The Fool

      Едва они с Гурдом вернулись в Башню Бдения, Адвен отправил Маркуса на очередное задание — патруль по окрестным деревням. «Тебе надо немного отвлечься, подышать воздухом — ну и вдобавок ты прекрасный лучник, убьешь какую-нибудь тварь и снимешь напряжение» — сказал ему Командор. Маркус вяло согласился. Ему было, в сущности, все равно, где находиться — в Башне Бдения или бескрайних полях эрлинга: лишь бы это был не город Амарантайн. Туда возвращаться было больно… даже в бордель.       С Маркусом отправили Хелу: она тоже рвалась в очередной поход, на кого-то обиженная.       — Низинники, — сердито хмыкала авварка, чуть подгоняя своего коня. — Вот за что не люблю вас, так это за то, что вы все разные. Каждый раз хрен угадаешь, что тебе попадется. То ли нормальный кто-то, то ли скотина. Нет, я сама не подарок, конечно, да и клятв в вечной любви не даю и сама не требую — но хоть немного вежливости-то можно? А то переспал и тут же забыл, как в борделе. Тьфу ты. Точно! Денег с него стребую, как вернемся. Он у меня похмыкает…       — Ты про Деннена? — отстраненно поинтересовался Маркус. Хела удивленно глянула на него:       — Ты смотри какой догадливый! Что, рассказал про нас кто?       — Да нет. Просто видел, как вы мило общаетесь, да и такое равнодушие ему вполне свойственно.       — Глаз-алмаз просто, — она усмехнулась, но тут же мрачно вздохнула. — Ага, он самый. Я уже привыкла как-то, что низинники в целом получше. Ну или, может, мне такие попадались. Вот ты, например — даром что молодой да дурашливый, а можешь женщине приятное сделать. И не раз. — Авварка улыбнулась, глядя на него, и Маркус невольно улыбнулся в ответ. — С тобой хорошо было, и честно — все как я люблю. А этот… нет, ну правда, он кунари, что ли? Сари говорила, что им переспать с кем-то — как к лекарю сходить, ничего особенного.       — Угу, только со мной она переспать отказалась.       Хела засмеялась:       — Так она ж не кунари, а тал-это-самое. Она только с каданом переспать может. Вот станешь ей кадан — и пожалуйста, в любое время дня и ночи.       Маркус распознал в ее улыбке тайную гордость — и усмехнулся:       — Дай угадаю, ты на себе попробовала?       — Ага. — Авварка нимало не смутилась: впрочем, ее мало что могло смутить. — Девочка наша — просто золото, и в постели тоже. Но чтобы это золото получить, надо постараться. Это тебе не Деннен, — она скорчила презрительную гримасу, — чтобы раз, пара фраз — и все тебе на блюдечке досталось.       — Так мы с тобой тоже раз, пара фраз — и все.       — А мне с тобой больше понравилось. Ты хорошенький, языком работать умеешь — во всех смыслах, — снова усмешка, — да и рядом с тобой себя женщиной чувствуешь, а не чучелом для секса.       Он улыбнулся — широко, как мог.       — Если что, ты обращайся. Для тебя мои двери всегда открыты.       Помолчав, Хела заметила:       — Только что-то ты смурной. Еще с того раза был смурной, как мы тех магов били — и сейчас тоже. Что у тебя стряслось-то?       — Да так, ничего. Пустяки.       — Это ты будешь своей очередной бабе рассказывать, чтобы героизма напустить. А мне давай все как есть. — Она понизила голос: — Сайлас сказал, что у тебя семейное что-то, говорить не хочешь, спрашивать тебя про это не надо — но если ты будешь внутри себя сопли жевать, долго мучиться будешь. А я, может, чем помочь смогу. — Вдруг авварка непривычно грустно улыбнулась. — Я же все-таки замужняя женщина была.       Маркус вздохнул.       — Спасибо, Хела. Но тут вряд ли что-то поможет. И Сайлас правильно говорил: семейное что-то, говорить не хочу, спрашивать не надо. Я вообще не люблю о таком рассказывать.       — Да я заметила, — хмыкнула она. — Вечно о бабах своих соловьем разливаешься, как будто тебе за это платят. А вот когда серьезный вдруг становишься, убиваешь без сожаления и слов на ветер не бросаешь — тут-то и видно, что не так с тобой все просто.       Он резко обернулся:       — Да, я знаю. Со мной все сложно. Я не такой, каким кажусь. И чем меньше людей об этом догадывается, тем лучше. Все? На этом тему можем закрыть?       Голос Маркуса звучал со злобой — но Хела не обиделась. Более того: она остановила своего коня совсем рядом, повернулась к спутнику и сжала его в крепких объятиях, грозящих оставить синяки.       — Дурак ты, — вздохнула она. — Тебе тут помочь хотят, а ты на дыбы. Но я понимаю, что это ты не из вредности: вижу, что на нервах весь, плохо тебе. Если в семье изверги из тебя душу тянут, пусть их Гаккон пожрет — но ты и сам не усугубляй. А то будешь вот так в себе все прятать, а потом как рванет — вон как нашего психа.       — Амелла, что ли? — кисло усмехнулся Маркус.       — Его самого. Мне Сари говорила, что он сам себя своими переживаниями так измучил, что на меч бросился: сам бы он ту драку, если бы честно сражался, не выиграл, он как боец Кейру в подметки не годится. А потом переклинило его, и вот — и другого покалечил, и сам сидит страдает. Хочешь так же кончить?       Помолчав, Маркус вздохнул:       — Не хочу.       — Вот тогда не корчи из себя Отца Гор, все равно не похож. Не хочешь сейчас говорить — дело твое, не хочешь мне говорить — тоже дело твое. Но вот так молчать в тряпочку и в себе переживать не надо. А то еще, не ровен час, сам себя пристрелишь.       Против воли Маркус улыбнулся.       — Это же невозможно.       — Возможно. Если руками лук держать, а ногами — тетиву. У нас один идиот в оплоте на спор попробовал. Спор-то он выиграл, да только помер при этом…       Видя, как он тихо смеется, авварка одобрительно пихнула его в бок:       — Во, другое дело. Ничто так не бодрит, как рассказы о дураках. Теперь ты мне про какую-нибудь свою бабу расскажи. А то я давненько в борделе не была…       Маркус давно уже не был с женщиной, но в последнее время ему было не до того. Поэтому он вспомнил миленькую Санну, с которой познакомился в том году. Она была самое то: озорная, обаятельная и при этом очень симпатичная, умелая на кухне и в постели. Правда, Санна была замужем и ждала мужа-солдата из дальнего похода, носила под сердцем его ребенка. Просто ей вдруг стало одиноко, захотелось поразвлечься разок-другой — и тут подвернулся Маркус. Они расстались весьма довольные друг другом.       — Ну ты даешь, — со смехом заявила Хела, — беременную женщину совратил!       — А что не так? Срок у нее еще не скоро подошел бы, от меня она бы не залетела, так что риска никакого. Я ж ее не собирался от мужа уводить, да и она бы не влюбилась.       — Да мало ли других баб? Нашел бы себе свободную, без мужа, без детей…       — Я таких в основном и нахожу. Но тут мы встретились, наши глаза встретились… ну и пошло-поехало.       Авварка хотела было что-то возразить, но Маркус жестом ее прервал.       В деревне вдали что-то было не так. Слишком пусто. Слишком тихо.       — Не нравится мне это, — нахмурился он.       — Да, что-то неладно. А еще, смотри, там пятно будто от крови. Давай-ка подберемся поближе, спешимся да посмотрим, что происходит.       Подъехав чуть поближе, они привязали лошадей, натянули тетиву на луках и с оружием в руках осторожно двинулись в деревню. Голоса слышались где-то в отдалении: рядом никого не было — ни детей, ни стариков, одни только недоуменно роющиеся в пыли куры.       Пройдя чуть вперед, Маркус заметил людей на площади. Они выстроились, словно на смотре, и вдоль этой шеренги ходили вооруженные люди. У одного был необычный меч — с лезвием, будто сотканным из чистой магии. И говорил он что-то про «кто не сдастся — тот умрет». И говорил с акцентом знакомым и навеки врезавшимся в память.       «Опять тевинтерцы… ничего. На этот раз живым никто не уйдет».       Слово «умрет» стало для него последним: в горло вонзилась стрела. Пока он со стоном падал, Маркус выстрелил в его соседа. Тот умер сразу — а вот хозяин магического меча успел напоследок убить пару селян рядом. Остальные тевинтерцы всполошились, кто-то крикнул: «Канаваре!» — и тоже получил стрелу в горло, уже от Хелы. Толпа закричала — кто радостно, кто испуганно; часть тевинтерцев осталась сдерживать селян, а часть устремилась в атаку на Стражей. В их сторону полетела молния: Маркус и Хела еле успели спрятаться за стеной.       — Щит у меня маленький, — цокнула языком авварка, — я тебя им не прикрою.       — Ничего. Я сейчас заберусь повыше и буду отстреливаться.       — Ага. Но давай осторожней, от магии не отстреляешься.       И, убрав лук и вытащив из ножен меч, Хела побежала отбивать атаку тевинтерцев — кто-то уже почти успел добраться до Стражей. Маркус же без труда залез на крышу соседнего дома и достал из сумки несколько метательных ножей. Дэйлан научил его с ними управляться, сказав, что «штука-то полезная, особенно когда в глаз мечешь, да и швырять можно откуда хошь». Стрелять с крыши было неудобно (и едва ли возможно), бомб с собой Маркус не взял — но варианты у него все-таки остались.       После тренировок Дэйлан однажды сказал ему: «Рука у тебя, значится, твердая — в самый раз убивать».       И не ошибся.       Два ножа — в глаз и в горло одному из готовых к атаке бойцов. Еще один — в горло другому. Правда, ран от ножей не хватило для смерти: оба раненых тевинтерца страшно завыли от боли, и под этот вой один из уцелевших магов метнул в крышу огненный сгусток. Маркус еле успел спрыгнуть обратно, пока пламя не добралось до него. Нужно было решать, что делать дальше, но звуки боя, вопли раненых, треск и дым горящей крыши отвлекали. Потеряв пару секунд, Маркус только затем сообразил побежать к соседнему дому — и вдруг его обхватило магией со всех сторон, словно клетка сомкнулась. Кто-то поймал его в ловушку. Маркус пытался сопротивляться силе заклинания, но получалось не очень: его била по костям магия, принося дикую боль… И вдруг клетка разомкнулась так же внезапно, как и появилась. Маркус обессиленно свалился на землю, надеясь, что никто его хотя бы минуту трогать не будет, и потянулся достать бодрящее зелье. Рука слушалась плохо: пришлось поддерживать ее другой, пока вызванная магией дрожь не утихла. Влив в себя полпузырька, Маркус не стал чувствовать себя лучше — но, по крайней мере, у него слегка прояснилось в голове. Он с усилием поднялся, покрепче стиснул в руке лук и двинулся в сторону площади.       Там уже воцарился хаос. Селяне осмелели и напали на тевинтерцев, все смешалось в кучу — и в этой куче среди общего гомона различался только боевой ор Хелы. Бесполезно было прицеливаться: и руки еще до конца не слушались, и велик был риск попасть стрелой не в тевинтерца, а в кого-то из деревенских. Поэтому Маркус продолжал медленно идти к ним — и, когда он дошел, авварка как раз добивала последнего тевинтерца, глядя прямо в его испуганные глаза. Брызги крови смотрелись на ее лице так же уместно, как макияж — у проститутки.       — О, — она улыбнулась, — живой. Молодец. Мы тут уже всех порешали.       — Ага, — Маркус выдыхал, оглядывая остальных. — Все целы? Жертвы есть?       Кто-то тут же заголосил:       — Ох, Оленну убили! Такая справная девка была — а поди ж ты!..       — И Даррена тоже!       — Вот скоты, а!       — А где ж Лютик, где коровка моя? И ее не пожалели?       Когда Стражам удалось немного успокоить толпу, картина стала более внятной. В деревню посреди бела дня пришли какие-то люди и сразу сказали всем собираться на площади, иначе они всех убьют. Тот самый Даррен над этим посмеялся, и его тут же убили. Бросившегося на них кузнеца с вилами остановили, только махнув рукой (и применив магию крови, конечно), а затем и на остальных начали. Перепуганных и покорных селян согнали на площади, а затем стали что-то там плести про славу великого Тевинтера и то, что эту славу обязательно надо восстановить. Кто не захочет восстанавливать, того убьют, кто не сдастся перед силой Империи — тоже. Но тут подоспели Стражи, и речам о славе великого Тевинтера пришел конец. Убитых со стороны селян было четверо — но из-за потасовки и сопротивления магов появились десятки раненых. Все восемь тевинтерцев погибли.       — А с какой стороны они пришли? — спросил Маркус. — Может, там еще часть их осталась, и они приведут подкрепление…       — Да вроде вон оттуда, — махнул кто-то рукой на запад. Тут вмешалась дородная женщина:       — А нам что делать? Вона сколько раненых! И Брана моего задели! И…       — Охолонь, — сурово оборвала ее Хела. — Сказано ж — сначала надо остальных найти и перебить. А то они опять к вам придут, или к соседям вашим.       — Так ведь он помрет!       Авварка оглядела лежащего рядом с женщиной стонущего человека и махнула рукой:       — Не помрет. Перевяжи его, да сильно не ворочай. Как мы вернемся, придумаем что-нибудь.       — Мы быстро, — заверил их Маркус, — на лошадях быстро доберемся. А потом обязательно поможем вашим раненым.       В итоге селяне все же отпустили их, но с большой неохотой. Кто-то даже проворчал: «Опять всем на нас плевать». О том, что Стражи только что спасли их от гибели, почти все быстро забыли.       — Вот сволочи неблагодарные, — негодовала авварка. — Я ведь этих же самых низинников от малефикаров прикрывала. А они… сволочи. Ты сам-то как, цел? Выглядишь неважно.       Кости все еще ныли после заклинания — похоже, это было что-то из духовной школы — но Маркус отмахнулся:       — Цел. Давай побыстрее найдем оставшихся, а селян потом с собой возьмем.       — Всю деревню? — Хела удивленно покосилась на него. — Ты что, с дуба рухнул?       — А что делать? Ты же видела, там у многих раны серьезные. Из меня лекарь никакой, из тебя тоже — а пока кто-то из Башни соберется, люди могут и умереть. Так что забираем их с собой. Зря, что ли, у нас лазарет при крепости?       — У нас всего две лошади, сколько там у них — не знаю…       — Уж пара повозок-то у них есть. Довезем пострадавших: там наверняка не вся деревня, уместим как-нибудь у нас.       Авварка со вздохом покачала головой.       — Жалостливый ты. У нас бы таких пострадавших оставили как есть. Мы их спасли — а с остальным пускай они сами разбираются.       — Нет, не дело это. У нас есть хорошие лекари, путь не такой долгий — почему бы не помочь людям, раз уж мы можем? Все-таки Стражи за весь эрлинг в ответе.       Хела ничего не сказала в ответ — но улыбнулась.       Маркусу пришлось поднапрячься, чтобы ехать быстро: слабость так и не отпускала. Но он не ошибся в своих предположениях: всего через полчаса езды они наткнулись на походный лагерь. Один из находившихся там крикнул что-то товарищам: Маркус сразу опознал чеканный тевене и приготовил лук, втайне надеясь, что ему не придется сражаться самому.       — Надо бы одного в живых оставить и допросить, — негромко сказал он Хеле. — Не убивай там всех подряд.       — А это как получится.       Достав оружие, тевинтерцы бросились на авварку — все четверо. Но ее такое только раззадоривало. Уворачиваясь от ударов, прикрываясь щитом и совершая выпады с мечом, Хела исполняла настоящий боевой танец (хотя обычных, по своему же признанию, не знала и не любила). Маркус невольно залюбовался ею — и чуть не упустил из виду готовящуюся сотворить заклинание тевинтерку. Слова Литании (даже если речь шла не о магии крови, они всегда приходились кстати — как минимум могли озадачить магов) и стрела в грудь настигли ее одновременно — но она, несмотря на боль, не собиралась сдаваться. Даже крикнула что-то своему товарищу — единственному, которого еще не прикончила авварка.       — Сдавайтесь, — крикнул Маркус, — и мы вас пощадим!       Тевинтерка повернулась к нему лицом — надо сказать, очень некрасивым.       — Венатори не сдаются живыми! — крикнула она в ответ и, не обращая внимание на рану в груди, разрезала себе руку чуть не по локоть — видно, собиралась применить магию крови. Маркус снова начал читать Литанию, и магесса, стиснув зубы, вонзила кинжал себе в грудь, прямо рядом со стрелой. Очередной попытки сотворить заклинание не последовало: она просто покончила с собой.       — Глупцы какие, — фыркнула Хела, пиная ногой труп. — Про тевинтерцев говорят, что они своей магией чудеса творят — а этих Литания и крепкий удар вынесли.       Маркус тем временем принялся обыскивать лагерь — медленнее обычного: конечности все еще слушались не так хорошо.       — Венатори, — бормотал он себе под нос. — Интересно, что это значит? Банда какая-то? Или их семейный клан так называется? Может, это слово на тевене что-то значит?       — Понятия не имею. Поехали обратно, пока эти деревенские совсем там с ума не посходили.       — Погоди. Надо тут все обыскать и понять, чего этим тевинтерцам вообще было надо. Куда им эти селяне? Клеток здесь нет, значит, не в рабство забирать пришли…       — Да, может, просто поубивать решили для своих ритуалов.       — Для каких?       — Хрен его знает, но они вроде так делают.       В глубине лагеря обнаружилась нарисованная на камне краской и кровью руна.       — Интересно, для чего это… — пробормотал Маркус.       — Какая разница? Давай уже собирать всякое. Чего там нужно, оружие? Бумажки?       — Все, что найдешь. Ты на своей стороне, я — на своей. Потом разберемся.       В итоге они унесли из лагеря несколько кошелей с деньгами (ферелденскими и иностранными), пару резных черных кинжалов с острыми рукоятями, записки на тевене и зачарованные украшения. Маркус не смог точно определить чары, но пара кулонов по ощущениям походили на малефикарские. Это не удивляло.       Удивляло то, что слабость в теле никак не проходила — и даже усиливалась. Но в ответ на вопрос Хелы Маркус упрямо повторил, что он в порядке. Сейчас важно было доставить пострадавших и ценные находки в Башню Бдения — а он потерпит. Не смертельно же ему больно, в конце концов.       Стражи вернулись в деревню и, пока селяне собирали повозки с ранеными, Маркус и Хела осмотрели тела убитых тевинтерцев. Они еле успели вырвать их у крестьян: те порывались сжечь трупы или скормить свиньям (так и было сделано, но уже после осмотра). Среди прочего Маркус обнаружил рукоять, от которой исходила магическая аура — и догадался, что это тот самый меч с волшебным лезвием. Такую вещь бросать было нельзя ни в коем случае.       Поглядывая на него на обратном пути, авварка усмехнулась:       — И почему тебя так на эти магические штуки тянет? Чары проверяешь, Завесу чуешь…       — Я тебе больше скажу, — через силу улыбнулся Маркус, — мне страшно везет на вещи, зачарованные на магию крови.       — А, ну да, конечно. Как я сразу не догадалась, что ты малефикар.       — Малефикар? — охнул кто-то из селян позади. — Где?       Хела тяжело вздохнула:       — Одно слово — низинники.       Маркус усмехнулся:       — Да уж…       Его начало клонить в сон.       — Эй, — кажется, Хела пихнула его в бок, — ты чего? Плохо?       — Я не… одну минутку…       Свет медленно померк.