The Fool

      — Давай, швыряй уже бомбу!       — А чего сам не можешь их по стенке размазать?       — Медленнее будет! Швыряй!       — Вот и на хрена мы с собой мага тащили, спрашивается…       Размахнувшись, Маркус швырнул в толпу порождений тьмы мощную огненную бомбу. Твари визжали и шкворчали, теряя силы сопротивляться, и Триус с Денненом добивали их без особого труда. Маркус и Гурд, занявшие хорошую позицию на полуразрушенной башне, тоже для порядка отстреливались, но воины справились бы и без них. Вскоре с порождениями тьмы было покончено.       — Ф-фух, — выдохнул Маркус, спрыгивая вниз. — Что-то я уже устал сражаться.       — Ничего, — Триус медленно восстанавливал дыхание, но тоже держался бодро, — скоро мы должны дойти до выхода на поверхность. Мне и самому эти Глубинные тропы уже поднадоели.       — Зато тут тихо и красиво, — подал голос Гурд. Деннен скептически воззрился на него:       — Тихо и красиво? Бой в пыльных и оскверненных коридорах в куче кишок — это ты так называешь?       — Ну, когда тварей нет, то тихо и красиво. Мы же их убили уже.       Деннен только махнул рукой. Гурд уже не впервые изрекал подобные вещи, и спорить с ним было бесполезно.       Хотя в целом их экспедиция проходила довольно удачно. С тварями Стражи справлялись легко, Маркус нашел несколько тайников, в том числе человеческого происхождения, и выгреб оттуда все ценное; некоторые вещи были зачарованы на стихии, некоторые на что-то еще, похитрее — Адвену точно должно было понравиться. Заодно все четверо оказались крайне удачной связкой: Триус и Деннен придерживались похожего стиля боя и на пару отлично оттесняли тварей, а Маркус и Гурд не менее великолепно обеспечивали им прикрытие издали стрелами, магией и бомбами. Ну и друг с другом они более-менее ладили, пусть даже Гурд порой застывал на одном месте, погруженный в себя (хорошо хоть не в бою), Деннен подзуживал всех скептическими и мрачными шуточками, а Триус уже на второй неделе успел достать товарищей своими рассказами про жену и дочь — милыми, но мало чем друг от друга отличающимися. Похожими были истории Дэйлана (этого гнома пару лет назад притащили из Орзаммара с другой экспедицией), которые все как одна начинались фразой «Друг у меня, значится, был». Хотя, кстати, Дэйлана слушать было интереснее, потому что он и рассказывал с придыханием, и в историях всегда кто-нибудь получал по морде или еще по какому месту. У Триуса же все было из разряда «и жили мы долго и счастливо», поэтому навевало скуку.       Но даже несмотря на все это, экспедиция проходила бодро, на горизонте уже маячило возвращение в Башню Бдения, и жизнь была хороша. По крайней мере, Маркус был искренне ею доволен.       — Слушай, — сказал он Гурду, когда они стояли в дозоре, — я порой так радуюсь, что в Стражи попал. Здесь хорошо.       — Ну, так, — пожал тот плечами. — Неплохо. Достойных людей хватает. Ну и не только людей.       — Я не совсем про то… Вот у тебя бывало такое, что ты как будто шарахался всю жизнь непонятно где — и наконец попал домой?       — Не-а. Я и дома-то так себя не чувствовал. Вот когда тишину слушаешь, духов, предков — это да, это счастье. А вот этого тепла домашнего очага я никогда не замечал.       Маркус только пожал плечами, глядя на лавовую реку вдали. «Эх, ничегошеньки он не понимает. Магия — это здорово, конечно, но ею одной сыт не будешь…»       — Асаара вот тоже радуется, что в Стражи попала, — продолжал Гурд. — Адайя. Адвен… ну, в общем, все, кто на «А». — Маркус усмехнулся. — А мне как-то… не знаю. Тут хорошо, да, но и в оплоте было нормально…       — Слушай, — Маркус повернулся к нему, — а давай как-нибудь возьмем с собой третьего и наведаемся в твой оплот, а? А то мне и мир посмотреть интересно, и с авгуром вашим я бы поговорил, ну и девушек красивых у вас там наверняка предостаточно, мне Хела рассказывала, никто не откажет…       — Зачем третьего? Вдвоем справимся.       Гурд улыбнулся — может, и без задней мысли, но у Маркуса засосало под ложечкой.       Хотя поначалу аввар у него вызывал скорее недоумение, со временем они с Маркусом сдружились, вместе обсуждали магию, ауры и прочее, что Маркус чувствовать уже не мог. Даже в экспедицию попросились вместе. И постепенно Маркус даже начал привыкать к мысли о флирте с Гурдом (хотя, как выяснилось, тот плохо понимал значение слова «флирт» и неловко уворачивался от изысканных заигрываний) — даже как-то согласился поцеловаться. Но, как ни странно, тело в этом отношении было совершенно не согласно с головой: никакого возбуждения в процессе Маркус и близко не чувствовал, все было как-то механически, безо всякого желания. Да и Гурд, пожалуй, вяловат был в качестве любовника: поцелуи у него получались плохо (разве что щетина забавно покалывала), к объятиям он был не привычен, а до дальнейшего Маркус решил не доводить. И, кажется, он об их несостоявшихся отношениях переживал больше Гурда: тот на удивление быстро остыл, разве что отпускал порой такие вот фразы. Может, тоже пытался флиртовать более изысканно, чем «пошли в койку», но выходило у него не очень.       Стоит ли говорить, что большинство своих рассказов с авварскими мотивами Маркус написал под впечатлением от Хелы и собственных ощущений, а не от Гурда. Хотя у того было одно неоценимое качество: он был равнодушен к чужим странностям. Когда Маркус однажды признался ему, что возбуждается от чужого секса, Гурд только пожал плечами и сказал, что его порой возбуждают кладбища — особенно долийские, где мертвецов хоронят целиком, не расчленяя и не сжигая. Присутствие многих мертвых тел, цельных и спокойных, действовало на него… магически. Хотя слушать эти впечатления без содрогания не получалось (Гурд не скупился на детальные подробности), потом Маркус смог создать на их основе великолепную историю «Погибшая возлюбленная». Юноша-маг, тоскуя по своей ушедшей любви, пришел на ее могилу, и атмосфера кладбища вместе с собственными эмоциями захлестнула его с такой силой, что он сорвал с себя одежду, принялся дрочить, и его телесные жидкости, напитанные магией, наполнили землю и подняли девушку из могилы… ну и дальше шла уже обоюдная любовь, как положено, страстная и манящая.       Маркус уже потом заметил, что впервые герой рассказа был списан с него самого: обычно он в своих фантазиях не участвовал даже на бумаге. Но драматургию это никак не испортило.       В общем, жизнь была хороша.       Вскоре Стражи выбрались на поверхность, зачистив весь этот участок Глубинных троп, и двинулись обратно в Башню Бдения. По пути Маркус любовался окрестностями — они были в землях баннов, которые даже сейчас, в морозы, выглядели величаво. Стоило почаще отпрашиваться в экспедиции: Маркус хоть и видел родную страну, но далеко не всю, а хотелось посмотреть, набраться впечатлений, познакомиться с местными девицами, в конце концов… чтобы потом вернуться домой. Потому что как же иначе.       Они вернулись и отчитались перед Командором; разные штуки, которые нашел Маркус, оказались действительно полезными, хотя некоторые снова были завязаны на магию крови. «Тянет тебя к ней, что ли», — с усмешкой заметил Адвен. Но в любом случае все когда-нибудь должно было пригодиться. Снова потянулись размеренные дни в Башне. Тренировки, дозоры, дела Дженни… очень много дел Дженни.       Маркус чуть не поперхнулся, когда Кейр и Сайлас однажды вызвали его на разговор и предложили стать одним из Друзей Рыжей Дженни. Точнее, предложил Кейр: Сайлас явно не горел желанием принимать сына капитана Алера к себе под крылышко. Хотя очевидное он признал — Маркус был в курсе многих дел Дженни, и куда надежнее было держать его поближе, а заодно и пользоваться его связями со стражей. Кейру эта ситуация представлялась взаимовыгодной; Сайласу, очевидно, меньшим из зол. Маркус опасался, что его будут воспринимать как шпиона и терпеть с трудом, но ошибся. К нему относились вполне дружелюбно, посвятили в часть операций (потому что он был только Другом, но не Рыжим Дженни)… а в один прекрасный день Маркус услышал извинения в свой адрес. Неловко отводя взгляд, Кейр и Сайлас сказали, что зря в свое время вызверились на Маркуса за его сплетни. Они все-таки больше, чем друзья, хотя поняли это совсем недавно. Но все-таки тогда получилось некрасиво. Маркус чуть не разразился слезами счастья (он все-таки не ошибся!) и начал их поздравлять, но Кейр и Сайлас почему-то этого не оценили. Они вообще страшно смущались, когда речь заходила о них двоих — хотя оба уже много раз укладывали в койку женщин. И это было так мило. Хотя Маркус пока о них больше не писал: авварско-магическая тематика захватила его куда больше.       И вот однажды, стоя в дозоре, он размышлял о том, как выглядела бы оргия десятка магов. Воздух искрился бы от напряжения и энергии, и было бы много-много разного всего…       От мыслей вдруг отвлекли голоса, а затем скрип открывающихся ворот. Внутрь вошли двое.       Первой Маркус заметил девушку, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы у нее на голове были волосы (рыжий ежик был таким коротеньким, что его рыжина еле угадывалась). Она цепко держала за руку своего спутника и во все глаза — ярко-голубые, по-детски невинные — смотрела по сторонам.       А рядом с ней шел Феликс Амелл со своим омерзительно злым и напряженным лицом.       «Ах ты ж сука».