Каждый раз мы выбираем свой путь и будущее.       — Но мы же не выбираем в кого влюбляться, например. — парирует юноша.       — Напротив. Часто, выбираем похожих на родителей. И ведём себя в семье также, как они. — довольно говорит тот, словно бы подтверждая свою правоту.       — Но мама совсем не похожа на бабушку… Да и… У вас как-то… Напряженно в отношениях… — подмечает бывший акробат. Да, он дурачится, но это и правда помогало.       Многие его одноклассники стремились быть похожими на супергероев или людей с телевидения, но… Мортон не мог и мечтать о том, чтобы у него был такой дома. Для него отец — лучший пример для подражания. Этот спокойный, большой и добрый человек… В нём ощущались сила духа и тела. Рядом с ним ты не сможешь чувствовать себя в опасности чисто физически. Это просто невозможно.       — Потому что я сделал свой выбор. Мне всегда хотелось быть человеком, способным защитить, приласкать и быть опорой.       — Даже, если ты плачешь, смотря грустные видео про котиков? — невольно улыбка появилась на его лице.       — Даже, если я плачу из-за котиков, пока глажу нашего Рыжика. — показательно швырнул он носом. — В будущем, тебе станет легче.       — Несмотря на то, что сейчас мне грустно, и я делаю большие ошибки? — с некоторой едва осязаемой надеждой в груди.       — Каждая из них будет для тебя смешной и глупой. Что-то из этого ты будешь рассказывать детям во время таких вот разговоров. — и пожимает плечами.       — Спасибо, пап. Мне полегчало. — стрелки на часах в виде массивной расписной совы показывают около трёх ночи. Кажется, утром эти двое будут чувствовать себя убито, но сейчас… Счастье греет душу. Майк никогда не верил в Бога, но в такие дни он мог бы.       — Пойдём, тебе завтра в школу. Мне на работу. — опускает его на земь мужчина.       — Да… Думаю, пора. — и легонько кивает. Недосып плохо сказывался на его состоянии, отдавая лёгким головокружением.       — Ну и… Ещё одно… — вдруг говорит Мортон старший. — Тебе нужно хобби, чтобы отвлечься. Моя кухня в твоём полном распоряжении. Если тебе захочется узнать что-нибудь новенькое, я могу научить тебя варить 30 видов кофе. — заговорщески шепчет последние фразы.       — И самые крепкие? — судя по сияещему взгляду рыжеволосого, тот попал в точку.       — Крепчайшие. — кивает тот, показательно закрывая глаза. — И мой особенный, с виски. — на этом моменте Майк уже выглядел довольно неплохо, словно и впрямь загорелся этой мыслью.       — Но только, если перестанешь переговариваться с педагогами. — в качестве важного дополнения.       — Заметано. — серьёзно ответил парень. Ему хотелось бы заняться чем угодно, лишь бы не думать о том, что рушит систему миров внутри него, но вместе с этим — ничем абсолютно. Бывший акробат знает, если бы это сказал не отец, он бы не послушал.       Так началась история взлетов и падений. Красного и черного. Белого и жёлтого.