The Fool

      Открыв глаза, Маркус увидел над собой знакомый потолок. Лазарет? Как он туда попал? Его дотащила Хела?..       — О, очнулся! — Авварка метнулась к нему — неужели она ждала все это время?.. — Куда ему можно вмазать, чтоб не очень больно было?       — Очнулся? — К ним подошел Адвен и склонился над Маркусом, обеспокоенно глядя в глаза. — Как себя чувствуешь? Все еще больно?       — Нет, сейчас уже нет…       Командор обернулся к Хеле:       — В плечо его легонько толкни. Совсем легонько, просто чтобы мысль донести.       Тычок получился очень ощутимый, и Маркус пробормотал:       — А вот сейчас было больно.       — Ничего, от этого максимум синяк останется. — Адвен снова развернулся к Маркусу. — Ты легко отделался, но все могло быть намного хуже. Окажись вы дальше от Башни Бдения, не потеряй ты сознание — у тебя бы сейчас кости были переломаны.       Маркус в ужасе заморгал:       — В каком смысле?..       — В прямом. Тебя атаковали очень мощным заклинанием. Слышал ведь про дробящую темницу? — Маркус неуверенно кивнул. — Я в нее сам попадал пару раз, но меня тут же в чувство приводили наши маги. И на других я ее накладывал, так что прекрасно знаю, на что способно это заклинание. Магия духа очень сильно воздействует на тело, и страшнее всего — ходячая бомба и дробящая темница. Только бомба ранит тело изнутри, а темница — снаружи. От слишком долгого ее воздействия можно умереть — ну, если магу энергии хватит, конечно — но и за короткий промежуток магия пропитывает тело. Чем больше двигаешься, тем сложнее восстановиться. Если переусердствовать, кости могут треснуть. В буквальном смысле.       — Я же не знал…       — Придурок, — авварка снова вцепилась в Маркуса, — ты же мог сказать, что плохо тебе, еле ноги переставляешь — я бы тебя не дергала.       — И тащила бы в одиночку меня и всех остальных…       — Да я и так тащила вас всех в одиночку! Видишь, жива осталась!       Оттолкнув его, Хела принялась сердито мерить шагами комнату. Маркус виновато посмотрел на Командора:       — Я же правда не знал, что это дробящая темница. Я понял, что это магия духа, но думал, что все пройдет… Слабость же была не такая сильная, я даже верхом мог ехать…       — Если бы Хела тебя вовремя не подхватила, ты бы упал с лошади и сломал себе шею, — кисло проговорил Адвен. — Маркус, ну ты же не дурак. Ты же понял, что тебя атаковали заклинанием духовной школы. Ты знаешь, что с этим не шутят. Ну какого хрена ты не сказал, что с тобой происходит, и дальше полез геройствовать?       — Там же люди… а нас всего двое, мы оба должны были действовать…       — Вот вроде умный мальчишка, — вмешалась авварка, — а дурак, каких мало.       — Это точно. — Командор тяжело вздохнул. — Ладно, Хела, иди отдыхай. Спасибо за помощь.       — Не хочу отдыхать. Хочу морду кому-нибудь набить или башку снести. Отправь меня в экспедицию какую-нибудь, а? Чтоб тварей побольше положить.       — Я подумаю. Иди.       Сердито вздохнув напоследок, она ушла. Маркус страдальчески уставился в потолок.       — Ну что я еще должен был делать, а? Я и так со вторым отрядом не сражался, только Литанией их отпугивал…       — Ты обыскивал лагерь. Собирал улики. Ехал верхом, да еще быстро. Конечно, то, что вы с Хелой привезли, очень ценно — но Маркус, ты же правда мог навсегда искалеченным остаться. Только потому, что не можешь не соврать!       — Да я не…       Глаза налились слезами обиды.       — Маркус, — Адвен положил ему на плечо легкую ладонь, — Хела мне все рассказала. Про то, что вы в одиночку отбились от отряда тевинтерцев и добыли кучу ценного барахла. Про то, что ты очень хорошо показал себя в бою. Я этому очень рад, правда. Но если бы я знал, что вы именно там наткнетесь на магов, я бы посоветовал тебе остаться в стороне.       — Это почему еще?       — Потому что ты уязвим для магии. Я подозревал, что твоя чувствительность к Завесе работает не только во благо. Но я не думал, что все может быть так плохо, пока Хела тебя сюда на руках не принесла.       Маркус невольно представил себе эту картину. «Создатель, как же это, наверное, было прекрасно… и почему я был без сознания? Такое воспоминание пропало — я на руках у сильной женщины, бесстрашно продирающейся сквозь…»       — Ты слушаешь?       — А, да, конечно, — он дернул головой. — А почему все плохо?       — Потому что заклинание на тебя сильно подействовало. Если бы ту же Хелу сковали магией духа, она бы это легче перенесла: у нее меньшая восприимчивость к магии. А у тебя она очень высокая, поэтому тебе надо держаться от магов как можно дальше — или иметь надежное прикрытие. Если бы я знал, что все так пойдет, послал бы с вами Адайю — или Веланну, на худой конец. Может, они бы на месте как раз вылечили самых серьезно раненых…       Маркус отвернулся.       — При чем тут вранье?       — При том, что тебе надо было сразу сказать, что тебе плохо, и отлеживаться до возвращения в Башню. Тогда, может быть, ты даже доехал бы в сознании.       — Я вообще-то воин, — он шмыгнул носом, — и Серый Страж. И не мне падать от одного заклинания.       — Тебе. Потому что твоя уязвимость выше, чем я думал. — Командор вздохнул. — Ты чувствуешь магию вокруг, толщину Завесы, тебя притягивают магические вещи — но и оставляют они на тебе серьезный отпечаток, энергия к тебе тянется. Скажи, — он вдруг прищурился, — а тебе в последнее время не являлись демоны?       — Я не… — Маркус вдруг задумался. — С неделю назад был странный сон… мне снилась мама, но я чувствовал, что это была не она. Она не могла так говорить.       Взгляд Адвена стал очень серьезным.       — Что она пыталась тебе внушить?       — Что я во всем виноват.       — И что ничего нельзя исправить?       — Ну… да, и это тоже.       Командор снова вздохнул.       — Это был демон отчаяния. Один из самых опасных, кстати: его тяжело распознать и еще тяжелее одолеть.        Маркус побледнел.       — Но я… почему мне должны являться демоны? Я же не маг!       — Зато магия к тебе так и липнет, — отозвался Адвен. — И демоны это чувствуют. Ты почему мне не сказал, что с тобой такое было? Да еще совсем недавно, неделю назад!       — Я не думал, что это демон…       — Тебе снился человек, и ты понял, что это был не он! Кто, по-твоему, на это способен? Порождения тьмы?       Правая рука дрогнула, и Маркус сжал ее левой, смаргивая слезу. За что ему все это…       — Послушай, — снова заговорил Командор, — я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Думал, что тебя немного расслабит короткая вылазка, но ошибся: вы на слишком серьезного врага нарвались. Тевинтерцы — это не шутка. Так что теперь оставайся здесь, в Башне. Я бы посоветовал пару дней даже с постели не вставать — ну разве что по нужде. Твой разум напряжен, поэтому к тебе и лезут демоны, поэтому ты становишься еще более уязвим для магии. Тебе надо расслабиться и успокоиться. В вылазки теперь будешь отправляться только с магами. Но это будет нескоро. А пока будешь отдыхать, запомни вот что. — Адвен внимательно посмотрел на него. — Тебе нужно учиться говорить правду. Не бойся показаться слабым: ты ослабеешь, если будешь пытаться справляться с трудностями в одиночку. Да, не сделаешь пару героических дел — ну и ничего страшного, ты сделал несколько других героических дел перед этим. Да, признаешься в собственной уязвимости — зато не падешь перед сильным врагом. Твои товарищи тебя не подведут и придут на помощь. Помни об этом.       Маркус снова шмыгнул носом.       — Ладно.       — А теперь, если ты окончательно пришел в себя, я хочу услышать подробности вылазки. Особенно то, что касается тевинтерцев.       Маркус пересказал все, что увидел, услышал и почувствовал. Выслушав его, Адвен изрек:       — М-да. Понятия не имею, кто такие эти венатори, но они явно пришли не с добром. Надо предупредить Анору и Алистера: наверняка тевинтерцы захотят высадиться на берег не только в Амарантайне, но и в Денериме, Хайевере, да даже в Гварен могут добраться… Стоит это все иметь в виду. Но об этом я еще подумаю. Пока, — он вздохнул, — надо разбираться с этими селянами. Здорово, что орден им помог, но с этим больше сложностей, чем пользы… Ладно, — он похлопал Маркуса по плечу, — отдыхай.       И ушел.       Маркус тяжело вздохнул и закрыл глаза. Почему с ним вечно все не так? То желание накатывает так, что на троих хватит, то Завеса царапает, теперь любое заклинание покалечить может… Может, это все из-за Эсты? Она же демон желания, вот и передала ему перед смертью свое проклятие… может, Маркус теперь тоже демон желания, только не знает об этом? Для приключенческого романа поворот был бы отличный, но вот в реальности мысль пугала. Собственная необычность и непохожесть на других теперь не радовали. Слишком уж он непохожий, слишком это вредит… теперь не только уму и нервам, но и телу.       «Хотя с Эстой я спутался уже потому, что желание захлестнуло. И без нее оно было. Значит, дело все-таки не в ней… ну или не только в ней. И не только в скверне. Это со мной что-то не так».       Тоскливые мысли долго не отпускали Маркуса — даже спустя пару дней. Он шатался по крепости, чувствуя себя прокаженным: ни в вылазке поучаствовать, ни помочь кому-то, ни потренироваться как следует… Особенно тяжело становилось, когда он ловил чей-то сочувственный взгляд. Видимо, Адвен или Хела успели рассказать остальным, что Маркус уязвим буквально для всего, и теперь на него либо косились с подозрением, либо жалели. И то, и другое было неприятно, поэтому Маркус сторонился других. Особенно Хелы. Ему было неловко, что авварка оказалась крепче и сильнее — и не только его, но и кучу раненых селян доперла до Башни Бдения, а его еще и помогла выходить. Она, правда, косилась на Маркуса с укором — видно, все еще злилась, что он не сказал ей правду. Далась им всем эта правда…       Через несколько дней из подземелий наконец выпустили Кейра и Амелла. Вместо обычных тренировок оба занялись подсобной работой в Башне. От нечего делать Маркус порой наблюдал за ними. Оба трудились на совесть (и явно не из желания выслужиться перед Командором) и смертельно уставали — но не подавали виду. Амелл дичился остальных, держался особняком и открывал рот с большой неохотой (впрочем, может, так оно было и лучше: он хотя бы никому не хамил); Кейр, наоборот, старался проводить время в компании слуг, которых знал поименно, с интересом слушал их советы и рассказывал что-то свое, попутно продолжая вершить дела Дженни. Правда, когда Сайласа отправили в экспедицию, он несколько поник, но продолжал поддерживать бодрость духа. Вот только как-то раз Маркус увидел их — по отдельности, конечно — вне работы и вне чужих глаз. И поразился.       Наедине с собой Кейр и Амелл были одинаково усталыми и опустошенными. Кейр вяло черкал что-то в записной книжке, откладывал ее и смотрел в одну точку, пока в бессилии не закрывались глаза; в его лице и позе не было и следа обычной бодрости или спокойствия — только безнадега. Амелл вдали от всех тоже не утруждал себя изображением мрачной готовности. Раньше его манера держаться порой напоминала Маркусу отца — но не теперь. Отец точно не стал бы обхватывать себя руками, глядя в одну точку, а потом ронять голову на колени, словно на плаху. В промелькнувшем взгляде Амелла Маркус уловил непонимание и страх.       И тут до него вдруг дошло: не один он носит маску. Не один он не верит, что его где-то утешат и поймут (ну или это просто не помогает). Не одному ему кажется, что земля уходит из-под ног.       А ведь раньше эти двое казались ему образцами стойкости, у которых вряд ли даже есть серьезные проблемы… нет, конечно, оба полетели с поста Констебля, оба получили строгое наказание — но на вид оба должны были его нормально перенести. Оказывается, оба еле-еле сохраняют привычный вид. И если Кейра Маркус еще понимал — тот только-только начал приходить в норму и спокойно улыбаться, как вдруг его друга отправили куда подальше — то поведение Амелла выглядело очень неожиданным. Становилось его даже жалко.       «Ну вот. А когда жалеют меня, мне стыдно. Может, и ему тоже?..»       Решив, что все же надо равняться на стойкость и самому приходить в норму, Маркус решил излечиться самым доступным способом. Женщин в крепости, правда, ему не хотелось (а те, которых хотелось, ему не давали или ушли в экспедицию и на вылазки), поэтому он решил запереться на чердаке со своей тетрадью рассказов. Перечитал некоторые особо красочные места… и взялся за дело с четвертью обычной энергии. Раньше сил Маркуса не хватало даже дочитать рассказ до конца, не подрочив: сейчас он, хоть и не без усилия, прочел все. Стало грустно.       «Ну все. Теперь мне не только костьми пошевелить нельзя, но и членом! Так и будет продолжаться, да? Так и будем хныкать и прятаться? Так и будем злиться на Эсту, с которой, между прочим, было хорошо? Хотя из-за нее погибла Сигрун… и из-за меня… нет уж, больше я такого не допущу. Ты будешь отмщена, Сигги».       Впервые за долгое время вспоминая гномку во всех деталях — ее лицо, жесты, части тела, которые он успел разглядеть в щелку — Маркус уверенно наращивал движения кистью. Желание пришло, хоть и не сразу. Сигрун так ни разу ему и не дала… но, наверное, быть недосягаемой красавицей ей было бы приятно. Она бы улыбнулась, ее синие глаза заблестели ярче обычного… знакомый жест, похлопывание по кисти, вопрос: «Эй, Марк, ты идешь или как?».       Наслаждение в этот раз было горьким. Вместе с телесными жидкостями на руке ощущались слезы.       Опустившись на пол, Маркус прикрыл глаза. Сигрун теперь так далеко от него: сейчас, наверное, он уже не стал бы так бодро ее окучивать, был бы осторожнее, мягче. Может, и не влюбился бы в нее — так, как тогда. Но она по-прежнему была милой и улыбчивой… собой. И она поддержала Маркуса в трудный момент — точно так же, как тогда, почти шесть лет назад, когда он был готов с позором уйти из Башни Бдения.       «Ты не смогла тогда идти дальше, Сигги. Ты сдалась. Наверное, у тебя были на то причины. Но я не сдамся и буду идти за нас двоих. Даже если какой-нибудь сраный малефикар опять начнет расковыривать мне кости. Пошли они все. Я трахнул демона желания, и со злой магией тоже справлюсь».       На лице Маркуса впервые за много дней появилась улыбка.